Читать книгу: «Цивилизация хаоса. Философия, публицистика, проза и эссе», страница 7

Вирус бодипозитива

Ещёе недавно, буквально десять лет назад, высказываться против гламура, глянцевых стандартов красоты и физических форм фитнесс-моделей было по крайней мере странно. Теперь же создаётся впечатление, что человечеством овладело не что иное, как гибельное стремление к уродству. Конечно, не проговариваемое напрямую, но рядящееся в одежды гуманизма, политкорректности и здравого смысла. Пока можно говорить о том, что это стремление латентно.

Попробуем проанализировать, почему это происходит. Мировая экономика переживает ползучий кризис. Ряд благополучных стран демонстрирует откат в коллективистское прошлое. Не говоря уже о России, будто бы копирующей ГДР времён заката социализма.

Россию закрыл не только «ватный занавес», но и плотный туман вещевой серости. Разнообразные ТЦ, включая крупнейшие московские моллы, пестрящие названиями модных брендов, представляют товар не только не соответствующий фирмам-производителям по цене и качеству, но и буквально являющийся поддельным.

Либо же под видом новых коллекций распродаются старые. Про скидочные аферы я даже говорить не хочу. По общему ощущению от дизайна и набора вещей в принципе, мы находимся где-то в Германии конца 1980-х. В аккурат перед обрушением Берлинской стены.

Удивительно здесь и печальное совпадение глобальных трендов. Одежда для унылых тетушек а-ля журнал «Бурда Моден» перемежается с предметами для таких же унылых и непритязательных болотистых хипстерш и бодипозитивщиц. Проклиная эпоху гламура, они вольно или невольно записываются в левацко-социалистический лагерь, сетуя на «загнивающий капитализм». Однако всё, что они декларируют, – это лишь их собственная неконкурентоспособность.

Уверена, 90% бодипозитивных людей при наличии средств воспользовались бы достижениями современной эстетической медицины. Но возврат в социализм – относительно новая мировая неомарксистская тенденция (читай обнищание) – просто не даёт им такой возможности; более того, он убеждает их, что они сами всего этого хотят – быть некрасивыми, негламурными. Не верю!

Точности для стоит заметить, что текущая ситуация напоминает не столько (нео) советскую, сколько почти буквальную имитацию повсеместного присутствия «штази», липкий трусливый душок мятущейся нищеты и боящегося быть потревоженным распределённого бюрократического комфорта. Имитация времён заката социализма – самая бессмысленная и самая гадкая.

Сейчас появилась необходимость в новых социально-культурных трендах, обнуляющих прежние «капиталистические» запросы избалованных граждан и подводящих их к якобы неизбежности экономии, смирения, обоснованию приоритета выживания над построением перспективных планов.

Одна одиозная журналистка, пишущая на грани фола, с излишне интимными, буквально анатомическими подробностями собственного бытия, уехавшая прочь от «растленного и отравленного химикатами» большого города, выпавшая в лоно первозданной русской деревни, являет собой живую иллюстрацию добровольного принятия тягот существования в качестве «безусловного блага» для вновь народившегося постсоветикуса.

Журналистка-деревенщица поставляет ошарашенной публике ни много ни мало практическое руководство к доению коз и разведению кур. Никакая жизнь, на мой нескромный взгляд, не стоит такой адской работы. Я не имею в виду профессиональных фермеров и агроинвесторов, которым подобная деятельность не только по нраву, но и приносит немалый доход. Но представить себе бывшего журналиста, офисного работника или просто творческую личность, занимающуюся подобным дауншифтингом, я не могу.

То, что описывает новоиспеченная Агафья Лыкова, для меня, как для современного человека, является добровольным концлагерем либо вариантом медленного, садистского самоубийства – если не тела, то разума. Это столь прекрасно, что я не могу не процитировать:

«Ищете по объявлениям дойную козу-первокотку. Находите за пять, торгуетесь за четыре. Предпочтение отдаёте раздоенным или тем, кто кормил много козлят. За 500—1500 берёте пару беспородных месячных козочек из хорошего хозяйства.

