Читать книгу: «Сиреневая книга», страница 3

Глава 10. Презумпция

– Он говорит, что ничего не помнит. Вспомнил какую-то пятьдесят первую статью⁹. Мы не разобрались, что он имел в виду, но парень этот очень непростой. И в село он попал случайно, и в автобусе уснул. И вообще – клад он нашел, видите ли! Денег, мол, было бы неплохо получить. Он очень нагло себя ведет. Тыкает всем направо-налево. Ничего не боится.

В селе его никто не видел. На остановке у трассы да, а вот в селе – нет. И напрашивается вопрос: а где же он был?

– А вот у меня другой вопрос. Выяснилось, что это именно он звонил небезызвестному тебе… товарищу, так сказать, Штейну. Монеты совпадают. А вот это, это уже просто ни в какие ворота!

– И что? Получается так: сел на автобус, поехал в областной центр… Хотел продать? Вот только по дороге его, похоже, и переклинило.

– Вопрос по Штейну остается открытым. Тот его вроде-как и не знает. Но у Бондаренко был записан номер телефона и инициалы. Опять же – по цифрам, по размеру – идут нестыковки. И хватит уже с ним миндальничать. Возможно, тогда, в автобусе, не всё при нем было.

Глава 11. Смерть как благо

Он, похоже, понимал, о чем речь. У Бо́нды имелись все основания считать их формального куратора мутным типом. С его появлением в подразделении стали происходить непонятные вещи. Ходырев передергал на индивидуальную беседу всех бойцов. Со слов ребят Бонда понял, что вопросы задавались всем разные, как безобидные, так и провокационные, но в целом шла элементарная агрессивная прокачка на вшивость. Подбор фактуры в полевых условиях.

А еще у Ходырева, похоже, была информация. И чуть ли не на всех. С настоящими именами, адресами и прочим, чего могла предоставить только Контора. Или альтернативная контора. Бонда тоже много чего хотел бы узнать, но такого счастья ему никто не предоставлял.

Приходилось выстраивать отношения с личным составом по принципу чистого листа. То бишь, ничего хорошего и ничего плохого, но я к тебе присматриваюсь и делаю выводы. Иногда, искусственно создавая ситуации для проявления конкретного индивидуума (или сразу группы лиц) в действии. С целью ускоренного раскрытия «степени яркости личности». И соответствующей корректировки собственного поведения… во вновь открывшихся порой обстоятельствах.

Впрочем, в 90-е, а потом и в Светлое Время, Бонда, делая свой затейливый бизнес, старался поступать так же объективно. Хотя развивающийся интернет всё чаще вносил коррективы. Поневоле приходилось пробивать по многочисленным базам данных, а потом и по соцсетям. А там даже грамотные люди не имели влияния над многочисленными родственниками и челядью, с удовольствием делящимися значимой информацией. При грамотном подходе, конечно.

Сейчас, в смутные времена, правильная информация стала стоить гораздо дороже, иногда жизнь. Иногда – больше.

Что может быть больше жизни? И страшнее смерти? О, да вы еще совсем молодой и не подозреваете, как хорошо иногда просто умереть. Я даже не говорю о том, что как замечательно умереть славно. Далеко не всем так везет! И я нисколечки не шучу!

Но выжить все равно, конечно же, гора-а-а-здо лучше. Особенно, если ты положительный персонаж. И когда тебе между делом говорят: «Сань! Да ты пойми, наше дело маленькое – кусать и убегать», – ты начинаешь вскидываться и грузиться вопросами. Например, «1. Откуда ты знаешь мое имя, сука? 2. Зачем ты его произносишь, пусть не при свидетелях, но всё же, всезнающий ты наш? 3. Зачем вообще тебе давать понять мне, что ты за меня знаешь больше, чем положено твоей жирной морде? PS. Ведь ты далеко не дурак. И не авантюрист. Продуманный. Очки носишь, почти с тем же минусом. Если ты этим самым даёшь понять, что держишь меня за фаберже, то это глупо. Война – место выбора простых решений, а такая война – еще и решений грязных. Вывел по любому поводу за расположение, да и зарезал к лешему… на всякий случай. Вернулся заплаканным… Да, у нас не Гуляйполе, но кто поручится за собственное здоровье в окружении сотни мужиков с оружием и сдвинутой башней?».

