Читать книгу: «Моя Мерлина», страница 3

VI

За время, которое я провел без Мерлины, я кое-что для себя понял. Помимо страшных бед, которые могут настигнуть человека ( такие, например, как войны, смерть близких, неизлечимая болезнь), страшнее всего – это одиночества, когда не ладится личная жизнь. У кого что болит, тот о том и говорит? Нет. Если нет денег, можно пойти и заработать их, не так ли? Можно плакать, сидя на пятой точке, а можно эту проблему исправить. Материальные проблемы – решаемая штука. Если вдруг нагрянула болезнь – можно пойти и вылечиться. Современная медицина дает возможности для того, чтобы избавиться от различных физических недугов. Дружба – дело вообще простое. Будь добр к людям, и люди с удовольствием потянутся к тебе. Будь верен и предан – сможешь среди них обрести и настоящего друга. Это тоже все решаемо, не так уж сложно, если подумать, правда ведь? Но одиночество любви, разбитые сердца… Это уже сложно. Ты не заставишь кого-то полюбить себя. Не прикуешь к себе того, кого любишь ты. Тут все зависит не от тебя, а только от того самого человека. Поэтому часто бывает, что любовная тоска – одна из самых умелых печалей, которая ломает влюбленных и одиноких людей. Они сидят и кусают губы, проливая слезы от безвыходности, ведь двери, в которые они стучат, не открываются. Они сидят на полу в углу, разглядывая унылыми глазами потолок, потому что им одиноко, ведь некого взять за руку. Влюбленности – это игры судьбы и ее насмешки. Выпадет решка – и тебя полюбят, ты счастлив. Выпадет орел – кусай свои губы хоть до крови, судьба будет подло и надменно хихикать за твоей спиной. Мало книг, трогающих души, о дружбе или безработице. Большинство пишется о любви. Потому что любовь – вот то, чего нам действительно не хватает. Остальное мы можем взять.

Мне тридцать шесть, я в разводе, у меня двое детей, ценное движимое и недвижимое имущество и отличный заработок. И при всей этой взрослости я умудрился влюбиться, как юнец. Что-то вроде моей первой детской любви, вел я себя примерно так же. Ну, первая любовь, она самая чистая, так что я рад, что мои нынешние чувства похожи, как мне казалось, именно на нее, ведь столько лет взрослой грязи меня уже успели поугнетать вволю, а то, что происходило со мной после встречи с Мерлиной – радуга посреди серого мрачного неба.

Я не буду описывать, как прошли все эти затяжные дни, оно ни к чему. Скажу лишь, что и дома, и на работе я растекался по креслам, стульям и диванам подобно какому-то слизню, очень больших усилий мне стоили умственные и физические манипуляции с собственным телом. Алкоголь меня тогда не интересовал, ведь любовные страдания еще даже не мелькали на горизонте, было только начало. Ударяться в чтение пессимистичной литературы, подобно Мерлине, чтобы хотя бы мысленно к ней приблизиться, я тоже не мог, потому что никакая информация не укладывалась у меня в голове. Я просто был бессознательным существом, способным воспринимать только время. Но один просвет все же был – это моя пятница. Почему именно пятница? Да просто именно этот день недели я провожу с детьми. Моя любовь к этой паре райских созданий ни в коем случае не отошла на задний план. И нашего дня я ждал, как обычно, ни на секунду не забывая, трепетно, с нежностью вспоминая о них, о моих детях, о продолжении моем.

Чаще всего я встречаюсь с ними после обеда, откладывая рабочие дела на потом или на моих всевозможных замов в виде возрастных женщин, считающих себя умнее всех или просто величайшими профи своего дела (и как только я их всех терплю с этой напыщенностью и вездесущностью…), забираю их пораньше (дочку из детского сада, сына с подготовительных курсов к поступлению в начальную школу), и мы занимаемся кучей увлекательных и веселых дел. Но в этот раз мне так сильно хотелось поскорее получить солнечную порцию для своей души, что я вообще решил в пятницу на работу не идти. Примечание: я так часто говорю о своей халатности на работе, что можно подумать, что я лодырь. Лодырь с большой буквы. Но это не так. Я тот еще трудоголик. Просто рассказать об этом не представилось возможности, да и не представится в контексте этого повествования. Но одно из моих главных доказательств – бизнес, работающий как часы, механизмы которого я непрерывно смазываю, а перегореть на работе может каждый. Моя история совпала с этим самым моментом очередного сгорания. Ну, я должен был оправдаться, чтобы не создавать о себе ложного впечатления, надеюсь, что моя маленькая вставочка восхваления себя любимого будет принята во внимание, что позволит образу моему составиться более ясно.

