Читать книгу: «Иллюзия бога», страница 3
Тяжело дыша, Двенадцать скидывали мантии, будто торопясь побыстрее от них избавиться. Подошедшая Афина похлопала Ари по плечу и принялась стирать меловые иероглифы вдоль двери. Гестия робко взяла у нее свечу и задула пламя.
Чистка была закончена.
Подошедший Дионис мимолетно дотронулся до растрепавшихся волос Ари и осторожно приподнял ткань ее рубашки, вглядываясь в порез.
– Ты в порядке, дарлинг?
Его ладони были холодными и мокрыми. Ари захотелось, чтобы он не убирал их подольше, и Дионис, будто услышав эту невысказанную просьбу, бережно притянул ее к себе.
– Все хорошо, – солгала она. – Один пластырь – и я приду в норму.
Дионис с облегчением выдохнул:
– Честно, обычно все гораздо лучше. Просто становимся в круг, говорим глупости… Но что-то пошло не по плану.
Предплечье все еще болело, но царапина оказалась неглубокой.
– Сделай одолжение, в следующий раз заранее пришли мне либретто. Чтобы знать, к чему готовиться.
– Что, уже собираешься повторить за счет заведения?
Он галантно предложил ей руку и повел к выходу. Уже у двери она услышала, как Зевс очень спокойно сказал:
– Кажется, мне надо к доктору.
И отключился.
== Весна ==
Правда была в том, что сейчас какая-то часть Ари хотела присоединиться к Чистке, несмотря на категоричный отказ. Хотела быть уже не просто наблюдателем, а частью их элитного сообщества. И, что самое важное, она хотела магию. Хотела цель и опасность, и что-то большее, чем то, что ей осталось после исчезновения Диониса. Ее избаловали пережитые с ним многочисленные истории. Реальность бледнела в сравнении с ними, и Ари не знала, что с этим делать.
«Вот на что способна магия: воскрешает человека, которым ты был, прежде чем жизнь разрушила твою веру в себя».
– Я подумаю над твоим предложением, – сказала она.
Зевс просиял:
– Всегда приятно иметь с тобой дело, Ариадна.
Мимо них пронесли носилки, на которых лежало тело, накрытое с ног до головы. Это могло значить только одно.
Кто-то не пережил теракт.
Часть 5. О заметках и прическах
Ари пожала плечами, направляя фен на густую черную шевелюру.
– Психотерапия? Зачем? Я в пол- ном порядке.
– Сегодня во сне ты опять звала Диониса и умоляла налить тебе текилы.
«Это что-то новенькое», – подумала Ари. Она перестала спокойно спать после смерти Минотавра. Воспоминания часто заставали ее врасплох, по ночам картины прошлого становились особенно яркими и отчетливыми. Но даже тогда она не разговаривала во сне.
– Ладно, – согласилась она. – Возможно, у меня был немного… напряженный месяц. Но зачем психолог? У меня же есть вы. Гестию выпишут со дня на день, наша святая троица снова будет в сборе.
– Ага, только мы такие же конченые, как и ты, – кивнула Афина. – Все равно что один слепой ведет другого.
Фен жалобно крякнул и затих. Ари выругалась, постучала им по столешнице. Эффекта ноль.
– Ничего себе доброе утро!
Первое, которое она начала не с набора номера Диониса и механического голоса «абонент временно недоступен». Утро, когда она решилась действовать.
«Ладно, и так сойдет. – Ари отбросила бесполезный фен. – В конце концов, не на семинар собралась, обсохнуть можно и по дороге».
– Тут твой староста пишет, – сказала Афина. – Пришли оценки за эссе.
– Ценю твое уважение к моему личному пространству!
– Сама оставила ноут на моей кровати. – Афина откинулась на подушки, зевнула. Взгляд ее блуждал по потолку. – Ладно, извини.
– Все в порядке, я шучу. Что там? Госпожа Уродливый Пиджак снова раскритиковала мою писанину в пух и прах?
– Хм… Вроде того.
При поступлении Ари хорошо сдала вступительный экзамен, препарируя предложенные тексты, как привыкла – интуитивно, не забывая разбавлять анализ общими заумными фразами. Она надеялась, что этот метод вкупе с искренней любовью к чтению и в будущем компенсирует пробелы в знаниях. Не компенсировал. С первого дня ее эссе пестрели красными пометками. Этого было недостаточно для откровенно плохого табеля, к тому же преподавательница придиралась ко всем, а у Ари не было амбиций для становления лучшим студентом – но все же это слегка задевало ее. Она-то всегда думала, что может распутать и разложить любое, даже самое сложное произведение. А в итоге не могла проделать этот фокус с собственным же эссе.