Бонда подозревал, что в прошлом Ходырев был шестовиком или особистом в какой-нибудь хитрой конторе. Первый отдел с другой вывеской. Занимался рутиной, кадрами, изобретательно, дабы не было ущемлено самолюбие, лизал задницу начальству, заводил полезные знакомства, выносил мозг немногочисленным подчиненным и жене, был на хорошем счету. В обойме.

Просто попадались Бонде подобные типы. Такие жили аккуратно, к поступкам относились вдумчиво, педантично вели дела и редко рисковали. В бизнесмены не лезли. Воровали по мелочи, и то это обычно представляло собой получение бонусных скидок в связи с занимаемым служебным положением. Проигрывали они, в основном, из-за неправильной информации, предоставленной экспертами, выбранными ими же самими по конкретной теме. Так один, помнится, в нулевых умудрился купить три земельных участка под строительство на бывшем неофициальном кладбище середины сороковых годов. Себе и детям. По знакомству недорого. А до этого безуспешно пытался реализовать купленный им сдуру огромный «дефендер».

Ходырева подвели к Бонде недавно. После странного исчезновения весельчака Павла Сергеевича. Сказали: «Теперь он». И всё. Тот был без фамилии, этот – без имени-отчества. Человек на букву «Хэ». Хороший?

Несмотря на ходыревские пожелания стремительного сближения («Ребята, я с города мяса привез, и смотрите еще чего, давайте-ка втроём посидим вечером, отметим знакомство?»), Бонда телегу впереди лошади гнать не стал, а нашел уважительную причину для отсутствия. Без «спасибо» и «извините», – чай не дети – а просто поставил перед фактом. Дела можно было бы и отложить, но зачем?

Глава 12. О пользе дружеских бесед

– Послушай дорогой, я знаю, что ты работаешь с зубодёрами. И даже… примерно знаю как. Ты, конечно, можешь сейчас принять это за провокацию, за проверку вашими контриками, и так далее. Не клади только трубку, дослушай! Поверь мне, это не так. У меня всего лишь меркантильный интерес, не более. Я готов дать тебе шанс. Это один раз. Больше не выйдет. Я очень многое про тебя знаю. Ты подумал, а я знаю. Помолчи минуту, я ж тебя попросил! Ты же хочешь машину, так? Не спорь, хочешь, пора уже, можно. Но не такую модель, как ты всем говоришь, а «Ниву». Зелёную, соседскую. И он ее тебе продаст, за нормальные деньги, будь уверен. Не перебивай, слушай. И я тебе даже скажу, что у тебя есть почти половина. Помолчи, дослушай! А вот остальное, такая же сумма, тебе свалится, если ты мне поможешь с одним делом. Ты мне должен помочь, тебе это больше надо. И всё-то ты понимаешь, хоть и мелешь тут всякое, строишь из себя! Ты ж – не немец, как ты там всем рассказываешь. Я знаю за твоего дядю по маме. И в курсе, где он уже сорок лет. А еще знаю, как вы с женой назовете детей – Саша и Ирма. Внял? Охренел? Конечно, охренел, я чувствую! Думал, значит. Да, вот так тоже бывает, не проболтайся только никому, ха-ха-ха. Теперь ты понял, что у тебя действительно уникальная ситуация? Лови судьбу за вымя, это только начало! Скажем так, есть с полполкило. Пол-пол, а не пол-. Лом, фактически, хоть и древний, как старуха Изергиль. Без особой нумизматической ценности, как я понимаю. Тигель-цигель, ай люлю! Понял, да? Ну, так соображай! И еще по мелочи цацки-пецки. Мне нужна срочная реализация. Я скажу, где забрать. Еще. Это серьезно. Если устроишь… операцию, то куратор твой всё узнает. Всё, я сказал! И про твои незатейливые гешефты, что бы ты там о себе не думал. Просто расслабься, и сделай как надо! Не дергайся ты, встретимся, и тут же расстанемся… лет на тридцать… Что? Да нет, ничего я больше не сказал, показалось тебе. Расстанемся, говорю. Образец я тебе оставил в твоем гараже. Ну, ты… какой-то неострый! Чай, не гантеля, пролез. Откроешь и увидишь, там далеко не закатился, я думаю.

Глава 13. О вреде чтения

– А вот читать всё подряд, это… как есть все подряд. Выкинь эту книгу, майор! Тебя обманули, это плохой писатель. Да, да, хоть и очень разрекламированный. Профессиональный лжец, не отражающий, а формирующий неверные представления об окружающем мире. И мир этот ему, хоть не сразу, но отомстил.

