Читать книгу: «Знаешь, как было? Продолжение. Чужая территория», страница 5
– Да они в курсе уже! – опять писклявый голос встрял в беседу. – Да они тут нам всю больницу разнесут, личности-то известные. Мамаша ее…
– Как мне надоели эти местные звезды!! Артистка погорелого театра! Кто-нибудь смотрел фильмы с ее участием?
– Я смотрела, – произнес тонкий женский голосок.
– Ну раз смотрела, может, сама с ней и поговоришь? Объяснишь, что с ее доченькой, которая умирала, а потом уже вдруг ожила у дверей морга?? Причем оживил ее наш санитар из команды умственно отсталых, который увидел, что она жива?? Вы соображаете вообще, что произошло?? Это скандал на всю округу!! Идите ей объясните, почему мы проворонили, что ее дочь жива, и почему уже сообщили, что ее больше нет!! Умные тут все!!
Потом зацокали каблуки, и хлопнула дверь.
– И зачем этот недоразвитый так разорался на всю больницу… Она же все равно не жилец… Вон, гляньте, что с ней…
– Конечно, не жилец. Мозг уже внутри атрофировался давно. Гляньте, на ее руку, там характерные пятна.
– А слышали, говорят, у нее анализы нормальные, – растерянно проговорил кто-то.
– Ну ты совсем дурак? Какие у трупа нормальные анализы?
– Так Сергей Константинович сказал… Я сам слышал…
– Фантастические фильмы меньше смотри. Она в коме уже сколько пролежала, а ты «анализы нормальные»…
– Да он так сказал! Я сам слышал!
– Уши, иди, помой.
– Да хватит вам, тут, правда, что-то не то. Я тоже слышал про анализы.
– А сердце видели на снимке?
– Да видели…
– Как может быть, она же…
– Да.. никогда такого не видел…
– А почему она такая стала..? Посмотрите, какая опухшая…
– Отек. Тут понятно что.
Дальше состоялся обмен уже такими специализированными терминами, такими сложными, что обыватель без медицинского образования вряд ли что-то бы разобрал. Потом вокруг зашуршали бумагами, шелестели ими и снова повторяли неизвестные слова.
– Не пускайте к ней никого. Елена Петровна пусть с родителями сама разбирается.
– Легко сказать! Вы эту мамашу долбанутую видели?
Потом голоса стихли. И дальше уже стояла тишина. Только где-то рядом раздавалось настойчивое уверенное пиканье, словно сигнал, сообщающий, что человек хочет жить. Сколько это продолжалось времени, пока было неизвестно. Оно замерло и текло по своим законам, не советуясь с посторонними.
– Пустите, я сказала!!! – уже новый голос, чуть треснутый и очень властный. – Это моя дочь и я буду заходить сюда, сколько хочу и когда хочу!! Я знаю, что у вас тут больница, так и лечите! А вы что делаете – я не знаю!! Уберите руки!!
Раздался звук открывающей двери и приближающие шаги.
– Позовите сюда эту вашу Елену Петровну!! Где она? … Что это?! Что с ней?! Что с ней?! – треснувший голос громко и театрально застонал, а потом будто зарыдал.
– Елены Петровны сейчас нет на месте, она.. она позже будет…
– Почему она такая опухшая..? Это же кошмар какой-то… Что вы с ней сделали..? Что вы с ней сделали!! Вы мне за это ответите!!
– Не кричите, пожалуйста, – мужской голос вежливо и спокойно успокаивал женщину. – Ваша дочь жива…
– Жива?!! Это вы называете – «жива»?!? А если бы вы своего ребенка увидели вот в таком виде, вы бы тоже оставались таким вежливым и спокойным?
– Мы делаем все возможное… Это…
– Да вы ничего не делаете!! Не делаете!! Сначала вы сообщили нам, что она умерла. А потом какой-то санитар ее вдруг оживил! Что вы… что вы… – женщина задыхалась, ее голос хрипел и сипел.
– Не волнуйтесь…
Раздались сдавленные рыдания.
– Ну вы посмотрите… Посмотрите! Почему она наполовину черная!! Что это за пятна? Что вы с ней сделали? – рыдала женщина.
– Мы пока не можем понять…
– Не можете понять?? А кто должен понять??
– Не трогайте ее! Не трогайте ее. Ее нельзя трогать.
– Почему она не приходит в себя?? – женщина прокашлялась и уже опять кричала хриплым голосом. – Что это? А это что у нее такое?? Это кошмар! Это кошмар!! Что это?? Почему она такая… – и женщина вновь зарыдала.
