Читать книгу: «Запретные дали. Том 1», страница 8
При всей своей заинтересованности знакомиться Мартин не подходил. Он просто с любопытством наблюдал за действиями этого «маленького и довольно шустрого создания», которое как вскоре выяснилось, тоже занималась собирательством, но, в отличии от него самого, собирала абсолютно все, что годилось для гербария.
Глава 3
Эпизод 1. Матильда
Сегодня пациентов практически не было. Возможно, большая часть их все-таки резко выздоровела, строго следуя «врачебным предписаниям». Возможно, многие теперь откровенно боялись безжалостных методов лечения «чудного племянничка в похоронном костюме», но скорее всего жителям Плаклей просто некогда было болеть.
Чтобы не терять за зря времени, Мартин решил заняться своими «крайне важными делами». Поудобнее устроившись за письменным столом, с большим удовольствием вытянул он вперед длинные ноги, но стоило лишь раскрыть книгу, как дверь резко заскрипела.
С весьма недовольным видом, Мартин поднял голову и увидел шустро приближающуюся к нему девушку.
– Так вот кого Карди от меня так упорно прячут! – произнесла она и протянула руку, – Я, Матильда!
От столь наглого поведения Мартин чуть не поперхнулся, но руку девушке пожал. Рука внезапной гостьи оказалась грубой, точно наждачка, а рукопожатие по-мужски крепким.
Отметив это про себя, Мартин принялся жадно изучать все остальное. Так называемая, Матильда показалась ему совсем юной, от силы лет двадцати, весьма маленького роста, но довольно плотного телосложения. Большие выразительные зеленые глаза смотрели с детской наивностью, а на пухлых щеках играл здоровый румянец. На Матильде было темно-зеленое платье довольно простого кроя. Соблазнительно обтягивало оно широкие плечи, не очень полную дородную грудь и весьма пышные бедра. Обута Матильда была в старенькие коричневые туфельки. Ее темно-каштановые волосы под ярко расшитой цветочным орнаментом лентой-окосником, толстой косой спадали на перекошенное левое плечо.
– Так это ты, значит, по воскресеньям, в лесу шлындаешь! – ехидным тоном произнес Мартин, узнав во внезапной гостье видимое прежде лишь мельком «маленькое создание», и лукаво усмехнулся.
– Да, я, – произнесла Матильда, одаривая лучезарной улыбкой, и добавила тоже ехидным тоном, – а ты по окраине леса шлындаешь, все свои ромашки собираешь!..
Заслышав это, Мартин невольно смутился и поспешил накинуть на себя строгий вид «врачебной интеллигенции», но как бы пристально он не присматривался, кроме сколиоза, никаких признаков иных заболеваний не углядел. Озадаченный до предела этим фактом, Мартин немного похлопал длинными изогнутыми ресницами и устремил на Матильду пронзительно-синий взгляд.
– На что жалуемся? – задал он привычный вопрос, заранее зная, что данная коррекция займет от силы полчаса.
– А я вовсе не слезы лить к тебе пришла, – заявила Матильда, тем самым вызвав откровенный хохот со стороны Мартина.
– Одному битый час на пальцах разъяснять приходится, что с баночкой делать надобно, – сквозь смех произнес он, – другая еще хлеще!.. Вот умора-то с вами!.. Прошу искренне простить меня, но это просто несуразно!.. Говори, что болит у тебя!.. Подлечу!..
Матильда наивно заулыбалась, моргая своими очаровательными глазами, но вдруг хлопнула себя по лбу. Со словами: «Ой, совсем забыла!» она схватила Мартина за руку и рывком вытащила из-за стола.
– Пошли, – заговорщически молвила она, – нужна твоя помощь…
На вопросы Матильда не отвечала, докторский саквояж взять не позволила, даже замкнуть больницу на ключ не дала, она лишь тянула за собой, повторяя одну и ту же фразу: «Не задавай мне никаких вопросов!».
Только на улице Мартину удалось наконец-то высвободить руку от стальной хватки. С видом раненного зверя, он принялся растирать посиневшее запястье, при этом стараясь не отставать от мельтешившим перед глазами «маленьким созданием».