Так вот, я проснулся в декабрьскую пятницу от пиликанья будильника. Время 7:00. В большое окно еще даже не пытается пробиться рассвет (ох уж эти зимние утра, от них только спать еще больше хочется). Я взъерошен, голоден и капризен. Самое время позвонить бывшей жене и сказать, что сегодня дети будут полностью во владении папеньки.

Гудки.

–Алло, – взбудораженный голос женщины, у которой все валится из рук, так как она делает одновременно несколько дел, поразил трубку.

–Доброе утро, Регина, – сказал я, зевнув в телефон.

–Артур? Чего тебе надо? Раннее утро, – моя бывшая женушка была, как обычно, не в сахарном расположении ко мне да еще и ответила так, будто мой номер не записан в ее телефоне.

Я цокнул языком, слегка презирая ее пренебрежение мной, и сказал:

–Сегодня папа хочет забрать деток себе с самого утра. Это не обсуждается, звезда моя. Садик отменяется.

–Боже, ты, как всегда, эгоист до мозга костей, – она была явно недовольна, эта циничная женщина терпеть не могла, когда что-то шло не по пунктикам, составленным тщательно в ее голове, – ладно Эля, в садике я могу сказать, что ее не будет. Но на подготовительных курсах Марку надо быть обязательно. Нечего ребенка с раннего возраста приучать к нарушению дисциплины.

–Сидите дома, к восьми буду, – отрезал я и положил трубку.

Я потянулся, зевнул и начал собираться. Я был уверен, что они будут сидеть дома и ждать папеньку, потому что в итоге подобных споров мое отрезающее слово всегда было неприкосновенно и ослушанию не подлежало. Даже скверный и жесткий характер моей бывшей жены был не в силах бороться с моим упрямством. А все дело в том, что у этой стальной женщины была одна ангельская черта, за которую ей уже можно было целовать ноги, как истинной матери: она умела уступать, выключая свое упрямство, если дело касалось спора, который мог потревожить нервную систему ее детей. В общем, ей было проще согласиться с упрямым оболтусом Артуром и устроить деткам выходной на радость, чем выгнуть свою линию, довести до скандала и увидеть слезы на глазах ее любимых чад. Я так мудро себя вести не мог, поэтому всегда выигрывал. Но в глубине души я точно осознавал, что в итоге проиграл, потому что через года аукнутся все эти моменты, и будет ясно, что своей мудростью эта женщина тотально расположила к себе единственной наших чад. Ну, а пока папа собирается порадовать их вопреки законам логики и взрослой жизни, требующим учиться и дисциплинироваться.

Я собрался. Делал все не спеша. Для начала завтрак. Весьма холостяцкий: раскаленное масло на сковородке, два яйца, три кусочка бекона и пара кусочков хлеба из тостера. Ах да, совсем забыл про мой любимый утренний кофе – давний ритуал пить растворимый напиток весьма дешевой марки по утрам (уж не знаю, что за каприз, но он прилип ко мне еще много лет назад, а отдирать я его особо и не пытался). Желудок удовлетворен. Прохладный душ помог мне привести свою физиономию в порядок после ночного романа с подушкой. Бриться не хотелось: щетина сроком в один день выглядела все еще приемлемо. Завершающие штрихи: джинсы, полосатая рубашка и пара брызг одеколона. Папа уже стоит в коридоре, одевает верхнюю одежду и предвкушает встречу со своими птенчиками.

