Читать книгу: «Сказка о принце. Книга первая», страница 16
Часть третья
По праву крови
Вета проснулась от солнечного луча, ползущего по лицу, и улыбнулась, не открывая глаз. Сейчас, наверное, утро, и мама уже пьет кофе. Надо бы встать, но так хочется полежать еще немножко. Только тянет холодком… укрыться, что ли, потеплее?
Шевельнувшись, Вета поняла, что лежит она не на кровати, а на чем-то очень твердом и неудобном, и одеяла нет. Двинув руками, девушка услышала звон металла. И, наконец, все вспомнила. Рывком села… вернее, попыталась – и охнула от боли в затекшей за несколько часов спине. Открыла глаза.
Дребезжащую карету потряхивало на ухабах. Солнечные лучи проникали сквозь решетку на окнах и скользили по выцветшей темной обивке. Как же, тюремная карета, минимум удобств. Сиденья обтянуты черной тканью, стенки некрашеные, деревянные. Под голову кто-то подложил свернутый плащ, который от ее резкого движения сполз на пол.
Ага, вот и этот кто-то, позаботившийся о ней. На сиденье напротив, привалившись к стене и мотаясь по ней головой в такт движению, спал Патрик. Вета невольно улыбнулась. Во сне лицо принца было беззащитным и, несмотря на светлую бородку, совсем детским, еще чуть-чуть – и губами зачмокает, как обиженный ребенок. Мундир солдата королевской пехоты расстегнут, худая шея торчит из ворота, под глазами залегли черные круги. Ян, наверное, сидит на козлах.
Саму стычку у карьера Вета почти не запомнила.
Накануне ночью она так и не смогла уснуть; металась без сна, все пытаясь представить, где сейчас друзья… что с ними будет… что будет утром. То вскакивала и бросалась к окну – тихо, значит, их не поймали и не привели назад; то крестилась и шептала молитвы, то снова падала на топчан. И когда ночная темнота разбавилась предрассветными сумерками, даже обрадовалась – наконец-то.
Еще не прозвенел колокол, как в дверь ее каморки стукнули, и, наклонившись, чтобы не зацепиться о притолоку, вошел комендант – и остановился у порога. Вета торопливо поднялась и вопросительно посмотрела на него.
– Бинты-мази свои уложи, – негромко велел ей Штаббс. – Много не бери, чтобы не заметили, но на всякий случай хоть сколько-нибудь.
Вета кивнула.
– Не спала, что ли, совсем? – спросил вдруг комендант, пристально взглянув на нее.
Девушка покачала головой и удивилась – ему-то что за дело?
– Вот и я не спал, – вздохнул Штаббс устало и провел рукой по лицу. – Вторую ночь на ногах, а день сегодня будет… непростой. Ладно. Готова, что ли?
Девушка молча подхватила маленький узелок.
– Подожди… – он неловко кашлянул. – Скажи, как тебя все-таки зовут?
Вета посмотрела в серые, стальные глаза – и опустила голову.
– Пусть лучше я останусь для вас Жанной, – прошептала она.
– Не хочешь… Что ж… пусть будет так, девочка. И… вот еще что. Возьми. На память.
Штаббс протянул ей маленький овальный образок на золотой цепочке. Большие глаза Богородицы смотрели грустно и понимающе, ласковые ладони обнимали Сына… Господи, если Она не смогла защитить Дитя от бед, что смогу сделать я? Как смогу защитить тех, кого люблю?
– Удачи тебе в дороге, – тихо сказал Штаббс. – И… не держи зла. Моя бы воля – не видеть бы тебя здесь никогда.
Вета хотела ответить – и не смогла, в горле встал комок. Все, что могла выговорить, – только негромкое «Спасибо».
Напряжение скрутило ее так сильно, что она почти не помнила, как уходила из лагеря, как комендант проводил ее до кареты и отдал сопровождающим бумаги, как смотрела она в окно на удаляющийся забор, который всей душой желала больше никогда не видеть.
В карете, убаюканная тряской, она расслабилась, заснула и лишь сквозь сон слышала резкий крик, а потом – голоса и шум снаружи. Судя по тому, что рядом с ней спал все-таки Патрик, а не чужой солдат, все прошло благополучно.