Ари отправила в рот кусок горячего тоста с сыром и вздохнула:
– Ну давай, скажи это. Я знаю, что тебе хочется.
– Я. Же. Говорила.
Ари вздохнула еще громче, но Афина была неумолима:
– Это из-за твоей темы. «Жанровая специфика литературной сказки», серьезно? Я не филолог, но даже мне все очевидно. Твоя преподша решила, что ты просто отлыниваешь от большой серьезной работы.
– Меня поражает, когда люди отождествляют сказки с чем-то фэнтезийным, наивным и исключительно детским.
Ей всегда казалось, что под покровом сказочных историй сокрыты потаенные страхи и желания целых народов; коллективное бессознательное – вечное, пугающее, пронзительное. Сказки говорили голосами множества поколений, и, если прислушаться к ним, легко услышать нотки ужаса перед неизведанным. Преемницы мифов, созданных на заре времен, чтобы объяснить новорожденному человечеству суть бытия и защитить его от враждебного мира.
– Лучше расскажи об этом не мне, а ей, – посоветовала Афина. – Но я могу взглянуть на твое следующее эссе, если хочешь. Две головы лучше, все такое.
Ари запрыгала на одной ноге, натягивая брюки:
– Чем я только тебя заслужила?
Афина усмехнулась и прищурила синие глаза, подставляя лицо лучам восходящего солнца. Неизменно зачесанные назад короткие волосы и выбритые виски придавали ей дерзкий, немного взбалмошный и хаотичный вид. Не стоило обманываться: в ее характере не было ничего стихийного. Она контролировала каждый жест, и Ари так и не смогла окончательно определиться, восхищало это ее или отпугивало. Они делили комнату уже два года – достаточный срок, чтобы смириться со странностями любой соседки, но с Афиной система дала сбой.
– Можем обсудить это завтра, часов в семь. Ты же не останешься у Персефоны на все выходные?
– Точно нет.
Афина взяла маркер и потянулась к своей части стены, на которой помещала исключительно списки дел. Маленький цветной квадратик – список на сегодня. Безупречно разлинованный тетрадный лист – это на неделю. И, наконец, А4, наводивший на Ари ужас объемом помещенных туда пунктов – это, само собой, на месяц.
К счастью, Афина хотя бы выкидывала эту макулатуру – в отличие от старых докладов, тестов и конспектов, которые подшивала в отдельные папки. «Возможно, когда-нибудь они понадобятся мне, но также они напоминают, как далеко я продвинулась», – пояснила она как-то, постукивая по дужке очков.
Очки. Еще один пункт в списке ее странностей – масштабная коллекция очков с разными оправами и разной формы. Вот только Афина никогда их не носила. Они были призваны выполнять скорее вдохновляющую функцию – как и зеленая винтажная пишущая машинка на столе. Как и (Ари искренне на это надеялась) разобранный автомат М16, лежавший под кроватью в непримечательной коробке.
– Кстати, могла бы просто написать Персефоне. Быстро выяснить, что у них было с Дионисом перед его исчезновением, и не тратить время и бензин на поездку.
– Разве лучшее воздействие на человека не достигается путем живого общения?
– Ого. Начинаю думать, что ты заинтересовалась ораторским искусством.
– Учусь у лучших, – подмигнула Ари. Афина умела очаровать аудиторию внимательностью и обходительностью, проявляя искусное умение использовать речь для достижения цели. Ею частенько являлся спор с каким-нибудь излишне заносчивым преподавателем, и на его месте Ари сразу пошла бы ладить петлю на гардины, потому что исход спора был предопределен.
– А бензин все равно не мой, кстати.
Словно в подтверждение ее слов, в дверь деликатно постучали. Ари метнулась обратно в ванну, пытаясь найти расческу.
– Не откроешь? Это Артемида. Ей надо в город, согласилась подбросить меня до побережья.
– А, Артемида, – скучающим тоном бросила Афина, распахивая дверь. На гостью она даже не взглянула. Между тем, там было на что посмотреть: каждое свое появление Артемида превращала в модный показ. Экстравагантный стиль ее одежды и импозантные манеры приковывали взгляд. Она любила яркие цвета и необычные принты, то завивала волосы, то выпрямляла их, то красила, а на первом курсе даже побрилась налысо. Будучи экоактивисткой, все предметы гардероба она вылавливала на блошиных рынках, забирала ненужное у других студентов, а потом что-то сдавала на переработку, что-то перешивала и продолжала носить. Сегодня ее твидовый блейзер с пышной красной юбкой дополняли пучок и парчовое пальто.