– Давайте выйдем, здесь нельзя так кричать. И ее нельзя сейчас трогать, ей нужен покой… Это палата…она должна…
– Она должна… Она должна жить!! А вы ничего не делаете! – женщина устало застонала.
– Пойдемте… пойдемте…
Опять воцарилась тишина. И вновь пустое пространство без воспоминаний, без лиц, без мыслей, просто чистый лист без надписей и сносок.
Дверь скрипнула. Доносились еле-еле приближающие шаги, а потом почти детский голос произнес:
– Ничего себе…
– А я тебе что говорила… Вся больница на ушах стоит, прячут ее.
– А ты слышала, что Сергей Константинович сказал?
– Про что?
– Про что. Про нее.
– Что именно?
– Сказал, не может такого быть, чтобы с таким диагнозом оживали вдруг. Она уже синяя здесь лежала. Мамаша ее бабло платила, они ее уже давным-давно уговаривали отключить ее, а та ни в какую…
– А ты видела?
– Да к ней и не заходил уже никто, только мамаша ее, когда-никогда. Придет, поскандалит, и опять уходит. Сергей Константинович тогда еще говорил, живой труп держим. Он, вообще, сказал, не может такого быть, они же сняли там какие-то показатели…
– А что с ней вообще было?
Раздалось длинное и непонятное слово в ответ.
– А что это?
– Сердечное заболевание, у нее с детства вроде, Сергей Константинович сказал, как она вообще до таких лет дожила, непонятно. А тут еще эта история…
– Говорят, санитара этого упрятали, чтоб не болтал.
– Да он разорался же на всю больницу. Там столько людей сбежалось. И мамаше ее кто-то сразу позвонил сразу. Елена наша там такой хай подняла, там всем досталось. Сергей Константинович сказал, если бы этот не разорался, все бы по-тихому сделали.
– Че сделали?..
– Да че сделали… Она же уже все… Посмотри че с ней… Ну еще немного под аппаратами полежит… и все… Тягают ее только туда-сюда… Бедная девушка…
– Глянь, а показатели ровные… и пульс в норме…
– Да то-то и оно…
– Может, она очнется…
– Ты больная что ли? – девушка нервно хихикнула. – Сказок начиталась? Мозг уже умер давно, сколько она уже лежит…
– А че с ней дальше будут делать?
– А че с ней будут… Ничего… Ну еще полежит, да помрет. Ты глянь на нее?
– Кошмар…
Голоса стихли.
– Борь, да я сам вижу…
– Теперь и отключить ее не можем. И не знаем, что с ней делать.
– А столичные что говорят?
– Руками разводят.
Дальше последовал обмен сложными и непонятными терминами.
– Сколько это будет продолжаться?? Что с моей дочерью, в конце концов?!
– Ирина Васильевна… ну вы же сами знаете… Специалисты уже приезжали…
– Врачи называются! Никто ничего не знает!! Ну почему… ну почему именно со мной это произошло… Ну где я так нагрешила… Сглазили ее, вот точно сглазили… Все завидуют нам… А вы сами почему не достигли ничего? А теперь все завидуете… Это все вы… – рыдающий театрально голос постепенно затихал вдали.
– И сколько она так лежит?
– Да долго уже…
– Глянь, с этой стороны, как живая.
– Да ты с этой посмотри!
– Ужас.
– Елена Петровна, вас к телефону срочно!
– Скажи меня нет!! Что бегаешь за мной?? Нет меня!! Когда же это закончится…
– Ты слышал, что у нее показатели улучшаются? – засмеялся молодой приятный голос
– Да слышал.
– Просто кино какое-то. Так, главное, уже сколько времени прошло. Восставшая из ада…
– Глянь, че у нее с ногой…
– Пятна трупные, что тут.
– Глянь, одна рука как нормальная, а та вообще, как у трупа?
– Видел.
– Чего с ней делать-то будут?
– Да не знают, что с ней делать. Сергей Константинович, слышал, на больничный ушел?
– Слышал.
– Тут уже в отделении все в шоке от этой девушки, – опять чуть слышно засмеялся голос.
– Ладно, пошли.
– Бедное дитя… Что ж ты мучаешься так, бедная… Никак тебя на небеса не заберут… Не нужна там… и тут не нужна, и там… Такое существование… Бедная девочка. Совсем молодая… совсем… Родителям какое горе… – пожилой голос вокруг будто разговаривал сам с собой.
Вдруг что-то громко запищало, потом еще громче.