Однако очень хочется есть. И умыться. И ноги размять. И… вообще. Вета поежилась. Интересно, как далеко они уехали? Сколько сейчас времени? Она осторожно, стараясь не греметь кандалами, чтобы не разбудить Патрика, выглянула в окошко – места мимо проплывали живописные, но совершенно незнакомые. Впрочем, что видела она в том краю, кроме внутреннего двора? Судя по солнцу, дело явно зашло за полдень.
Карету тряхнуло на очередном ухабе. Вета ойкнула, звонко ударившись браслетами кандалов о железную решетку окна. Патрик напротив резко открыл глаза и выпрямился, как подброшенный. Пальцы его легли на рукоять неведомо откуда взявшегося палаша.
– А… – увидев ее, принц облегченно вздохнул и немного расслабился. – Вы проснулись, Вета?
«И что, теперь всегда будет – так? – невольно подумала она. – Вскидываться от каждого резкого звука, сразу хвататься за оружие – и только потом разбираться, есть ли опасность или нет. Рисковать ежеминутно, не ожидая за это награды?»
Дура, сказала она опять сама себе. Награда его впереди ждет. Еще какая награда – он идет трон себе возвращать, трон и имя. А то, что рискует – так оно стоит того. А вот зачем в это дело ввязалась ты?
И зачем в это ввязался Ян? Который точно так же ежеминутно ждет стрелы в спину или удара штыком в грудь. Слава Богу, пока они не нарвались ни на кого. А ведь могли бы. Погоняя лошадей всю ночь, не давая себе ни минуты передышки, они гнали лошадей на запад, стараясь оставить за спиной как можно больше миль.
И прикрыли ее плащом, и молчали, оберегая ее сон.
– Доброе утро, – слабо улыбнулась она. – Или скорее день? Я вас разбудила…
Патрик отложил палаш и потянулся.
– Как вам спалось? – осведомился он. – Не желаете ли кофе в постель… впрочем, нет, в постель не надо… тогда в карету?
Вета рассмеялась.
– Желаю, ваше высочество. Только не кофе, а… – она подумала, – нет, кофе, а к нему – бутерброды с икрой и… пожалуй, яблоко. Нет, два яблока. Нет, для ровного счета четыре больших красных яблока.
– Где-то у нас тут были… – Патрик порылся в валяющемся на сиденье рядом с ним узелке. – Вот! Прошу – как вы и заказывали. Бутерброды, конечно, с каторжной кухни, но… – Он протянул ей кусок хлеба с холодным мясом.
– Ой… Спасибо.
– Спасибо скажите Штаббсу, – деловито отмахнулся Патрик. – Кстати, скоро остановимся – нужно дать отдых лошадям. – И он вонзил зубы в еще один бутерброд, размером поменьше.
Вета только теперь поняла, что она ужасно голодна. Волнения прошедшей ночи перебили было аппетит, но теперь организм настойчиво намекал на то, что неплохо бы получить подкрепление.
Судя по неровностям под колесами, они свернули с дороги. Вета выглянула в окно. Так и есть, лошади бодро трусили по направлению к лесу. Карета в очередной раз подпрыгнула на ухабе и остановилась. В окно заглянул Ян.
– Эй, путешественники, приехали. Объявляется привал. Я, например, есть хочу.
С огромным наслаждением Вета вылезла на твердую землю. Да, экипажи ее отца и тюремная повозка – все-таки не одно и то же. Тяготы прошлогоднего пути на каторгу уже как-то подзабылись, и теперь изрядно пострадавшая за день пятая точка опоры возмущалась буквально во весь голос. Девушка огляделась – и ахнула. До чего же вокруг хорошо!
Огромное небо подпирали величественными вершинами поросшие соснами горы. Темная, сочная зелень леса стояла вокруг дороги сплошной стеной, но казалась не пугающей, а скорее величественной. Неподалеку, раздвигая мрачное торжество сосен своей голубизной, виднелось крохотное озерцо. Свежий воздух, наполненный ароматом чего-то неведомого, кружил голову; наверное, это запах свободы. Где-то в невообразимой вышине звенели птицы. И – тишина, настоящая, живая, мирная. И трава, высокая, густая, и цветы, и веточки земляники. Господи, как хорошо… Вета робко оглянулась – и сделала несколько па вальса, не замечая неровностей земли. Тихонько засмеялась, чувствуя, как отпускают ставшие привычными за этот год тоска и напряжение.