– Ого, – протянула Артемида и оглядела высунувшуюся из ванной Ари, будто нарочно игнорируя ее соседку. – Выглядишь…
– Да, знаю-знаю, волосы – полный хаос. Это метафора моей жизни. Зато ты только краше будешь смотреться на фоне.
– Я хотела сказать, воинственно и завораживающе. И грозно.
Афина нахмурилась. Секунду спустя морщинка между ее бровей разгладилась, и лицо снова приобрело привычный оттенок сосредоточенности.
– Ого… – Ари опешила. – Спасибо! Но и просто «мило» было бы достаточно, правда.
– Мило, – повторила Артемида. Она пожевала губами, будто пробуя слово на вкус. – Не-а, не люблю это наречие. Отдает патриархатом, объективизирующим нашу внешность, тебе так не кажется?
Это не приходило Ари в голову, но Артемида поддерживала идеи радикального феминизма, так что она не стала спорить.
– Я только пальто найду.
– Давай, там холод собачий. А еще весна, называется. – Она нехотя повернулась к Афине:
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Пауза.
– Говорят, через неделю возобновят пары. Может, и наш особняк скоро отремонтируют.
Афина сдержанно кивнула:
– Подрывники были на удивление аккуратны.
Дом их сообщества действительно не сильно пострадал: только сбоку, на месте, где когда-то было кафе, зияла черная дыра, отгороженная лентами. Но им все равно запретили там собираться, и теперь члены Двенадцати все выходные околачивались в общежитии, стараясь не думать о том, что теракт унес жизнь человека, которого многие из них хорошо знали. И о том, что каждый, посетивший «Оракул» тем вечером, мог оказаться на его месте.
– Приходится пока торчать тут. Может, хоть через пару дней погода разгуляется.
– Точно. По радио передавали, что крокусы будут отлично цвести.
Неловкость, повисшая между ними, казалась почти осязаемой. Они даже говорили так, будто читали заранее заученный текст.
– Не думала, что ты слушаешь передачи о природе.
– Какой-то маразматик из второго корпуса врубил приемник на всю громкость. Я решила, что хоть кто-то из нас может извлечь пользу из такого необычного знания. Ты, например. Это вполне справедливо.
Артемида хмыкнула, постучала обутыми в кеды ступнями. Рядом с Афиной всем сложно чувствовать себя уютно и нормально: она всегда выглядела строго и одновременно роскошно.
– Как у тебя получается сразу и похвалить, и в душу плюнуть? – спросила она без наезда, с искренним любопытством.
И Афина отвела взгляд. Афина. Отвела. Взгляд.
От шока Ари едва не выронила рюкзак и сделала глоток горько-приторного остывшего кофе.
– Что это было? – спросила она у Артемиды уже по пути к автомобилю.
Та пожала плечами:
– Жизнь.
Часть 6. О гранатах и флешках
Персефона прикрыла глаза. Ей должно было здесь нравиться: утреннее солнце, запах апельсинов и мяты, журчание питьевого фонтана, громкие разговоры во дворе. В конце концов, это был ее дом. Но ей не особо нравилось.
– У нас… у нас что-то изменилось? – наконец спросила она у матери.
– Помимо того, что ты стала носить черный, который совершенно не к лицу такой миловидной, цветущей девушке? Я даже не знаю.
– Мам, не начинай.
Деметра придвинула к ней травяной чай с полукружием лимона.
– И в мыслях не было.
На черный Персефона и правда перешла как-то спонтанно. Ладно, может, не совсем спонтанно, но всем так или иначе хочется отрицать влияние на свою личность. Думать, что сознание полностью независимо от чужих идей, хотя это невозможно. В меньшей или большей степени, все люди – даже самые свободомыслящие, даже блестящие новаторы – подвержены воздействию. Но Персефона все равно предпочитала думать, что просто одним холодным вечером, прежде чем отправиться в Царство, обнаружила перед зеркалом себя, покрывающую губы темно-красной, отдающей черным, помадой, купленной три года назад на распродаже и еще ни разу не использовавшейся.
== Зима ==
– Как я выгляжу? – поинтересовалась она у соседки, с которой делила комнату во время программы обмена. Из-за нее все помещение пропахло парфюмом с ароматом роз, и Персефоне это ужасно нравилось.