Когда я спустился на улицу, солнца еще не было, темень заставила меня поморщиться от недовольства. Я сел в машину, выехал за ворота двора и поехал по улицам центра города N, которые уже постепенно заполняли пробки. Бесснежный мороз давал о себе знать, поэтому я беспокоился, не замерзнут ли мои птенцы.

Время ровно восемь часов утра, а я только еще паркуюсь по улице напротив дома моей бывшей жены. Да, я уже предвкушаю ее ехидство по поводу моего опоздания на три минуты, но, несмотря на грядущую желчь, выхожу из машины и иду в дом, где живут мои дети. Дом этот находится тоже в центре города N, как и мой, но немного в другой части. При разводе раздел имущества был весьма мягким и лояльным с ее стороны, за что ей огромное спасибо, так как ее мудрость, отсутствие алчности и свой приличный по нашим с ней меркам доход уберегли нервы и мне, и ей, и детям. Я взял на себя обязательство обеспечить ее и детей жильем, иэто жилье должно было быть не хуже моего собственного. Так я и поступил без какой-либо запинки. Большая четырехкомнатная квартира в одном из самых элитных домов нашего города N стала моим выбором. Конечно, цены у нас не таких масштабов, как в столице, но раскошелиться мне пришлось. Четыре комнаты – самое верное решение, так как дети разнополые, а значит им надо по отдельной комнате, маму тоже надо селить отдельно, ну и без гостиной тоже не обойтись. Выбрали второй этаж ввиду удобства, папиных «понтов» в плане высоких этажей мама предпочла избежать. Конечно, я выкупил вместе с квартирой и парковочное место, на котором стоял красный внедорожник, тоже купленный мной после развода. Ну и в ремонт под руководством дизайнера моей бывшей жены мне тоже пришлось вложиться, о чем я, кстати, не жалею, так как вышло все изумительно. В общем, я доволен тем, в какой обстановке живут мои дети. Кому-то может показаться, что эта женщина и так много поимела, но это неверно, ведь у нее были возможности захапать в разы больше.

Вернемся к повествованию, а то я снова углубился не в те дебри. Я звоню в домофон калитки этого элитного двора. Резкий голос моей уже не жены сквозь шипение отвечает: «Открываю». Я прошмыгнул сквозь двор, зарывшись подмерзающими ушами в теплый шарф, еще раз набрал номер квартиры, но уже на подъездной двери, хозяйка дома без слов нажала кнопку по ту сторону своей обители, домофонная дверь открылась, издав резкие звуки пиликанья. Я поднялся по лесенке на второй этаж, дверь уже была отперта, я зашел. Детишки, мои милые детишки, уже одетые, укутанные во всю, бросились на шею папе. Нежный поцелуй Элечки и пока еще не совсем крепкие объятия маленького Марка сразу отогрели меня от зимней стужи, которая царила на улице. Я осмотрел деток, стоящих напротив меня, чтобы удостовериться, что они одеты тепло. Мама их, как всегда, постаралась и отлично выполнила свою функцию, в чем не было никаких сомнений.

–Явился не к восьми, а после восьми, – сухо заметила «гостеприимная» хозяйка, надменно зевая и укутывая коралловый халат на своих все еще округлых грудях потуже.

–Я знал, Региночка, что даже за пару минут ты удосужишься сделать мне замечание, – ехидно отозвался я.

–Ладно, идите, – снизошла она, после чего поцеловала ребятишек и открыла перед нами дверь.

Детки попрощались с мамой, и мы вышли из квартиры, спустились по лестнице, держась за руки, я между ними, как мы ходили чаще всего. Дошли до машины, уселись.

–Ну что, папа, куда ты нас повезешь? – осведомилась любопытная Элина.

–А это будет сюрприз, – ответил я, потому что еще не знал, куда мы направимся, чертов непродуманный папаша, – поэтому пока я буду держать это от вас в секрете.

–Ахаха, – взорвался смехом Марк, – папа стал делать от нас тайны! Раз у папы есть уже одна, то значит есть и еще больше! – он забил ногами по заднему сиденью и продолжил театрально смеяться.