Поколебавшись, пошептавшись с Яном, Патрик все-таки снял с мнимой пленницы кандалы. На расстеленном на траве плаще они устроили стол. Разложили яблоки, орехи, вяленое мясо, нарезанный хлеб. Вета так отвыкла видеть на столе такое богатство, что воззрилась на него и в течение несколько секунд не отводила глаз. В желудке опять заурчало – одного бутерброда оказалось маловато.
– Вета, прошу, – пригласил Ян, от которого не укрылся ее голодный взгляд.
– Не слишком усердствуйте, – предупредил Патрик. – Нам еще несколько дней ехать, и неизвестно, будет ли возможность поесть на постоялых дворах. И потом, – прибавил он негромко, – нельзя так сразу… с большого голода. Плохо станет.
Вино из пузатой фляги привело всех троих в прекрасное расположение духа. В самом деле, их ждут великие дела, они молоды и свободны – о чем еще можно мечтать?
Они хохотали и болтали, пока принц не оборвал сам себя:
– Нам бы надо потише. Любой проезжающий мимо заинтересуется – что это за солдаты такие, которые с каторжницей на травке сидят?
Вета откинулась на траву и посмотрела в небо. Как хорошо, как удивительно хорошо. А она могла всю жизнь прожить в столице и не увидеть ни этого неба, ни таких величественных сосен, не узнать, как высоко стоит солнце перед закатом и как вкусен простой черный хлеб, если есть его на траве, один кусок на троих, запивая водой или вином. Как многого она не знала. Насколько проще стал мир за этот год. Раньше, оказывается, у нее было огромное множество проблем: какое платье выбрать, какую ленту в волосы вплести, как дать понять кавалеру, что она не такая, как все, и как уговорить отца взять ее на очередную танцульку. Все предельно упростилось теперь. Кусок хлеба, нескованные руки, мыло и возможность спать хотя бы несколько часов в сутки – вот и все, что нужно живому существу. А еще – чувствовать рядом плечо друга… во сто крат дороже становится эта роскошь, если долгое время рядом с тобой – чужие равнодушные люди.
– Хорошо как, – сказал вдруг Патрик негромко. – Сидишь и сидишь, ешь, и никакого тебе конвоя, ни работы, ни нормы, ни окриков. Просто – сидишь, – он счастливо засмеялся и с наслаждением развел руки.
Ян с облегчением заметил, что из глаз принца понемногу уходят глухая тоска и то почти смертное равнодушие, которые стоячими омутами стыли в нем последние несколько недель. Патрик улыбался – почти как раньше, и шутил, как раньше.
– А представьте, принц, – лениво протянул Ян, – кровать. С вышитыми простынями, балдахином, ароматическими свечами в изголовье, с чистым бельем… и огромную бадью горячей воды, – он мечтательно вздохнул, – с душистым мылом.
–
Кстати, насчет воды, – вдруг оживился Патрик, – я вижу озеро. А не искупаться ли нам?
–
Холодная же еще, – засомневалась девушка, но Ян поддержал друга:
–
Хоть человеком себя почувствуешь. Время еще есть, давайте! – и, опять смутившись, посмотрел на Вету: – Идите сначала вы, а мы покараулим.
Вода и вправду оказалась еще холодной, но Вета с наслаждением плескалась, негромко повизгивая от озноба и удовольствия и с опаской оглядываясь на юношей, возившихся у кареты и в ее сторону честно не смотревших. Ощущение пусть и не идеальной, но чистоты прибавило ей и уверенности, и настроения. Поколебавшись, девушка решила не стирать нижнюю юбку и сорочку – все равно через несколько дней у них будет другая одежда.
Потом она долго расчесывала мокрые волосы, прислушиваясь к азартным выкрикам и смеху, доносящимся с берега. Когда, хохоча и все еще фыркая, молодые люди вернулись к карете, Вета посмотрела на них, раскрасневшихся от купания, и тоже засмеялась – просто так, очень уж легко и радостно стало вдруг на сердце.