– Как вампирша. Или как очаровательная покойница.
– Идеально!
Афродита едва не подавилась от изумления. Даже приглушила нежный инди-поп, под который делала домашнее задание.
– У тебя кто-то появился?
– Что? Нет. Только волонтерский проект. – Она усмехнулась, поправляя изящную вязь старомодного воротничка. И добавила:
– Мы пока немного… не сходимся характерами.
Дита задумалась на секунду, вытирая с запястья следы чернильного пятна. Ее полные губы изогнулись в улыбке:
– Мне кажется, это норма. У меня один парень – адекватный, второй – долбодятел. С одним вообще не ругаемся, второго периодически хочется обоссать и сжечь. А я где-то посередине. Думаю, так и работает вселенская гармония.
«У нее два, а я с одним-то разобраться не могу», – думала Персефона по дороге в Царство, перешагивая мерцающие сугробы, над которыми еще не успели поработать дворники. Где-то вдалеке звенел колокол. Возле моста она остановилась, заметив знакомую худощавую фигуру.
Она залюбовалась тем, как внимательно Аид всматривался в каждую страницу, переворачивая их пальцами в черных перчатках, как его лоб испещряла глубокая полоса задумчивости. Будто невольно стала свидетелем интимного ритуала – близкого общения читателя с содержимым книги и с собственными переживаниями.
Поравнявшись с ним, она спросила:
– Не холодновато для чтения?
Он покачал головой:
– Я кое-кого жду. – И указал подбородком на Сизифа, бродящего с телефоном у подножия башни. – Нужно время скоротать.
– Большинство в такой ситуации просто первыми подошли бы и поговорили.
Аид уязвленно приосанился:
– Да, но я – не большинство.
– Скромность – твоя лучшая черта.
Он нахмурился, убирая книжку во внутренний карман пальто. Другой рукой он держал аж три поводка с черными псами. Те тихонько ворчали, но сидели смирно.
– Какие милашки, – улыбнулась Персефона, нагибаясь к ним. – Я-то думаю, кто там лает под окнами, пока я списки книжек составляю…
Пока она трепала их шеи, лицо Аида искажала сначала гримаса беспокойства, потом – ужаса и, наконец, облегчения. Какого-то ревнивого облегчения.
– Ты им вроде как нравишься, но последний раз они ели вчера. Не уверен, что это хорошая идея, если тебе дороги пальцы.
Она пожала плечами, зная, что ее невозмутимость заденет его еще больше.
– Тот парень у башни тебе задолжал?
– Угу.
– Как насчет «понять и простить»?
– У меня тут не благотворительный фонд. Я бизнесмен. Ни больше, ни меньше.
Она кивнула:
– Ясно, просто хочешь назад свои деньги. Я тогда пока пойду в Царство, проверю секцию…
– Дело не в деньгах, – перебил он.
– Тогда чего же ты хочешь, Аид?
Он опустил голову, гипнотизируя взглядом свои начищенные туфли.
«Тебя, – непрошено подумала Персефона. – Нет, правда, скажи “тебя”, потому что мы же оба знаем, у тебя это уже месяц на языке вертится».
Вместо этого он сказал:
– Чтобы меня оставили в покое и не задавали глупых вопросов. Но не все в этой жизни идет так, как нам хочется.
Она легко скрыла нотку разочарования, снова погладив одного из «тройняшек».
– Перестань ты его тискать! Только имидж мне портишь, – прошипел Аид, резко выпрямляясь: злополучный должник перестал терзать мобильник и теперь направлялся к ним, не выражая, впрочем, особого раскаяния.
– Дикую охоту в этом году объявили раньше? – пошутил Сизиф, подходя чуть ближе, но все же сохраняя почтительное расстояние.
Ни один мускул не дрогнул на бледном лице его кредитора. Не то чтобы у Аида было плохое чувство юмора – у него его вообще не было.
– Что-то ты давно ко мне не заходил, я заждался.
– Ты сказочно гостеприимен, Аид. Не хотел злоупотреблять.
– Знаю, тебе даже особо стараться не приходится, но хватит косить под дурачка.
Сизиф со вздохом закатил глаза. Идеально пошитый костюм и очки в тонкой золотой оправе придавали ему вид строгий и благообразный.
– Аид, я все верну. В чем проблема? Тебе деньги нужны, как рыбе зонтик. Я тебя знаю.
