Читать книгу: «Алекс в стране Советов. Серия «Русская доля»», страница 4

4.ПИОНЕРИЯ

Несмотря на патологическую природную лень, всё же у Алёши появлялись иногда прямо взрывы силы воли и тут открывался какой-то невероятный ранее дремавший энергетический потенциал, особенно он проявлялся в опасных жизненных ситуациях, в которых ему уже ни раз пришлось побывать за свою, такую ещё короткую, мальчишескую жизнь. Он себя с раннего детства всё же морально готовил к подобным ситуациям и конечно же к борьбе, к драке, к бою. После двух случаев, когда он мог очень даже реально проститься с жизнью, он всё же пришёл к мнению, что без физической подготовки в жизни не обойтись и сила никогда не будет лишней. Алёша решил теперь быть ближе к спорту и физкультуре. Под впечатлением какого-нибудь остросюжетного фильма, его и раньше безудержно тянуло заняться каким-нибудь видом спорта. Но тем, который действительно бы его интересовал и которым бы он занимался с удовольствием, таким как: бокс, борьба, футбол или настольный теннис. Алёша любил драки и всерьёз интересовался боевыми искусствами. С вниманием смотрел по телевизору соревнования по боксу. Когда он подружился с Никитой, они перепечатывали на отцовской печатной машинке запрещённую литературу по каратэ, боевому самбо и даже рекомендации какого-то майора морской пехоты США. Всю литературу, тоже отпечатанную на пишущей машинке, Никита брал на время у кого-то из секции дзюдо, в которой он занимался. Алёша тоже неоднократно пытался устроиться в какую-нибудь секцию. Но во всех этих абсолютно бесплатных в то время секциях, которые были почти в каждой школе и на каждом стадионе, не говоря уже о дворцах и домах пионеров, везде требовали дневник с четвёрками по основным предметам как минимум по русскому, литературе, математике, истории и конечно же «удовлетворительно» по поведению. А там где не требовали, там он уже не подходил по возрасту. Были ловкие ребята, которые пытались проникнуть в секцию по чужому дневнику, однако обман очень быстро раскрывался и обманщик с позором изгонялся из секции.

Один раз вместе с одноклассниками, Алёше удалось-таки устроиться в соседнюю школу в секцию баскетбола, только потому, что она недавно открылась, в ней был недобор и брали даже с тройками по основным предметам. В виде исключения учащихся другой школы приняли в секцию с жёстким условием исправить тройки по основным предметам на четверки в следующей же четверти. Баскетбол Алёша не любил вообще и не понимал, зато занятие в секции было в то время престижным показателем спортивности среди пацанов. Ребята всем рассказывали, что они занимаются в спортивной секции и это сразу поднимало их авторитет среди пацанов и в школе и во дворе.

Ребята из «школы подрастающей шпаны» (ШПШ), устроившиеся в баскетбольной секции в другой школе, вскоре стали устанавливать там свои жесткие порядки, на что получили адекватный ответ, так как в той более менее приличной школе не ожидали таких крутых разборок среди школьников. Все выяснения отношений: кто «основной», а кто «борзой» происходили с участием именно учеников 656-ой школы и непременно с драками. После того как один ученик, занимающийся в секции был избит «подрастающей шпаной» коллективно почти до полусмерти, руководителем баскетбольной секции было принято справедливое решение исключить из секции всех учащихся ШПШ и больше из скандальной и криминальной школы никого никогда не принимать…