Раздаиваете козу до хотя бы 2,5 литра в день. Кормите двумя литрами козлят, пол-литра оставляете себе на кофе. Коза окупается за 2,5 недели. Ест траву, овощные очистки, комбикорма – на 15—20 рублей в день или вовсе без него. Через месяц молоко козлятам сокращаете. Себе оставляете сначала литр, ещё через 2,5 недели – полтора. После 3—3,5 месяца козлят молоко полностью ваше. К этому времени вы раздоили козу до трёх литров. И вуаля!

Ещё совет. Курица-несушка стоит 400 рублей, если покупать за три недели до начала кладки. Пять куриц съедают в день на 10 рублей еды и дают где-то 33 яйца в неделю. 15 вы съедаете, 18 оставляете на бартер. Например, всё лето даёте их пчеловоду, а к осени получаете означенное количество мёда».

Кажется, в одном из произведений Владимира Сорокина было что-то про землю, куда люди стремились прочь от цивилизации и прогресса, буквально зарываясь в неё бронебойными пролетарскими червями. Такими же человекочервями нам советуют стать «новые почвенники, хозяйственники и комсомолки».

Один из недавних публицистических перлов скандальной авторши, опубликованный в центральном издании, – не только апофеоз и обречённая исповедь вынужденной бодипозитивщицы. Он ещё и гимн женского сексизма, унижения мужчин и злорадства, вопль сублимирующей потерянной бессубъектницы.

«Если честно, среднестатистический мужчина, на которого, по идее, охотится среднестатистическая женщина, подобных вложений не стоит. И секс с ним – тоже. Зачем ухлопывать все свои деньги и время, сидеть на диетах, шагать до одури на эллипсоидном тренажере и носить неудобные наращенные ногти, если за все свои страдания ты получишь среднестатистического мужчину?

Ты себе на контурную пластику губ копишь, носишь какие-то воздухонепроницаемые трусы пуш-ап со вставками, ногти нарастила, сделала лазерную шлифовку лица… И всё для того, чтобы потом тебя 120-килограммовый любовник облил фонтаном крови из своей разорвавшейся аорты?

А ещё они лысеют. Средний возраст начала облысения в России – от 27 лет. Но есть и 20-летние с проплешинами. Стресс, макаронный рацион с минимумом белка, отсутствие культуры лечения лысины и денег на это. В любой статье трихолога указано, что число склонных к облысению мужчин одинаково во всех регионах Земли. Однако в бедных странах с плохой экологией и низким уровнем жизни лысых больше. У нас их очень много. И они не просто лысые – у них пивной живот, пивная грудь и совершенно женские бока».

Сквозь лицо щелкопёрки-мужененавистницы проглядывает общий портрет фрустрированного постсоветикуса, который в условиях всепоглощающей нищеты и полной оторванности России от благ цивилизации не способен более действовать конструктивно. Теперь он может лишь, подобно заурядному хейтеру, распылять свою энергию, выискивая недостатки других – как отдельных лиц, так и социальных групп, – мечтая затащить всех их в собственное болото. Осуществляя не что иное, как то, что именуется в психологии репрессивным переносом. Постсоветикус не может выносить самое себя. И именно поэтому он не выносит других. Таким образом, бодипозитив, как и многие другие западные веяния последних лет, становится здесь прибежищем девиантных маргиналов.

Россия оккультная

Управление страной, тем более такой огромной, как Россия, подразумевает использование технологий манипуляции массовым бессознательным. Причём речь не только о территориальной масштабности России. Речь о культурно-традиционалистской исторической общности, являющейся огромным плавильным котлом бесчисленного множества народов, смыслов, а также их интерпретаций.

На рубеже ХIХ—ХХ веков религия фактически утратила свой потенциал, свою управляющую силу. Огромному пространству от Балтийского моря до Тихого океана была навязана нелепейшая идеологическая конструкция коммунизма, в своих основах содержавшая всё те же массово-бессознательные паттерны, весьма характерные для религии.

До сих пор, в ХХI веке, на главной площади страны стоит Мавзолей с мумией «вождя», изготовленный по образцам древних культовых сооружений Месопотамии. Это сейчас можно воспринимать достаточно иронично, исключительно как культурный артефакт. Но когда его строили, а именно с 1924 по 1930 год, этому сооружению придавали огромнейшее государственное значение.