Если будет у нас с тобой достаточно времени, то я тебе столько шаблонов порву! Надорву, так точнее. У нас же самообслуживание скоро начнется. У вас. Станете лично формировать корзину потребления. В том числе и в части пищи для мозга. А в этой сфере, надо сказать, можно и нужно повыбирать. Погурманить. Отбрасывая неполезные продукты.

Я вот однажды взял, да и перестал… читать. В смысле – художественную литературу. Как-то, ближе к сорока, вдруг обнаружил, что почти утратил интерес. Понял, что не верю. Кому? Да ты подожди, я же сегодня не тороплюсь. Я все тебе расскажу, но по порядку. Настроение у меня такое… Хочется мозг вынести, так что терпи, майор, злого деда!

И ты бы записывал что ли… Уже? Ну и замечательно. Вдруг, да и пригодятся кому-нибудь… мои пасхальные яйца, я в этом почему-то уверен. Иначе мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Не понял? Учи английский! Скоро пригодится.

Ну, всё.… В общем, я перестал читать. Брался за одно, за другое – не могу и всё. И не хочу – неинтересно. Плетут чего-то, тягомотина. Далёкая от жизни.

Конечно, какую-то свою роль сыграл технический прогресс с новыми форматами… получения информации. Но ведь радио не исчезло с появлением телевидения, хотя давались и такие прогнозы. Впрочем, это не совсем удачный пример. Скажем, сам я предпочитал заниматься разными делами, слушая музыку, новости, радиоспектакли, просто аудиокниги. Иначе бы просто ничего не успевал. А так, проехал за рулем полтысячи километров – прослушал массу полезной информации. Работаешь, бывает, руками, параллельно узнаешь новости. А усевшись у телеящика, многого не сделаешь. Не говоря о прекращении работы воображения – все ж показывают, не надо в голове представлять… свою версию услышанного.

Столкнулись мы потом – целые поколения с клиповым мышлением. Бледные, вялые и тупые дрищи. Интересы однобокие. Воображения – ноль. Все знания – в облаках! На внешних носителях. Зачем что-то запоминать и изучать. Интернет же навсегда. Можно просто погуглить «что делать, если…». Не просите только сейчас объяснять детали, тем более, что я имею в виду другое. Нас формулы и стихи заставляли наизусть заучивать, а эти элементарных вещей не знали.

Конечно, можно предположить, что бешеный темп жизни не оставлял времени на чтение… для удовольствия. Тоже неправильно – раньше с двенадцати до часу ночи время для этого вполне себе находилось. Ложишься, берешь книжку и сразу начинаешь листать назад – это не помню, и здесь не помню… О! А вот отсюда помню! И, пока сон не одолеет, читаешь. На следующий день снова ищешь, на каком месте уснул.

А тут как-то стало, скажем… не то. Журналы, типа вот этого «За рулём», одно время он был неплохим, еще как-то шли, еженедельники всякие, периодика, техническая литература… А вот художественный вымысел уже не радовал.

И главное, думается, было в том, что пропало доверие к авторам. Пропало ощущение достоверности написанного ими. У меня уже сложились определённые представления об окружающем мире и характере отношений между его обитателями. И была хорошая память… на события, произошедшие в моей жизни, на произнесенные слова и совершенные поступки. И все это вступало в диссонанс с прочитанным. Я перестал верить персонажам, их реплики звучали фальшиво, поступки были нелогичны и надуманны.

Я уже не понимал, что такого мне может рассказать человек, – скажем так, по-автомобильному, что ли, – пробег по жизни которого был значительно меньше моего? О чём? О своих летних поездках на дачу? О тяжелых школьных годах? О встреченных им людях, мотив поступков которых он не понял и объяснил по-своему, не заметив подоплеки? О банальностях семейной жизни?

В это я еще поверю. Но он же пытается сообщить мне о материях, с которыми никогда не сталкивался! Зачем мне эти, высосанные из сопливого пальца, сведения? И возраст автора, – а точнее, продолжая говорить автомобильными терминами, дата его выпуска, – значения уже не имел. Мудрость не всегда приходит со старостью.

Большинство писателей остановились в развитии после первого успеха. И эксплуатировали свою зафиксированную вселенную, все дальше и дальше удаляясь от реальности.