–Больше нет, – ласково ответил я, думая, что так и есть, – так что прекрати шуметь, бери пример с Элины, – произнеся имя родной дочери, я подумал, как оно созвучно с именем Мерлины, после чего понял, что еще одна тайна, все же, есть.

Мы ехали сквозь утренние пробки города N под музыку какого-то радио, доносившуюся с редким шипением из колонок. Начинало светать. Наконец-то! Небо из черного превращалось в серое; фонарные столбы выключались, погружаясь в сон до вечера. Детки на заднем сиденье весело болтали, гоготали, рассказывали истории о своих приключениях.

–Как мама? – как обычно попытался я хитростью выбить какую-нибудь информацию о бывшей жене, переключая тему диалога. Ну мало ли.

–Хорошо! – хором ответили ребятишки. Никакой лишней информации.

–Ничего нового?

–Нет, ничего, – ответила Элина на правах более болтливой и продолжила свою прошлую тему разговора.

Из центра мы выехали. Я наконец додумался, куда отвезти детей. В спальном районе города N недавно возвели новый торговый центр, который запользовался успехом весьма быстро. Для масштабов нашего города он был крупным. По слухам там было достаточно развлечений для детворы. Вот туда-то мы и направились. В зимнюю пору детей надо развлекать подальше от улиц, на которых кишат ехидные ветра и подлая изморозь.

К девяти часам мы подъехали на большую открытую парковку возле трехэтажного здания, название которого гласило Р***н. Я оставил машину ближе ко входу, и мы направились внутрь, чтобы получить удовольствие от нашей пятницы.

Вести детей к еде было без толку, потому что я знал, что после плотных завтраков моей бывшей жены ни Марк, ни Элина до обеда есть не захотят, даже гамбургеры и пирожные.

Внимательно изучив карту торгового центра, я решил, что исследовать здание мы начнем с самого верхнего этажа.

Сначала мы направились к детской площадке. Пока я чинно попивал кофе, Марк с Элей неустанно катались с горок, валялись в шариках, гонялись в куче-мале с чужой детворой. Сколько прошло времени, пока им удалось устать на этой площадке? Часа два? Три? Сколько чашек кофе я успел поглотить? Кажется, словил изжогу. Но оно того стоит. Когда мои дети с румяными щеками и горящими глазами подбежали наконец ко мне, томящемуся в ожидании, я почувствовал прилив отцовского счастья, очередной прилив, но такой сильный и явный. Пришло время обеда. Какой обед может заказать любимым детям такой нерадивый папаша, как я? Борщи и салатики – это по маминой части. Я здесь для того, чтобы их баловать. Вредная пища – один из способов. Огромный гамбургер для Марка, тарелочка изящных пирожных для Элечки – и вот троица, сидящая за столом, счастлива, довольна и сыта. После обеда мы были уже ленивые, но счастливые и продолжили свой путь. Очередным пунктом назначения стал детский магазин, куда же без него. Их мать уже давно ругалась за то, что наши еженедельные приобретения просто захламляют квартиру, и ей уже надоело отправлять все детские излишества по приютам. Но это уже не наши проблемы, у нас есть дела поважнее – выбрать очередные игрушки. Очередной медведь-переросток для Элины, радиоуправляемая машина для Марка – и мы уже выходим из детского магазина еще более довольные. Дети устали, они начинают зевать, тереть круглыми кулачками глазки, канючить. Пора ехать домой. На обеденный сон. А дальше нас ждет уютный вечер с заказом еды на дом и мультиками.

В эту пятницу я нуждался в этой райской парочке как никогда. Они вселили в меня разум, вернули его, пусть на какое-то время, но вернули же. Я вспомнил, что в моей жизни действительно прекрасно, что действительно заслуживает пристального внимания: мои дети, их взросление, жизнь и судьба. В эту пятницу я будто встряхнул головой, и мозги встали на место. Но это не значило, что я не пойду в воскресенье на пеньки в «липкий» парк. Просто я пойду туда с более трезвой головой, чем мог это сделать ранее. А что, я взрослый и свободный мужчина, посему мне не запрещены безвинные свидания с девушками. Даже если они на десяток с копейками моложе меня, это тоже в нашем мире водится, да еще как. И вот сегодня, в нашу пятницу, когда я обещал себе не думать о Мерлине, я снова забылся на несколько секунд и стал прокручивать в голове только что озвученные мысли. Ладно, Артур, ты все уяснил, отлично, вернись в пятницу, к детям! Едем домой.