Основы государственности, заложенные тогда, были фактически оккультными, не поддающимися логическому анализу и, соответственно, рациональному осмыслению. Это совершенно логично с той точки зрения, что красный террор, развязанный большевиками, был чистейшим злом, безумием и воплощением иррационализма. Посему всякий, кто подходил к нему с критических, логических и этических позиций, рисковал либо сойти с ума, либо стать «врагом народа».

В 90-х годах прошлого века России по ряду причин не удалось встать на прогрессистские рельсы. Тогда закономерно сработал «страховочный механизм бытия», вернув смысловую составляющую на изначально-бессознательные позиции.

Глубоко распаханное поле народного безумия было щедро засеяно разнообразными легализованными фриками, от Джуны Давиташвили, принятой в партийных кругах сперва на периферии, а потом и в центральном аппарате, до Чумака и Кашпировского, невиданных доселе мошенников, допущенных к святая святых – телевидению. Засилье метафизических напёрсточников всех видов и мастей было по сути своей постмодернистским.

В 1990-х в России было всё. Должно было быть и это. Если меня спросят, есть ли в мире что-то необычное, чего я не видела, я отвечу: «Нет, я жила в России в 1990-х. Поэтому я видела всё».

Этот карнавал аферистов был задуман исключительно для плебса, ибо подразумевался в качестве своеобразного подсластителя горькой пилюли расставания с советским прошлым.

Находясь продолжительное время в состоянии депривации чувств, тех самых, что как раз связаны с пресловутой духовностью, многочисленные адепты красного материализма бросились в пучину уже заведомо подготовленной для них заботливым руководством восточной эзотерики. Я нисколько не сомневаюсь, что гэбисты курировали все «тайные» метафизические кружки, секты, общества изучения восточных религий и единоборств – вплоть до безобидной йоги.

Но то, что в 1990-х было практически безопасно, к 2019-му превратилось в страшную болезнь. Почему? В 1990-х верхи не нуждались в метафизических костылях, ибо нащупали экономические. Более того, Россию приветствовала Госпожа Цивилизация собственной персоной. Весь мир был благосклонен к нам. Однако годы специфической внешней политики, а именно милитаризации, имитации холодной войны, функционирования в режиме осаждённой крепости, не могли не принести своих плодов.

Сознание управленцев намотало на маховик раскрученной ими же истерии. Не находя точки опоры в себе самом, их ум уцепился за гнилую соломинку мифологии и религии. Ценный инсайдер системы, ныне опальный, уволенный из МГИМО профессор Валерий Соловей так рассказывает об этом:

«Видите ли, в чём дело. Они там совершают очень странные обряды. По счастью, всё обходится пока без кровавых жертв. Но всё это напоминает субкультуры столетней давности, 1920—1930-х годов. У чекистов всегда был устойчивый интерес к эзотерике и оккультизму».

И далее:

«Это абсолютно серьёзно. Это устойчивое течение в российских спецслужбах. По крайней мере, ещё с конца 1980-х годов. В 1990-х оно расцвело махровым цветом. Потом об этом перестали писать, перестали откровенничать. Но это никуда не делось. Это то, что отравило плесенью значительную часть российской элиты. Там разные оккультисты, маги, эзотерики, вся прочая восточная муть, гадательные системы, – она колоссальна.

Люди, относящиеся к российской элите, встречаются с шаманами, которых им привозят из Амазонии. Или сами летают к шаманам, их сопровождают колдуны. В России сейчас ситуация фундаментальной неопределённости. Поэтому люди стараются последний кусок срубить, схватить бабла и спрятать в заначку. Чем эта неопределённость сильнее, тем выше потребность поиска какой-то путеводной нити.

Рациональное знание этого дать не способно. Люди обращаются к колдунам, магам и эзотерикам. Это естественно. Масштабы этого явления вы себе даже не представляете».

В государстве Российская Федерация полностью отсутствует идеология, есть только её неумелая имитация, что, безусловно, хорошо и вполне в духе времени. Но на фоне её отсутствия продолжают использоваться всё те же чекистские методики. И это даже не заготовки 1960—1970-х годов. Это наработки 1930-х, поданные в утрированном, комиксовом, трэшевом варианте, словно списанные с книг любимца всех параноиков и сторонников теорий заговора Григория Климова.