– Нужно спешить, – оглянулась на него Матильда и ускорила шаг.
Вскоре оказавшись за довольно высокими воротами, они вошли в просторный двор. Пройдя мимо неприметного дома, «маленькое создание» замельтешило в бесконечных дебрях сада плодовых деревьев, затем понеслось через скотный двор, устремляясь прямиком в коровник, где пахло молоком, сеном и свежим навозом.
– Вот, – сказала Матильда, отворив маленькую дверку стойла, – Росинка опять подавилась!
Короткий указательный палец показал на черно-белого теленка. Мартин возмущенно поперхнулся и устремил на Матильду испепеляющий синий взгляд, преисполненный сиреневым негодованием.
– Животными не занимаюсь!.. – визгливо заявил он и уперев руки в боки, сердито застучал мыском туфли.
Склонившись нос к носу к наивно улыбающейся Матильде, Мартин принялся отчитывать «маленькое создание» за ложный вызов.
– Какие у тебя глаза красивые!.. – восхищенно произнесла Матильда и добавила зачарованным тоном, – А дыхание пылкое и горячее-горячее…
От услышанного, Мартин вторично поперхнулся и, разом растеряв былую спесь, застыл с озадаченным видом.
– Да брось ты ругаться, – махнула на него рукой Матильда, – просто подержи телушке голову.
Мартин машинально выполнил заявленную просьбу. «Маленькое создание» бесстрашно сунуло по самый локоть руку в пасть животному и через несколько секунд достала хребетную кость довольно крупной рыбы.
– Ну вот и все, – сказала Матильда Мартину и с материнской строгостью принялась отчитывать теленка, – сколько раз тебе говорить, Росинка, не копайся в мусорной куче! Плохая, плохая девочка!..
Закончив поучать теленка, «маленькое создание» засуетилось к выходу.
– Пошли, – поманила за собой Матильда Мартина, – пошли-пошли скорей!
По дороге из коровника Матильда бросила в помойную кучу рыбную кость, сладко потянулась и полюбовно посмотрела на Мартина.
– Спасибо тебе большое, – тихо произнесла она, устремляя взгляд куда-то в пустоту, – ты меня очень выручил…
– Не благодари, – машинально произнес Мартин, – это все лишь моя работа.
Сладострастно улыбнувшись, «маленькое создание» вновь засуетилось на крыльцо дома.
В это время Мартин старательно ерошил и без того растрепанные волосы, пытаясь понять, что он только что сделал и что вообще здесь делает.
– Пошли в подвал, – тоном бывалого военного скомандовала Матильда, отворяя резную дверь.
Дом оказался довольно приличным, если судить по чистой, светлой и довольно просторной прихожей.
Отогнув край соломенной циновки, «маленькое создание» отворило крышку подпола, где, по всей видимости, находился тот самый подвал, и махнуло Мартину.
Очутившись в полутьме, Матильда запрокинула румяное личико так высоко, насколько позволял ее маленький рост, и встала на цыпочки, силясь заглянуть в ярко-синие глаза.
В этот самый момент Мартин почувствовал, что сейчас может произойти все что угодно, возможно даже самое приятное, и лукаво заулыбался. Однако все его смелые предположения мигом улетучились, потому как Матильда быстро засеменила в самую глубь подвала, который оказался винным погребом.
– Вот, держи, – с ликующим видом всучила она Мартину большую запыленную бутылку, – конечно же, Братья Беркли меня убьют, если узнают, что я просто так раздариваю вино, но я не могу не отблагодарить тебя за помощь…
Далее пошло объяснение о том, как она опять недостаточно крепко привязала Росинку, которая отвязалась и снова наелась из мусорной кучи, после последовала жалоба, что из всех коров, именно с Росинкой вечно приключаются какие-то неприятности, что всякий раз приводит в негодование Братьев Беркли.
Мартину было совсем неинтересно слушать о негодованиях каких-то там Братьях Беркли, о коровах, которые вечно наедаются из мусорной кучи, и тем более о неприятностях, связанных с Росинкой. Всем своим видом он силился это показать, однако «маленькое создание» было чересчур увлечено своим пустомельством.
