Читать книгу: «Дорога крови», страница 3
– Будет тебе меч.
А потом схватил за раненое плечо и притянул к себе.
– А заодно и невыносимая жизнь, Пёс. Ты зря пытаешься бороться со мной. Я – сила, с которой тебе не совладать.
Уник оттолкнул Айзека, и тот упал в пыль.
Савьо обыскал весь корабль сверху донизу, чтобы собрать мало-мальски пригодные для врачевания инструменты. Своего личного лекаря хозяин даже близко не подпускал к рабам, а тот, что, по идее, должен был ухаживать за пленниками, по большей части валялся в непробудном пьяном сне.
Ожидая Уника и Айзека, Савьо прошёлся по бараку, и то, что он видел, вовсе не вселяло надежды. Мало кто возвращался после боя без ран, но неуклюжая помощь горе-лекарей, нанятых за самую низкую цену, едва ли облегчала страдания рабов.
Из отведённой ему клетушки Савьо слышал нестройный рёв толпы. И, как ни старался, не мог разделить их азарта и восторга от творящегося на площади безумства. Что заставляет их раз за разом возвращаться сюда? Почему никто из опьянённых кровью зрителей не хочет задуматься, что погибающие на арене рабы – прежде всего люди: каждый со своей непрожитой жизнью, несбывшимися мечтами и разбитой судьбой?
Да и самих бойцов, если уж начистоту, юноша тоже не очень понимал. Как можно так запросто отнимать чужие жизни? Самое драгоценное, что могут даровать боги!
Нет, он вовсе не хотел видеть этого жестокого развлечения, становясь тем самым его соучастником.
Когда на пороге появился Уник, сердце Савьо упало – уж слишком довольным выглядел помощник работорговца. И не напрасно – один из приставленных к бараку стражей ввёл бледного Айзека, и Уник расплылся в улыбке.
– У вас два часа, а потом он должен выйти на следующий бой. Или он покойник.
– В таком состоянии он в любом случае покойник! – Савьо с опозданием понял, что сказал лишнего.
Чёрный Человек отвесил ему подзатыльник.
– Делай что тебе приказано. А не то я вместо Пса выпущу на арену тебя.
Страж усадил Айзека на низкий топчан у стены и молча вышел вслед за Уником.
– И снова ты! – Боец натянуто улыбнулся, наблюдая за тем, как Савьо тщательно моет руки. – Думаю, спрашивать, почему ты здесь, а не на корабле, бессмысленно?
Юноша осторожно осмотрел плечо Айзека.
– Потому что корабельный лекарь вдрызг пьян. Ты же, надеюсь, не предпочёл бы дешёвого коновала с улицы? И я вызвался, потому что учился на лекаря…
– Правда, давно, – закончил за него Пёс. – Знаю. Я просто пошутил.
– Тут полно грязи. Придётся тебе снять эту куртку, и тогда я смогу очистить всё как следует.
Правда, сказать это оказалось легче, чем сделать. К тому моменту, когда Савьо закончил промывать раны, лицо Айзека посерело от боли.
– Как ты умудрился занести туда столько грязи и песка? – недовольно поинтересовался писарь, но боец только отмахнулся в ответ.
Савьо покачал головой и принялся тщательно осматривать все имеющиеся в его распоряжении скляночки. Выбрав крошечный бутылёк из непрозрачного стекла, юноша смочил тряпицу.
– Будет щипать, – предупредил он.
– Кто бы сомневался. – Айзек с мученическим видом привалился к стене. – И всё же почему ты помогаешь мне?
Савьо приложил тряпицу к одной из ран.
– А почему бы мне не помочь хорошему человеку?
Пёс дёрнулся и приглушённо выругался. Когда Савьо закончил свои манипуляции, парень сообщил сиплым голосом:
– Боюсь, тогда ты совсем не по адресу.
– Прекрати нести чушь. Тоже мне главный мерзавец. Мы с тобой попали в такой переплёт, нам надо держаться друг друга.
– Кстати, о мерзавцах. Знаешь, что произошло? Этот чёрный ублюдок всучил… – Айзек осёкся и настороженно посмотрел на писаря.
Савьо почувствовал злость: что же этот парень так упрямо считает его человеком работорговца, который только тем и занят, что шпионит для хозяина и доносит, кто и что про него сказал?