Друзья, смеясь, подтрунивали друг над другом, а Вета смотрела на них и думала, как изменились оба за этот год. Уже не прежние чуть угловатые и нескладные мальчишки – мужчины; совершенно не детским был разворот плеч, перекат мускулов под кожей, жесткие, огрубевшие от работы руки, взгляды – точные, уверенные, цепкие. Оба сбрили, наконец, бороды, так старившие их, но и на прежних себя походили мало. Широкоплечий, крепкий Ян на вид казался старше друга. Хмурые, колючие глаза на скуластом лице, жесткий ежик темных волос, морщинка меж бровей – на вид ему можно было дать лет двадцать пять, а порой и все тридцать, и только мелькавшая порой озорная улыбка давала-таки поверить, что ему нет и двадцати одного. Через правую щеку к виску тянулся тонкий, уже почти незаметный шрам – след давнего удара. Высокий и гибкий Патрик выглядел легче и тоньше со своими светлыми волосами и ямочкой на подбородке, но внимательный взгляд сине-серых глаз, горькие складки в углах губ, точные, скупые движения выдавали взрослого, сильного человека. И – беглые взгляд, незаметные кивки, понятные лишь им двоим жесты – оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, с полунамека; Вета с завистью подумала, что у нее никогда не было такой подруги – с которой не страшно было бы в огонь и в воду.
–
Пора ехать, – сказал Ян, отряхиваясь, как щенок. – Скоро закат.
–
Пора, – согласился принц. – У-уххх… вернусь во дворец, заведу себе личное ледяное озеро для поднятия тонуса… жизненного… королевского! – он опять захохотал и неожиданно схватил растерявшуюся Вету в охапку, закружил в воздухе.
Девушка с визгом замолотила кулачками по его спине, заболтала ногами, чувствуя себя пушинкой в его сильных руках. А когда Патрик опустил-таки ее на землю, едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему. Почему такими короткими всегда бывают мгновения счастья?
Ян вздохнул.
– Чисто дети малые. Эй, ехать пора!
– Господа, объясните мне, – попросила девушка, пока Ян с явной неохотой снова надевал на нее кандалы, – кто был тот человек, который показывал нам дорогу?
– Некто Крэйл, – неохотно ответил принц, сворачивая и увязывая узелок с едой. – Доверенный лорда Маркка.
– Маркка? – удивилась девушка. – Но, ваше высочество, он же никогда… вы с ним не особенно ладили раньше. Зачем бы ему помогать нам?
– Сам удивляюсь, – признался Патрик. – Видимо, или я ошибался, или он… слегка изменил своим убеждениям.
– Но Штаббс какой молодец! – сказал вдруг Ян. – Видит Бог, я от него такого не ожидал. Надеюсь, он не слишком пострадает, если все вдруг раскроется.
Патрик суеверно сплюнул через левое плечо.
– Не говори глупостей… Все будет хорошо. Но я не забуду того, что он сделал. Что ни говори, сейчас он рискует и рискует сильно. Видимо, он действительно человек порядочный.
– Он просто сделал свой выбор, – пожал плечами Ян. – Ведь не просто же так… наверняка он надеется на благодарность, ваше высочество.
– Для этого надо добраться до столицы, – вздохнул Патрик.
– Пока что нам нужно добраться хотя бы до монастыря, – резонно возразил Ян.
* * *
Маленький придорожный трактир в пяти милях от монастыря святого Иоанна был скорее не трактиром, а постоялым двором. Большой деревянный дом с резным крыльцом и кружевом на перилах выглядел уютно и приветливо. Широкий щит с нарисованным красной краской жареным не то петухом, не то цыпленком намекал на то, что разжиться здесь можно не только выпивкой, но и едой, и коновязь у входа могла вместить с десяток лошадей.
Вблизи, однако, впечатление оказалось несколько подпорченным. Двор просторный, но не метен и завален всяким хламом. Забор – даже с нескольких шагов видно, что покосившийся, окна – мутные, на деревянном кружеве наличников не хватает нескольких звеньев. Видимо, конкурентов в этих безлюдных местах у трактира не оказалось, и хозяин позволил себе несколько расслабиться. Дорожные люди – непривередливый народ; поди откажись от возможности выспаться в постели, пусть даже не слишком чистой, если на день пути вперед вперед больше такого шанса не представится. Видимо, проезжающие скрипели, но платили. Набитые за день в седле или тряской карете важные и нежные части организма любой кошелек заставят раскрыться.
Патрик с видом заправского кучера подкатил и лихо развернул лошадей на дороге прямо напротив ворот.
– Оставайтесь пока здесь, – принц спрыгнул с козел, стукнул в окошко кареты. – Янек, сядь к лошадям… на всякий случай. Ждите, пока я не выйду. Если что – гони, понял?