– Ой, ты, батюшки… – почти закричал пожилой голос и громко затопал прочь.
* * *
– Она очухивается что ли?
– Да говорят. Вон, взгляни, на цифры.
– Да она же ничего соображать уже не сможет, зачем они ее так мучают?
– Теперь после всей шумихи, даже не знаю, – молодой голос усмехнулся.
– Слушай, посмотри че это?
– Где?
– Да вот
– Ага, вижу… странно.
– И вот, глянь?
– Ага, вижу.
– Оживает что ли наша принцесса? Может…
– Да не шути так, Вова. Ну его на хер. Над такими вещами не смеются.
– Да я не смеюсь. Глянь, у нее и нога светлая наполовину.
– Дай гляну. П***ц.
– С ума сойти.
– Как решить? Ну как решить? Подскажите.
– Может…
– Тихо! Вы что, с ума сошли? Да они по экспертизам ее затаскают, нам потом… Вы что?
– Ксения Викторовна, да я совсем не то имела в виду.
– Замолчите уже!
– Ксения Викторовна…
«Ксения… Ксения… Ксения…»
– Игорь Петрович, что там?
– Да все на том же уровне. Без изменений, Ксения Викторовна.
«Ксения… Ксения… Ксения…»
– А тут показатели?
– Да тоже без изменений, Ксения Викторовна.
«Ксения… Ксения… Ксения…»
– Вы смотрели…
– Ксения Викторовна, да смотрели уже тысячу раз…
«Ксения… Ксения… Ксюша… Ксюша… Ксюшенька…»
– Ой, что там с ней???
– Глаза открылись!!! Вы видели??
– Позовите Сергея Константиновича!! Срочно!!! Позовите…
«Моя Ксюша… Ксюшенька… Ксюшенька…»
– Ой, с ума тут сойдешь с вами!
– Да идет он…
«Доченька моя… Ксюшенька моя…»
– Да они тут вообще все ох***ли, я тебе говорю. Наша вроде сказала кому-то, что у нее слезы даже покатились… Как такое может быть…
– Тихо!
– Че вы сюда ходите, как в музей! Выходите! – раздался грозный женский голос.
– Да мы…
– Выходите отсюда быстро! Слышали, что Елена Петровна сказала на собрании!! Хотите, чтобы меня из-за вас отсюда выгнали с треском. И не шастайте больше сюда! Ходят, рассматривают! Тут что вам – цирк?
– Я знала, я знала, что она поправится!…
–… о выздоровлении пока рано говорить…
– Это вам рано. А я знала, что она выздоровеет! Доченька моя, доченька моя…
«Мама? … Мамочка! …Мама, а Ксюша?…Мама, как Ксюша…Мама, с Ксюшей все в порядке? Или плачет? … Мама, как Ксюшенька?»
– Сергей Константинович!!
– Да что вы так кричите… Ого…
– Доченька моя, ты меня слышишь..?
«Да, мам, слышу! Да говори же, мама!! Ну ты же тогда услышала меня, когда я не могла говорить, когда я звонила тебе и не могла ничего сказать! Мама, как Ксюша??»
– Доктор!! Да где он?! Позовите врача!! Где он? Всех позовите!! Где они у вас!!
Раздались громкие шаги.
– Она открыла глаза!! Я видела!! Она открыла глаза!!
– Выходите, выходите…
– Я никуда не уйду!!
– Нам нужно…
– Вам нужно, значит, делайте свою работу! А я никуда не уйду!!
– Вы мешаете!!
– Кому я мешаю?!! … Доченька… доченька… открой глазки… мама тут… мама.
«Мама?.. Это не мама…»
– Анечка, мама рядом! Анечка… ты меня видишь..?
– Да отойдите же от нее, наконец… Вы мешаете!!
– Анечка, мама тут… рядом…
«Это не мама… Почему – Анечка… Где я…»
* * *
– Как такое может быть – ума не приложу, уже все перепроверили. Такого просто не может быть! Откуда мозговая активность? Ну, откуда?? Как?
– Да вот и мы не можем понять, Игорь Сергеевич…
– А это что..? Перепроверьте еще раз, и еще раз возьмите кровь, все пересмотрите еще раз, перепроверьте!
– Да тут не только это… У нее и тут в норме. И тут гляньте, тоже. Почки восстанавливаются.
– Да что тут у вас за ***. Куда смотрели??
«Неужели… я живая… Он..? Он что всесилен..? Я же… я же… я же умерла… Там, рядом с остановкой… Он?.. Не может такого быть…»
– …Она плачет…
– Ой, глянь, опять глаза открыла!…Позовите… быстрее..!
