Читать книгу: «Два тоталитаризма. Two brothers», страница 2

Глава IV

У номадов все сыновья на одно лицо

Старший сын потому умный, что он делает как отец. Старший сын – это отцовская копия. Он не может быть глупым по определению. Все старшие сыновья степенные, важные, ходят строго, говорят мало. Где вы видели стариков, говорящих без умолку и пересекающих деревню из конца в конец? Нет таких стариков. У пожилых людей мало энергии. Они ее уже израсходовали. Точно также не заметно и старших сыновей. Хотя энергии в них еще много. На пустяковые дела старшаки ее не потратят. За ними все наблюдают. И самые первые глаза в этом наблюдении – глаза младших. Младшие первыми получают подзатыльники от старших за непристойное поведение и глупую выходку. Есть ли с младших спрос? Никакого. Оттого все младшие – балованные поведенческие беспризорники. Дурачки, почти как в сказке у сказочника Ершова.

Если подобным сыновьям передать наследство, то как же они им распорядятся? Да никак. Они его пропьют, растранжирят, – прогуляют. Как же это похоже на пропагандируемое рекламой поведение – бери, гуляй, пользуйся моментом, живем один раз! Если бы младшие сыновья не воспитывались у старших братьев, то всех младших сыновей можно было бы записать в демократы и рефаги. Каждый, кто хоть немного сталкивался с традицией в своей биографии, а таких не мало, если не все, он не сможет быть демократом, даже если и самый младший в семье. Для того, чтобы младший превратился в полного традиционного дегенерата и реформатора, необходим некоторый срок традиционного же вакуума. Это человек должен быть оторван от традиции, не иметь старших братьев. А может просто – единственный ребенок в семье. Тогда никакого спроса. Только потакание прихотям. Тут идеология гедонизма в самый раз подходит. Не оттого ли у молодежи популярны идеи свободы и рыночного общества. Ведь это паства другая, толпа городская.

Тактим образом, для рыночной апологетики и всякой прочей безыдейности нужно найти поколение, рожденное без соприкосновения с землей (с деревней, аульной родней, без родственников вообще).Все эти молодые люди – дети первых горожан, а может быть и сами есть зеремиды. Только не попавшие в отряды самых преданных людей правящей автократии. Они теряют перспективу и подобно все младшим сыновьям как бы лишаются наследства. Но это условное наследство должно дать и государство. Но они видят, они знают, им еще внушают, что они не увидят ничего. Уже все схвачено и прибрано действующей элитой. Им говорят со стороны: «Они делиться с вами не будут».

Теперь, а кто же попал в отряд избранных, условных старших сыновей авторитарного режима? Кто тут большие чиновники?

Ведь все чиновники на свете ведут себя одинаково. Но если новая автократия сложилась и наложение рынка на традиционный народ, традиционное основание?

У номадов старшие сыновья ведут себя также, как и старшие сыновья Европы и России. Их также невидно. У номадов же минорат. С родителями остаются младшие сыновья. Старшие уходят. Хотя им также нарезают участки. В современных условиях старшим не остается другого пути, кроме пути гасконца Дартаньяна. Но попадая в мегаполисы, они в отличие от француза снова очень покладисты и терпимы. У номадов трудно отличить, кто есть кто. По культуре все сыновья ведут себя как будущие наследники. Они такие же тихие и ловят все движения правителя. Автократия сооружается само собой. Она вызывается к жизни и обстоятельствами момента, и вообще самой азиатской культурой. Все зерефы и зеремиды хотят быть чиновниками, то есть наследниками у государства. Но много званных, как говорят у русских, да мало избранных. Попасть в новую элиту всем невозможно. Оттого все неопытные зеремиды начинают шептать пока робко за своими зазывалами: Свободу! Демократию! Кет! Они то как раз был погружены в традицию полностью. Но видя бесперспективность молчания и перспективность бунта просыпаются от спячки и собственной культуры. Они хотят отбросить культуру, усвоенную в поселках. И оттого также напоминают младших сыновей, баловней родителей. На самом деле первоначального рынка, первых денег и большого аппетита. Они вообще бы ничего не имели. Но тут заимели. Аппетит приходит во время еда. А тут скорее еще и жадность.

