Читать книгу: «Фиолетовые миры. Новогодний сборник», страница 3
Джин Мороз
– Если бы тебе предложили, что ты можешь достать из сугроба всё, что пожелаешь, но у тебя насмерть отморозятся руки, ты бы согласился?
– Да, – ответил Стелп.
Дед Мороз махнул посохом, ударил им о землю и исполнил задуманное для Стелпа.
Тот залез правой рукой в сугроб и достал сундук со слитками золота. Залез в сугроб левой рукой и достал второй сундук. Отряхнул почерневшие руки друг об друга, и они откололись. Он попросил дочерей поднять сундуки вверх – в квартиру, а сам поехал на скорой. За достаточные деньги ему сделали отличные протезы, но денег остался еще излишек для других желаний.
– Прогрессивная медицина – наше всё, – сказал Стелп, запихивая в рот ложку черной икры на краю бассейна, выложенного черной плиткой: тот находился на балконе самого высокого небоскреба Лос-Анджелеса. Обратился к служанке, –Телис, передай акционерам, что я выйду на работу только после 15 января, – затем он погрузился в воду и стал плавать с дочерьми, разглядывая в маске для дайвинга огни ночного города.
Огонь новогоднего рубежа
«Я – один из выживших в катастрофе 2024 года.
Это сообщение, я надеюсь, получат наши потомки, чтобы учесть горький опыт.
После того, как мы потеряли Землю, нам приходится выживать на гигантском космическом поезде, который держит путь к ближайшей планете Исатее.
Говорят, там есть условия для жизни.
Также ходят слухи, что туда ушел адекватный космический корабль с небольшой группой избранных и образцами природы, семенами, оплодотворенными яйцеклетками, с ящиком-архивом, хранящем человеческие знания.
Поезд, куда засунули всех остальных, создавала команда ведущих ученых и инженеров во время апокалипсиса, пока падали метеориты и время от времени случались землетрясения. Делали его второпях, и, видимо, не особо полагаясь на здравый смысл, поэтому он имеет свои недочеты. Как сказали ученые, это всего лишь шанс выжить для простых смертных.
Лучше, чем ничего.
Нам пришлось купить билеты и приготовиться к любому исходу.
Мы, пассажиры, привыкли ко многому.
Поезд движется по спирали. Спираль изогнута по дуге, а дуга тоже движется по своей траектории.
Раз в год мы преодолеваем «огонь», как его называют старожилы. Это точки в космическом пространстве, через которые поезд неминуемо проходит с годовой периодичностью. Мистика это или магия – мы не знаем, маршрут уже проложен ныне умершим водителем, и, как говорится, «работает – не трогай».
Когда-то этот день считался праздником. Теперь же его не посчитаешь ничем другим, как чистилищем, цунами, испытанием.
Есть определенный ряд действий, который опытным путем выявили, чтобы пережить «миг огня».
Подготовка начинается за три месяца до события. Хотя, если подумать, приходится всегда быть в тонусе начиная с первого января. Ближе к декабрю поезд начинает ускоряться, чтобы к точке Нового года достичь скорости света. Тряска, периодическое выключение света, инерция все сильнее мешают, поэтому старики рекомендуют закрывать все дела до декабря, а лучше – до ноября.
Очищающий огонь во время боя курантов сжигает не всех, а только тех, кто не успел.
Перво-наперво, необходимо убрать свою комнату-купе. Если у вас есть мусор – в Новый год вы сгорите. Лишнее и ненужное здесь касается всего – разум, душа. Помыслы также должны быть чисты.
Необходимо подчищать все хвосты из прошлого. Прощать обиды, отдавать долги, сдавать отчеты. Люди, в целом, стали добрее. Нет времени на склоки, когда у всех общий враг – огонь новогоднего рубежа. Мы поддерживаем отстающих, вместе растим детей, распределяем занятость равномерно. Но естественный отбор таки происходит, как бы мы не сопротивлялись.
Планета Исатея встретит только чистейших.
Иногда мне кажется, что ученые не сошли с ума, но придумали механизм очищения человеческой популяции, «раз пошла такая пляска».
Я бы не начал писать это письмо, если бы не охватившее меня отчаяние. В этот раз я не успел разгрести свою жизнь, слишком много навалилось. Остальные тоже еле держатся, поэтому только я нашел важным чиркнуть пару строк на случай, если люди не справятся.
Бабушка рассказывала мне, что раньше за хорошее поведение добрый дедушка по имени Мороз дарил подарки.
Эти времена в прошлом.
На нашем поезде за плохое поведение тебе светит только посмертный огонь. Бабушке чудилось, что есть нечто роковое, смертельное в вещах и делах, которые человек не завершил до Нового года. Она говорила, что незавершенные вещи никуда не деваются и однажды придут за всеми нами, и станут решающим фактором в решении жить нам или умереть. Новогодний поезд воплощал её страхи.