– Знаешь что, Пёс, – внезапно для самого себя выпалил юноша. – Ты можешь сколько угодно не доверять мне. Ты можешь хоть всю жизнь отгораживать себя стеной, за которую никому не пробраться. Но считать меня подлецом, который готов заложить своих товарищей по несчастью, – это уже перебор! Послушай внимательно и запомни навсегда – я не стучу на тебя работорговцу. И если ты ещё хоть раз попытаешься выставить меня в этом свете, я… я… я решу, что недостаточно очистил твою рану, и нам придётся всё повторить!
Айзек хрипло рассмеялся.
– Забавный ты, писарь. Кстати, он – Дьюхаз.
– Кто Дьюхаз? – не понял Савьо.
– Работорговец. Меня представили Псом работорговца Дьюхаза.
– Пёс ты и есть, – буркнул юноша.
Он ожидал, что Айзек рассердится, попытается его ударить, но парень только усмехнулся.
– Может, и пёс. Который не привык доверять кому-то. Там, где я рос, нас учили не слишком-то считаться с окружающими.
– Зачем ты мне это говоришь? – Савьо отвернулся и принялся отбирать нужные для зашивания инструменты.
– Вероятно, чтобы ты не слишком полагался на меня. У тебя на лице написано, что ты готов доверить мне даже свою жизнь. Не стоит. Говорю сразу – я не благородный герой и не побегу спасать тебя, вляпайся ты в неприятности.
Савьо ничего не ответил и устроил инструменты над огнём.
– Извини, у меня нет ничего, чтобы унять боль. И даже выпить я тебе предложить не могу.
– Я понимаю. Нализавшийся Пёс, вышедший на бой… будет та ещё картина.
Савьо налил в таз воды.
– Повернись ко мне спиной, займёмся пока ею.
Айзек недоуменно глянул на него.
– Ты что, не слышал меня, что ли? Я не отплачу тебе за твою доброту благодарностью. Я не задумываясь подставлю тебя, если это принесёт мне пользу. И ты всё равно хочешь помочь мне?
Писарь очень серьёзно посмотрел на парня.
– Я делаю это не потому, что надеюсь на что-то в ответ. А потому что так говорит мне совесть. Я учился на врача и давал клятву помогать нуждающимся. Таким, как ты сейчас.
Айзек изумлённо приподнял брови, но тут же старательно стёр с лица удивление.
– Хорошо. Как хочешь. Я предупредил.
– Да. Предупредил. А теперь повернись спиной.
Айзек морщился, но молча терпел, пока писарь промывал раны и мазал их какой-то густой пахучей дрянью.
– Знаешь, с плечом всё совсем не так плохо, как я боялся. Несколько ран надо обязательно зашить, но мы, думается мне, справимся, – заметил Савьо, закончив, наконец, обрабатывать раны.
– Я буду кричать. Громко, – предупредил Айзек, развернувшись к нему лицом.
– Кричи себе на здоровье. – Савьо ободряюще улыбнулся. – Сколько угодно. Поверь, я сделаю всё в лучшем виде. И ты выйдешь на следующий бой.
– Конечно, выйду. Куда мне деваться? – Айзек кивнул на раскалившиеся инструменты: – Ты когда-нибудь делал это раньше?
– Разумеется. – Савьо встал перед ним и успокаивающе положил руку на плечо.
Айзек взглянул на него, но недоверчивость быстро исчезла из его глаз, уступив место усталости.
– Я постараюсь сделать всё очень быстро… – Лёгкое прикосновение Савьо превратилось в тяжёлое и давящее, в то время как вторая рука скользнула к затылку бойца. Парень почувствовал, как пальцы писаря уверенно легли у основания черепа, а спустя секунду ощутил сильный и резкий нажим. И в тот же миг мир покачнулся. Айзек попытался было отстраниться, но хватка хрупкого Савьо оказалась на удивление крепкой.
– Что… что… ты… – Заплетающийся язык никак не хотел проговаривать ставшие вдруг очень сложными слова, да и дыхание подвело его.
Кажется, писарь что-то говорил ему, но Пёс не мог разобрать ни слова, а комната всё так же плыла перед глазами. С отчаянием цепляясь за ускользающее сознание, парень попытался встать, но тело стало чужим и больше не желало подчиняться ему. Айзек покачнулся и завалился на бок. Отчаянно крутившиеся вокруг стены потонули в непроглядной тьме.