Глава V

Младшие как социалисты идеалисты

Вы не найдете идеалистов среди старших сыновей. Даже в среде городской интеллигенции старшие ведут себя так, как будто это переодетые в современные костюмы предки. Все их мысли направлены исключительно на размножение. Подобно всякой плодовитой черни эти старшие сыновья бродят в дебрях кварталов в поисках некой своей любимой. Единственную идею, которую они понимают и которую им подбросили поэты – это любовь, если под любовью можно увидеть что то больше чем размножение (с предварительными танцами самца вокруг самки с воздыханиями, бессонницей и спотыканием). Старшие сыновья – это ревнители старого порядка. И вот эту самую любовь, на самом деле старое размножение они понимают как порядок. Только как порядок векового размножения (как выяснилось теперь со стихами) И государство должно им в этом помогать, а они государству.

Младшие же совсем не такие. Помимо того, что они есть те самые поэты, что придумали любовную поэзию, они еще и рыцари без наследства. Это дорожные бродяги в постоянном поиске подвига и конечно же он – крестоносцы. Кто если не эти самые младшие, эти безродные бастарды, что заполонили земли, могли откликнуться на идею освобождения гроба Господня? Они самые и есть. Старший в семье он один, а младших много. Младшие – охотники за удачей среди самых низов, от разбойников до пиратов, но все младшим рыцарям на свету нужна идея, иначе они никуда не сдвинутся. Идея в младших подобна будущей славе.

Точно также всех младших в России начала 20 века охватил и подчинил себе марксизм.

Что мы знаем о марксизме?

Что он подобно любви и половым сношениям доступен всем на свете. Все вне зависимости от возраста, пола и материального положения могут заниматься, внедрять, реализовывать марксизм. И дворянин типа Ленина, и сын сапожника Виссариона – одновременно и попеременно. Оба революционера не есть старшие сыновья. Потому их потянуло на подвиги. Во имя торжества мировой социальной справедливости.

Собственно за эту саму справедливость марксизм понравился народам, мало кто что то соображал в фундаментальном марксизме. А кто там из большевистских и небольшевистских рыцарей марксистов разбирался в марксизме?

Марксизм понравился люду именно оттого, что это была многочисленная алчущая земли толпа младших сыновей, и в придачу к ним дочерей всех возрастов, что вышли за этих младших замуж или ходили еще в невестах.

Глава VI

Элита превращается в старших братьев

Что же получается, что в Германии было меньше детей в семье, чем в России?

В связи с чем этот вопрос? Мы же не хотим отвлекаться от того, что в Германии одержала верх партия нацистов, то есть крайне правых, а в России партия наоборот крайне левых, – за социальную справедливость. Почему немцы увидели справедливость в своем национальном (этническом) превосходстве, а русские в равенстве, ну хотя бы и уравнительного материального свойства. Если уделять меньше внимания общей бедности и отсталости России, то можно заметить в отряде русских революционеров многочисленность инородцев, а еще интересней – евреев. Как мы уже выяснили, что старший сын у любого народа будет всегда консервативен, за существующий порядок. Делай что хочешь, но он, как и его отец, будет ретрограден. И только у евреев, снова как и у номадов современных не понятно, кто какой по возрасту сын. Будем считать, что это большая добавка в революционный отряд интернационалистов, да еще и самая интеллектуальная идейная. Хотя сам Карл Маркс говорил, что из всех интересов этого мира им ближе одни только деньги. Как видим, это не так. Во всяком случае в революционном поколении нет ничего неудивительного.

Кроме того Германия, хоть и отстала в рынке от других европейских крупных держав, но она значительно превосходила Россию по степени индустриализации. Это означает, что концентрация ремидов, самостоятельной мыслящей, ответственной элиты (по ревкону), была также значительна. Урбанизация есть урбанизация.

Если рассматривать в призме традиции, то Германия была на 1/3 традиционной, а Россия на 4/5. Толпа зерефов и зеремидов огромными массами кочевала в города и там оставалась, осваивалась не по своей воле. Самой главной причиной подобной миграции, подгоняемой еще и сверху, как всегда в России, был кризис. Да и во всем мире главный катализатор и культурного кризиса, и толпы «идейных» людей – это экономический кризис. Кризис, как лишение наследства всех наследников сразу. Чтобы это было более понятнее в рамках темы старших и младших сыновей.