– А вино из наших виноградников считается самым лучшим в Плаклях, – принялась рассуждать вслух Матильда, – конечно белое вино ценится дороже, но лично мне нравится «Красильщик», в отличии от Изабеллы оно более густое и терпкое…
Далее последовала целая лекция о том самом вине с броским названием «Красильщик». С видом опытного сомелье Матильда начала давать сравнительные характеристики данному сорту вина, которому с ее слов, другие сорта значительно уступали по вкусовым качествам.
Слушая рекламную акцию алкогольной продукции, Мартин с наигранно-усталым видом выразительно закатил ярко-синие глаза и нарочито громко зевнул. В этот момент Матильда резко замолкла и быстро поспешила вверх по лестнице.
– Пойдем в виноградники, – скомандовала она, очевидно решив подкрепить теоретическую часть наглядными пособиями.
Устало вздохнув, Мартин поспешил на экскурсию. Проходя вдоль нескончаемой огородной территории, он сто раз успел проклянуть свою доверчивость, параллельно переживая за «горячо нуждающуюся в нем больницу», так цинично брошенную на произвол судьбы с незамкнутой на ключ входной дверью.
Выйдя через калитку заднего дворика, «маленько создание» повело к тепличному строению, поражавшему своей крупномасштабностью. Войдя вовнутрь душного помещения, Мартин обомлел от изобилия растительности, которое представляло собой разнообразные сорта винограда.
– Благодаря теплице наш виноград созревает уже в мае-июне, – гордо заявила Матильда и поспешила вперед, называя на ходу сорта и отщипывая от каждого небольшое количество ягод, как видно, решив, помимо демонстрации устроить Мартину еще и дегустацию.
Тараторя без умолку, она все пихала и пихала ему в рот горстки немытых и временами недоспелых ягод.
Проглатывая вместе с косточками пятнадцатый сорт под названием «Какой-то белый мускатный», Мартин понял, что Матильда хоть и знает вкусовые качества рекламируемой ею продукции, однако в названиях она полный ноль. Еще он невольно подумал, что если дегустация продлиться до самого конца этой нескончаемой теплицы, то в финале его хватит приступ аппендицита. Однако саму Матильду, по всей видимости, мало не волновало здоровье Мартина. С неимоверным рвением продолжала она рассказывать и угощать все новыми и новыми пригоршнями коварных ягод, но вдруг резко остановилась и застыла как вкопанная.
– Вот он… – загадочно прошептала она, указывая на табличку «Саперави» и завороженно уставилась на ряд кустов синего винограда с белесым налетом, – Красильщик…
Если бы Матильда сейчас перекрестилась на эти кусты, то Мартин ничуть не удивился, однако она всего лишь нащипала горстку ягод и, сунув себе в рот, принялась с наслаждением жевать, а после угостила и Мартина.
– Язык потом с неделю не отмоешь, – сказала Матильда с откровенным ехидством, – но в этом и заключаются его целительные силы…
Далее она принялась подробно разъяснять о тех самых «целительных силах» данного сорта чудо-винограда, который, с ее слов, был настоящей панацеей от множества числа болезней, а вино из него обладает просто волшебной силой.
Жуя коварные ягоды, Мартин отметил их терпко-насыщенный вкус, резко отличающийся от прежних сортов, и это пришлось ему по нраву, но стоило Матильде продемонстрировать свой темно-синий язык, как он пришел в откровенный ужас.
На этом дегустация резко закончилась. Вооружившись огромными ножницами, Матильда достала из-под близ стоявшего куста довольно вместительную корзину и, всучив ее Мартину, принялась срезать самые большие гроздья разных сортов.
– Угостишь Себастьяна с Лючией, – промолвила она, быстро наполняя корзину, – они любят…
Наполнив корзину до самых краев, Матильда встала на самые цыпочки и заглянула в самую глубину ярко-синих глаз.
– Какие же у тебя глаза красивые… – завороженно прошептала она, – будто нечеловеческие вовсе…
Тут «маленькое создание» осеклось и болезненно зажмурившись, принялось трясти головой.