– Знаешь? На самом деле никто никого не знает, Сизиф. Каждый человек – это сейф, хранилище тайн и стремлений.
«Капитан Очевидность», – подумала Персефона, переминаясь с ноги на ногу. Ей не нравился этот разговор. Что за игру вел Аид? Доводить дело до мордобоя обоим невыгодно: Персефоне уже успели рассказать, что в стенах Эллинского университета на этот счет строгие правила. Собак он, вероятно, притащил больше для создания соответствующего напряжения: чудо, что декан в принципе закрывал глаза на их существование, не хватало еще, чтобы они отгрызли Сизифу жизненно важные органы. Какие еще рычаги влияния могут быть у Аида? Ну скажет он Сизифу, что подаст в суд. Ну получит спустя год свои деньги. Принесет ли ему это моральное удовлетворение? Персефона хмыкнула. Трижды нет. Тогда что?
– Но о собственных стремлениях лучше все-таки никому не рассказывать. – Аид будто бы с неохотой пошарил в кармане, вытащил книжку, медленно-медленно раскрыл ее на середине и продемонстрировал малюсенькую флешку. – Совет на будущее.
Во взгляде Сизифа горели изумление и гнев.
– Да, пожалуй, все твои труды будут бесплодными, – с напускным сочувствием произнес Аид.
– Самодовольная, хамоватая скотина. Садист ты двинутый…
Пожалуй, тут Сизиф немного драматизировал. Хоть Аид и выглядел как мрачный садист с безупречным стилем, он в первую очередь оставался вежливым, сдержанным бизнесменом. А уже во вторую – мрачным стильным садистом, да, тут не поспоришь.
– Глубоко шокирован, но наши мнения совпадают. И я бы сказал, что на этой флешке твоя жизнь, но это слишком пафосно. Всего лишь диссертация, которая уже весной должна стать твоим триумфом. То есть могла бы им стать.
Персефона присвистнула от восхищения. То, что Сизиф шесть лет писал диссертацию, знали все. То, что каждые выходные он проводил за стопками книг и индексными карточками, – тоже. Но о том, что он оказался настолько глуп, чтобы хранить ее единственный черновик на единственной флешке, не знал никто. Вот ведь дурачье!
– Выглядишь не очень, Сизиф.
– С чего бы? Я в норме.
Лицо было встревоженное, взгляд – обеспокоенный, пальцы нервно барабанили по портфелю.
– Как ты вообще ее… – Он тут же осекся. – Гермес. Этот ваш ручной воришка…
– Выгодно принадлежать сообществу с такими талантливыми студентами. Так как насчет доступа к твоему счету? Эту штуку очень легко уничтожить. С большим сожалением, разумеется.
Сизиф беспомощно посмотрел на Персефону.
– Уничтожит, – хмуро подтвердила она, вздрагивая. Пронизывающий ветер спутывал ее волосы и забирался под пальто. Хотелось поскорее добраться до укрытия и свернуться клубком в каком-нибудь огромном кресле.
Сизиф дрожащими пальцами разблокировал телефон, потыкал в экран.
– Готово, – сообщил он. Лицо его исказилось.
– Клянусь, в этом нет ничего личного. – С глубоким вздохом Аид передал ему импровизированную заложницу.
– Теперь есть. Я постараюсь забрать у тебя самое дорогое.
Они подождали, пока Сизиф, сгорбившись, не пошел в сторону второго общежития, чьи освещенные окна, казалось, холодно и насмешливо разглядывали его.
– Вот же он удивится, узнав, что флешка никогда не покидала его портфель, – вкрадчиво сообщил Аид.
– Так ты блефовал!
– Просто дубликат.
Она начала смеяться и тут же осеклась:
– Это ужасно, да? То, что я смеюсь над этим? Ну и лицо у него было!
Аид долго смотрел на нее, но из-за серых сумерек она не могла определить, что выражал его взгляд.
– Ты не скажешь, что это кошмар или что-то в этом роде? – поинтересовался он.
– Хм… Не скажу. Мне уже почти нравится твоя работа.
– У меня тут по чистой случайности открыта вакансия.
– Вот это удача. А как у вас с отпускными?
– Вероятно, они присутствуют. Сложно сказать, я в жизни не брал отпуск.
– И выходные?
– И выходные.
– Что ж, тогда сейчас самое время взять выходной.
Когда они дошли до дома Двенадцати, ветер стих, ночь окончательно затопила улицы, а кампус обезлюдел, став похожим на свою же фотографию в брошюрке для абитуриентов.