Сам не очень-то здоровый, писатель постоянно апеллировал к разнообразным «идиотам» и «дегенератам», мешающим строительству «великого красного проекта», а вся деятельность чекистской элиты в его произведениях, в сущности, сводилась к копированию действий средневековой инквизиции.

Например, не так давно «актриса российского шизотеатра» телеведущая Елена Малышева в своей программе назвала детей с интеллектуальной недостаточностью «кретинами». Это действительно упрощённые чекистские методы выбраковки и очистки населения. Но, конечно, в эпоху софт-насилия это не работает всерьёз.

Мы должны понимать подобные выходки как истерические декларации-саморазоблачения. Советский и постсоветский человек, как и советская и постсоветская власть, глубоко закомплексованы и внутренне ущербны. Они чувствуют свою вторичность, даже болезненность глубоко внутри. Поэтому для них так важна социальная иерархия. От охраняемых дач и дворцов до модных брендов и далее – вплоть до того, что они хотят зафиксировать свою якобы психическую норму. Именно для этого им нужны больные. Много больных. Желательно – вся страна.

Конспирология как основа идеологии

Весь мир целиком и полностью никто не контролирует. Им управляет скорее масштабная инерция, чем сложная иерархия и якобы порождаемые ею тайные, но при этом огромные, разветвлённые структуры.

Хотя последние, разумеется, существуют и вне всяких скрытых схем и умыслов, постоянно стремясь к доминированию и конкурируя между собой, но это отнюдь не делает их «властелинами вселенной», как нередко представляется всевозможным любителям теорий заговоров.

Несмотря на якобы материализм марксистского учения, адаптированного Лениным для России, в основе его лежали и продолжают находиться традиционалистские мантры религиозного характера. Непосредственно в мышлении среднестатистического россиянина, как правило, присутствуют мифы – интерпретации ленинской эрзац-религии, помноженные на православный новодел гэбэшного разлива.

Именно поэтому сегодня на размягчённый десятилетиями идеологической обработки мозг российского обывателя очень легко ложатся любые теории заговора, «объясняющие», почему внешние силы хотят поработить либо уничтожить его. Также это вполне укладывается и в общую парадигму внешней политики нынешней России, считающей прогрессивные страны своими врагами, «бездуховными» исполнителями воли неких тайных высших враждебных (в т.ч. инопланетных!) сил.

При, казалось бы, избыточной информатизации российского общества, наступившей уже в середине 2000-х благодаря распространению широкополосного доступа в интернет, качественного «квантового скачка» в массовом бессознательном не наступило – напротив, люди скорее научились находить в сети всевозможные вычурные подтверждения своим досужим домыслам и бредовым наветам, нежели рассеивать мрак собственного невежества не всегда удобными и комфортными для восприятия фактами.

Таким образом, конспирологическое мышление – это ещё и желание создать питательную среду для чудищ, порождённых сном собственного разума, это стремление сформировать такую мировоззренческую конструкцию, в которой они станут её неотъемлемой, органичной частью.

Знание о ловушке есть первый и основной способ избежать её. Предположим, что некие конспирологические построения верны и, таким образом, разоблачая заговор, человек освобождается от тлетворного, пагубного влияния его тайных зачинателей. Но не тут-то было. Конспирологичность не предполагает качественных выводов даже из своих собственных формулировок, уводя своих адептов вглубь запутанного лабиринта – прямо на обед Минотавру безумия.

Насколько преуспела русская литература в дихотомических вопросах от «Что такое хорошо и что такое плохо?» до «Кто виноват и что делать?», настолько же порочно-устойчиво русское мировоззрение, самое русское бытие, дающее готовые и соблазнительные ответы. Поиск виновных оборачивается нахождением врага, но этим врагом отчего-то постоянно становится некая третья сила, ещё и изрядно мистифицированная. При этом своя, отечественная власть нередко сакрализируется, покрывается ореолом то милостивой, то карающей божественности. Потому от русской литературы до конспирологии – буквально один шаг.

Проблема в том, что архаично-конспирологическое мышление, свойственное низшим слоям населения, умело обработанное пропагандой последних лет, постоянно переносится с внутренних вопросов во внешние сферы. Таким образом, «масонский заговор», «атлантистский пакт» и прочая «мировая закулиса» каждый раз оживают под обновлёнными обложками, оставаясь внутри всё теми же большевистскими «методическими указаниями по выявлению контрреволюционных элементов».