А вы не заметили, как деградирует так называемая условная элита общества во время голода? Если вы не видели настоящего голода, то хотя бы во время распределения продуктов в очередях и по карточкам. Это еще ничего. Если толпа горожан стабильна и стоит на одном месте. Но если так называемая элита еще и мигрирует из бывших союзных республик в Россию, то есть она подобна бегущим от коллективизации крестьянам, она превращается в этих самых свежих горожан. С подобной миграцией вся прошлая элита, выдающихся горожан на своем прежнем месте, превращается в «старших сыновей» на новом месте. Они, эти прошлые ремиды, подобны зеремидам и даже зерефам. Они деградируют на целое поколение. Им нечего передавать своим детям. А детям наследовать от них. Они все превращаются в национально озабоченных патриотов. Это чтобы было понятно, как нация Гете, Шиллера, Баха превращалась в условных дикарей (с точки зрения левых гуманистов). Если вся группа прошлой элиты разоряется, унижается, опускается, то они становятся нацистами, патриотами, агрессорами, что вполне естественно.

Если же в государстве всего два важных мегаполиса, а население остается почти что традиционным, тогда это время энергичный – младших сыновей, алчущих справедливости.

Глава VII

Коммунист Тельман в роли Ивана дурака

Итак, чтобы наверху или главенствующими были идеи народного государства, необходимо энное количество условных старших братьев. Младшие братья берут верх, когда этого энного авторитета нет. Вся старая городская элита, все эти врачи, учителя, адвокаты и чиновники быстро превращаются в сторонников жесткой руки, авторитаризма, бонапартизма, не признают никаких бродяг с улицы, никаких пролетариев, никаких левых с их уравниловкой и социальной справедливостью. Все, что они кричали эти оборванцы под управлением своих вождей, все эти лозунги, нарисованные на маршевых транспарантах, все призывы разделить, отобрать – все это было ложью, лицемерием с точки зрения городской элиты. Никуда традиционное восприятие кастовости не исчезло. Касты остаются. Хоть при рынке они есть, хоть при социальном государстве. Кастовость принимает несколько иную форму. В момент очередного кризиса все государственные служащие и интеллигенция дрейфуют направо, превращаются в новых консерваторов. Но не в виде тех ретроградов, что хотят вернуть феодальные касты, никто еще с ума не сошел, чтобы перевернуть вспять историю Возрождение феодализма с его жесткими кастами возможно только при малой урбанизации вообще. Только у бывших номадов, у кочевников каждый кочевник – потенциальный аристократ. Для возвышения ему много не надо. Главное быть чуть выше других. Помнить свои семь колен предков. Еще лучше, когда у потомка кочевников есть должность (значит и деньги). У урбанизированных народов такое возрождение прошлого де факто невозможно. Прошлая интеллектуальная и культурная элита в виде ремидов желает прекратить этот балаган гражданского равенства, даже ценой урезания своих прав. Ведь за республику всегда – орда всех младших братьев. Именно они своей демократией, своей бесконечной болтовней, вседозволенностью приводят к кризису. На самом деле, здесь нарушили закон социальной иерархии, правители привели к кризису, а младшие готовы поддержать анархию. Если правит не старший брат, даже не отец, а желающие авторитета младшие, это неизбежно приведет любую семью к разорению. Если собрать волю всех младших в республиканском парламенте, то получится нарушение традиции в рамках всего социума. Вот так вся старая интеллигенция превращается скорее в сторонников автократии, диктатуры, а следом и нацизма, если есть необходимость объединить всех одной идеей от учителей до люмпенов.

Но постойте! Ведь в Германии в 30-х бодро вышагивала на площадях и улицах и компартия. В рядах КПГ и под рукой у вождя коммунистов Тельмана было миллион рабочих. Чем же они отличались от республиканских младших братьев? Почему они были за еще более левую социальную республику? Во всяком случае на словах, в лозунгах диктатуры пролетариата.

Все, кто выступает за республику – младший брат по определению. Он уступает другим в патриархальном праве. В свою очередь тот, кто уступает в силу возраста всем братьям, тот является коммунистом. В ревконе нет никаких братьев реальных. Есть братья по рефлексии. Пролетарии – это молодые из горожан. Это зеремиды. Почему они не попали в ряды буржуазных и мелкобуржуазных демократов? Да потому что все места на рынке к их приходу были заняты. Мещане уже заполонили город. Места для выживания, а еще проще – работа осталась только на заводах.