В квартиру мы заходили уже вымотавшиеся и уставшие. Разбросав верхнюю одежду и обувь, всей троицей завалились в спальню и рухнули на мою мягкую огромную кровать. Дети уснули почти мгновенно. Я нерадивый, хоть и любящий, папаша, так что раздевать их не стал. Пролежав с десяток минут, я встал, глаза слипались. Что меня так утомило? Так бывало всегда после наших прогулок, виной всему, полагаю, эмоциональная отдача, она-то и выматывает. Я поплелся на кухню, в холодильнике меня ждала прохладная литровая бутылка… медовухи, черт бы меня побрал! Да, за эту неделю я основательно сумел зависнуть на мыслях о той девчонке. Были моменты, как сейчас, когда я даже пытался на нее злиться, пытался пренебречь, так как меня пугали слишком резкие и сильные чувства, возникшие к ней, но в итоге я возвращался к одному: к томительному ожиданию новой встречи. Ах да, еще меня постоянно гложил страх: она не придет, и я один весь день просижу на этих пеньках в ожидании своей сирены, так ловко заманившей меня даже без особого желания и старания. И вот сейчас, когда мои дети мирно спят обеденным тихим часом, я распиваю не что иное, как медовуху, и думаю о Мерлине. Мне стало мерзко от ощущения того, что этого тихого часа я ждал, как работник на ненавистной работе ждет обеденного перерыва, чтобы подумать о своих насущных делах и повитать в облаках. Как же омерзителен я себе стал в эти минуты!

Дети спали, а папа пил. Конечно, одной бутылкой дивного напитка дело не закончилось. За пару часов, пока ангельские глазки были сомкнуты, старший по дому уговорил еще немного алкоголя, ну разве что пару банок пива, не более. Я оставался в трезвом уме, хотя расслабление неизбежно накатывало. Расслабило и тело, и ум, и даже немного душу, к тому моменту, как дети проснулись.

Началась пора мультиков. Хорошее настроение моих детей продержало меня в тонусе до самой ночи, пока мы не легли спать. Вечерняя проверка бывшей жены в виде телефонного звонка показала, что у нас все в пределах нормы.

Очередной, хоть и ожидаемый, удар достал меня утром – сразу после завтрака Элина задала вопрос:

–Пап, а когда ты отвезешь нас к маме?

Марк смотрел в это время на меня взглядом, который говорил о том, что он хочет знать то же самое, что и сестра.

Я знал, что так произойдет. Обычно я забираю детей в пятницу после обеда. До обеда следующего дня они не спешат к маме. А тут их внутренние часы почувствовали сбой. Сутки – это максимум, который мои дети могут выдержать, веселясь, без своей матери. Никакие подарки, вольности и развлечения со мной не заменят им на долго ее строгое «нет», армейский распорядок дня и бесконечную любовь, которую только мать способна подарить своим детям.

–Что ж, – я пожал плечами, – да прямо сейчас. Одевайтесь.

Дети с радостью бросились выполнять мое указание. Я позвонил бывшей жене, чтобы предупредить ее о скором возвращении. Оказалось, она ждет. Женская интуиция, мать ее.

И вот я уже везу птенцов в родное гнездо. Я опять проиграл.

Черт побери, мне надо было запомнить и воспроизвести эти сутки в памяти! Необходимо! Это мой единственный достоверный источник жизни, моя зацепка. Неужели, последняя наша идеальная пятница?..

V

Воскресенье. Я решил прийти в назначенное место как можно раньше, чтобы не проворонить долгожданную встречу. Конечно, будь это лето, или хотя бы май, я пришел бы и в восемь, и в семь. Но то была зима, а зимние утра, как известно, не щедры на солнечный свет. Поэтому я решил выдвигаться из дома, когда будет уже основательно светло, ведь вряд ли Мерлина придет на место встречи ни свет, ни заря, зачем оно ей надо.