Хочу также сказать, что в тридцатые годы двадцать первого века умерла большая часть человечества, обделенная знаниями. Сейчас мы имеем поезд длиною с земной экватор, но по факту нас около тысячи человек. Стараемся плодиться и размножаться, но в таких условиях, сами понимаете, немного сложно…».
– Оен! – его окликнули. Оен отложил «сообщение потомкам» и открыл дверь купе. В коридоре вагона стоял его лучший друг – Мегекин. Он сказал:
– Новогодний рубеж через час, пора идти.
– Да, помоги мне придумать конец письма.
Вместе они дописали:
«Это обращение к потомкам, либо любым людям, кто найдет его, либо к жителям Исатии. Если никто из нас не доживет до прибытия на Исатию – знайте, эксперимент ничего не доказывает. Потому что, если вы прочтете эти строки, значит, вы живы. И уже не имеет значения, есть у вас долги, «хвосты», нерешенные проблемы или нет.».
***
Оен и Мегекин побежали на «елку» в первый вагон, чтобы отыграть театральную постановку. Оен играл Деда Мороза, Мегекин – снеговика. В окнах чернел космос, а звезды смазывались на скорости.
Группа из сотни человек теснилась в новогоднем вагоне, люди произносили заученные речи, кто-то составлял аккомпанемент на музыкальных инструментах. Люди поднимали бокалы за Новый год, потом писали желания-планы на следующий, и торопились сжечь листочки, бросали их в напитки и выпивали, держась за поручни.
Рядом с Оеном стояла его девушка, Грени. Грени пожала ему руку и сказала:
– Ты – самый прекрасный человек, которого я знаю.
– И я тебя люблю.
Они съели по дольке консервированных слегка забродивших мандаринов и поцеловались.
Людей бросило назад в момент ускорения поезда. Один человек, затем ещё трое на дальнем конце вагона закричали. Пламя охватывало людей из толпы целиком, с ног до головы, поглощало, стирало мгновенно в пыль, одного за другим. И вот – одиннадцати человек как не было. Но огонь не унимался.
Ближайшие родственники и друзья хватались за заготовленные бочки с водой, песком, спешили победить огонь, но он имел мистическое происхождение. Окна полыхали светом – поезд достиг верхней скорости.
На лице Грени застыло облегчение, а потом паника. По белоснежной коже заплясали огоньки.
– Грени!
– Я не успела! – воскликнула она в слезах, – Я не успела помочь пятидесяти людям в этом году. Получается, только что умерло больше.
– Ты писала «спасти 50 человек» в своих прошлогодних желаниях?!
Грени рыдала, а ее слезы мгновенно испарялись. Затем перед взором рыдающего Оена встало сплошное желтое пламя. Безымянное,безликое пламя унесло его любимую.
Скорость падала, и Оен мог видеть черный безжалостный космос за окном. Он отодвинул шторочку до предела.
– Что ты запланировал в этот раз, Оен? – спросил его друг.
– Спасти всех, – тот поднял глаза на Мегекина, как смертник: смело, мучительно, с решимостью. Его бровь подрагивала от тика.
– Осталось три года до Исатии.
– Я спасу всех выживших в этом году, Мегекин.
– Нам придется тебе помочь, – ответил тот.
К следующему рубежу Оен и правда всех спас. Перепрограммировать маршрут не удалось в январе, поэтому весь год он решал проблемы каждого отдельного человека.
Через два года они прибыли на Исатию. Их встретили жители колонии, без радости, смотрели на прибывших сверху вниз.
Открытого конфликта между элитой и пассажирами поезда не случилось, но эволюция показала, что в конечном счете выжили пассажиры новогоднего поезда: они чистились каждый год по привычке, как ветераны войны, никогда не забывающие события прошлого.
А члены элиты так или иначе скончались, или их потомство завершалось тупиковой ветвью: кто вел слишком праздную жизнь, кто позволял себе гомофилию, инцест, «чайлд-фри», нездоровый образ жизни, уход в виртуальную реальность, жено- или мужененавистничество и т.д.
– Этот страшный огонь, он… жесток, – объяснял Оен, – но он воплощает справедливость. Им руководила сама природа. Это отлаженный механизм, карма это или бумеранг, прилетающий из будущего. Я до сих пор не силен в эзотерике, но я знаю, что если пообещал – выполни, если захотел – добейся, взял – положи обратно, сломал – почини, вляпался – выберись. Здесь нет сложной математики, ведь я далеко не гений, но сумел разобраться. Первое случается всегда, а если мы не сделаем второго – нас всех ждет огонь.