Теперь младший брат не только в силу возраста, но и по законам традиции обязан к сроку обзавестись семье. У него появятся дети. Он станет тоже отцом. Теперь он даже не старший брат, а отец, что еще хуже. С каждым годом он будет остепеняться, с каждым разом он будет праветь. И наконец встанет на сторону всех старших братьев и существующей элиты. Так или не так?

Дело в том, что каждый отец является основателем династии, следовательно и семейной традиции. По чьим стопам пойдет его сын? Даже если пойдет на тот же завод…

Мог ли у немцев при более благоприятных обстоятельствах одержат верх не нацизм, а большевизм? То есть институт младших республиканцев пролетарского типа. В таком случае германская служивая элита поменяла бы свою нацистскую ориентацию и превратилась бы в сплошь интернациональную? Вполне возможно. Для всех ремидов государство превыше всего. Пусть оно будет не немецким, а интернационально немецким – какая разница? Не важно какой вождь обуздал бы рыночную вакханалию. Война войной, а обед по распорядку. Никогда и ни за что традиция не должна обрываться, а сыновья должны хоть что то наследовать.

Но самому Сталину не нужна была бы Советская Германия. Сталину был нужен немецкий вождь – младший брат марионетка, бесполый вождь Тельман. Тельман должен выполнять волю другой формы старшинства – коммунистического московского режима. Что к этому времени являлось продолжением русской феодальной традиции. Чиновники Сталина, номенклатура только назывались большевиками. Какая разница, как старшие сыновья теперь обзываются. Настоящих большевиков, мировых интернационалистов Сталин еще не перебил де факто, но отстранил от власти. Он оперся на своих «сыновей», смотрящих ему в рот, тоже почти идейно бесполых, но желающих завести семью в положенный по времени срок. По таким же законам традиции смирный телок двух маток сосет. В русской традиции не обязательно быть самым старшим, чтобы получить наследство. В русской традиции само послушание сулило не только пирожки, но вообще любовь родителей. Любой убогий Иван, он же дурак, еще Емеля на печи не спроста такие фольклорные символы, народные любимцы.

Глава VIII

Ремиды государственники

Ну так почему же немецкие этатисты, сторонники государства выбрали все таки Гитлера, а не Тельмана? Хотя Тельман уже был поставлен в разряд второсортных немецких заместителей Сталина. В 27 – 29 годах Сталин почистил третий Коминтерн Ленина от леваков. Оставил людей похожих на себя – на свою условную «племенную» семью, ведь похожесть братьев – это не обязательная внешняя похожесть. Это схожесть характеров, схожесть инстинктов, схожесть подходов, – моральная схожесть. Но не фигура и размер личности Тельман сыграли главную роль в стратегическом выборе немцев.

Итак, немцы в отличие от русских выборщиков в 1917 году отдали предпочтение правым этатистам – нацистам. Хотя успех русских зерефов у всего мира был перед глазами. И германская коммунистическая партия была немаленькая. Где еще учение Маркса получило одобрение народов и развитие? Тут же в догонку к причине выбора немецкого народа. Всем известно, что диктатура пролетариата в разном виде ее понимания и толкования прижилась только в малоразвитых аграрных странах, а если быть более точным – в Азии. В той самой Азии, где слово деспотия оказалось созвучнее диктату. Но кого? Но почему? Только потому, что Германия не Азия?

Из истории развития всех социальных общим мира (и от Энгельса) мы знаем, государство может быть там, где есть собственность. Если есть что завещать. Если есть кому завещать.

Даже сравнение и очевидность отсталости будущих коммунистических общин не проясняет конкретики. Да, более технически недоразвиты. Да, в культуре больше эмоций и крен в сторону мифологии. Рациональные народы вообще не верят в сказки. А традиционные аграрные народы любят и сказки, и легенды. Традиционные избегают всякой рациональности. Подобные народы предпочитают авторитет, статус, уважение деньгам. Рациональный и дотошный марксизм понравился традиционным народам не содержанием, а завершением. Там, где в конце марксистского учения добро побеждает зло, там произошло замыкание крестьянской любви: совпадение мифа и марксизма, они встретились без логики по обоюдному согласию. А еще крестьяне любили землю. Вся земля – крестьянам! Больше никаких вопросов.

Но отказались ли немцы от консервативной традиции ради фюрера? Германский нацизм и был продолжением немецкого консерватизма. Все немцы объединились при обороне частной собственности. Крестьянам не было дела до собственности трестов и монополий. Они любили собственность, свои участки. И в отличие от русских у них эти частные участки были.