Шел десятый час, когда я закрыл на ключ дверь своей квартиры и направился на встречу, как мне казалось, со счастьем. Ох уж эта ядовитая окрыленность. Я шагал не спеша, сморщенным носом вдыхая морозный воздух. Было довольно солнечно, потому зимние морозные иголки кололи кожу лица весьма приятно. Я был в предвкушении, но старался не торопиться. Ожидание томительно. А здравый смысл, который пытался пробиться сквозь стену, за которой его замуровал мой внутренний романтик, пытался докричаться, что, мол, девушка придет не раньше, чем к обеду. Я слышал эти отдаленные слова, поэтому шел прогулочным шагом, любуясь городом, выученным мной наизусть. Прохвост и подкаблучник – я знал о предпочтениях Мерлины немного, но что-то все же знал, поэтому я купил не что иное, как очередную бутылку медовухи. Я не купил ей в подарок книгу, потому что побоялся не попасть, выбрав уже прочитанное или неинтересное; я не купил чай, потому что боялся, что мой не столь изысканный вкус окажется и в подметки негодным ее столь утонченному. Зато, как истинный щеголь, я прихватил с собой на свидание бутылку алкоголя.

Каково было мое удивление, когда, подойдя к пенькам, я увидел на одном из них, самом крупном, сидящую женскую фигуру со спины. В болотной шапке с помпоном, ярком шарфе цвета морской волны и голубой куртке. Я замедлил шаг, стал осторожно красться, не веря своим глазам. В голове четко вырисовывался образ Мерлины. Неужели она здесь и ждет меня? Если она пришла так рано, значит, ей тоже нужна была эта встреча? Или что, черт побери, у этой девушки на уме?! В голову вонзились стрелой слова того старика из ее двора о том, что с придурью все эти читающие девки, а значит и от этой стоит ждать чего угодно.

Я уже стоял за ее спиной и из-за плеча Мерлины пытался разглядеть, что же в этот раз она читает. Естественно, Мерлина видела нависшую тень. Она захлопнула книгу – недавно купленный в жестком переплете роман Ремарка. Что ж, тоже сильный выбор.

–И долго ты будешь висеть надо мной? – строго вопросила эта звонкоголосая девушка.

Я вздрогнул. А ведь она была права.

–Ах, Мерлина, прости, – я выскочил вперед и предстал ее взору, – просто было интересно, и я…

–Оставь это, – фыркнула она, убирая книгу в уже знакомый мне рюкзачок.

–А ведь знаешь, я с сюрпризом, – верный слуга Мерлины попытался загладить вину перед хозяйкой, доставая из пакетика заветную бутылочку.

Взгляд Мерлины переменился, на сочных губах появилась отлично заметная ухмылка.

–Пьянчуга, – саркастировала она, довольно опуская глаза вниз, на посеревшие листья.

–Да нет, что ты, просто за продолжение знакомства,– я семенил, мельтешил. усаживаясь на соседний пень.

–Да ладно тебе, – успокоила меня Мерлина весьма мягким тоном и проявлением явной доброжелательности, заметив мою нервозность,– я ведь как раз не против сегодня опустошить сосуд другой, – она протянула руку за полной тарой.

Я поспешно принялся открывать крышку. Готово. Сладковато-бродивший запах приятно прошмыгнул в нос. Передал бутылку девушке, сидящей напротив.

–А нас не заволокут в известные места известные люди? – осведомился старый трус, имея в виду полицейских и их участок. – Ведь место общественное, а напиток не безалкогольный.

–Спокойно, – Мерлина уже отхлебнула и довольно защурилась, – с этим напитком они не додумаются к нам подойти. Плебеи. Они кроме водки, пива и вина в глаза никакие бутылки не знают. Это с такой вот этикеткой, – Мерлина пальцем указала на рыжую наклейку с какими-то пестрыми узорами, – они за газировку примут и мимо пройдут. Я-то знаю.