Интерлюдия 1
Бродяжка
…Айзек что было сил нёсся по таким знакомым переулкам, а предательское солнце неумолимо опускалось за горизонт. Как же он мог, увлёкшись болтовнёй тёти Сильи, которая в благодарность за найденную корову напоила мальчишку чаем, забыть, что мама просила его вернуться засветло! А темнело на Вольных Островах, расположенных к югу от прочих королевств, быстро и довольно рано. Свернув за угол, Айзек глянул наверх – туда, где на чердаке кособокого массивного дома они с родителями снимали комнату со скрипучим полом и затянутым бычьим пузырём окном. К удивлению мальчишки, в комнате не горел свет.
Айзек с трудом распахнул тяжёлую, истыканную ножами и заляпанную грязью дверь и начал осторожно подниматься по тёмной скрипучей лестнице, прижимая к груди завёрнутую в тряпку добычу – малиновый пирог. Он был невероятно сладким и ароматным, но мальчишка честно съел только половину куска, вторую часть – с чуть засохшими краями и сводящим с ума запахом – он припас для мамы.
Толкнув незапертую дверь их крошечной каморки, Айзек с порога оттарабанил:
– Мам, прости, что опоздал! Я случайно, честное слово. Зато гляди, что я достал! Я отыскал тётке Силье корову.
Его встретила тёмная комната, в которой всё было перевёрнуто вверх дном.
– Мама? Папа? – Мальчик шагнул в комнату, и под ногами захрустели осколки глиняной посуды. – Где вы?
– Явился, значит!
Айзек вздрогнул от опустившейся ему на плечо тяжёлой руки и обернулся. Хозяйка барака – тучная женщина под сорок с испещрённым следами оспы лицом – смерила мальчишку недоброжелательным взглядом.
– Немедленно убирайся отсюда. Чтоб я близко тебя не видела!
– Я не понимаю, – пролепетал Айзек, медленно пятясь вглубь комнаты. – Где мама и папа? Почему здесь всё разбросано?
– Не понимает он! – Женщина всплеснула руками. – От вас, жильцов, только и жди, что неприятностей. Сбежали твои родители, вот что.
– Зачем сбежали? Куда? А я?
– Ну ты спросил – зачем. – Хозяйка фыркнула. – Поди, ограбили кого или убили, вот и сбежали, чтобы в тюрьму не угодить. А может, и куда похуже.
– По-похуже? – заикаясь, переспросил Айзек. – Куда?
– Ну что ты заладил! Почём я знаю! Сбежали, и всё тут.
– А почему всё сломано?
Женщина внезапно разозлилась.
– Слишком много вопросов, мальчишка! Мне неприятностей не надо, так что чтоб ноги твоей здесь больше не было. А вещички ваши – хотя навряд ли тут обнаружишь что-то стоящее – я заберу в оплату ущерба. А коли кто придёт их искать, так хоть откуплюсь. – Хозяйка окинула Айзека недовольным взглядом. – Да, знала я, что не к добру появились тут эти жильцы. Грамотные, вежливые такие. Да и щенка своего всё чему-то учили. Непростые они люди. Видать, беглые преступники какие.
– Вы сама преступница! А мои мама и папа – честные и хорошие! – крикнул Айзек.
– Ах ты, щенок! – Женщина ударила мальчонку, и он кубарем покатился на пол, выронив припасённый для мамы пирог. – Серазий! Где ты там ходишь, олух? Немедленно выкинь его вон отсюда!
Здоровенный детина с широкой улыбкой и напрочь лишёнными осмысленности глазами ввалился в комнату и ткнул в Айзека пальцем.
– Этого, маманя?
– Этого.
Схватив отчаянно брыкающегося мальчишку за шкирку, дурачок закинул его на плечо и затопал вниз по лестнице.
– Отпусти меня! Отпусти немедленно!
Жильцы соседних комнат выглядывали на шум, но лишь молча провожали глазами хозяйского сынка, не пытаясь заступиться за Айзека. Серазий же бесцеремонно вышвырнул мальчишку за порог и захлопнул дверь. Айзек мгновенно подскочил и принялся колотить в запертую дверь. Через мгновение на пороге появилась хозяйка.
– Если ты немедленно не уберёшься, я прикажу Серазию утопить тебя в порту.
Дурачок за её спиной довольно закивал, отчего у мальчика мурашки побежали по спине.