Перед глазами расплывались круги, похожие на картинке в детском калейдоскопе. Они множились на глазах, а потом наоборот, сдвигались в одну кучу. В каждом маленьком кружочке, виднелась маленькая картинка, такая маленькая, что ничего в ней было не понять. «Можно увеличить..? Не увеличивается.. Никак не присмотрюсь… никак…»
– …зафиксируйте руки ей! Она в покое должна быть. И тут зафиксируйте, а то задохнется. Что там показывает?
– Да норма.
– Следите за ней! Не спускайте глаз! И в палату никого не пускать!
– А эту?..
– И эту тоже! …Если получится…
– Анечка… Анечка-а… мама пришла – ты меня слышишь..?
«Ну это точно не мама… И опять Анечка… Неужели…»
– Она на меня посмотрела! Вы видели?! Вы видели?!
«Незнакомая женщина с высокой прической. Очень красивая. Это про нее говорили, что актриса? Или мне почудилось?..»
– Анечка, мама тебе твоего медвежонка принесла.
– Ну вы что, нельзя сюда…
– Мне лучше знать, чего ей можно, а чего нельзя, – резко повысила красивая женщина свой надтреснутый голос. – Вы ее чуть не угробили, а теперь указываете, что можно, что нельзя! Скажите спасибо, что она приходит в себя!! Я вам устрою, вы еще меня вспомните не раз! Чуть не угробили ребенка моего!!
«А почему медвежонка принесла… мне что… сколько мне…»
– Анечка, мама пошла… выздоравливай, доченька… папа уже ждет не дождется… все тебя ждут, моя дорогая… скоро поедем домой… а летом поедем на море… а потом в институт… учеба прежде всего… да, Анечка… назло всем этим докторам… ты у меня умница…
«Институт… уже лучше… я уж думала, мне в школу пора»
– Вы видели, она все уже понимает! Да, Анечка? Мама пошла, а ты пока отдыхай… А зачем вы ее так туго привязали?
– Координация, все нарушено.
– Ну не так же туго!! Ей же больно!
– Не трогайте! Ничего не трогайте! Так надо!!
– Все, Анечка, давай поцелую.
«… Он что, и правда гений..? Он может все..? …Неужели получилось…. Неужели успел… Ксюша, моя Ксюшенька… как там…»
– Доктор, а почему она плачет..?
– Выздоравливает. Вот и плачет. От радости.
* * *
«Глаза стали видеть чуть лучше». Изображение уже стало отчетливее, маленькие кружочки стали меньше по количеству и диаметру, и в них что-то можно уже было разобрать. Пока она рассмотрела только седого мужчину, похожего на дядю Ваню. Он долго стоял у окна, периодически посматривая на приборы. То, что в палате находились различные устройства, было понятно только по смыслу. Рассмотреть их пока не удавалось. Только по озадаченному виду мужчины и позе с сомкнутыми руками за спиной можно было догадаться, что он рассматривает какие-то показатели. Вряд ли они являлись великолепными. Мужчина печально вздыхал, опять подходил к окну и потом всматривался куда-то вдаль, как будто мечтал о чем-то своем. Сначала Рита думала, что это ее новый родственник, а, возможно, даже отец. Но потом, когда стала видеть отчетливее, разглядела белый халат. Потом он стал с ней разговаривать. Как будто с маленьким ребенком, который просто спит.
– Ну что… все лежишь… Что же делать с тобой… Но характер бойцовский у тебя, Аня, ничего не скажешь.
Он делал пометки, то ли записи, и опять подходил к окну.
– Ну что, Анька, прорвемся, может, с тобой… Все тебя ругают… Надоела ты всем уже, хуже горькой редьки… Жаль тебя… Если бы ты могла потом соображать… но ты же не сможешь даже… Куда прорвемся, Анька, не понятно… Ну что ж поживем, как говорится, – увидим…
В палату заходило множество людей, все в белых халатах, и от большого их количества они сразу сливались в единое белое пятно, и разглядеть их не удавалось. Только голоса… «А вот со слухом у меня в порядке… много слышу». На самом деле, слышно было не очень хорошо, как будто кто-то невидимый закрывал уши руками, некоторое время держал ладони, а потом потихоньку отпускал, а потом опять все словно начиналось сначала. Но все равно слова она разбирала и смысл разговоров улавливала. А вот тело не чувствовала. Вообще. Никак. Ни боли, ни каких либо других ощущений.