Одним из примеров псевдогосударственной структуры по производству конспирологических мифов является так называемый «Изборский клуб». Это сообщество широко известных в узких кругах доморощенных «интеллектуалов» консервативного толка, специализирующихся на изучении внешней и внутренней политики России.

Именно их галлюцинаторные построения, взятые из немецких методичек 30-х годов прошлого века, являются идеологической основой нынешней российской государственности.

Я помню, как в начале 2000-х, когда путинская повестка была ещё неочевидна и только начинала формироваться, один из таких «мудрецов» (тогда я ещё не знала, кто они такие) пригласил меня на некое мероприятие в один из престижных книжных магазинчиков в центре Москвы.

Выступавшие дружно хаяли Запад, готовились к последнему сакральному бою и т. д. Я долго терпела и недоумевала. Но терпение моё лопнуло, когда один литературный старец, отдалённо напоминающий Льва Николаевича, но при этом будучи явной постмодернистской подделкой (как и всё у них), встал и воскликнул, вздымая руки вверх: «Как они могут что-то там делать (сейчас, к сожалению, я дословно не вспомню кто и что), когда дети в Африке голодают?» Из голодных детей в помещении была только я. Поэтому я немедля отправилась в ближайшее кафе обедать, чтобы не слушать всю эту ересь. За мной помчался ещё один клинический патриот, пытаясь убедить меня в том, что я «должна работать с ними на благо России и за приличное финансирование (!)» и что сама идея холодной войны – естественно, имитационной – очень даже неплоха. А всё происходящее есть не что иное, как действия группы «анти-Бжезинского», которого надо читать и понимать «ровно наоборот». Проще говоря, меня пытались не только вовлечь в сомнительную политико-интеллектуальную аферу (а из подобных афер и состоит внешняя и внутренняя политика нынешней РФ), но и убедить меня в том, что данная игра устраивает не только Россию, но и Америку.

Из вышеописанного следует один простой и неизбежный вывод: все преступления, прежде всего государственные, совершаются под прикрытием внешне благообразных общественных консенсусов. Когда же подобные договоры в своей основе начинают обретать форму агрессивных конспирологических фантазмов, государство обречено на катастрофу.

Асексуальность и комфорт

Весь модернистский ХХ век, плотно закрученный на романтических архетипах прошлого, помноженных на фрейдистские концепции, сделал из сексуальности новое божество. Как реакция на ужасы последней мировой войны возникло гуманистическое учение Эриха Фромма, призванное не столько создать новые научно-философские концепты, сколько компенсировать те чудовищные открытия о подлинной природе человека, которые принёс фашизм. Можно сказать, что мы родились и жили в обществе принуждения к любви (Фромм) и сексу (Фрейд). Это была новая мягкая тоталитарность, часть того, что принято именовать софт-насилием.

Закономерной реакцией на такого рода принуждение, которое даже не осознавалось как принуждение, стал постепенный отказ от сексуальных отношений. «Поколение снежинок» – так называют наиболее молодую категорию асексуалов – вызывает закономерное раздражение консерваторов. Их пугает то, что привычный мир рушится на глазах. И что они уже не смогут его контролировать.

Мы говорим сейчас не только о привычной морали традиционного мира с его убаюкивающими структурами семьи и стабильных отношений. Мы говорим ещё и о целой бизнес-индустрии, которая десятилетиями выстраивала себя, имея в своей основе принцип удовольствия как источник бесконечного гешефта материи, которую учили быть ненасытной. Высочайшие проявления человеческого духа в рамках фрейдистской концепции рассматривались как следствия элементарных биологических побуждений. И человеческий дух, пусть и постмодернистский, наконец пресытился этим.

«И дело не в том, что у нас закончились чувства, а в том, что закончился срок годности понятийного аппарата, которым ещё до недавнего времени мы пользовались для того, чтобы их описывать. «Выбор», «договор» и «отношения» – категории, рационализирующие чувственный опыт с наступлением позднего модерна, – сегодня устарели так же, как с приходом психотерапии устарели «чудные мгновенья», «кометы» и «метели». Мы прибыли в следующий пункт назначения: в эпоху «невыбора», «недоговора» и «неотношений»», – переживает популярный ресурс «Кольта.ру».