Теневая сторона новогодней елки
Задумал как-то мальчик Петрималь поймать деда Мороза и узнать, откуда он такой взялся – щедрый, богатый, добрый и везде успевающий.
Сгустились сумерки накануне Нового Года. В гостиной потушили свет, когда в камине уже догорали последние угольки. Желтые искры слабо вспыхивали в глубине серой золы, а мальчик Петрималь уселся закутанный в одеяло подле дивана и уставился на камин. Ждать пришлось недолго.
Вроде бы в дымоходе послышался шум, шуршание, скрежет. Что-то посыпалось.
Петрималь скинул одеяло, достал винтовку отца из стеклянного шкафа (он предусмотрительно зарядил ее сегодня после обеда). Петрим устроил оружие на подлокотнике дивана и прицелился в центр камина.
Ему пришлось около пяти минут слушать, как старик пыхтит, прежде чем тот появился. Но не в камине: дед отворил дверь черного входа на кухне, повозился там с минуту, и вышел в гостиную.
Петрим перевел прицел на кухонный проем, который как раз загораживала большая елка. Старик осторожно вышел из-за елки и застыл, увидев мальчика. Тот взвел курок. Борода старика не сбилась на бок, как ожидал Петрим. "Настоящая" – подумал мальчик.
– Ни с места, – шепотом приказал Петрим. Он указал ружьем в сторону лестницы. – Медленным шагом – на второй этаж. Первая дверь направо.
Дед растерянно взглянул на мешок. Мальчик кивнул, чтобы тот бросил его здесь.
Так они вдвоем добрались до спальни мальчика.
– Мои родители спят, поэтому тише.
– Что тебе нужно? Отдать тебе все подарки? Хочешь проверить, что тебе выпало на этот раз? – дед дернулся в сторону выхода, будто бы за мешком с подарочными коробками.
– Нет! Я только хочу все знать.
Мальчик нажал кнопку на ручке двери, та защелкнулась. Он сел на пол между дверью и кроватью с ружьем в обнимку. Ковер располагался только возле кровати, и ему пришлось сесть на голый холодный пол, но, похоже, его это не сильно волновало. Окно в детской было приоткрыто, и оттуда медленно и беспорядочно вылетали легкие и словно сухие снежинки. Хрупкая мальчишеская фигурка смотрелась неестественно вместе с громоздким железным опасным предметом – огнестрельным оружием. Сколько ему: десять, тринадцать лет? Хотя мальчик уже вытянулся по росту, его лицо еще не потеряло младенческой свежести и припухлости, особенно щеки и губы. Он мечтательно улыбнулся деду:
– Расскажи мне, кто ты.
– Я…
– Расскажи, почему даришь подарки. С какой вообще стати? Тебе нравится твоя работа?
Дед побледнел и снял вязаную шапку, почесал редеющие белые волосы.
Он начал свой рассказ после продолжительной паузы:
– Раз уж ты загнал меня в угол, парень, так и быть, слушай внимательно. Наша история ведет свое начало около пяти веков назад, когда один благородный мужчина по имени Ледлев откололся от не такого уж благородного рода, и основал собственное семейство. Он разорвал все связи со своими грубыми и невежественными родственниками, – дед помял шапку и метнул ее на прикроватный столик. Шапка зацепила сконструированный самолетик Петрима, тот упал с грохотом.
– Тише! – возмущенно проныл Петрим с детским надрывом, – Родители спят!
Дед кивнул и продолжил практически шепотом, голос у него был поддатливый и бархатный, как у пантеры:
– Тот мужчина, Ледлев, основал Холодную семью, чтобы подчеркнуть, что теперь все его потомки будут хозяевами своих эмоций, что они будут осознанными. Он всему научил своих сыновей, а те в свою очередь его внуков, – старик бросил усиленный взгляд на Петрима, а потом принялся вновь ходить по комнате.
– Его учение заключалось в следующем: дар жизни невероятен и огромен, но все человечество пренебрегает этим страшным долгом, и в итоге расплачивается страданиями. Левлев настаивал, что с малолетства каждый из нас должен приучаться отдавать дань дару жизни: думать об обделенных вперед себя, кормить голодных, отдавать последний кусок нуждающемуся, проявлять заботу и тревожность. На первый взгляд многим кажется, что это благотворительность – добро в направлении окружающих – но ничего подобного. Это просто откуп, чтобы расплатиться первее всех, и тогда уже, в будущем, зажить полностью свободно. Это естественный порядок, без которого не будет истинной свободы. И так поступаю я, как последний из Холодной семьи.
– Но мы все знаем тебя, как деда Мороза! – удивленно воскликнул мальчик.
