Читать книгу: «Магия вернётся в понедельник», страница 6

7. Фёдор

«Дарья, Дарья, Дарья. Что же ты такая упрямая?» – думал я, лёжа в кровати на втором этаже гостиницы. За окном гудели машины, тихо играл уличный скрипач. Последний день весны разгорался летним солнцем. Как уговорить упрямую ослицу Волковскую впустить меня в кафе?

Я умылся холодной водой, натянул свежую рубашку с коротким рукавом и пошёл в соседнее здание – там расположился ресторанчик, о котором вчера говорила Дарья. Вопреки моим ожиданиям, ресторанчик был уже открыт. Видимо, работали в две смены. Кофе здесь делали средненький, но еда оказалась неплохой. Конечно, подача хромала, но лишь на взгляд избалованного столицей посетителя.

Караулить Дарью возле её кафе с утра бесполезно, решил я и отправился в местное отделение Комитета. Оно должно было находиться где-то рядом, если верить карте, которую я купил при въезде в город.

Мне пришлось обойти площадь «Смены» дважды по кругу, потому как неприметную вывеску, спрятанную за подвесной клумбой, с первого раза я не увидел.

Внутри царила полная анархия. Дежурного на проходной не оказалось. Я прошёл через турникет, окинул взглядом пустой коридор, расходящийся в разные стороны, и свернул в левый. Дошёл до конца, открыл правую дверь и спросил Сашу. Два молодых человека оторвали глаза от своих кружек и уставились на меня, пожали плечами и сказали, что сегодня его не видели. По крайней мере я узнал, что в штате имеется некий Саша.

Я пошёл на правую половину и, не раздумывая, открыл первую попавшуюся дверь. Женщина средних лет, не отводя глаз от зеркала, попросила зайти чуть позже. Я открыл следующий кабинет. Три молоденькие девушки обсуждали новый модный тренд на завивку бровей и громко хихикали. Я не выдержал и тоже захихикал. Девушки тут же встрепенулись, оживились, предложили мне кофе с домашним пирогом и, только после того как я доел второй кусок, поинтересовались, кто я и кого ищу. Я не стал кривить душой и честно признался, что ищу их самого-самого главного начальника. Девушки погрустнели и сказали, что сегодня его не будет. Потом пошушукались и отправили к женщине, которая меня выгнала. Её звали Нонна Никодимовна, и она была заместителем начальника по всем-всем-всем вопросам. Я поблагодарил, пообещал зайти ещё, чем вызвал новый взрыв хихиканья и румянец на щеках юных сотрудниц Комитета.

Со второй попытки мне удалось обратить на себя внимание женщины. Она отложила зеркало, цокнула языком и спросила, кто я. Когда я представился, Нонна Никодимовна слегка побледнела, но не повела и бровью. Только, пристально глядя мне в глаза, набрала номер на рабочем телефоне и попросила Бореньку. Затем, так же молча, протянула мне трубку. Боренька, или Борис Игнатьевич по паспорту, сначала долго молчал, потом сказал, что через полчаса приедет, после чего отключился. Я поблагодарил женщину и вышел на площадь. Пусть сотрудники спокойно подготовятся к приезду начальства.

Свежая майская листва шуршала на тёплом ветру, вездесущие голуби толпились по площади. За ними бегали дети, периодически поднимая в небо шумное пернатое облако.

Я сидел на скамейке, ловил ласковые лучи солнца и наслаждался. День обещал быть сложным. Конечно, глупо было ожидать, что в таком маленьком и удалённом от столицы городе будет идеальный порядок в Комитете, но я не мог даже подумать о том, что встречу здесь откровенный бардак. Дело, изначально сложное из-за своей беспрецедентности, становилось ещё сложнее.

Когда спустя час к Комитету подъехала машина и высадила дородного мужчину в рубашке и брюках, я медленно поднялся и прогулочным шагом пошёл к входу. Голуби расступались передо мной, а весёлая мелодия скрипача дополняла этот сюрреалистичный пейзаж. Внезапно я понял, что мне нравится Мадан.