– Утопить. Это я могу…
Айзек развернулся и бросился бежать не разбирая дороги.
Спустя пару часов, голодный и усталый, он прибрёл к дубу – одному из излюбленных мест местной ребятни. Мальчишка сел и прислонился спиной к тёплой бугристой коре, вздрагивая от малейшего шороха. Ему казалось, что в безлюдных подворотнях вокруг затаились злодеи, мечтающие утопить его в порту, а то и сами проклятые души из подземного царства мучений пожаловали. Обхватив колени, Айзек до боли в глазах всматривался в сгущающиеся тени.
– Эй!
Айзек вздрогнул и обернулся. Местные мальчишки остановились в стороне, с любопытством таращась на него и перешёптываясь. Айзек улыбнулся им и поспешил навстречу, но вчерашние друзья попятились прочь. Самый старший из них, Ларли, выступил вперёд.
– Нам сказали не водиться с тобой. Иначе нас могут посадить в тюрьму. Потому что ты сын преступников. А может, даже убийц какого-нибудь герцога или даже короля. Ты преступник. Как и твои родители.
– Мои родители не преступники! И уж тем более не убийцы! – со злостью крикнул Айзек, подступая к пацану, который был на полголовы выше его и гораздо крупнее. – Ты сам преступник. Твоя мать ворует куски ткани из красильной, а потом продаёт их. Вся округа знает!
– Закрой рот, сын убийц! – Ларли толкнул мальчишку. – И проваливай отсюда. Пока тебя не отправили гнить в тюрьму. К твоим гадким родителям!
– Не смей так говорить про них! – Айзек кинулся на Ларли и повалил его на землю. – Не смей!
Остальные мальчишки тут же накинулись на бывшего товарища.
На счастье Айзека, их довольно быстро растащили оказавшиеся поблизости взрослые. Но даже грязный и окровавленный, мальчишка всё равно порывался кинуться на оскорбившего его родителей Ларли.
– Бешеный какой-то! – Ларли сплюнул на землю, выражая своё презрение к Айзеку. – Убирайся! И больше не появляйся в нашем районе. Иначе тебе конец, сын трусов и убийц.
– Ты сам такой! – крикнул Айзек, отчаянно вырываясь из рук державших его взрослых. – Ты сам такой!
* * *
Никогда ещё родной город не казался Айзеку таким огромным и чужим. Бесконечные переплетения тесных зловонных улиц, сжатых по обеим сторонам мрачно нависающими над мальчиком домами, уводили его всё дальше от дома и прошлой беззаботно-счастливой жизни. Давно уже не понимая, в какую часть города он забрёл, и не имея ни малейшего представления о том, куда он направляется, несчастный мальчишка тем не менее всё шагал вперёд…
Вода не была большой проблемой, чего не скажешь о еде. Айзек бесцельно кружил по городу вот уже третьи сутки, и за всё это время ничего не ел. Он множество раз видел, как попрошайничали на улицах мальчишки – совсем маленькие и постарше – как клянчили деньги у прохожих нищие и калеки. Но родители всегда учили его, что выпрашивать деньги – последнее дело. Надо самому о себе заботиться. И вот теперь, изголодавшийся и отчаявшийся, Айзек тем не менее не мог заставить себя встать с протянутой рукой у дороги.
К вечеру небо заволокли тяжёлые тучи и очень скоро пролились холодным кусачим дождём. Налетавший с моря порывистый ветер гонял мусор по опустевшим улицам нахохлившегося города, хватал и трепал одёжку редких прохожих.
Бредя по чавкающей под ногами грязи, промокший до нитки и замёрзший, Айзек, как умел, молил небеса вернуть ему родителей. Но в ответ на все его просьбы злорадствующие боги обрушивали на мальчишку всё новые потоки воды да сбивающий с ног ветер.
Свернув в первую попавшуюся подворотню, Айзек сжался в комок у стены дома и предался своему горю. Здесь единственным свидетелем его слёз был завывающий и стенающий ветер, который, увы, не мог ни утешить мальчишку, ни дать ему столь нужных ответов.
Ах, если бы Айзек только знал, куда подевались его родители! Пусть даже их и вправду бросили в тюрьму, в самую сырую и мрачную темницу города, кишащую крысами и блохами, он бы со всех ног бросился туда. Он согласился бы на всё, лишь бы снова оказаться рядом с мамой и папой, а не бродить неприкаянно по холодным улицам никому не нужным и всеми забытым.