«Сколько лет этой девочке, если мама ее говорила про институт…»
Рита поняла уже давно, что того седого мужчину, звали Сергей Константинович, он почти всегда рассматривал ее с головы до ног, приподнимая простыню с ее нового тела. Как выглядела она теперь, она даже не представляла, она могла различить только что-то из серединки кружочков из калейдоскопа перед глазами, а по краям мелькало так, что начинала кружиться голова.
– Ну что, Анюта, скоро к тебе важный профессор нагрянет. Будут опять тебя смотреть. Неугомонная мама у тебя… Если бы не она… Хотя надоела уже, очень уж суетливая… но красивая мама у тебя, ничего не сказать – артистка. Видная, яркая. Ну что, Анька, я пошел, и мне ты надоела уже… Давай, жди профессора. Кто уже только к тебе не приходил… Ох, – мужчина вздохнул и вышел за дверь.
* * *
– Уберите это все! Чтоб все тут было с иголочки!! – Рита уже могла немного рассмотреть ту самую главную Елену Петровну, тощую неприятную женщину с ярко очерченными бровями. – Во сколько он будет??
– Обещали уже…
– Никто ничего не знает!! Чтоб тихо тут было все!! Всем понятно?? – крикливо продолжала строить подчиненных главная шефиня.
В дверь постучали.
– Да что вы там стучите?? Кто там? Вы что…
– Разрешите? – раздался мужской голос.
«Какой голос приятный…», – промелькнуло у Риты в голове.
– А… вы… а… – главная вдруг потеряла командный тон и что-то залепетала.
Потом Рита слышала что-то про оборудование, а потом видела, как заносят в палату множество каких-то устройств. Вокруг восхищенно обсуждали эти самые устройства. Доносились обрывки фраз про стоимость, дороговизну, импорт, и слышалось удивление в голосах. В палате находилось человек пять-шесть, включая главную женщину, которую тут все боялись. Потом зашел Сергей Константинович, Рита уже узнавала его по шагам. Все выстроились возле стенки в ожидании и только перешептывались между собой, поглядывая на завезенное оборудование.
«Кто же там ко мне приедет такой важный… Может, хоть он что-то сделает». Как только она подумала, сразу услышал чьи-то шаги по коридору, мужчина шел так, словно маршировал на плацу. Дверь открылась. Она сразу увидела, кто к ней приехал. Сквозь новый калейдоскоп ее глаз она узнала того самого – великого и могучего Всеволода.
«Он приехал… он приехал… Значит, все это время знал… Это он… Значит, мне не кажется это все… Значит я не умерла…»
– Гляньте, у нее слезы потекли… – услышала она тихий голос, но даже не разобрала, мужчина это сказал или женщина.
– Проходите, Всеволод Юрьевич! – голос главной женщины сразу поменял тональность.
«Всеволод Юрьевич… она сказала… она сказала… Значит, я не ошиблась… Я что… Неужели я действительно вижу… я вижу… Я могу видеть…».
– Давайте не будем мне мешать, и я приступлю … – от знакомого голоса все словно перевернулось.
– А мы не будем вам мешать… Будем у вас учиться… – нежным голосом вкрадчиво произнесла главная.
– У меня что, плохое произношение? – спокойно спросил Всеволод, он отошел куда-то в сторону, и Рита сразу потеряла его из вида.
– Но… вот Сергей Константинович… он…
– Я в курсе. Я долго буду ждать? У меня нет сегодня свободного времени для пустой болтовни, вы мне мешаете.
«Уж он-то точно вас всех сейчас выгонит…», – мысленно улыбнулась Рита и сразу услышала топот в палате, а затем звук закрывающейся двери.
– Никого сюда не пускать! – кому-то четко сказал Всеволод.
Он подошел к ней ближе.
– Слышишь меня? Маргарита?
«Зачем он спрашивает у меня… я же ничего не могу…»
– Рита! Меня слышишь? Моргни, если слышишь?
Рита пыталась что-то сделать, но веки абсолютно не слушались, она даже сейчас не понимала, как они вообще могут двигаться.
– Хорошо, – услышала она утвердительный ответ. – Кирилл, давай, приступаем.
Рита слышала щелчки, потом какое-то жужжание, перед глазами замелькали силуэты. По смыслу она поняла, что Всеволод не один, а с помощником. Свет вокруг становился то ярче, то приглушеннее, звуки сменяли друг друга. Вокруг что-то происходило, мужчины переговаривались, но она практически ничего не понимала, только ловила лицо Всеволода в своем калейдоскопе. Звучали незнакомые ей слова. Она напряженно вслушивалась. «Что там… ничего не разобрать… о чем говорят…». Термины доносились неизвестные.