– Так, здесь вроде бы все, – придя в себя, снова засуетилась Матильда, – пошли на выход…
Очутившись возле дома, она скрылась за входной дверью, а вскоре появилась, держа в руках стакан темно-красного содержимого и небольшую тарелку с грубо нарезанным творожным сыром.
– Попробуй, – протянула Матильда стакан Мартину – вино отменное! Никогда в жизни ты не пробовал ничего лучше!..
– В рабочее время не потребляю, – учтиво заявил Мартин.
– Как знаешь, – пожала плечами Матильда и залпом оглушила целый стакан.
Отерев рот тыльной стороной ладони, она обольстительно улыбнулась и предложила попробовать сыр от их «чудо-коров».
После винограда Мартину было уже все равно что дегустировать, тем более подходило обеденное время. Он в легкую умял всю тарелку солоноватого сыра, щедро приправленного какими-то травами. Заметив этот аппетит, Матильда тотчас метнулась в дом и принесла еще порцию сыра с дополнением в виде пшеничного хлеба с маслом.
– А сметана из молока наших коров, – заявила Матильда, – такая, что ложка стоит!..
Уминая предложенные яства и пробовав «чудо-сметаны», от которой «даже ложка стоит», Мартин вдруг понял, что приступ аппендицита ему уже вряд ли грозит, а вот расстройство кишечника вполне обеспечено, и потому, когда дело дошло до дегустации того самого «наилучшего молока», он протестующе отказался, сбивчиво пояснив, что ему работать до вечера, а подхватив бутылку вина на пару с корзиной винограда, принялся доходчиво заикаться, объясняя, что ему «надобно немедля быть на рабочем месте».
– Так мне тоже работать надо! – спохватилась Матильда и, вооружившись свежесорванной хворостиной, побежала к коровнику.
Погнав к калитке ошарашенную Росинку, «маленькое создание» кивнуло Мартину на выход. Облегченно выдохнув, тот устремился к свободе и тут же был грозно облаян огромной цепной собакой.
– Молодец! – похвалила Матильда пса.
– Noli me tangere (лат. Не тронь меня)!.. – прогромогласил Мартин, одаривая пса огненной вспышкой ярко-бирюзового взора.
Пес взвизгнул и поплелся обратно в свою конуру, но был остановлен влекущим звуком похлопывания ладони по колену.
– Иди сюда, дружок! – ласково позвал Мартин, – Иди сюда, мой хороший!..
Без всякий колебаний пес устремился на зов незнакомца, и к превеликому удивлению хозяйки, принялся играючи ласкаться, то подставляя взлохмаченный черно-белый загривок, то белоснежное пузо, а то становясь на дыбы во весь свой могучий рост, обнимая узкую талию.
– Какой ты кудлатый, прям как я… – удрученно произнес Мартин, лохматя скатанную шерсть и тяжко вздохнул, – Эх, совсем хозяйке дела до того нету!..
Тут раздался приказной голос Матильды, однако пес прикинулся глухим, довершая свою бессовестную низменность, страстными лобызаниями широким языком, и готовый вот-вот повалить навзничь своей лохматой тушей, чему Мартин, как видно, был только рад. Властно оттащив «ополоумевшую собаку», «маленькое создание» сердито посмотрело на усмехающегося Мартина, указывая на калитку, а после вышла и сама, бойко подгоняя хворостинкой ошарашенную Росинку.
Замкнув калитку, Матильда принялась болтать о всяких пустяках, в основном связанных с ее работой у Братьев Беркли. С непонятной гордостью рассказывала она о том, что в одиночку пропалывает обширные плантации, в одиночку жнет пшеничные поля, а также тягает тяжелые мешки с зерном и картошкой.
На протяжении все этого времени Мартин, все-таки боясь приступа аппендицита, прислушался к своему организму, который обалдев от винограда, сыра и хлеба с маслом, теперь выражал абсолютный протест против текущего рабочего дня, жадно требуя вина и женской ласки. Забыв про аппендицит, Мартин начал вожделенно присматриваться к «маленькому созданию», перемежая сверкающий сапфировый взор то на соблазнительно оголенные щиколотки, то на вздымающуюся девичью грудь.