Скорее всего, были где-то и стоящие, и настоящие, только где их искать? И когда? И печатались ли они вообще?

Я перешел на мемуары. Порой было даже забавно. Что? Ну да, забавно отделять зерна от плевел. Особенно интересны были подробные описания в стиле северных народов: «что вижу – о том пою». Добросовестный наблюдатель, точно описывающий случившиеся события, то, кто и что сказал или сделал (хотя бы и не понимающий со своей кочки смысла и глубины происходящего) был мне милее любого глухого телефониста или неизящного выдумщика, пытающегося обелить себя в истории, преувеличить свою роль и так далее. Детали удивляли и радовали.

Я, конечно же, понимал, что времена наступили другие, появились сонмы графоманов и масса ранее написанного шлака. Что есть и хорошие произведения. Классика, признанная и непризнанная. Но слишком уж часто попадалось что-то… совсем уж неудобоваримое.

Я не говорю о сложности восприятия, хитром умысле и особом стиле авторов. Нет! В большинстве случаев в их произведениях сквозили пренебрежение или, напротив, заискивание перед читателем, нелюбопытство к краскам жизни и узость мирка создателя.

И зачем мне все это? Вот смотри, майор, когда ты ешь… нечто и чувствуешь, что это, мягко скажем, кака? Тебе же достаточно совсем небольшого куска, чтобы понять, с чем это блюдо? Или ты предпочитаешь через силу прожевать всё, чтобы возможно найти изюминку? Как гурман, ищущий новую нотку вкуса. А вдруг это будет не изюминка? А таракан из вчерашнего анекдота?

Только ведь ты об этих странных опытах другим-то не расскажешь! Иначе они посчитают тебя калоедом. А вот сказать, что ты открыл, понюхал и… с омерзением выбросил, это да… Можно. И нужно. Так и с некоторой литературой. Осмотрел, обнюхал… и побрезговал употребить.

Впрочем, о вкусах не спорят. У каждого своя физиология, персональные пищеварительные процессы и прочее. Кому-то понравится это, кому-то – то. Кроме явного… дерьма, простите за мой молдавский!

Будем говорить за статистическое большинство, за классические восемьдесят процентов. Образно говоря, задача отучить их от… вот такого радио, – Бонда махнул головой на абонентский громкоговоритель радиоточки, – я имею в виду качество звука. Можно слушать симфонический концерт через ямаху, а можно и из вот этого ящичка… А то и вообще… в исполнении Мойши, которому кто-то напел… Разница есть?

Людям должно претить от низкопробной музыки, фильмов, книг и того подобного. Государство должно ставить фильтры. Фильтры на потребляемые его гражданами продукты, привозные или доморощенные. Будь это ливерная колбаса, песня, киношка, или книжка. Не ограничивать в выборе, а защищать от потребления явного мусора. Иначе – деградация! Человек опускается ужасающе быстро. Я, знаете ли, наблюдал такое… Даже когда стояли вполне себе вегетарианские времена.

Кстати, уже скоро все существующие фильтры целенаправленно снимут. И в поднявшейся мути рыбу станете ловить… не только вы. А первое время… вообще не вы. И монолита у вас нет! Лебедь, рак и щука, и все пока тянут в болото. А потом… Потом здесь таких членистоногих подключат, что от воза только щепки полетят!

Весной уже понесется, я говорил, верьте – не верьте. Железная тётка одобрила, сказала – наш человек. А вы и рады. Клюнули! У нас, мол, своя игра. Да ладно, не вы конкретно, а ваше начальство. Думаете пролезти аккуратненько, отреформироваться, перезапустится, а не получится. Они тоже там все понимают. Все просчитано. А, главное – человеческий фактор. Который вы почти не берете в таких играх в расчет. У папуасов, у латиносов просчитываете, а у нас ведь – та же песня. Люди не дошли до той симпатичной стадии, которую вы себе рисуете. И планомерное разложение элит идет по-полной. На кого вам опираться? На это избалованное стабильностью поколение, надрачивающее на югославскую стенку? На бардов? Пововоевавшие-то уже большинством в маразме. Возраст. А раньше они опасность за версту чуяли.

И учтите – все гниет с головы. Вы думаете, поставили на товарища, так он навсегда таким и останется? У семи нянек дите с подпалом. Двойной агент может быть тройным. А, главное, себе на уме. А коли ума немного, то и мысли не государственного масштаба.