…Алёша всегда был в гуще всех происшествий и драк, и если сам не участвовал, то по крайней мере находился где-то поблизости. За своё антиобщественное поведение и участие почти во всех нарушениях порядка в школе, несовместимых с высоким званием пионера – всем ребятам примера, Алёше на классном собрании было отказано в приёме в пионеры. Отказано было решением большинства одноклассников. Особенно были против и больше всех выступали самые активные и самые некрасивые в классе девчонки. Некрасивых девчонок Алёша вообще не считал за людей, какой от них толк, не понимал он, при этом «в упор их не видел» в своей жизни. Может быть их это и задело за самолюбие и все некрасивые девчонки или считающие себя таковыми разом решили наконец отомстить ему таким способом – «прокатить» с приёмом в пионеры, именно в то время когда большинство в классе уже носили пионерские галстуки. Не замечать некрасивых девчонок с его стороны было недальновидно, ведь у них всегда было всё выучено и всегда можно было списать. Остальные пацаны это понимали и с такими девчонками никогда не ссорились. Алеша же не любил врать и притворяться с детства, ему нравилось говорить правду, какая бы она не была, он гордился этим своим качеством и что называется ловил «кайф» от этого. Тут же, в данной ситуации, когда большинство коллектива против него, вначале он вроде бы как опешил от такого неожиданного нападения, непонятно вообще за что, а потом решил про себя, что это наоборот круто и он может теперь не носить красный галстук, который старшеклассники всё равно после линейки или ещё каких-нибудь построений, снимали с шеи и прятали в карман брюк. Носить красный галстук в ШПШ в старших классах считалось немодно, несолидно и даже как-то унизительно для уважающего себя пацана. «Основные» же пацаны вообще никогда в своей жизни не носили никаких значков и галстуков, это было для них «западло» – в высшей степени позорно. Алёша решил, что не будет носить красный галстук и таким образом будет походить на «основного» или на старшеклассника, тем более, что ростом он уже был не ниже среднего ученика седьмого класса, учась только в пятом. Октябрятский же значок он уже давно не носил…

…Но поносить красный пионерский галстук Алёше всё-таки пришлось. Каждый год мама где-то по работе доставала бесплатную путёвку в пионерлагерь всё время в один и тот же «Орлёнок». Находился он где-то в лесу, недалеко от железнодорожной станции Опалиха Рижского направления. Вот там все должны были ходить в галстуках почти всегда. Деваться было некуда и он как и все надел красный галстук, который ему выдал вожатый. Одни только бесконечные построения чего стоили свободолюбивому Алёше. С самого начала это был для него самый настоящий пионерский ад. Он сразу вспомнил все, пройденные им дошкольные заведения и при первом же посещении его мамой закатил такое нытьё, что в результате Светлана Николаевна согласилась забрать его через две недели, но с условием, что пристроит его в городе уже в городской пионерлагерь. Пришлось согласиться, всё же не полная изоляция от свободы, а частичная, что-то вроде школы, только без занятий.

На следующее лето Светлане Николаевне всё-таки удалось запихнуть Алёшу в этот же пионерлагерь и даже на две смены, мотивируя его тем, что он поедет туда с братом Лёней. Двоюродный брат Алёши Лёня отличался сильно заносчивым характером. Он всегда очень гордился своим отцом – уже полковником внутренней службы. Но становясь старше, Лёня становился ещё более заносчивым, ещё больше притеснял и унижал своего младшего брата как морально, так и физически, будучи старше его и сильнее. Лёня даже стеснялся его перед своими товарищами и старался им его вообще не показывать, особенно когда Алёша был толстым и неуклюжим. Сам Лёня тогда дразнил его «толстым тараканом». Но, конечно же, брат готов был всегда постоять за брата хотя и двоюродного, хотя и толстого. Оказавшись во второй раз в пионерлагере, в этом кошмаре – по его мнению, Алёша мог надеяться только на одного человека – на Лёню, который как раз по стечению обстоятельств также находился в этом пионерлагере только в самом старшем отряде и по возрасту уже в последний раз. Те, кто имел старших братьев или знакомых в старших отрядах находились в большом авторитете среди пионеров. Поэтому Алёше удалось влиться в новый коллектив почти безболезненно, несмотря на то, что он очень тяжело сходился с новыми людьми и очень долго привыкал к новой обстановке. В пионерлагере времени на вживание в новую среду было очень мало и необходимо было брать как говориться «быка за рога». В этом году он прямо «отметелил» причём почти одновременно семерых своих товарищей из пионерского отряда, которые решили «проверить его на вшивость», отняли его подушку и стали её перекидывать друг другу. Алёша, как известно, не любил делать лишних телодвижений. Он не стал бегать за своей подушкой, а начал валить одного обидчика за другим ударами прямо в лицо и в челюсть. Здесь его лишний вес был ему в помощь и пионеры падали один за другим. Седьмой устоял на ногах и молча протянул ему подушку. Алёша был в восторге, он наконец преодолел этот невыносимый барьер доброты и жалости к человеку, он бил противника в лицо и ему это нравилось. После этого Алёша посчитал себя уже настоящим полноценным «основным» пацаном. Хотя до такого состояния его нужно было ещё постараться довести. Обычно он приходил в бешенство, когда на него нападал ни кто-то один, а целая группа. Вот тогда Алёша мог совершить то, что и сам от себя не ожидал…

…На следующий год Алёша переходил уже в седьмой класс и посетил, по большой убедительной просьбе мамы, пионерлагерь «Орлёнок» ещё раз, уже последний в составе предпоследнего по старшинству отряда – номер два. Самый старший был первый отряд и дальше, по возрасту. С мамой он договорился, что это последний его лагерь и больше он туда никогда не поедет, уж очень ему там не нравилось.