Нет, немцы не отказались от традиции. Они остались верными своему немецкому государству. Русские люди, народ были верны царю и Российской империи, немцы – сначала своему государству. Вы думаете, в рациональном холодном мире собственности и денег отказались от древних каст? Ни в коем случае. Учение ревкома говорит с самого начала: традиционный (зерефный) мир не имеет полутонов. Мир гражданства, рынка и денег имеет таких полутонов множество. Они как резиновые амортизаторы, прокладки между стратами, салофан с пузыриками – смягчают отношения превосходства и унижения. В буржуазном мире не видно, кто господин, а кто его слуга. Снаружи все одинаковые ходят. Только хорошенько приглядевшись, можно найти разницу. Только по очень тонким деталям видно – старожилам и профессионалам. Касты есть везде. Детали и сигналы элиты перестали кричать и находится снаружи, чтобы за сто шагов было видно, кто есть кто. Это у первобытных народов все достоинства показываются одеждой и рисуются узорами на лице.

Немцы остались верными традиции немецкими полутонами. Они не стали переворачивать свою социальную пирамиду. Они не уничтожили свой средний класс. Потом ради власти и земли они не убивали дворян с помещиками. Очевидно, у немцев касты были помягче, перегородки между стратами прозрачнее.

Ремиды – просто фанатики государства.

Немецкие революционеры, немецкие волны возмущения подобрались к ремидам точно также, как русские крестьяне подошли в плотную к своим помещикам. Но не ликвидировали их, не забили до смерти, не зарезали, не насадили на вилы. А прислушались. Немецкие ремиды, эти немецкие фанатики Германии, второй Священной Римской империи и государства показались им знакомыми. Они увидели в них себя, но со временем. Зерефы становятся зеремидами, зеремиды ремидами – все последовательно и эволюционно. Даже в рефлексии. (Кто такой этот учитель или врач? Его прадед или дед были такими же крестьянами, а отец мещанином. Врач и учитель – это состоявшаяся карьера. Ну не может современное государство без них).

В странах же вековой деспотии пузырь лопается громко, пирамида переворачивается радикально. Нет постепенности, есть прыжок. К тому же пролетарии пришли не к адвокатам, не к врачам с учителями. И врачи с учителями не рассказали им беззвучно про великое государство губами. Они представляли из себя жалкое беззащитное ничтожество, такое же зажатое и бесправное, как и пришедшие «гости».

К тому же, если возбужденные крестьяне приходили к феодалам, они не договаривались. Они их уничтожали. Крестьянский бунт, он какой? Бессмысленный и беспощадный…

Если мы посмотрим на факты. То все новые вожди «трудящихся» вырезали «эксплуататоров» подобно восточным деспотам, но наоборот: раньше тираны казнили, теперь эксплуататоров уничтожали крестьяне и пролетарии. Кто такой пролетарий? Это бывший крестьянин, оторвавшийся от корней и место рождения. Культура общения одинаковая. Не феодальные деспоты вырезали крестьянское восстание, массы крестьян, как это было не раз, а много раз за века, а марксистские вожди вырезали всех феодалов. Жертвы и палачи поменялись местами. Но что было сделано на самом деле? На самом деле с феодальной точностью были вырезаны результаты местной эволюции. Это не только проглядывается в репрессиях Сталина. Посмотрите на подвиги революционеров в Кампучии. Под корень была вырезана вся местная интеллигенция, более менее образованные люди все погибли. Даже очкарики, человек, носящий очки – враг.

Ремидов -государственников уничтожать нельзя. Средний класс нельзя трогать. Если нет желания повторения истории. Но кто про это тогда знал?

Если по марксизму или по указанию вождя азиатского крестьянства это произошло, они сами, подобно гидре, должны заменить отрубленные головы. Заместо снесенных поставить свои. Но вся проблема, что от новой эволюции проиграет государство. Поставленные, они же нововзращенные головы чиновников будут смотреть не туда. Не в сторону собственности, государства, а в сторону себя, своей семьи, своего хозяйства – огорода. В идеи государства происходит провал. Остается только тело государства и вечно голодные головы чиновников -коррупционеров, уже третьего поколения от крестьян революционеров. Отчего же они такие вечно голодные?