– Всего доброго, – вдруг сказала Матильда, поравнявшись с развилкой, – тебе налево, а нам направо!
Одарив на прощание томным зеленым взором, она сладострастно улыбнулась и погнала Росинку дальше по витиеватой тропке, ведущей неведомо куда, но скорее всего к пастбищу с остальными коровами.
Немного постояв в огорошенном отчуждении, Мартин остервенело плюнул и отправился в свою «отчаянно нуждающуюся больницу».
– В воскресенье увидимся! – раздался хрипатый женский голосок.
– Пренепременно, – вполголоса произнес Мартин, сурово одернув на себе запыленный фрак и пошел дальше.
Весь остаток унылого дня Мартин вожделенно посматривал на бутыль вина, впрочем, с не меньшим вожделением вспоминал он и «маленькое создание», которое, судя по всему, очень скоро вновь явится, но только уже без той угловатой суетливости, а с напрочь подорванной спиной, и все благодаря работе, которой она так сильно гордиться.
Придя вечером домой, Мартин поставил на кухонный стол свою весьма тяжелую ношу, от вида которой Стефанида испуганно ахнула.
– С Матильдой никак познакомился! – воскликнула она, всплеснув руками и принялась журить Мартина за принесенные гостинцы.
Тем временем Себастьян с Лючией с радостным ликованием принялись отщипывать спелые ягоды прямо из корзины.
– Куда?! – прикрикнула на них Стефанида, – А поужинать сначала?
Дети замерли, убрали сладкие руки из корзины и заняли свои места за столом.
– Достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – спросил Мартин, откупоривая пробку, – есть бокалы?
– Нет, – закачала светлой головой та, – Патрик пьет самогон из стакана.
С весьма огорченным видом Мартин взглянул на темно-алую жидкость, скрывающуюся за матовым стеклом бутыли.
– Что ж, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с наигранно-огорченным тоном скомандовал он, – в таком случае, обойдемся кружкой…
С горьким вздохом Стефанида подала ему кружку, которою Мартин незамедлительно наполнил и осторожно пригубил содержимое. Посмаковав немного терпко-вяжущий вкус, он самодовольно заулыбался и залпом осушил всю кружку, следом бойко пошла вторая.
– Нужно будет непременно купить бокалы, – оживленно произнес Мартин, – право, такое хорошее вино требует исключительно самого дорогого и наилучшего хрусталя!
– Учти, Мартин, – строгим материнским тоном заявила Стефанида, – вино Братьев Беркли коварно. Оно легко пьется, но потом сильно ударяет в голову.
– Хорошо, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с лукавой усмешкой на порядком раскрасневшемся лице послушно произнес Мартин, – я учту на будущее Ваше крайне важное предостережение…
Опустошив третью кружку, Мартин вновь наполнил ее терпким вкусным напитком и хотел было продолжить утолять жажду, но заметил на себе суровый взгляд Стефаниды.
– Поверьте мне на слово, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – подавляя в себе пьяный смешок, заявил он – я, как истинный ценитель, прекрасно знаю толк в хорошем вине равнозначно, как и должную для себя меру!..
– Мартин, – грозно произнесла Стефанида, – вначале ужин!
– Ладненько, – поджал уши тот и послушно отставил стакан в сторону, – как скажите, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида.
Немного посидев, он заговорщически шепнул Себастьяну с Лючией: «Ох, уж эти взрослые!», а после задорно подмигнул и выразительно закатил синие глаза.
В этот момент в кухне появился Патрик, посмотрев на хихикающих детей и раскрасневшегося Мартина, он сурово хмыкнул и промолчал. Однако завидев, как после ужина Мартин бойко утаскивает в комнату початую бутыль, он поинтересовался, откуда такое счастье, а узнав про «ложный вызов» схватился за седую голову, сердито приговаривая: «Нашла лазейку, ведьма окаянная!..».
Смерив удрученного Патрика пронзительно-синим взором, Мартин пожал плечами и отправился по намеченному маршруту.
– Смотри, не упейся! – сурово прохрипел ему вслед Патрик, – И не отравись вусмерть!.. Нашел, у кого гостинцы брать!