На этот раз Алёша был в пионерлагере один и никого там не знал. Почти все ребята в отряде были с Марьиной Рощи. Они знали друг друга ещё по району и держались очень дружно и кучно. К ним примкнул один крепкий парень из Бибирево, все называли его Битюгом, он тоже был один и никого не знал, но по натуре был очень общительным в отличии от Алёши. Битюг держался как «основной» и сразу среди пацанов с Марьиной рощи приобрел достаточный авторитет. Пацанские прозвища в пионерлагере давал сам пацанский коллектив, как правило, производя из фамилии, если парень ничем особенным не отличился или не выделился. Алёша поначалу находился в очень каком-то потухшем и поникшем состоянии, так как с крайним недовольством, как всегда, привыкал к новой обстановке с ненавистными ему постоянными построениями и хождениями строем. Видимо ещё у него был постоянно сердитый и угрюмый вид, так как Алёша вскоре получил от коллектива прозвище «Угрюмый». В последствии оно как-то к нему и приклеилось, да так и закрепилось за ним до самого конца смены.

Как-то на очередном пионерском построении, когда всех ребят выгнали на плац, но ими долго никто не занимался и они болтались без дела, Битюг, видимо застоявшись на месте, сделал вид, что боксирует с тенью, постепенно приближаясь к Алёше. Тут произошёл следующий диалог между Алёшей и Битюгом.

– Ты, поосторожней, я тоже так умею, если чё… – спокойно предупредил Алексей.

– И так тоже умеешь? – Битюг ни чуть не смутившись, замахал руками и ногами по воздуху в крайней близости от Алёши.

– И так.

– А вот так? – Битюг поднял из кустов какую-то палку толщиной с большой палец руки, положил один конец на дорожный бордюр и одним ударом ребром ладони перерубил палку.

– Можешь и так?

– И так.

– А если потолще взять, сможешь? Вот такой толщины! – и Битюг соединил большой и указательный пальцы правой руки показывая диаметр палки, которую предстояло разбить Алёше. – Ну что, пацаны, – обратился он к стоявшим рядом Гарику и Вовану из Марьиной Рощи, – Угрюмый собирается показать всем нам настоящее каратэ, нужна только палка вот такая по толщине.

– Ну чё ж, после построя пойдём в лес гулять, да, Вован? – оживлённо отреагировал Гарик, который воспринял это соревнование между Битюгом и Угрюмым, как хоть какое-то развлечение в этом монотонном скучнейшем пионерском мире, с этими его занудными линейками, бесконечными построениями, длительными выступлениями и тупыми играми.

– Дело! – отреагировал Вован, представитель отрядной интеллигенции. – Да, и позовём Сашку-боксёра и Колю-борца, пусть тоже покажут себя? Наших всех, ну и кого встретим по дороге, у кого очко не жим-жим.

– Точно, Вован, я еще Витю-блатного кликну из первого отряда, пусть поприсутствует для порядка, он любит такие мероприятия, – добавил Гарик.

После построения, большой компанией, человек в десять, пионеры отправились к одной из дырок в деревянном заборе лагеря. На территории тоже было много палок, но компания решила удалиться подальше от посторонних глаз, чтобы уж точно никто не смог им помешать, ведь дело то серьёзное – соревнование всё-таки, да и Угрюмый должен был ответить за свои слова. Ежедневная нудная лагерная программа давно уже ни у кого из пионеров интереса не вызывала, а тут было реально что-то новое и необычное, не то что банальная драка.

Идя в лес, Алексей понял, что отступать некуда вообще и нужно ломать всё, что дадут и только так. Он начал лихорадочно вспоминать как это делают каратисты, технологию и психологию разбивания досок, как она была прописана в перепечатываемой им литературе по каратэ.