– Мало ли как меня называют обычные люди. Санта Клаус, Эльф, Домовик, святой Николай… Вообще мое имя – Меррик. Ты пойми, я не жалуюсь на свою жизнь, но если твой вопрос касался…
Тут старик, как газель перепрыгнул два метра, минуя парня, и оказался у двери. Пока Петрим хлопал глазами, он стал рвать дверную ручку, чтобы выйти.
Петрим отвел ружье в окно и выстрелил в предусмотрительно открытую форточку. Старик тут же замер.
– Ты совсем спятил, мальчик?
– Забирайся под кровать, и чтобы не звука, – яростно шикнул мальчик. Быстро пошел и выключил прикроватный торшер, а сам лег под одеяло с винтовкой.
Ровно через тридцать секунд в темную комнату ворвался отец Петрима, в сползающих на трусы пижамных штанах, с голым худощавым торсом, с бешеным выражением лица, на котором светились белки глаз. Он обследовал все пространство детской (контейнеры с игрушками, окно, комод, шкаф с одеждой, кровать, дверь в кладовку) и, наконец, подошел к кровати, чтобы поправить одеяло.
– Петрим, ты спишь?
Петрим изображал спящего и причмокнул губами, как он это делал во сне.
– Петрим?
Тут за окном на соседнем участке взорвалась петарда, а через двадцать секунд еще одна. Внутренний двор соседа отсюда не было видно, только огни над крышей и подсвеченный дым. .Отец быстро подошел к окну и выглянул из-за шторки:
– Твою мать. Да он сумасшедший, – едко бросил отец сам себе, еще раз посмотрел на спящего сына и вышел. В течение пяти минут он шарился на кухне на первом этаже, что-то доставал из холодильника, мыл под раковиной, потом, судя по всему, ушел в спальню. Звуки затихли.
Петрим включил торшер и подал сигнал старику вылазить.
Дед умиротворяюще поднял руки и хотел начать извиняться.
– Да не тяни уже, рассказывай, а то так ночь пройдет.
– Хорошо, – дед собрал брови на переносице, вспоминая, на чем остановился. – Сынок, ты спрашивал, нравится ли мне моя работа. Так дело в том, что это моя жизнь, она складывается не лучшим образом, но, согласись, иначе никак. Механизм долга никак не обойти. Весь год я работаю, где придется, в основном в фирме моего отца, “Бокс-Фокс”, там производят разного рода тару и праздничную упаковку – от полиэтиленовых пакетов до элитарных шкатулок. А где-то месяца за три до нового года я трачу накопления на сотни и тысячи подарков. Упаковываю тоже за счет фирмы, очень удобно. Мне не нужно хорошее жилье, отпуск. Все что имею – отдаю. Такой принцип. Вести социальную жизнь мне тоже некогда. Свои сердечные заболевания, и остальные, по мелочи, я лечу, как и другие простые люди, в бесплатных клиниках для малоимущих. В Новый год я объезжаю всех, кого успеваю, и кого вспомню, чтобы вручить подарки. К сожалению, а, может, и к счастью, обычно в первую очередь вспоминаются адреса людей, которые показали себя добрыми и ласковыми. Но при недостатке времени я одариваю людей целыми кварталами, и тут уже признаться не присматриваюсь, кто и что заслужил. На самом деле мы работаем группами – кто с братом, кто с кузиной. Нас, конечно же, обучали взламывать дверные замки отмычками, но здесь все совершенно чисто и с правильными помыслами, о чем я, собственно, тебе и толкую. В нашем деле очень важны родственные связи; остальных людей не привлекаем, ни к чему это. Потому как это глубоко личный выбор, и своего рода крест, а, в каких-то аспектах, и религия, и вера. Мы верим в то, что делаем, и что нам воздастся. Вот такая жизнь. Хорошая или плохая, – он глянул на мальчика сквозь маленькие круглые очки, – это не тебе решать. О нас распустили много лишних слухов, но так уж мы воспитаны, сыновья Холода.
– Сколько тебе лет?
– Тридцать четыре.
Мальчик удовлетворительно глубоко вдохнул, а потом медленно выдохнул. Закрыл форточку, чтобы в конец не замерзнуть, повернулся к деду (или к мужчине, который казался старым – кто теперь разберет?) и ответил:
– Как все запущено. Ой-ей, – он театрально схватился за лоб, словно глаза, виски заболели, поморщился, – Да это же настоящая чума, как я и думал. Еще с самого детства! – восхищенно воскликнул он, опасно обнимаясь с ружьем, – С тех пор, как мне начали морочить голову этими сказками про волшебного старика, я почти сразу понял, что здесь что-то не чисто. Ну не может человек только тем и заниматься, что одаривать всех подарками безвозмездно. На что он живет? Думал я. Когда успевает есть? Что он делает, если заболел в новогоднюю ночь? Есть ли у него хобби? Что за странный персонаж этот старик, и почему его все любят?