– Давай попробуем. Другого выхода пока не вижу, – наконец она услышала что-то понятное.
Вокруг запищало, потом раздались еще несколько щелчков, потом вдруг калейдоскоп в ее глазах, как по мановению волшебной палочки, из нескольких круглых картинок съехался в одно четкое изображение. Она сразу увидела палату, окна, рядом стоящее оборудование и двух мужчин. Всеволод стоял, наблюдая за ней внимательно, а второй мужчина сидел, глядя в монитор – там Рита краем глаза рассмотрела мелькающие зеленые полоски и сверкающие точки.
– Ну-ка, ну-ка, – Всеволод подошел ближе и наклонился, она увидела его прямо перед собой. – Рита, слышишь меня? Попробуй моргнуть.
Она изо всех попыталась сделать то, о чем просил ученый, но ничего не получалось.
– Кирилл, давай еще.
Рита почувствовала, как в глазах закололо, словно маленькими иголками внутри кто-то аккуратно дотрагивался, изображение стало еще отчетливее.
– Хватит пока! – она уже отчетливо видела лицо, склонившееся опять перед ней.
Они встретились взглядом.
– О! – довольно произнес гений. – Вот это другое дело.
Рита сама чувствовала изменения – теперь не калейдоскоп кружился перед глазами, а она сама могла разглядывать то что ей хотелось. Глаза слушались. Она даже почувствовала, как моргнула. «Неужели получилось… неужели получилось… или мне показалось?». От радости она стала моргать, веки слушались, а внутри еще сильнее покалывало иголками.
– Ну не надо моргать так часто, я уже понял. Ну что, Маргарита, будем знакомиться заново? – гений весело улыбался.
«Раз улыбается, значит, все хорошо… Я буду жить… Ксюша… как там моя Ксюша… Он, наверняка, знает все про меня… Пусть там опять подкручивают… Мне нужно узнать… про Ксюшу… Ксюшенька…»
– Что-то чувствуешь? Тело ощущаешь? Моргни!
Рита старалась изо всех сил сейчас не моргать, чтобы дать понять, что она ничего не чувствует. Но теперь, наоборот, веки задергались как раз сильнее.
– Не очень. Пока не очень. Что там? – Всеволод наклонился над маленьким монитором. – Не очень… Слабо. Ладно, давай, ею займемся, потом еще попробуем.
Потом они над ней проводили какие-то то ли эксперименты, то ли исследования. К ней подсоединили провода, присоски, светили в глаза, проворно что-то рассматривали и опять что-то подсоединяли и отсоединяли. Движений было так много, что глаза уже устали, и Рита просто лежала. «У него все получится… все получится… Он может все… Я сейчас встану…». Периодически она открывала глаза и видела все ту же картину – мужчины слажено и точно производили известные только им действия. Они почти не разговаривали, а если Рита, что и слышала, то это были незнакомые ей слова, и смысла она не понимала. Она просто ждала, когда они ее, наконец, починят. И все тогда изменится. Они долго кружились вокруг нее, потом сели рядом, что-то записывали или изучали, поглядывая на маленькие мониторы.
Рите становилось легче. Она также ничего не ощущала, но будто захотелось спать обычным нормальным сном, она задремала, и сквозь сон слышала мужские голоса.
Потом она приоткрыла глаза, не понимая, сколько прошло времени. Очертания палаты и мужчин стали отчетливыми, она оглядела себя – неровное опухшее тело виднелось под простыней, руки и туловище чуть подрагивали. «Ну что так долго…»
Мужчины тем временем что-то продолжали изучать возле ее кровати и беседовали между собой. Она услышала, как засмеялся Всеволод. «О чем они говорят?..».