«Во-первых нужна резкость удара, ну это мы имеем. Во-вторых нужно вкладывать всю силу и дурь в один удар. В данном случае может помочь только концентрация всей силы в одной руке. Для концентрации необходимо какое-то время перед ударом. В-третьих прицельная точка должна находится за палкой (доской), а не на ней – это очень важно. В-четвёртых не стоит забывать про характерный крик „Ки-я!“, управляющий дыханием, здесь-то уж точно дыхалка не подведёт. Крик же ещё и придаст дополнительную силу удару и уверенность самому каратисту». В-пятых Алексея беспокоил возможный недостаток у него физической силы, по сравнению с разрядниками: боксёром Сашком и борцом Коляном и он решил вставить в процесс своё. К силе можно и нужно было приложить весь свой вес, с этим было сложнее, так как он перед лагерем снова сидел на диете и существенно похудел. Как добавить веса и сил, размышлял Алексей. Задумка была такая: навалиться всем своим оставшимся после голодания весом, для чего руку сжимать в кулаке полностью, бить ребром кулака, а не ребром ладони, и ещё с помощью разгибания и сгибания ног передавать удару вес всего тела, как-бы падающего сверху вниз.

Первым предметом для разбития была палка в три пальца толщиной, предложенная Битюгом. Алёша применил ещё одну небольшую хитрость ещё в процессе подготовки к соревнованию, он настоял, что будет бить последним. Тогда никто не понял к чему это он, поэтому никто и не возражал. Палку успешно разбили пополам и Сашок и Колян, и Алёша, как и следующую диаметром уже примерно в четыре пальца. Третью – уже настоящую дубину разбил Сашок, Колян ударил неудачно и только отбил себе руку, а Алёша разбил. От неудачного удара лицо Коляна исказилось, но он не заорал как ему видимо очень хотелось, а только замычал, схватился за ушибленную руку и отошёл в сторону, по пути сказав Гарику:

– Всё! Пацаны, я пас!

– Один игрок выбыл из соревнования, кто из присутствующих готов его заменить? – оглядев всех ребят по-судейски обратился к пацанам Гарик. – Как ты, Витёк?

– Не-е-е. Я лучше погляжу, а то рук-то у меня всего две и лишней нет ни одной… – проворчал высокий худощавый сутулый парень, стриженный почти под ноль, с вечно лукавым выражением лица и размашистой походкой. – Схожу-ка я лучше за материалом…

После перекура поднесли дубину побольше – это была часть ствола берёзы. Оглядев её со всех сторон и как-то нежно ощупав, затем почесав в затылке, Сашок-боксёр обречённо произнёс:

– Мне выступать скоро, на районных и первый разряд подтверждать. Я всё – на этой дубине сдаюсь. Может быть ничья, Угрюмый?

– Поставьте на пеньки и держите крепче! – громко, уже тоном победителя, провозгласил Алёша.

Ребята положили ствол на пеньки и по двое стали его придерживать с обеих сторон. Наступила театральная немая сцена. Алёша собрался, сконцентрировал всю силу в одном, высоко поднятом над головой, правом кулаке, взял прицел ниже дубины примерно сантиметров на пять и с максимального со всего размаха резко вдарил сверху вниз со всей дури, сопровождая удар движением всего тела сверху вниз, как бы падая и дичайшем криком, который эхом отозвался по лесу:

– Ки-я-я-я! – дубина развалилась пополам, а сам Алёша даже упал на одно колено, вложив весь вес своего тела в удар.

Держащие дубину с обоих концов парни, отскочили в стороны, еле удержавшись на ногах, каждая пара со свою часть дубины…

…Наступила тишина, только эхо ещё разносило по дальним уголкам подмосковного леса боевой клич японских самураев, повторяя его то здесь, то там:

– Я! Я! Я-а-а!

Наконец тишину прервал Гарик:

– Ну чё, пацаны почапали в отряд, а то там Паша наверное психует от отсутствия всего состава.

Пацаны не спеша потянулись через дыру в заборе, по дороге обсуждая увиденное. Кто-то говорил:

– Подумаешь, я бы тоже так смог! У меня второй разряд по вольной!

Ему возражали:

– Чё ж, ты, не вызвался, когда Угрюмый один остался? Только фуфло гнать можешь после драки! Иди сейчас к Гарику, к Вовану, к ребятам и вызовись, скажи: «И я могу, скажи, давайте, что рубить?! Всё разрублю!»

…Так громко обсуждая между собой последние события, ребята подошли к отрядному корпусу. Из корпуса им навстречу по деревянной входной лестнице спустился пионервожатый Паша – невысокий, круглолицый, коренастый весельчак, лет двадцати.

– Куда все пропали, не понял юмора?!

– Да вот, Паша, каратэ изучали – лес рубили, прямо голыми руками деревья рубили, прикол?! – поставил вожатого в курс дела Вован.