Вета посмотрела ему вслед. Как он может так быстро и легко двигаться после почти трех суток почти непрерывной езды? Они останавливались лишь на короткое время, чтобы не загнать лошадей, даже ели на ходу и спали по очереди. Ей еще повезло, что не нужно было править, и задремать она могла в любое время, а мужчины сменяли друг друга на козлах, да и в карете лучшее место уступали ей.
Дернув скрипучую дверь, Патрик вошел внутрь и огляделся. Да уж, не самое лучшее место, какого может пожелать путешественник. Большая комната с грязными стенами тонет в дыму, несмотря на распахнутые окна, столы и лавки – грубо сколоченные и наверняка занозистые. Стойка с парой немытых стаканов, в углу дремлют двое проезжающих – высоких мужчин, по шею закутанных в плащи. Еще один – похоже, уже не очень трезвый – стоит, навалившись грудью на стойку, и тянет пиво из высокой кружки. Принц окинул их тревожным взглядом. Та еще публика… и ни один из них не похож на описанного ему Йеля.
– Хозяин! – громко позвал он. – Эй, хозяин!
– Слушаю, сударь, – откуда-то из-под стойки вынырнул толстый, лысоватый трактирщик в грязном фартуке и поношенном колпаке. – Чего изволите, сударь?
Патрик подошел ближе. От стоящего рядом пьяницы несло перегаром; Патрик брезгливо отодвинулся.
– Пообедать бы, хозяин, – попросил он.
Показалось ему, или вправду глазки хозяина забегали воровато? Трактирщик схватил с полки за спиной огромные деревянные кружки и суетливо принялся вытирать их засаленным полотенцем.
– На любой вкус, – выговорил он, наконец. – Чего изволите?
– Обед на троих и вина, – принц вытащил из кармана несколько монет и небрежно бросил их на прилавок.
– Не извольте беспокоиться – сделаем, – трактирщик поставил кружки – и быстро попятился, дернул щелястую дверь за стойкой и исчез.
В этот момент Патрик почувствовал, как в бок ему уперлось что-то острое.
– Не дергайся, – проговорил кто-то сзади. – Тихо, тихо, служивый… спокойно, не дергайся. Руки на стойку.
Очень медленно Патрик повернул голову. Двое, дремавшие у столика возле стены, стояли – один у двери, один у окна, – направив на него арбалеты. Третий теперь оказался совсем рядом, прижимая к его боку кинжал.
– Ах, вот как, – вырвалось у принца.
– Именно так, – ласково улыбнулся стоящий рядом. – Сейчас ты отдашь нам оружие… только быстро и тихо.
– А в чем, собственно, дело? – попробовал прикинуться непонятливым Патрик. – Господа, я солдат Его Величества…
– Солдат, солдат, – добродушно ответил тот, что у окна.
Острие кинжала упиралось в бок весьма недвусмысленно, дергаться смысла не имело. Патрик медленно положил руки на стойку. Капли холодного пота, щекоча, покатились по вискам.
– Что вам нужно?
– Сейчас мы посмотрим, какой ты солдат.
Уверенная чужая рука быстро вытянула из-за пояса и отбросила в сторону пистолет и палаш. Стоящий сзади полоснул на нем мундир, обнажая спину, и крикнул:
– Есть! Родинка! Это он.
Что-то тяжелое грохнуло у двери, послышался сдавленный вскрик. Острие кинжала вздрогнуло и на мгновение отодвинулось.
Быстро и яростно, в развороте Патрик ударил противника локтем в лицо – тот охнул, мешком свалился на пол, выронив кинжал. Взгляд принца метнулся к выходу, сердце ухнуло вниз – стороживший дверь тоже валялся на полу, а за его спиной неведомо откуда взявшийся Ян опускал руку с обнаженным палашом.
Патрик быстро подхватил с пола палаш.
– Выстрелишь – убью, – крикнул он стоящему у окна, который вскинул арбалет, целясь в Яна.
Тот замер.
– Разряди, – приказал принц, не двигаясь. – Живо. Теперь – сам в угол.
Патрик бросил мгновенный взгляд на валяющегося на полу противника, отшвырнул ногой кинжал и пистолет подальше, в угол. Трех секунд хватило, чтобы отчаянным прыжком пересечь комнату. Друзья выскочили во двор.