Борис Игнатьевич – мужчина глубоко пенсионного возраста – нервничал. По его вискам стекали капельки пота, седые волосы стояли торчком, а голос подрагивал. Он постоянно теребил Нонну Никодимовну – своего заместителя. Нонна Никодимовна, в свою очередь, источала спокойствие, которое при таком бардаке вызывало лишь раздражение.

– Мне нужны дела Волковской и Миляева, – попросил я после долгих приветствий.

– Но, уважаемый, дело Миляева давно закрыто, – возразила мне Нонна Никодимовна.

– Его возобновили. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

– Но оно уже в архиве, – невозмутимо ответила мне заместительница начальника, в то время как Борис Игнатьевич обмахивался платком и старательно перебирал бумажки на столе.

– Ну так достаньте его из архива, – начинал всерьёз злиться я.

– Мы не можем.

– В смысле – вы не можете?

– Ну, там надо будет искать, – покраснела женщина.

– Ну так ищите! – рявкнул я. – А дело Волковской? Тоже в архиве?

– Нет. Оно должно быть тут. – Нонна Никодимовна жалобно посмотрела на начальника.

Борис Игнатьевич сделал вид, что не заметил её взгляда, и в третий раз перебрал стопку папок на столе.

– Где – «тут»? Тут на столе? Тут в шкафу? Тут под тумбой? – указал я пальцем на стопку папок, подпирающих тумбочку.

– М-м-мы найдём сейчас. Вы пока посидите, чаю попейте, – наконец подал голос Борис Игнатьевич.

– Да я уже опился чая, пока вас ждал! Вы время видели? Уже практически обед! – выпалил я, даже не пытаясь скрыть раздражение.

– Ну так сходите пока пообедайте, – заискивающе предложил начальник. – А мы поищем. – Он посмотрел на Нонну Никодимовну с упрёком.

– Тут ресторанчик на площади недавно открылся, – поддержала Бориса Игнатьевича женщина.

Я посмотрел на начальство местного Комитета и понял, что если сейчас не уйду, то устрою здесь большой скандал с вызовом проверки из столицы.

– Вернусь через два часа, – процедил я.

Площадь опустела, даже голуби исчезли. Небо затянулось грозовыми тучами, в воздухе повисла духота. Я медленно пошёл в обход площади к ресторанчику. С названием хозяин мудрить не стал, назвал его просто «Смена». Ресторан «Смена» на площади «Смены». Мадан – город сюрреализма в действии.

В лицо дохнуло ветром. Сначала ласково, почти нежно, но уже следующий порыв выбил злость из мыслей. Крупные капли посыпались с неба и уже через минуту превратились в потоки. По площади потекли ручьи. Я продолжил медленно идти. Вода стекала по лицу, стучала по плечам. Странный город. Расхлябанный, тихий, уютный. Я прошёл мимо ресторана и зашёл в гостиницу, поднялся в номер, переоделся в сухое и обнаружил, что повесить мокрую одежду некуда. Пришлось искать портье, потом ждать, когда найдут сушилку, и только после этого тащить её на второй этаж и устанавливать в номере.

Только я собрался пойти на обед, как зазвонил телефон. Я взял трубку с мыслью о том, что, наверное, погорячился и дела в местном Комитете не так плохи. На том конце Борис Игнатьевич нервно дрожащим голосом, сообщил что в кафе «Над Фрешерским водохранилищем» произошло убийство. Лишь спустя минуту я понял, что это кафе Волковской. Ещё несколько секунд мне понадобилось, чтобы осознать сказанное.

Дождь лил как из ведра. Я выпросил у портье разрешение на пользование чёрным ходом и выскочил оттуда сразу в машину. Через десять минут я уже стоял возле входной двери в кафе Волковской и, с трудом преодолевая чувство опасности и желание поскорее уйти, пытался сквозь стекло разглядеть, что происходит внутри.

Дарью я увидел практически сразу. Она сидела за одним из столиков, уронив голову на руки, от чего волосы свисали, создавая своеобразную завесу. Тело лежало на полу возле барной стойки. Я видел только одну ногу, но этого было достаточно. Официанты толпились возле кухни. Я стукнул кулаком по двери, а небо отозвалось громом. Это не я, это гроза. Слух уловил тихий смешок.