– Вот давай любую палку, сейчас разрубит – вот он, Угрюмый. Он оказался каратистом. Во как! – добавил Гарик.

– Да, испытай, испытай его, Паш! – пристали к вожатому остальные.

Паша послал одного щупленького парнишку в подсобку с другой стороны корпуса:

– Юр, принеси-ка метлу и грабли! – скомандовал Паша. – Я и сам горю желанием посмотреть на это чудо, всегда хотел в живую, как говориться посмотреть, а то только на видике у друзей и видел.

Через пять минут черенок грабель, а затем и метлы были разрублены голым кулаком Алёши. От постоянных ударов, кулак начал дубеть, но Алёша не чувствовал боли или не хотел её чувствовать. Действие проходило на деревянной лестнице крыльца входа в корпус отряда. Было очень удобно: кладешь древко прямо поперёк перил, сам поднимаешься на ступеньку выше, а ребята придерживают и… бах! В руках у ребят остаются две половинки этого древка. Когда следующие грабли потолще ему разбить не удалось, руку обожгла ужасная боль, но Алёша не показал вида. Он тогда понял секрет, необходимо было обязательно разрубить древко, иначе будет очень болезненная отдача или даже можно сломать руку. Со второго удара Алёша всё же добил грабли, потом ещё одни и к полному всеобщему восторгу деревянную лопату для снега. Садовые инструменты стали заканчиваться, но публика вошла в раж. Тут Витёк вынес из корпуса и подал Паше какую-то прямо-таки морскую палубную швабру с толстенным древком. Изготовители этого инструмента наверное думали, что эта швабра будет служить вечно.

– Давай теперь по чирику, Паша? Десять рублей найдешь? Кто разбивает, того и червонец! А то вдруг мне средства на лечение понадобятся… – раздухарился Алёша, несмотря на уже сильно опухшую в районе запястья правую руку.

– А у тебя, Лёша, имеется, что ставить? – поинтересовался вожатый.

– Наберем если чё?! – Алёша оглядел пацанов.

– Имеется, если чё! – заверил Вован, предварительно переглянувшись с Гариком.

– Найдём, – подтвердил Гарик.

Все присутствующие были в азарте и болели конечно же за Угрюмого – за Алёшу. Взглянув и повертев в руках швабру, вожатый отказался от соревнования. Слово было за Алёшей.

– Держите крепче! – обратился Алёша к ребятам, а то руки отобьёте. Применив театрально-цирковую паузу для окончательного разогрева публики, он не спеша подошёл и нагнулся над шваброй.

– Ки-я-я-я! – толстенное древко швабры разлетелось ровно пополам.

Не веря своим глазам, Паша вертел две половинки вечного инструмента, рассматривая место разлома:

– Поразительно! Ни одного сучка нет!

Красненькая бумажка перекачивала из кармана вожатого в карман лжепионера Алёши. Этой бумажке было суждено обеспечивать весь отряд сигаретами недели две. Алёша пожинал плоды своего успеха и подъема авторитета на заоблачную высоту, всё оставшееся в пионерлагере время. Дружить или просто даже присесть рядом с ним считалось очень почетно и престижно. Помериться же с ним силой больше никто из пацанов даже и не задумывался. Алексей самостоятельно находил для себя новые испытания в виде какого-нибудь древка или даже доски, и если не разбивал их сразу, то носил с собой по всему лагерю и в конце концов всё-таки добивал, не в качестве показухи, а порой даже без свидетелей, для себя лично.

Этим ярким на впечатление и в общем довольно успешным летом закончилось пионерское детство Алёши. Больше он уже никогда пионерский галстук на себя не надевал, да и не имел на него никаких прав, так как пионером так и не стал. Сначала было обидно, что не приняли, потом стал привыкать, а в пионерлагере понял, что галстук можно носить и так, не будучи официально принятым в пионеры. А дальше – просто уже вырос из пионерского возраста…