Мартин пропустил это предостережение мимо ушей, а на следующий вечер явился домой с картонной коробкой. Таким образом, в доме семейства Карди появилось шесть хрустальных бокалов.
Эпизод 2. Хиропрактик
Обычно Себастьян с Артуром ложились спать сразу же после ужина. Если же последний отлучался на Молодежные Гулянья, то по возвращению домой никогда не шумел, а тем более, не зажигал в комнате свет, чтобы не тревожить чуткий сон братишки. Мартин же, наоборот, всем своим видом показывал, что является в этой комнате единственным хозяином. Из ночи в ночь Себастьяну приходилось стойко терпеть «занимательное чтение» при свете ярко зажженной лампы.
К слову сказать, вопреки тяжелой физической работе, засыпал Себастьян весьма скверно. То и дело, терзаясь беспочвенными переживаниями и страхам из-за постоянных укоров строго отца и старших работников, он места себе не находил, ворочаясь сбоку на бок на скрипучей кровати. Кроме того, Себастьян мог проснуться посреди ночи по малой нужде, а потом долго терзаться круговоротом все тех же тревожных мыслей, и вот теперь к этой мучительной проблеме прибавился еще и наглый сожитель.
Самым ужасным было то, что Мартин вовсе не видел никакой проблемы в своем ночном «занимательном чтении», всякий раз самоуверенно заявляя, что если человек действительно хочет спать, то ни смотря ни на что обязательно заснет хоть стоя, хоть сидя, а особенно прижавшись к «мягкому-премягкому» дверному косяку. Себастьяна передергивало от этих эгоистических суждений, но спорить со «всезнающей врачебной интеллигенцией» было абсолютно бесполезно, и оставалось лишь безропотно терпеть в ожидании долгожданного сна.
Однажды, вернувшись поздно с работы, и, как всегда, застав «строгую врачебную интеллигенцию» за неизменным занятием, Себастьян нарочито злобно хмыкнул и прохромал мимо, едва удерживаясь на ногах, однако Мартин, полностью поглощенный своим «занимательным чтением», даже не заметил его прихода. Себастьян с хмурым видом прочел молитву на сон грядущий и тяжело вздохнув, злобно покосился на высокую растрепанную тень, а после подошел к письменному столу и погасил лампу.
– Это чегось?! – тотчас раздался визгливый голосок.
– А тогось, – сердито пробурчал Себастьян, – спать давно пора…
Без всякого чувства вины он похромал к своей кровати, чувствуя, как ярко-синие фонари нечеловеческих глаз сердито пыхнули в его сторону.
– Себастьян, – возмущенно взвизгнул Мартин, – ну, я же читаю!..
– А я весь день отдыхаю!.. – в сердцах закричал Себастьян, пытаясь как можно удобнее расположиться в постели, – Один ты у нас уработался!..
Неожиданно для самого себя он принялся озвучивать то, что давно накипело, смешивая в кучу ночные посиделки «уработавшегося», яркий свет лампы, свою постылую работу, упреки отца, обиду на старших работников и злобу на весь белый свет в целом, а после с крайне обиженным видом притворился спящим, но тут раздалось звонкое цоканье приближающихся шагов.
– Тяжко приходится?.. – послышался сверху неожиданно-сочувствующий тон.
– Тебя бы в поля загнать на весь день, – сухо парировал Себастьян, превозмогая ноющую боль во всем теле, – а потом еще в огород до самого вечера…
– Ну знаешь ли, дружочек, – заявил Мартин, зацокав на свое рабочее место, – suum cuique (лат. каждому свое)!..
На этой лаконично-бесовской фразе «синеглазый черт» вновь зажег лампу и уткнулся носом в книгу, не обращая уже никакого внимания на ярко выражаемые мучения Себастьяна, который искреннее надеялся, что Всемилостивый Господь все-таки внемлет его слезному прошению, и этой ночью данная лампа навсегда сломается. Однако лампа, почему-то, не ломалась. Упрямо горела она и даже стала светить в разы ярче, приведя тем самым Себастьяна в состояние полнейшей безысходности и лютого остервенения.