Я резко обернулся. В двух шагах от меня между двумя вазонами с пышными цветами сидело странное существо. Размером с крупного кота, чешуйчатое, четырёхлапое, с гребнем вдоль всего тела и длинным хвостом. Окрас существа был зелёно-синим, и смотрело оно на меня большими жёлтыми глазами с вертикальными зрачками. Моё тело оцепенело. Существо по-собачьи наклонило голову и улыбнулось, обнажив острые зубы. Дверь медленно открылась, я моргнул, а существо исчезло.

На пороге стояла Дарья. Бледная, с красными глазами и белыми губами. Она вышла ко мне, тихонько закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Пришёл меня арестовывать, инспектор Жрановский? – спросила она глухим голосом.

– Нет. А есть за что?

Оцепенение спало, дышать стало легче. Я не сразу понял, что произошло, лишь спустя несколько минут осознал, что здание больше не давило. Но при этом я чувствовал, что войти в него не смогу.

– Не знаю, – девушка покачала головой и обхватила себя за плечи.

– Что произошло?

– Не знаю.

Сверкнуло, тут же прокатился гром. Дарья вздрогнула.

– Николя. – Девушка поморщилась. – Николай, мой заместитель. Он пришёл на работу. Потом зачем-то пошёл в архив, а оттуда вышел с лицом… – Дарья замолчала.

– Каким лицом?

– Серым. Буквально серым. Как пепел. Он вышел оттуда, спустился, прошёл несколько шагов и упал… Он умер.

– Что он мог делать в архиве?

– Не знаю. – Дарья пожала плечами.

Снова громыхнуло. Волковская прошла по веранде, застыла на секунду перед завесой дождя и шагнула под потоки воды. Я молча наблюдал за ней. Она махнула рукой, развернулась и снова зашла под навес. За ней последовали трое врачей. Они молча кивнули мне. Дарья открыла перед ними дверь, пропуская вперёд. Я попытался войти вслед за медперсоналом, но не смог переступить порог. Волковская посмотрела на меня с интересом, потом поёжилась, обхватила себя руками и вошла внутрь. Я остался снаружи.

Временные промежутки между громом и молнией становились всё длиннее, дождь растерял свой напор. Запахло озоном. Запрет на вход в кафе подкреплён магией, но почему об этом не было сказано в документах, хранящихся в Комитете? Интересно, как Филиппу Миляеву удалось провернуть такой фокус?

Двери открылись, вышли врачи. Двое из них несли на носилках накрытое простынёй тело. Я попросил у Волковской подготовить мне список сотрудников, попрощался, хлопнул её по плечу в слабой попытке подбодрить и пошёл за врачами. Показал удостоверение, узнал, где находится больница, потом сел в свой джип. Машина тронулась, между туч появилось солнце, а бледная Дарья проводила меня глазами.

Здание больницы спряталось в зарослях сирени. Она уже отцвела, но её густая листва скрывала уютный двухэтажный домик от любопытных глаз. За больницей росли берёзы и яблони. Я невольно засмотрелся на них. «Должно быть, приятно прогуливаться в их тени во время отдыха между процедурами», – подумал я. Сам я в больнице никогда не лежал, а вот Мия туда однажды попала. Я каждый день приходил к ней и маячил в приёмном отделении, пока персонал не сжалился и не разрешил мне зайти. Ох и попало мне тогда от родителей, когда они узнали, что я торчал у Мии вместо того, чтобы быть в школе.

Я остановился, окинул взглядом притихший после грозы город. Мне показалось, что он весь дышал теплом.

В больницу меня пропустили, едва я достал удостоверение, проводили до морга, где врач уже осматривал тело. Как только я вошёл, он опустил руки и уставился на меня, как на дикобраза.

– Добрый день, это Николай из кафе? – спросил я.

– Да. А вы кто?

– Столичный Комитет, инспектор Жрановский.

Врач, немолодой мужчина с бесцветными глазами, кивнул и продолжил осмотр. Лицо Николая действительно было серым. Со стороны могло показаться, что его обрызгали краской из баллончика. Губы склеились, крылья носа съёжились. Я провёл рукой по его волосам, и они выпали. По кончикам пальцев пробежал энергетический разряд.