Задыхаясь, кинулись они к стоящей у ворот карете, вскочили на козлы. Ян хлестнул лошадей.
Хлопнула дверь, на крыльцо выскочили трое. Один вскинул арбалет, но второй ударил его по руке, крикнув:
– Живым!
– Черта с два, – сквозь зубы пробормотал Патрик.
Он схватил висящий в петле на стенке кареты арбалет и крикнул Яну:
– Скорее! Уходим в лес!
– Если верховые – не уйдем, – отозвался Ян, – карету бросить придется!
– Знаю! Оторвемся – посмотрим!
Раскачиваясь, грозя развалиться на каждом шагу, карета неслась по дороге. Ветер свистел в ушах, выжимал слезы встречными порывами. Мелькали придорожные столбики.
Патрик до рези в глазах всматривался назад. Пока тихо… Дорога пошла под уклон. Если бы найти удобный поворот в лес, чтобы сбить погоню со следа. Не может быть, чтобы вообще нигде не было ни одного промелька…
В сплошной чаще деревьев мелькнул просвет.
– Здесь! – крикнул Патрик. – Сворачивай!
С дороги уводила в лес широкая тропинка, еще не просохшая после недавних дождей. Деревья почти сразу смыкались над ней сплошной стеной. Карета, разбрызгивая комья грязи из-под колес, едва не въехала на повороте в трухлявый пень. Принц мельком посочувствовал сидящей внутри Вете, которую мотало из стороны в сторону – карета не была рассчитана на такие скачки и такие колдобины.
– Завязнем! – закричал Ян, когда сизая лента дороги скрылась из виду.
Словно в ответ на его слова карета въехала передним колесом в большую лужу и, увязнув, остановилась. Лошади дернулись и встали. Ян отчаянно выругался.
Патрик соскочил с козел.
– Лошадей! Вета!
Ян понял, бросился к дверце кареты. Принц кинулся к лошадям, солдатским палашом принялся пилить постромки. И похолодел – с дороги отчетливо донесся топот копыт. Погоня.
– Вету уводи! – крикнул Патрик, перехватывая постромки, и вывел храпящих и беспокойных лошадей.
– Вета, скорее! – Ян рванул девушку за руку, торопливо помог выбраться из кареты. Яростными рывками, раня ей руки, содрал с них кандалы, подтащил к лошади. – Давай верхом – и ходу. Уходи подальше, не жди нас, поняла?
– А вы?!
– Нет, подожди, – сказал вдруг, удерживая ее.
Ухватил девушку за локти, быстро притянул к себе и поцеловал в крепко сжатые губы – крепко, уверенно и удивительно нежно. Отпустил, оттолкнул от себя и сказал:
– Вета, я люблю вас.
И, ухватив поперек туловища, забросил на спину лошади.
– Нет, – закричала Вета, – я не поеду одна! А вы?!
– Мы прикроем, – сквозь зубы проговорил Ян. – Скачи, скорее!
– Нет! Я с вами!
– Давай! – заорал Патрик и хлестнул ее коня. Вета ойкнула, завалилась назад, но поймала ритм и выпрямилась. Патрик облегченно вздохнул и развернулся к Яну.
– Развернем карету набок, укроемся за ней?
– Нет, – мотнул головой Ян. – Давай верхом – и отсюда! Я задержу.
– Спятил?
Ян развернулся к нему.
– Патрик, – внушительно сказал он. – Зачем это все? Для того, чтобы ты – именно ты – добрался до столицы. И если сейчас ты будешь проявлять благородство, мать твою, – закричал он, – ты все погубишь! Мотай отсюда!
– К черту! – заорал Патрик. – Я тебя не оставлю!
В стенку кареты ударил арбалетный болт, выбил щепку. Друзья быстро присели и осторожно выглянули из-за кареты.
В десятке метров от них вылетела на тропу дюжина всадников. Ян осторожно приоткрыл дверцу, сгреб все валяющееся на сиденье оружие, один арбалет протянул принцу. Очень аккуратно, шепча что-то сквозь зубы, прицелился, выстрелил. Один из всадников вылетел из седла. Так же сосредоточенно Ян перезарядил, снова прицелился, выстрелил.
Погоня остановилась и рассыпалась. Очевидно, соваться под стрелы им не хотелось. Всадники спешились, попрятались за деревья.
– Эй, – донесся хриплый голос, – не стреляйте! Давайте поговорим!