Разложение идет. В магазинах-то, по сути, голый Вася, я в детстве этого не понимал! Воспринимал как данность.

Если собрались строить общество потребителей, так хоть как-то соответствуйте! Ведь можно и грамотно все сделать… Социализм у нас что? Учет и контроль! Сейчас с этим реально сложно, согласен. Но ведь НТР ваша любимая на месте не стоит, она идёт, несётся! Совсем немного осталось, день продержаться и ночь простоять! И всё – ЭВМ мощнейшие, сети, снижение затрат. У товарища в отделе стоял один графопостроитель, до этого там сидело двенадцать человек за кульманами! Не говоря о программах, которые высвобождали столько людей! Только проекты уже делались… несерьезные. Исчезли серьезные… надолго.

Все течет, все меняется. В идеале жить становится веселее. Но нам сменили вектор развития, и все…

Своя игра быстро закончилась. Застой сменился разрывом. А надо было аккуратно разминать, растирать, постепенно увеличивая нагрузки и радуясь оздоровлению организма!

Не можешь найти решения, экстраполируй на уровень ниже. Сиреневая книга, вторая часть.

Несколько мотивированных козлов заведут стадо баранов куда угодно. Особенно если там вкусно пахнет. В нашем случае всё было настолько притягательным, что рядом с козлами бежали и пастухи, и овчарки.

Глава 14. О соседях, одноклассниках и сослуживцах

– Была у меня одна медсестра. Соседка по новому термитнику. Страшненькая, но с хорошей фигурой. Ноги у нее были красивые… правда, короткие. Хотя, в некоторых случаях, это только в плюс.

– Если сзади присоседиться? Так, Кот?

– Точно! Тогда сам себе местами напоминаешь палец в резиновой перчатке. Она мне мазок из простаты как раз, будучи в такой, и брала. После этого, я ее интуитивно побаивался, но в принципе доверял. Пока на Новый год они с подругой не вспомнили, как раньше по пьяни пускались во все тяжкие…

Медики еще называются – нажрались в хлам и, чтобы перед местными не отсвечивать поехали в соседний город за приключениями. К курсантам танкового. И так им эта групповуха понравилась, что гоняли туда еще несколько лет. Пока училище не разогнали. О-о, думаю, намек понял. Какая ж веселая у девчонок жизнь! И, наверное, мне с вами не по пути. Мало ли еще не разогнанных… заведений. Что-то я, хоть и не брезглив, но… не на помойке свой хрен нашел.

– Не ссы, Котяра, в военных училищах тогда за здоровьем следили, – сказал Чапа. – А вот страшных и толстых… этих вообще следует опасаться! У меня году в девяносто шестом был один… бегемотик. С параллельного класса. На вечере встречи нахлопались с товарищами по дортуарам до потери чувств, припозднились. Все приличные девки к тому времени, видать, давно разбежались. Остались… те, кто остались. Я даже такси не помнил. Три дня в синей яме. Ладно, хоть три – мог и на неделю… Меня уж чуть в розыск не объявили, никто ж ничего не видел, никто ничего не помнил. А я куклой валяюсь в частном секторе, в домике с печкой. На отшибе. Ни телефона, ни людей. Одни сугробы. Она одна жила. Голодная, хуле, уволокла меня как добычу в норку. Взяла, сука, заранее отгулы, и – вперёд!

Только очухаюсь, глаза открою, а она уже сосёт. На вторые сутки даже что-то начало получаться. А может раньше. У меня там все поперепуталось. День-ночь, сон-явь. Жрать нечего, хлеб да майонез, даже картошку – и то только раз пожарила. Может от нищеты, может от жадности. А может и просто не хотела, чтоб я протрезвел – сбегу ведь. Говорю ей, мол, ты, мартышка, принеси водички, а она мне браги. И опять под одеяло лезет. С той поры ненавижу эти железные койки с сеткой до пола и стежёные тяжеленные одеяла. Как в гамаке. А потом на пол с ней ляжешь, а там сквозняки.

У неё ж реально подсвистывало на этой почве, как я понял. Посмотрит чего-то в какой-то книжке, потом ко мне лезет, давай, мол, так, а потом вот так. Глазки – буравчиком и складки жира по бокам – шлёп-шлеп!