Перед внутренним взором картинка прояснилась. Потоки, завязанные в тугой узел, сконцентрировались преимущественно в голове. Две жилы протянулись к сердцу и желудку. Немного странное сочетание сузило круг возможно задействованных заклятий. Узел в голове ещё жил. Я жестом попросил врача отойти. Пальцами аккуратно разжал графитно-серые губы. Изо рта трупа поднялось облако пепла. Я сплёл две дифференциальные ловушки и заключил пепел в них. Потом внимательно осмотрел глазные яблоки. Зрачки растворились, белок глаз посерел. Узел заклятия в голове выдохся. Теперь труп перестал быть опасным.

Я повернулся к застывшему в нерешительности врачу и прошептал одними губами заклятие памяти. Проник в его церебрум, нащупал воспоминания о последних нескольких минутах и аккуратно заменил их на другие. Теперь врач будет думать, что во время моих манипуляций разглядывал плакат на стене.

Закончив, я похлопал доктора по плечу, вышел из морга и сел на скамейку в коридоре. Из кармана выудил небольшой блокнот с розовым единорогом, открыл его и стал восстанавливать на бумаге трёхмерную проекцию энергетического узла. Природа заклятия прояснилась. Его сплёл некто, хорошо владеющий магией земли, но не обладающий большой силой. Впрочем, отсутствие мощности волшебник умело компенсировал мастерством.

Земля – пыль в лёгких. Сплетение потоков в самозатяжной пожарный узел усиливало эффект и не давало снять заклятие с помощью магии. Его можно было только разрубить. Но для разрубания понадобилась бы большая магическая сила. Очень большая. С такой силой можно было бы взорвать кафе.

Волосы на затылке шевельнулись. Подумав про мощность, необходимую для разрыва подобного заклятия, я вспомнил свои ощущения от нахождения возле здания кафе Волковской. В первые дни оно давило на меня. Даже просто находиться рядом с ним было сложно. Похожие ощущения посещают человека, который находится возле километровой отвесной скалы, на вершине которой покачивается огромный валун.

Во время последнего визита что-то изменилось. Давящее чувство ушло, но пройти в дверь я не смог. Магический барьер, направленный на работников Комитета? Каким образом он работает? Откуда берёт энергию для существования и для охраны входа? И, самое главное, как этот барьер определяет, кто из входящих людей является сотрудником Комитета по делам магии?

Пока я обдумывал варианты, рука сама собой нарисовала в блокноте нечто, похожее на существо, которое я встретил возле кафе. В его магической природе я не сомневался. Интересно, откуда оно там появилось? Я увидел существо сразу после того, как постучал в дверь. Одновременно с этим моё тело сковало оцепенение. С чем оно было связано? Это был физический контакт с дверью кафе или с существом? А когда оцепенение спало и пропало гнетущее ощущение – был ли это выход Дарьи или исчезновение существа?

Мимо в футболке с закатанными рукавами прошёл доктор, проводивший осмотр тела. Я посмотрел на часы, понял, что просидел здесь почти два часа, но так и не понял, какое именно заклятие использовал убийца. «А всё потому, что думал о загадочном существе и барьере в кафе Волковской, а не о заклятии», – мысленно попенял себе.

Я встал, сунул блокнот в карман и направился к выходу. Надо поесть, забрать список сотрудников у Дарьи и её дело из Комитета. Заодно сдать в Комитет пыль на анализ. Ловушки с пылью я положил в другой карман. «Но сначала поесть», – решил я.

В ресторанчике на площади свободных мест не оказалось – пришлось ждать. К счастью, недолго. За едой мысли снова вернулись к заклятию. Тот, кто его наложил, имел большой опыт в подобных вещах. Вопрос в том: кто он? Кому мешал Николай? Заместитель директора популярного кафе на отшибе – человек немаленький, но и не большой. Вывод напрашивался сам собой – это могло быть выгодно кому-то из кафе.

Брусчатка на площади высохла, а вот швы между плитками ещё не просохли, от чего вся поверхность площади «Смены» превратилась в геометрическую абстракцию. Ласковое солнце уже начало клониться к крышам, когда я вошёл в пустынное здание Комитета. На этот раз при входе появился охранник – бодрый дедуля с озорными глазами.