Патрик засмеялся сквозь зубы.
–
Ну, давайте, – пробормотал он, снова заряжая арбалет.
– Ваше высочество, – крикнул второй голос, более жесткий и властный. – Мы знаем, что вы здесь. Выслушайте нас! Мы не хотим вам неприятностей!
– Я тоже не хочу, – так же сквозь зубы процедил принц.
– Ваше высочество, вы нас слышите?
– Слышу! – крикнул Патрик.
– Мы предлагаем вам сдаться добровольно! Вам и вашим спутникам сохранят жизнь, мы увезем вас в столицу. Ваше высочество, будьте благоразумны! Иначе мы снимаем с себя ответственность за вашу жизнь…
– Как прискорбно, – фыркнул Патрик себе под нос.
– Ваше высочество, мы даем вам три минуты на размышление! Или вы выходите с поднятыми руками, или мы стреляем на поражение.
Наступила тишина.
– Может, отмахаемся? – задумчиво спросил Патрик. – У нас палаши… Сколько их там?
Ян осторожно выглянул из-за кареты.
– Один, два… четыре… кажется, восемь. Нет, принц. Палаши – вещь, но лезть под стрелы неохота. Окружат и перестреляют. Уходи, прошу. Я задержу. Еще не поздно.
– Вместе.
– Идиот.
– Сам идиот. Уходим вместе, успеем. У нас пара минут, пока они думают. Надеюсь, Вета успела уйти. На лошадь – и ходу. Оторвемся чуть-чуть, потом – пешком, больше шансов.
Ян кивнул.
– Давай…
– На счет «три»… раз… два…. три!
Единым прыжком друзья метнулись к последней лошади, вскочили верхом.
– Вперед!
Несколько секунд позади было тихо, затем послышалась ругань, просвистели несколько арбалетных болтов. Погоня, ругаясь на весь лес, тоже пришпорила коней.
Стрела свистнула в воздухе совсем близко. Ян выронил арбалет, зажал левой рукой правое плечо. Меж пальцев потекла темная струйка.
– Ничего! – крикнул он со стоном, цепляясь за Патрика. – Вперед!
Они мчались галопом что есть мочи, уже не оглядываясь. Патрик всматривался в мелькающую впереди тропу до боли в глазах, страшась на очередном повороте увидеть Вету, скачущую назад. Хоть бы она успела уйти как можно дальше.
– Лошадь придется бросить, – крикнул принц. – На упряжной не уйдем.
Ян хрипло засмеялся.
– Приключения, кажется, начались раньше, чем мы… – не договорив, он глухо вскрикнул.
Патрик резко обернулся. Ян, нелепо взмахнув руками, заваливался набок; лицо его стремительно бледнело.
* * *
Ночью у Веты началась истерика.
– Как ты мог, – кричала она, захлебываясь слезами, не помня и не осознавая, на кого кричит – на себя или на него, – нет, как ты мог?! Из-за тебя гибнут люди, а ты принимаешь их смерть так спокойно, словно они – пешки на шахматной доске! Как ты мог? Тебе надо было остаться там, там, там! Тогда Ян не погиб бы!
– Вета, – губы Патрика дрожали, – это несправедливо.
– Несправедливо? – закричала она снова. – Что – несправедливо? А то, что он пошел на смерть, чтобы не оставить тебя, – это как, справедливо? А Магда? А Джар? Ты – принц, ты должен был защитить их! А они умирали из-за тебя. И ты после этого можешь говорить о справедливости?
Вета кричала, и всхлипывала, и колотила кулаками по его груди. Патрик не пытался ее успокаивать. Он сидел рядом, а когда девушка обессилела и тихонько заплакала, уткнувшись в его грудь, просто осторожно гладил ее по плечам.
Весь прошедший день хотелось вычеркнуть, выдрать из памяти. Или переписать заново – чтобы не вдвоем остались они на этом свете, а втроем; все на свете отдать бы, чтобы не было этих страшных минут, этой отчаянной скачки по лесной тропинке, под хлещущими по лицу ветками.
Патрик удерживал на лошадином крупе обвисающего Яна, почти повесив его на себя, обхватив рукой сзади, и то ругался вслух, то выкрикивал молитвы, стараясь только не слететь вместе с другом под конские копыта. А потом пронзительно заржала – почти вскрикнула – лошадь и шарахнулась в сторону – в ногу ей попал арбалетный болт.