Однако я не вижу в существующей тенденции никакой проблемы. Мы должны осмыслить отказ от отношений в привычной форме и новую норму (асексуальность) как некий этап в развитии цивилизации со всеми его плюсами и минусами. Происходящее есть эволюционная неизбежность. Ведь эволюция носит не только биологический характер, но и социальный и сознательно-субъектный. Грядёт эра индивидов. Человек как социальное животное медленно, но верно мутирует в человека-субъекта. И если мы рассуждаем с позиций подлинного гуманизма, а не профанического общественного (например, фроммовского), то именно интересы индивида должны стоять во главе угла.

С глубинных философских позиций тенденция к асексуальности является фактическим опровержением кантовского категорического императива. По Канту, понятие счастья личного или общего всегда зависит от условий опыта. Но благодаря наличию свободной воли человек может интерпретировать общий положительный опыт в том числе как неприемлемый лично для себя. Соответственно, в контексте данной статьи современный индивидуум имеет полное право отказаться от навязываемой ему концепции индивидуального счастья, базирующейся на некоем коллективном положительном опыте прошлых поколений.

Проще говоря, современному человеку куда лучше и приятней жить одному, заниматься саморазвитием, зарабатывать деньги и ни от кого не зависеть. Причём он вполне может вступать в эпизодические и даже длительные отношения, но при этом не строить «классическую» семью. Важно проговорить и тот факт, что асексуалы – это не люди, имеющие какие-либо патологии, не фригидные женщины и не импотентные мужчины. Это просто люди, мир которых не вертится исключительно вокруг секса. Также следует отметить и ещё одно немаловажное свойство асексуальности – обратную совместимость, то есть когда асексуальность допускает существование всех предыдущих форм отношений, но при этом не ставит какую-либо одну из них в качестве доминирующей.

Но асексуал, тем более агендер, пугает не только традиционное общественное мнение. Он становится опасен для самого «левиафана», ибо совершенно легально уходит из-под контроля. Да-да, именно «семья – ячейка общества» была довлеющей формой системного надзора за индивидуумом.

Что же касается лично меня, для меня мир функциональности, обособленности, отчуждённости есть лучший из миров. И да, термин «отчуждение» для меня не несёт никаких негативных коннотаций.

«Не проси – ничего вообще никогда не проси. «Если вы чего-то не можете дать себе сами, молча, значит, оно не в ваших границах». А раз не в границах – нечего зариться. «Просить невыгодно (очень невыгодно), потому что это делает вашу позицию ниже. Вы получаете какую-то мелочь, без которой могли бы обойтись или сделать это сами, и теряете за это позицию». «Столько просьб у любимой всегда – у разлюбленной просьб не бывает», – писала Ахматова сто лет назад. Сегодня мы все – разлюбленные.

Разлюбленные и не готовые полюбить; боящиеся потратить больше чувств, чем получить; оберегающие свои личные границы с овчарками и сторожевыми вышками – мне жаль нас. Мы ездим на Uber в коворкинг для фрилансеров; мы пользуемся Tinder; мы покупаем биткоины – и это мы стремительно превращаемся из эмоционального пролетариата (работающего над отношениями) в эмоциональный прекариат (инженеров-испытателей своего счастья). Мы очень, очень хотим эволюционировать из «рапана» в «рыбака» – просто чтобы нас не съели», продолжает рефлексировать «Кольта.ру». «Рапан» и «рыбак» – термины из психологических тренингов «Эволюция» некоей Марии Комисаровой, в псевдонаучной манере, цинично, но тоже утверждающей новые правила.

Нас часто обвиняют в инфантильности и безответственности. Но разве не инфантильно это истеричное повсеместное нуждание в любви? И разве не логично и разумно взять ответственность за самого себя, прежде чем брать её за других и (или) распределять на других в добровольно-принудительном порядке?

Лично я чувствую себя без любви вполне комфортно. Мне вполне достаточно банковского счёта и функциональности (здоровья). Частная жизнь меня не интересует, меня интересует общественное самоутверждение. Я хочу нравиться в первую очередь себе. И таких, как я, много. Просто мало кто готов подобное проговорить вслух.