– Эк тебя занесло, милок, – сказал он мне, как только я вошёл. – Дуй отсюда, нет здесь никого. Завтра будут.

– Время-то ещё… – я посмотрел на часы, – ещё двадцать минут до конца рабочего дня.

– Да что тут эти двадцать минут решат, – хохотнул дед. – Завтра приходи.

– Не-а. Вызывай начальство, – улыбнулся я в предвкушении.

Дедок сначала удивился, даже засмеялся, но, когда понял, что я не шучу, заметно сник.

– А ты вообще кто? – наконец спросил он.

Я молча показал ему удостоверение. Охранник пожевал губами и обречённо спросил:

– До завтра не подождёшь?

– Нет. До завтра не подожду, а вот начальство подождать придётся.

– Тебе Бориса Игнатьевича или Нонну Никодимовну?

– Давай Нонну Никодимовну, от неё толку больше, – решил я.

Охранник пробежал пальцами по ящику с ключами, выхватил один, не глядя на прилегающую бирку, прошёл до ближайшего кабинета. Там он надолго скрылся. Я сел на стульчик возле турникета, достал блокнот и снова погрузился в изучение рисунка с узлом заклятия.

Красивый узел. Идеально выверенная схема. Ни одного лишнего потока. Каждый усиливается за счёт соседних. Тот, кто придумал этот узел, хорошо разбирался в углублённых основах управления магией. Волшебник-профессионал убивает управляющего кафе в захолустье? Человек, который умудрился постичь углублённые знания магических искусств в эпоху полного запрета на магию, в условиях, в которых даже базовые знания о магии получить сложно и опасно, рискует всем ради убийства какого-то управляющего? Что-то не сходится.

Охранник вернулся из кабинета и погрузился в графический кроссворд. Время от времени он бросал на меня тревожные взгляды. Минуты тянулись медленно, складывались в десятки. За окном по площади носились дети, поднимая в воздух крылатые облака из голубей. Тихий, уютный город умиротворял, а расхлябанность и разгильдяйство работников местного Комитета раздражали.

Через полчаса в дверь ворвалась раскрасневшаяся Нонна Никодимовна. Не надо быть волшебником, чтобы понять, что женщина была в ярости. Увидев мой насмешливый взгляд, Нонна Никодимовна сникла и с чувством собственного достоинства прошла в свой кабинет. Я не стал дожидаться приглашения и пошёл за ней.

– Я пришёл за делом Волковской. Вы нашли его? – спросил я самым вежливым тоном, на который был способен.

– Нашли. – Женщина вытащила из ящика стола картонную папку и швырнула её на стол передо мной: – Не могли до завтра подождать?

– А у вас всегда такой бардак в отделении или только сегодня? – уже не сдерживая раздражения, спросил я.

– У нас всё в порядке в отделении, – холодно ответила Нонна Никодимовна.

– Настолько в порядке, что за двадцать минут до конца рабочего дня Комитет пустует? Сколько вы искали дело, которое находится в работе? Почему никто не появился ни на месте убийстве, ни в больнице?

– Туда же вы поехали. – Женщина покраснела, потом побледнела, а потом пошла пятнами.

– Я не отношусь к вашему штату. Дело Волковской до этой минуты находилось исключительно в вашем ведомстве.

Нонна Никодимовна промолчала в ответ.

– Вам придётся навести порядок в отделении, иначе этим займётся столичный Комитет.

– Не угрожайте мне! – взвизгнула заместитель начальника.

– Я не угрожаю, я предупреждаю. – Я взял со стола папку. – А где дело Миляева?

– Ещё не нашли.

– Ну так найдите! И побыстрее, пожалуйста!

– Это Волковская? – неожиданно спросила Нонна Никодимовна.

– Что Волковская?

– Убила кого-то в своём кафе.

– Почему вы так думаете? – теперь я посмотрел на женщину с любопытством.

– Она волшебница. И это её кафе. – Нонна Никодимовна жадно вглядывалась в меня.

– Вы полагаете, что она единственная волшебница в городе?

– Нет, но она единственная, кого было приказано отпустить после совершения доказанного волшебства.

– Это все аргументы?