– … На выставки часто ходим, она же рисует у меня. Художник! Пошли недавно… – веселился гений. – Что они теперь рисуют, непонятно. Куляки-муляки. Но цветное все – красиво. Хожу, делаю вид, будто что-то соображаю в этом. Вокруг важные все. Даже не представляешь себе, с каким видом там все ходят. Даже лучше меня у них получалось воображать. А моя… Ты бы видел, Кирилл… Станет возле картины и так смотрит… с таким восхищением… «Ой, линии там, да пересекаются, одна зеленая, другая синяя, ой красота какая». Говно, короче. По-другому не назовешь. Подходит потом ко мне – я, обычно, ей всегда покупаю что-нибудь. Спрашиваю: «Выбрала что-нибудь? Покажи?». Ведет меня к одной картине. Я чуть не помер от смеха… Еле сдержался, – Всеволод привстал из-за монитора и в воздухе стал чертить руками невидимые линии. – Кирилл, смотри, серый фон, серый-серый, картина примерно такая, – он показал руками размеры полотна. – Тут серое все, а вот тут в уголочке, – он ткнул куда-то в воображаемую картину, – два маленьких кружочка. Один синий, другой… другой тоже синий. Расстояние между ними пару сантиметров, чтоб ты понял. «Вот, эту,– говорит, – хочу, если можно», и с такой любовью на нее смотрит. Я удивился: там были такие цветные, красивые, прямо можно даже дом украсить, красиво будет, ну это… – Всеволод опять засмеялся. – А знаешь, как называется? – мужчина по имени Кирилл улыбнулся и покачал головой. – Называется этот шедевр «Одиночество», – и тут Всеволод просто покатился со смеху. – Я спрашиваю: «А почему такое название?». А она как зыркнет на меня, вроде, «не соображаешь ничего, так молчи». Ну я и замолчал. Одиночество, так одиночество. А ты не знаешь, почему такое странное название? Какое же одиночество, если шариков – два? Если бы один был нарисован, то понятно, конечно, – Рита видела, как Всеволод изобразил недоумение, удивленно подняв брови. – Немыслимо. Я бы по-другому назвал такой шедевр. Например, «Яблони в цвету» или «Одиночество вдвоем», на крайний случай. А стоит, знаешь, скока? – Всеволод приблизился к мужчине вплотную, и тот покачал головой. – Да не скажу! А то возненавидишь меня лютой ненавистью. Как твоя зарплата за два месяца. «Одиночество»… В голове у этого художника одиночество. Купили, значит. Но моя довольная… Художница! Понимает чего-то там… Мы с Наташей, первой моей женой, по молодости ходили на выставки, но там все по-другому было. По-моему, сейчас такие не рисуют. Все понятно раньше было, кошка – кошка, собака – собака, дерево – дерево.
«Как долго… – Рите тоже захотелось вот так вот пойти в театр, на выставку и, чтобы кто-то подарил ей понравившуюся картину… Макс подарил… – Макс… Ксюша…»
– … Да так вот и живем… – смеялся Всеволод в своей манере. – Не понимаю ничего в живописи, говорит, а что я там «не понимаю»? В театр с ней пошли недавно, на балет. Во-первых, я устал очень в тот день и сразу начал засыпать, там все как раз располагает к этому процессу. Естественно, толкает меня. Строго так, прям зашипела: «Ты чего?». Ну я собрался с силами, надо же молодой жене соответствовать, нельзя позорить ее в театре, начал представление смотреть, – Всеволод продолжал веселиться. – Обратил там внимание свое на парня на заднем плане. Весь такой кудрявый, как ангелок, я сначала даже не разобрал, кто это вообще, мужчина или женщина. Стоит там, на заднем плане, сам по себе, по сторонам поглядывает… Я за ним наблюдал-наблюдал. Он за час несколько движений поменял, смотри! – Всеволод бросил ручку с бумажкой и вышел на середину палаты, сделал несколько грациозных па, покрутился вокруг своей оси и, разбежавшись, пробежал несколько шагов, нелепо размахивая руками, туда-сюда, от стены к стене и обратно.
Рита увидела, как мужчина, сидящий за монитором, еле сдерживает смех: средних лет, обычного телосложения, самой заурядной внешности и с очень внимательным взглядом из-под очков.
– …Потом смотри вот так еще… – Всеволод еще немного покружился, а мужчина улыбался, поглядывая то в монитор, то на гения. – Непыльная работенка, да? – сделав удивленные глаза, вопрошал Всеволод у собеседника. – Сколько им платят, не знаешь? Надо было сходить на следующий день, узнать. Сижу, смеюсь, Мила меня локтем дергает и строго так смотрит опять, ну никак ей не угодить. А она, не представляешь… Она сама прям замерла, руками в кресло вцепилась, как будто вот-вот сама на сцену выскочит… А взгляд… Она же вообще красавица у меня, а тут… глаз не оторвать. Так я стал на нее смотреть, мне на нее не надоедает смотреть, вот так и досмотрели до конца представление, – добавил гений.
Рита рассматривала по сторонам – обычная палата, вместительная, светлая, чистая, в пределах своей видимости она уже все увидела, а повернуться не получалось. «Ну что он там тянет…».