Девушка была настолько уверена в сказанном, что я даже не посмел спорить. Вместо этого решил поддержать разговор другой, еще более банальной темой:

–Ясно, – с тихим смешком произнес глупый дядька, – рассказывай тогда, как прошла твоя неделя?

Реакция Мерлины была такой, будто я сказал ей, что ее папа – алкоголик. Она вскинула бровь, фыркнула и одарила меня презрительным взглядом. Сделала глоток и, наконец, сказала:

–А еще интереснее темы для разговора есть у тебя, Артур?

Я был вбит в свой пень, словно ржавый гвоздь, по самую головку и со скрежетом. Ответить было нечего. Она поняла мой ступор и продолжила:

–Если нет действительно стоящих тем, тогда уж лучше молчать, – опустив глаза, она смягчилась, – в этом хотя бы есть какая-то своя магия.

И тут я решил ответить, дурак, надо было окунаться в эту ее магию… А я решил блистать перед этой неземной феей своим заурядным человеческим интеллектом.

–Да, правильно, когда люди таинственно молчат, это лучше. Ведь так они могут создать впечатление глубокого внутреннего мира и духовной философии. А то, бывает, заговорят, и оказывается, что молчали они от собственной глупости. Аж стыдно иногда становится.

По ее реакции на эту реплику я понял, что опять не угадал. Она кривила брови, глаза начинали возгорать от огонька какого-то отвращения.

–Артур, я даю тебе последний шанс, – жестко и рассудительно отвечала Мерлина на мои, возможно, нелепые слова, – на этот раз шанс побыть тем самым таинственно молчащим человеком. Иначе я уйду. Потому что меня на твой внутренний мир, кажется, не хватает.

–Нет, не уходи, я все понял! – глупый Артур чуть не подскочил, но вовремя остановился, – давай помолчим, я все осознаю.

Девчонке явно нравилась моя покорность и уступчивость, ей льстило то, как она могла повелевать над этим ученым жизнью старцем, а точнее, просто возрастным простофилей в ее юных и, как ей казалось, повидавших и умудренных глазах. Мы замолчали. Мерлина наслаждалась содержимым бутылки, раз от раза передавая ее мне. Я распивал напиток с ней, учась любить молчание, привыкая без слов любоваться чертами ее лица, движениями рук, поворотами головы, шеи… И у меня это получалось, черт побери! Эта девушка своей детской властностью учила меня молча воспринимать красоту, молча ей наслаждаться. Молчать и вникать. Не слушать, а ощущать. Здорово, как мне казалось, здорово все это действо, этот священный ритуал погружения Артура в любовь! Она позволяла мне в себя влюбляться, это я точно знал, потому что она не могла не понимать, что это происходит, но ведь потворствовала этому. Но что-то пошло не так, и она вдруг заговорила, смотря куда-то вникуда, сквозь паутину голых ветвей:

–Если ты хочешь обрести любовь, следуй моей инструкции. Инструкции, которую я придумала и уже начала исполнять. Во-первых, избавься от тяжести прошлых уз. Очисть свою душу от старых, прежних отношений и людей. Стирай контакты, удаляй их из списков. Освободи пространство для нового. Во-вторых, пойми, что не только прошлое мешает тебе обрести любовь, сковывая тебя старыми привязанностями, но и настоящее. Я хочу сказать, персик, что надо вымести из жизни и всех ненужных и неугодных людей. Каждая напрягающая тебя дама должна исчезнуть. Не бойся их обидеть, не приноси себя в жертву, избавляйся от них. Когда ты поймешь, что и те, и эти – это всего лишь сорняки в поле души твоей, когда ты выдернешь их из своей земли, тогда ты освободишь почву. Дальше обрабатывай ее, вскапывай, удобряй – приведи почву своей души в порядок. И тогда ветер перемен занесет в твою жизнь нужную семечку, и цветок настоящей любви взойдет. Этим я и занимаюсь, персик. Я избавилась от неугодных. И сейчас обрабатываю почву. Поэтому не влюбляйся в меня, не стоит этим раздражать. В противном случае мне и тебя придется вырвать. Сиди тихо.