– «Вот и радуйся, что выучился в свое время!» – воскликнул про себя Себастьян, метнув злобный взор на высокий растрепанный силуэт, который потягивая вино, внаглую зашуршал оберткой шоколадки.
В больной голове Себастьяна завертелись разного рода скверные ругательства, касаемые завидного положения «строгой врачебной интеллигенции», с ее громко шуршащей шоколадкой, а также все той же ненавистной лампы, но это мало чем помогало, да и руки-ноги продолжало выкручивать с неимоверной силой. Правда, Себастьян немного радовался тому, что хоть сорванная на прошлой неделе спина уже практически не чувствовалась, да и тупая боль в левом боку отступила на третий день, так называемого «легкого труда», про который Патрик резко забыл, а скорее всего, просто откровенно начихал на «строгие врачебные предписания», отправив Себастьяна «выздоравливать» в поля за самой тяжелой работой.
– «Будь Артур жив, то я бы сейчас горя не знал! – подумал про себя Себастьян и завистливо глянул на высокий растрепанный силуэт, – Да когда же ты отлипнешь от своей бесовской книги и от бутылки, Черт ты эдакий?!»
В этот момент «Черт эдакий», сделав очередной глоток, внезапно отлип от своей «бесовской книги» и встал с насиженного места.
Себастьян с ужасом понял, что наступило время «бурной мыслительной деятельности», озвученной бесовским громогласием и подкрепленной нарочито громким цоканьем звонко чеканящих шагов.
– «Ты когда-нибудь угомонишься?!», – сердито подумал про себя Себастьян, болезненно ворочаясь с боку на бок и жалобно пискнул, – Мартин, имей же совесть!..
В ответ на это Мартин смерил Себастьяна таким ярко вспыхивающим бирюзовым взглядом, что тот невольно замолк, резко обретя рьяный интерес к офтальмологии.
– Ну, – произнес Мартин, кровожадно потирая руки, – и чегось у нас тут?
С этими словами он бесцеремонно скинул с Себастьяна одеяло и принялся властно прощупывать тому взвывающие руки-ноги.
– Ты чего?! – испуганно закричал Себастьян, протестующе затрепыхавшись.
– Да не ори ты, бестолочь истерическая… – заговорщическим тоном шепнул Мартин, – Не боись, не изнасилую… Может быть…
Он вновь одарил Себастьяна ярко-бирюзовой вспышкой страшных глаз. Себастьян моментально замер, поджав уши и потеряв, на всякий случай, былой дар смелого красноречия, занял испуганно-выжидающую позицию.
– Перенапряженьице у тебя, дружочек. Мышечное и нервное. – вскоре вынес свой строгий врачебный вердикт Мартин и оживленно хлопнул ладонями, – Что ж, будем устранять!..
Себастьяну откровенно не понравилось, что «строгая врачебная интеллигенция», закинувшись ломтиком шоколада и очередным глотком вина, принялась упорно возиться в своем медицинском саквояже.
– Мартин, Мартин, – испуганно запричитал Себастьян, – ты это… поостынь… Хорошо?..
– Готов работать в любое время дня и ночи! – артистично парировал тот и принялся чем-то растирать себе руки.
Себастьяна не на шутку перепугал рабочий настрой явно подвыпившей «строгой врачебной интеллигенции».
– Ну не после же бутылки вина!.. – укоризненно заявил он.
– Могу работать в любом состоянии! – невозмутимым тоном произнес Мартин, – Подумаешь, бутылка вина! Сущие пустяки!.. А ты попробуй-ка посля шести бутылок шампанского, пяти милых дам и бессонной ночи, ась? Когда корнцанги в глазах расплываются и в дрему тянет! Вот это, право, тяжеловатенько, но зато полнейшее спокойствие…
Тут он с неописуемой гордостью принялся рассказывать о своих пьяных врачебных подвигах, смело заявляя, что под алкоголем все идет в легкую, и, стремительно приступил к пополнению коллекции тех самых подвигов, перепугав вусмерть Себастьяна прикосновением внезапно обжигающе-огненных рук.
Вдоволь навыкручивая Себастьяну руки-ноги, Мартин озадаченно захлопал длинными изогнутыми ресницами и уставился на того с озабоченным видом.