…С раннего детства Алёша играл в шахматы, к которым приучил его отец. Он выигрывал у своих сверстников, а последнее время и у отца, и ему это нравилось. Алёша по своей воле ещё с десяти лет записался в шахматную секцию и доигрался до участия в большом турнире во Дворце пионеров на Ленинских горах и вскоре получил второй юношеский разряд. Но это было, опять-таки малоподвижное занятие, а в то время Алёша искал что-то активное подвижное – в общем настоящий спорт. Тут, как-то раз, продолжая поиск подходящего занятия, он заглянул в соседний Дом пионеров Свердловского района, расположенный совсем рядом с Тимирязевским. Там тоже была шахматная секция, но она была совершенно непохожа на другие шахматные секции. Привлекло Алёшу в этой необычной секции её второе неофициальное направление – мини-футбол. Шахматная секция располагалась в обычном стандартном здании школы, представлявшим из себя: два здания, соединенных длинным коридором. Первое здание с парадным подъездом было занято учебными классами, во втором были расположены: спортзал, мастерские, столовая и актовый зал. По окончании второй смены обучения и работы группы «продлённого дня» для младших классов, школа пустовала. Пустовал соответственно и спортзал, который почти на всю ночь предоставлялся странной шахматно-футбольной секции. Это было новое слово в сфере внешкольного воспитании подростков – ноу хау того времени в области интеллектуальной и физической подготовки подрастающего поколения одновременно, как сказали бы в наше время: два в одном. Шахматно-футбольная секция включала в себя в равной степени умственную и активную физическую подготовку – это было здорово. Жаль, что такие комбинированные секции не получили дальнейшего широкого распространения в СССР. Наверное, потому, что подобные секции и кружки всегда действовали с опаской и оглядкой, в тайне от официальных властей. В то строгое бюрократическое время, всё что шло не по утверждённой в районном отделе народного образования программе находилось вне закона. Это было очень полезное для детей начинание, развивающее ребят сразу всесторонне, но ему было не выжить в том мире планов, графиков и жестких формуляров. Ребёнку, просидевшему несколько часов неподвижно за партой, а потом ещё два-три часа за шахматной доской, просто жизненно необходима была активная двигательная разрядка.

Занятия в секции Дома пионеров начинались с шестнадцати – семнадцати часов. Участники подтягивались по разному, кто когда успевал, в зависимости от места проживания. Ребята прибывали, рассаживались по парам за шахматы и начинали между собой играть. Примерно с девятнадцати до двадцати часов, тренер, как правило, не меньше чем кандидат в мастера спорта, преподавал собравшимся теорию шахмат, а затем, когда уже совсем стихало в здании средней школы, всей секцией, во главе с тренером, ребята отправлялись в спортзал, где занятия продолжались, но уже по мини-футболу. В местном, допоздна работающем гастрономе, перед его закрытием, ребята набирали каких-нибудь булок-плюшек и треугольных пол-литровых пакетов молока по шестнадцать копеек. Таким образом шахматисты-футболисты подкреплялись в перерывах между футбольными таймами и сразу же после игры, когда на всех нападал какой-то просто зверский аппетит. Это было самоё весёлое время и на часы тогда вообще никто не смотрел. Футбол заканчивался далеко за полночь. Дом пионеров находился в Вадковском переулке, недалеко от Савёловского вокзала. Никакой общественный транспорт в это время, естественно, уже не ходил и неместные пацаны шли глубокой ночью домой пешком по Новослободской улице, мимо Савёловского вокзала, дальше – по Бутырской улице, потом – по Дмитровскому шоссе до кинотеатра «Комсомолец». Шли ночью по пустынным широким улицам Москвы, весело и громко обсуждая прошедшую игру, проводя разбор полётов и даже размышляя о высоких материях. У кинотеатра «Комсомолец» их пути расходились, а Алёша шёл дальше один до кинотеатра «Ереван» и своего дома на Селигерской улице. Что удивительно – никакой усталости он тогда совершенно не ощущал.

Самое интересное, когда Алексей, будучи уже взрослым молодым человеком, вспоминал эти многокилометровые прогулки с ребятами после многочасовых ночных футбольных матчей, у него всегда возникал вопрос к самому себе: «Неужели это всё было на самом деле, неужели я это мог?! Неужели ребята это могли?!» Алексей напряжённо вспоминал: конечно же он должен был смертельно уставать, но не мог вспомнить ничего подобного, усталости он не помнил вообще. Наоборот, их всех трудно было оторвать от ночного футбола и если бы ни тренер, они играли бы, и играли дальше – до самого рассвета или вообще пока бы, наверное, не упали бы совсем без чувств. Такие занятия проходили два раза в неделю, во вторник и четверг. Все ребята с нетерпением ждали этих дней и как казалось Алёше, они все тогда были счастливы таким простым, но таким настоящим мальчишеским счастьем. Но детство подходило к концу, заканчивались беззаботные игры, надвигались серьёзные взрослые заботы и проблемы, а жаль – это было настоящее время.