А я… А что я? Я и сидел тихо. Любуясь ее идеальным профилем и наслаждаясь тем, как она называла меня персиком. Что это? Допитая бутылка подействовала на нее так? Или очередная причуда? Меня так еще никто не называл за все мои «за тридцать» лет. Помимо персика, я слышал и другие слова. И никак не мог понять, каким боком они нарисовались. Это одна из тех придурей, которым подвержены читающие девки? С чего вдруг такой монолог сейчас? Она же ведь сама затащила меня в эти сети, сиреной напевая песни о чае и пеньках. Она так играет? Мне стоит принять правила этой ее игры. В противном случае есть вероятность, что эта особа избавится от меня навсегда. Я принимаю правила игры. А что это, издевка или серьезность, покажет будущее. А пока я просто персик. И на том спасибо.

Мерлина скомкала опустошенный пластик и направилась к урне. Я же сидел и наблюдал ее спину, удаляющуюся от меня. В тот момент мне казалось, что эта фея уходит не только физически, но и испаряется от меня вовсе. То был хмель, но хмель не от тех трех капель алкоголя, а от невнятной пока еще, но уже душераздирающей и непредсказуемой, как только что пойманный в клетку зверь, влюбленности. Но нет, пронесло, Мерлина всего лишь выкинула мусор в урну и вернулась – пока ты имеешь право на существование, моя влюбленная душа.

–Раз уж воскресенье, персик, и начали мы его с бутылки, то предлагаю продолжить. Пить, так пить! Не люблю попусту тратить алкоголь. Надо непременно напиться.

Меня позабавил ее юношеский порыв к саморазрушению, выглядел он так невинно, что я решил поддаться. Встал с пня, отряхнул штаны и вопросительно взглянул на Мерлину:

–Ну так что, куда пойдем?

–В магазин, само собой, – она посмотрела на меня, как на дурака, и направилась прочь. Я засеменил за ней.

–А куда после магазина? – спросил я, следуя за девушкой след в след.

Она вздохнула, будто я ее напрягал ( к слову сказать, она все время нагло и демонстративно выказывала мне это свое пренебрежение и рождала во мне ощущение того, что я ее напрягаю, но на деле все было не так – общение со мной ей льстило).

–Раз уж ты не зовешь к себе, напрашиваться в гости я не буду. Да и негоже по мужикам и их домам расхаживать. Так что мы идем ко мне. Дорогу и место ты уже знаешь – так что никаких ощущений новизны и непривычки, все, как я люблю.

–Подожди! Не будь так категорична! – попытался вставить я. – Ни в коем случае не думай, что мой дом закрыт для тебя! Мы можем направиться и туда! С удовольствием! Это тоже рядом!

–Сказала же, никаких ощущений новизны, – швырнула она, но была довольна, что мои двери для нее открыты.

Мне же оставалось лишь согласиться и следовать за ней.

В магазине мы набрали целую корзину пойла. Пиво. Мерлина даже не считала стеклянные бутылки, которые складывала, утяжеляя и утяжеляя мою ношу. Естественно, платил за все я. С меня не убыло. Да и пиво моя спутница выбрала весьма дешевое. Молодые люди, особо не располагающие деньгами, обычно называют девушек с таким поведением разводилами. Для меня же такое обзывательство нелепо, ведь мне лишь в радость исполнять разного рода прихоти той, кто щекочет своим нахожднием рядом мое сердце. Огорчало лишь то, какое поведение мне при всем этом демонстрировала Мерлина: она буквально провоцировала меня на то, чтобы я в ней разочаровался, испытывала меня, ей это нравилось. А то, что я никак не разочаровываюсь, как раз и было ее победой надо мной из раза в раз. Да и над собой, я думаю, тоже.

По знакомым улицам мы уже подошли к знакомому двору. Я тащил этот черный пакет, недоумевая, как в нас все это влезет. Ну, раз уж моя спутница была уверена, то почему бы и нет. Около бледного дома мел асфальт все тот же дворник.