– Не легче ведь? – поинтересовался он и, получив вместо внятного ответа сердитый стон, сбросил на пол одеяло и бесцеремонно стянув с Себастьяна ночнушку заявил в слащаво приказном порядке, – Давай-ка, дружочек, носиком в подушку…
Хоть Себастьян совершенно не горел никаким желаем, идти на поводу разошедшейся не на шутку «строгой врачебной интеллигенции», но все-таки понимал, что с пьяными лучше не спорить и безропотно подчинился. В тот же миг Мартин принялся усердно прощупывать ему хребет. На это «пьяное усердие» кровать тотчас же среагировала громким скрипом.
– Не, – усмехнулся Марин, продавливая спину Себастьяну под мелодичный скрип кровати, – ну это ни в какие ворота!.. В борделе койки и то тише скрипят!..
Вдарившись в несуразные воспоминания о бордельных койках и посмешив себя еще немного мелодичным скрипом, подвыпившая «строгая врачебная интеллигенция» ненадолго озадачилась вопросом о каком-то прощелкивании и, плюнув, принялась пребольно прищипывать Себастьяну мгновенно взвывшую спину.
– Не боимся меня!.. – послышался заверительно-лукавый голосок, – Я делаю сильно, но нежно…
Однако данная «сильная нежность» оказалась какой-то чересчур сильной. Болезненно взвизгнув, Себастьян внезапно ощутил, как руки-ноги вдруг зажили собственной жизнью.
– Эти судороги есть освобождение от чрезмерного мышечного перетруживания, – тотчас раздался самоуверенный тон, – у вас полдеревни подобным недугом страдает. Вот и твое тело по вечерам вопит, мол, хватит, хозяин, дай передышку!.. Quod caret alterna requie, durabile non est (лат. Что не чередуется с отдыхом не бывает продолжительным)!..
– Да когомоту там! – воскликнул Себастьян стремительно немеющим языком и испуганно ойкнул, ощутив мгновенную парализацию.
– Сейчас отойдет, – послышался участливо-лукавый тон, – обожди маленечко… Может тебе водички, бестолочь истерическая?
Себастьян отрицательно замотал внезапно взмокшей головой и попробовал пошевелить онемевшими пальцами, вызвав тем самым ехидный смех сверху с возобновляемым выкручиванием, закручиванием и сминанием испуганно онемевшего тела.
Поиздевавшись вдоволь, Мартин, наконец-то, предоставил Себастьяну щедрую возможность в одиночку разбираться с напрочь отказавшими конечностями.
С горем пополам Себастьяну все-таки удалось восстановить безжалостно отнятую подвижность, а заодно и на собственной шкуре понять, как «дурная башка рукам покоя не дает». С неописуемым облегчением он тихонько выдохнул, поспешно оделся и на всякий случай прикинулся мертвым, однако данная хитрость не остановила «строгую врачебную интеллигенцию», которая по-прежнему не желала оставлять его в покое.
Резким движением Мартин вытащил Себастьяна из постели, бесцеремонно поставил спиной к себе и дерзко наклонил.
– Ты чего?! – закричал Себастьян, возмущенный столь наглым обращением.
– Тихо-тихо, – молвил Мартин и поспешно добавил заверительным тоном, – не собираюсь я читать тебя между строк, а трепетать или не трепетать уже твое личное дело… Вот милые дамы, те обычно трепетали, впрочем, работа у них такая – трепетать от любого прикосновения. Им собственно деньги за то и платят!.. А вот пациентики те, конечно же, ведут себя более сдержанно… Хотя, нет! Тоже потрепетать от души охочи… в некоторых случаях…
Тут «строгая врачебная интеллигенция» с головой вдарилась в бредовые рассуждения, касаемые вечного вопроса: «Трепетать или не трепетать?». Слушая это, Себастьян был готов заплатить «строгой врачебной интеллигенции» любые деньги, лишь бы та прекратила свои безжалостные манипуляция, властно наклоняя в разные стороны, отчего по телу разносилась волна болезненной скованности, а еще щедро доплатить, чтобы наконец-то заткнулась и желательно навсегда.