– Нет. Мы все знаем, что в кафе Миляева запрещено входить сотрудникам Комитета. Каждый, кто приходит к нам работать, сталкивается с давлением, которое исходит от здания. У некоторых даже возникают панические атаки. Лично я до работы в Комитете бывала в том кафе почти каждую неделю, а теперь не могу даже подойти к нему.

– Этот запрет был наложен ещё на этапе утверждения документации на строительство, – я развёл руками. – Но механизм барьера мне тоже интересен. Значит, вы говорите, что до поступления на работу в Комитет вы могли спокойно посещать кафе, не ощущая никакого дискомфорта?

– Ни малейшего. – Женщина смутилась.

– Что же. Это интересно, но, боюсь, может не иметь отношения к сегодняшнему убийству. До свидания, Нонна Никодимовна.

– До свидания, Фёдор.

«Всё чудесатее и чудесатее», – думал я, пока медленно шёл через площадь к гостинице. Не зря Филипп Миляев посвятил жизнь изучению магии и её проявлений. Я даже не слышал о таких хитроумных заклятиях, которые способны определить место работы. Солнце скрылось за крышами, а людей на площади прибавилось. Снова заиграла музыка – теперь это была молодёжная группа из двух гитаристов, аккордеониста, ударника и скрипачки. Вокруг них собралась толпа, люди водили хоровод и подпевали, дети танцевали внутри хоровода. Я невольно заслушался.

 
     Золотая ниточка, родниковая,
Узелок на узелке.
Всё ведёшь ты меня, непутёвого,
По земле, по земле.
Журавлиным берегом, медным камушком,
Колокольной капелькой
Всё зовёшь ты меня, безымянного,
Ласково, ласково ⁴.
 

Настроение поднялось, закатные лучи скользнули по окнам за спинами музыкантов, отразились огненными бликами. Захотелось пуститься в пляс вместе с разношёрстной толпой. Я дослушал песню, запомнил название группы и продолжил свой путь.

В гостинице было тихо и пусто. Портье, женщина неопределённого возраста, дремала за стойкой, облокотившись на руку. Я тихонько прошмыгнул мимо неё на второй этаж. В номере я сразу же открыл окно, чтобы слышать музыкантов, умылся холодной водой, переоделся в спортивные штаны и вместе с папкой завалился на кровать.

Материалов в деле было немного. Общие данные, опрос свидетелей, протоколы допросов. Свидетелей – два человека. Женщина, на участок которой свалилась Волковская, ничего не видела, только слышала взрыв.

А вот показания мужчины оказались интереснее. Он осматривал кусты сирени на своём участке, когда увидел девушку, идущую по дороге. Девушка шла молча, внешне была спокойна. Со стороны улицы Мира вылетел серебристый внедорожник и, не сбавляя скорости, помчался в сторону девушки. Девушка обернулась и застыла на месте. Мужчина утверждал, что она была в ужасе. Внедорожник не пытался уйти от столкновения и ехал целенаправленно на девушку. Лицо водителя было закрыто. Мужчина выскочил с участка в попытке спасти девушку, но перед ней автомобиль резко остановился. При этом двигатель продолжал гудеть, а колёса крутиться. Потом автомобиль заглох, девушка побледнела, и мужчина, пришедший в себя после увиденного, схватил её и потащил в сторону противоположного забора. Он услышал, как автомобиль резко рванул с места, а вслед за этим последовал взрыв. Девушка после произошедшего ничего не говорила и, по его мнению, пребывала в состоянии шока. Мужчина раньше работал в Комитете регионального центра и уже сталкивался с подобным. Поэтому сразу понял, что произошло, и вызвал представителей власти.

Мозг лихорадочно анализировал информацию. Если верить показаниям свидетеля, это могло быть не случайное ДТП, а сознательный наезд. Прибавить к этому тот факт, что в деле о гибели Павла Миляева также фигурировал наезд серебристого внедорожника, – и картинка получается мрачная.

Нет, это уже паранойя. Я встал, прошёлся по комнате, выглянул на улицу. На площади зажглись фонари. Люди приходили и уходили дальше по пешеходной улице. Там и тут сновали продавцы цветов. Забавно, в столице не было такого вида уличных торговцев. Да и не могло быть – попробуй оббеги длиннющие столичные улицы.

На город опустилась ночь.