Спрятала одежду, мол, в стирку, заблёвана вся, ходи в моем халате. Ага! Конечно! На третий день замотался в покрывало, пошел в уборную, мол, надоело в ведро ходить. Пуховик еле нашел в сарайке, под хламом. Замерз. Зато отошёл немного.

Смех, конечно, но меня тогда на измену пробило – а вдруг она меня вообще уморит, а потом закопает нахрен, или собаке скормит. Удрал, не заходя в дом. На остановке уже нормально оделся.

– Ничего не подцепил? – спросил Бонда. – А то всякое бывает. Она ж явно не с танкового.

– Да нет, вроде…

– Так да? Или нет? Как то ты неоднозначно выражаешься. Или вроде – это «в роте»?

– В роте непорядок? Во рту? Знаю я этот анекдот. Не могу ничего уверенно заявить – я тогда почти сразу уехал, так скажем, в командировку. А там простыл, сидел на антибиотиках, если что и было, так все одним фронтом смело. Но думаю – вряд ли. Она так-то скромная была. Хорошистка.

– Удовлетворительница, блин! – засмеялся Глобус. – Ты, Чапа складно все рассказываешь, интересно. Скажи уж тогда, на спине-то у тебя с той командировочной простуды следы, или она тебя так когтями расцарапала?

– Ага, точняк, там прямо как чужой вырывался. Ничего не скажешь, а Чапа? – присоединились другие.

– Чужие здесь не ходят, – сплюнул Чапа, – только свои. Правда, ведь, Чечен?

– Отчепись, балаболка, – зло ответил Чечен. – Я все девяностые работал в Нижневартовске. Так что в моём зиндане круче папоротника-орляка никаких продуктов не водилось. И служил я… еще при Язове.

– Тут половина таких, Чечен, включая меня, – сказал Бонда, – так что угомонись. А про живность тема вечная. Вспомнилось кстати… Молодежь, аллё, прислушайтесь! Может не всем вам яйца оторвет, вдруг по жизни пригодится…

Шучу, шучу, что с лица-то взбледнули? У тебя, Гриня, вообще гарем будет, только успевай зарабатывать. Ладно, слушайте. У нас в армии на подсобном хозяйстве были два деревенских гнома. Со Свердловской области. Один конюх, другой – свинарь. Подсобное было далеко, в глухой деревне. В расположение эти черти только на выходные возвращались. Страшно переживая по своим свинкам и лошадкам. Еще бы, там снег квадратным делать не надо, и сечку на воде жрать незачем. И никто не орет, не обижает. А можно пить вкусную бражку, есть белый хлеб без нормы и регулярно пороть местных служащих СА – озабоченных чумазых удмурток неопределенного возраста. Которые тоже… мелкие и вонючие. Оттуда, с подсобного, нам и привезли в казарму… зверей. У конюха чуть ли трусы не шевелились. Весь керосин с летучих мышей ушел на профилактику. Я с дежурства вернулся, зашел в казарму – вонища! Бойцы бегают туда-сюда, ну это как раз нормально, только все какие-то… по-особенному возбужденные. В умывальнике раскорячившись, стоит голый солдат в одних тапках и выбривает себе пах.

Тогда-то я и узнал новости. Тут же поступило предложение пойти в кубрик третьего взвода, чтобы посмотреть на героев дня и их фауну. Я подумал. А в армии тогда думать надо было демонстрируя процесс, то есть с паузой и соответствующими переживаниями на лице. Чтобы не прослыть несерьезным человеком. Подумал, и отказался. Я был наслышан про прыгающих блох. А повадки лобковых вшей мне незнакомы. И сам я не настолько любопытен. Товарищи мои придерживались того же мнения. Еще мы решили не сдавать нижнее белье по субботам, а стирать самостоятельно. А то мало ли чьё потом достанется. А доверия прачечной мало. И гладили всё особенно тщательно. Раза на три. Брить тестикулы не стали – стрёмно. И на авось.

Ротный потешался на построениях. «Что, – говорит, – нашли себе бабушек? А если такая от счастья помрет, что ты делать будешь? Пять нарядов, каждому!» Нас бы убил, а с этих клоунов что взять. На них посмотришь, уже смешно. Представь – два Швейка, метр с кепкой каждый, рябые, рыхлые, пэша складками, шапка как у почтальона Печкина. Позор Советской Армии! Но ведь – гусары!