– … Она у меня любит это все. На премьеру недавно ходили, – погруженный в работу Всеволод, что-то расчерчивал, поглядывая на монитор и одновременно рассказывал. – Ругает меня, что мало времени вместе проводим. Пошли? Пошли! Пришли, – гений вздохнул. – Кино очень интересное оказалось. Сразу с конца начну. Очень интересное. Мужик в деревне жил. Жил – не тужил. Потом чего-то там насмотрелся по телеку и начал в бабу наряжаться. Но что-то вроде этого. Жена его ругаться начала с ним, он ее шмотки напялит на себя, она снимает, мокрой тряпкой когда-никогда по роже огреет, ну он потом сядет и в окно смотрит. И так сто раз. Сюжет простой. Сидел-сидел этот мужик, вдруг вскакивает и пошел куда-то. Я обрадовался. Думаю: «О, куда это он рванул?». Интересно стало, куда мужик-то дернул? Тут титры пошли. Мила меня дергает за рукав, вроде как – пошли домой уже. Смотрю – все тоже уходят. Оказывается, кончилось кино. Вот так! Я говорю: «Как кончилось? Все только началось». Все вокруг засмеялись, весело так им… А Мила опять на меня страшные глаза делает, нахмурилась, цыкнула на меня. С первой женой часто в кино по молодости ходили – развлечений никаких особых не было. Наташа тоже любила кино. Но фильмы другие были! Точно помню. Ну, а вот сейчас такие. Хорошо, что Милу встретил, хорошая она. Говорю: «Давай, дома посидим, я лучше на тебя посмотрю». Нет, тянет куда-то. Любит это все. Действительно любит. Сама рисует… Ладно, что там у тебя?.. – Всеволод глянул куда-то в сторону. – А там что? И там покажи! – через плечо коллеги глянул мужчина на очередные кривые.
«Познакомить тогда хотел… какая эта Мила… Наверное, и правда необычная. … А как я вообще теперь буду..? Кто я?? … Неважно, только бы узнать, как Ксюша… плачет, наверное…»
– … Рисует, красиво рисует. Всегда хвалю ее. Знаешь, любит мне картины свои показывать. Сейчас, правда, уже не показывает. Молчать надо было. А я же не могу молчать. Она их странными рисует, – Всеволод поднял глаза на рядом сидящего мужчину. – Знаешь, такие люди у нее овальные, как снеговики, и, знаешь, все на одно лицо – глазки маленькие, ротика почти нет, и главное, я глянул на ее картины повнимательнее, а там все люди без ушей. Как так? Я спрашиваю, значит: «А почему люди без ушей?». А она как раскричалась: «Не понимаешь! Не понимаешь! Это так надо!», ну еще много модных слов добавила. Ну не знаю. У меня на проектах люди с ушами. Я, значит, как болван, старательно всю проекцию вывожу до мельчайших точек, а оказывается сейчас уши – это не модно, оказывается, уши людям не нужны! Надо подумать об этом на досуге. Может, надо разнообразить людей-то… Ритка, вон, с ушами же. Рита! Как думаешь, нужны человеку уши? – он привстал и подошел ближе.
Рита заморгала, показывая положительный ответ.
– А моя обиделась. Теперь не показывает мне свои картины. Закрывается. Сделала себе мастерскую на втором этаже, возле нашей спальни. Закроется и сидит, рисует. Все свои картины туда перетащила и не показывает. Ну, пусть рисует. Че там? – Всеволод опять подошел к напарнику, куда-то глянул и сделал очередные пометки на листе. – Так вот. Недавно спать лег, зову ее значит, намекнул на супружеский долг, а она из-за двери кричит, сейчас, мол, скоро приду, ложись. Ну я задремал уже, слышу за стеной шорохи какие-то, а потом вроде что-то попадало. Я такой лежу, значит, весь из себя, и тут вдруг задумался. Там у нее апартаменты-то большие. Две комнаты, площадь ого-го, ванная там, санузел. Я привстал такой, и думаю: «Может, она туда любовника поселила? А я тут лежу, отдыхаю…». Я такой поднялся, и стучу к ней, говорю: «Дверь открой». А она в ответ: «Жди, давай, скоро приду». Я схватил, что под руку попалось, короче говоря, выбил дверь. Она там вся в краске, сидит, рисует – нет любовника. Я обошел все! Не было, точно вам говорю. Хотя… Может спрятаться успел. Мало ли. Может, ловкий такой. Может, он человек-птица, ширк, и улетел в окно, а я, как дурачок, бегаю, его ищу. Ну не нашел его все равно. Такой вот результат.