– А почему мы не в Царстве? – спросила Персефона, едва сбросив тяжелые ботинки и забравшись с ногами в кресло. Плед, расшитый пуансеттиями, она обнаружила на спинке.
– Сегодня особенный вечер, тебе не кажется?
– Нет.
– Они еще про меня говорят, что я не умею поддержать разговор…
Персефона картинно вытаращила глаза и округлила рот:
– Кто говорит? Наверное, они тебя с кем-то спутали!
Не отвечая, Аид пошарил в ящике письменного стола, вытащил два бокала и потемневшую бутылку, молча откупорил ее.
– Я не пью. – Она потянулась, на секунду высунув ногу из-под пледа. И ей понравилось то, как Аид обжег взглядом ее кожу.
Жидкость в бокале напоминала рубин с блестящими гранями и клубящейся в глубине тьмой.
– Ладно, давай и мне чуть-чуть. Что это вообще?
– Что-то из граната, – туманно заявил он.
– Вино или сок?
– Теоретически сок, но его принес Дионис, так что на твоем месте я бы не сильно надеялся.
Она сделала маленький глоток и резко опустила бокал на столешницу:
– Быть не может!
– Что?
– Ты улыбнулся!
– Ничего подобного. – Аид резко отвернулся и зашагал по комнате. Персефона, воспользовавшись моментом, встала, чтобы поближе рассмотреть керамические горшки с зеленью на полках. Растения она любила с детства. Уже несколько лет коллекционировала ботанические открытки с названиями цветов на латыни. Всегда с нетерпением ждала первых зеленых красок природы, вырисовывающихся на полотне оттаявшей земли. И, когда она приехала сюда, ее неприятно удивило, что ни в одной аудитории не было хотя бы фикуса. Только в Царстве на подоконнике чах бледный цветочек, выглядевший настолько вяло, что им не прельстилась бы и голодная коза.
– Кто за ними ухаживает?
– Не знаю. Возможно, Гестия. – Аид так неслышно подошел сзади, что она вздрогнула.
– Скажи ей, что на сквозняке у фаленопсиса лучше не опрыскивать воздушные корни. Он может погибнуть от переохлаждения. И вода не должна попадать в листовую розетку. С ним нужно очень аккуратно.
– Может, тогда проще не обращать на него внимание?
– Почему? – Персефона провела подушечкой пальца по лепестку. Глубокий фиолетовый оттенок. В средневековой Европе, когда умирал монарх, придворные в знак траура надевали одежду такого цвета.
Аид молчал.
– Почему? – повторила она.
– С ним как-то много хлопот.
Она рассмеялась:
– Как и с тобой.
Тогда она не захотела себе признаваться в этом, но ее сердце переполнила невыносимая легкость, когда он приподнял ее выбеленные волосы и невесомо прижался губами к затылку. Что Персефона осознала уже тогда, так это то, насколько тот вечер был особенным. Действительно особенным, Аид был прав.
Потому что тогда она впервые почувствовала свою власть над ним, и это ей понравилось.
– Тут еще есть такие? – Она отняла руку от лепестка. – Пошли, устроишь мне экскурсию.
Они обошли весь дом, который изнутри был гораздо больше, чем казалось снаружи. Бродили по скрипучей лестнице, по темным комнатам и коридорам, разглядывали голубоватые суккуленты, переполненные книжные полки и портреты основателей университета, облаченных в атлас, бархат и драгоценности. Потом они обсуждали вполголоса найденный на втором этаже «Дневник одного гения» в мягком переплете, и Аид доказывал, что Дали лишь честно фиксировал все, что происходит в человеческой психике в печальном состоянии сна разума. Потом они в порыве любопытства зашли в полуподвальное помещение с заевшим замком, ключ от которого кто-то любезно оставил на тумбочке.
А потом они, с трудом передвигая ноги, вышли через другую дверь и сели прямо на холодную землю.
Персефона не знала, что случилось. Она знала только, что видела. Она помнила сцену, и лампы странной формы, и едва уловимый запах сигарет. И тени, и голоса.
– Что это? – прошептала она, дрожа всем телом. – Они все умерли?
Аид только покачал головой.
== Весна ==
Тогда увиденное там настолько потрясло их, что они поклялись не рассказывать об этом никому. И никогда не вспоминать. А сегодня Персефона узнала, что вчера то место взорвали.
Она услышала звук подъезжающего автомобиля прежде, чем он достиг выложенной гравием дорожки, ведущей к воротам.
Из машины вышла Ариадна.