Друзья кубарем покатились с заросшего кустарником обрыва, потеряв на несколько мгновений представление о времени и пространстве. На их счастье, обрыв оказался невысоким, и Патрик успел подхватить Яна, упавшего прямо на него, и даже подняться прежде, чем сверху снова полетели стрелы.
– Уходим!
Задыхаясь, Патрик закинул руку друга себе на плечо, потащил его прочь. Сверху донеслась ругань – погоня закрутилась на месте, ища спуск.
Потом они тащились по лесу, продираясь сквозь кусты, – сколько? Сбоило дыхание, в груди жгло. Ян страшно тяжелел, обвисая, дышал тяжело, с хрипом. А потом простонал:
– Оставь… уходи…
– Молчи… – выдохнул принц.
– Уходи… – повторил Ян. – Сдохнем оба… Ты должен.
Патрик остановился, взглянул на друга. Лицо Яна было восковым, из посиневших губ вытекала алая струйка, мундир намок и почернел от крови. Древко стрелы торчало из спины чуть ниже правой лопатки.
– Не надо… – попросил он неизвестно зачем. – Не умирай.
– Уходи… – снова простонал Ян.
Принц торопливо огляделся. Вывороченная с корнями огромная сосна лежала неподалеку. Патрик осторожно, стараясь не задеть древко, подтащил к ней друга, опустил на землю у ствола, раздвинув вереск.
– Вырезать… перевязать… – трясущимися руками он выхватил нож, но Ян оттолкнул его:
– Уходи.
– Дождись, – попросил Патрик. – Дождись, не умирай. Я Вету найду, у нее бинты…
– Иди же… – прошептал Ян.
Я не могу тебя оставить, молча закричал Патрик. Не могу! Это нельзя и неправильно, так невозможно! Стиснув зубы, он задержал на мгновенье ледяную ладонь Яна в своей и поднялся, пошел, побежал прочь, оглядываясь, на ходу слизывая с губ соленые капли пота и слез.
Прости меня.
А чего ты хотел? Остаться там, рядом с ним, и погибнуть самому? Увидеть, когда тебе скрутят руки, как кто-то из солдат хладнокровно прикончит Яна – просто чтобы не тащить с собой лишний груз? А так – у него есть шанс… у вас обоих есть шанс – его не найдут в вересковых зарослях, а ты уйдешь, оторвешься, собьешь погоню со следа. Если он доживет, если дождется, пока ты отыщешь Вету и вернешься…
Не лги себе. Ему не выжить. А ты – должен жить, и Ян это знает. И ты знаешь, что он знает. Он хочет спасти тебя. И много ли толку тут от твоего благородства?…
Кровь и силы вытекают, уходят по капле, и как, наверное, страшно умирать одному в высокой траве, ожидая услышать шаги преследователей. О чем он думает, что вспоминает сейчас – перед концом, жалеет ли о том, что все сложилось так, а не иначе…
Кто угодно – не Ян! Пожалуйста, кто угодно, но только не он!
«Не умирай, – просил он молча. – Пожалуйста, не умирай. Дождись. Я вернусь. Дождись».
Патрик долго петлял по лесу, пока не выбился из сил окончательно. А когда свалился в высокую траву, задыхаясь и кашляя, оказалось вдруг, что вокруг – тихо. Погоня потеряла их след.
Еще сколько-то времени принц кружил у тропы, пока не увидел, наконец, Вету, едва держащуюся на спине измученной, ковыляющей медленным шагом лошади. Девушка пронзительно вскрикнула – и едва не кубарем скатилась ему под ноги.
… Потом они долго стояли на коленях возле неподвижного, перемазанного кровью Яна. И смотрели, смотрели. Лицо виконта казалось очень спокойным и немножко усталым, горькая складка у губ разгладилась, он выглядел теперь младше, чем на самом деле, – и таким был красивым, как никогда в жизни. Ни у Веты, ни у Патрика не было слез – они просто молчали и смотрели. Принц гладил Яна по темным волосам, держал руку друга в своей, словно это могло помочь, словно можно было перелить силы, поделить его жизнь на двоих. И когда медленно опустил мертвую ладонь на траву, ему показалось, что сердце разорвалось пополам. Как же это так может быть, их же всегда было двое… Почему он остался – один?