Выплакавшись, мальчишка поднялся и побрёл дальше. В одном из тупиков он обнаружил кучу мусора. И, судя по откормленным крысам, снующим вокруг, там было предостаточно съестного.
Морщась от вони и преодолевая отвращение, мальчик опустился на корточки перед грудой отбросов и принялся осторожно перебирать их. Крысы с недовольным верещанием бросились прочь. Откопав в куче довольно большой кусок плесневелого хлеба, Айзек повертел его в руках, придирчиво осмотрел, понюхал и отложил в сторону. Вскоре ему попался огрызок яблока.
– Надеюсь, вы не успели до него добраться, – обратился мальчик к крысам и, зажмурившись, принялся жевать яблоко. Желудок, явно недовольный столь мизерной порцией, заворчал. Айзек покосился на хлеб и отвернулся – он вовсе не хотел питаться покрытой плесенью едой.
А с другой стороны… Мальчишка жадно схватил кусок и, кое-как счистив плесень, принялся откусывать и глотать, почти не жуя. Хлеб на вкус был отвратительным, и довольно скоро Айзека затошнило, но он уже не мог остановиться. Давясь, он доел всё до последней крошки. Две крысы недовольно смотрели на него, не решаясь подойти ближе, но и не уходя.
– И нечего таращиться! Иначе я в следующий раз съем вас, – пригрозил Айзек. Зверьки что-то пискнули и скрылись в щели.
Малыш поднялся и поплёлся прочь от мусорной кучи. Но едва он вышел из проулков на главную улицу, как его начало нещадно тошнить, а живот словно резали изнутри ножами. Прохожие шарахались от перепачканного шатающегося мальчишки, и Айзек счёл за благо свернуть в поросший бурьяном проулок.
Пройдя с полсотни шагов, он рухнул на землю, корчась от грызущей его изнутри боли.
– Ты чего?
Айзек поднял голову. На него смотрела горбатая беззубая старуха-нищенка с морщинистым, как у зимнего яблока, лицом.
– Тебе плохо, малыш? – прошамкала она.
– Я съел плесневелый хлеб, – задыхаясь, выдавил Айзек.
– Бедняга! Я сейчас!
Старуха устремилась куда-то вглубь переулка, оставив мальчика одного – к этому он уже начинал привыкать.
– Вот. Это поможет.
Айзек открыл глаза и уставился на склонившуюся над ним старуху.
– Вы вернулись?
– Конечно, малыш. А теперь будь умницей, съешь это. – Нищенка протягивала ему какую-то траву. – Давай.
С трудом соображая, Айзек тем не менее поднялся на четвереньки и положил траву в рот. Она оказалась настолько горькой, что мальчик решил, будто старуха отравила его, чтобы не мучился.
– Глотай! – приказала нищенка, но Айзек только помотал головой. – Хочешь жить – глотай!
Мальчишка насупился, но проглотил. А спустя мгновение его вывернуло наизнанку.
– Вот и хорошо. – Старуха погладила малыша по спине. – Молодец. Жить будешь.
На следующее утро, когда Айзек проснулся, старуха что-то напевала и кормила трёх здоровенных бездомных псов, которые радостно виляли хвостами и облизывали ей руки.
– Доброе утро, малыш! Как ты себя чувствуешь? – Нищенка потрепала одну из собак по голове.
– Здравствуйте. А почему вы не ушли? – Айзек сел, с опаской поглядывая на огромных животных.
– А что, должна была? Ты не рад меня видеть?
Мальчишка залился краской.
– Вы неправильно поняли. Я очень рад, что вы здесь. Просто за четыре дня мне никто ни разу не помог. А вы спасли меня. И сейчас не бросаете. Спасибо вам.
Старуха встала и стряхнула крошки с подола.
– Не за что меня благодарить. Людям следует помогать друг другу.
– Мама с папой тоже так говорили. Но столько других просто прошли мимо… Помогли только вы.
Нищенка подошла к малышу и села рядом, обняв за плечи. Собаки тут же последовали за ней и легли у ног Айзека.
– Никогда не равняйся на других, малыш. Это твоя жизнь. И ты должен и можешь прожить её так, как велит тебе твоё сердце. А они пусть живут так, как позволяет им совесть. Всё равно все потом ответят перед богами, малыш.
Одна из собак положила голову на колени мальчика, заглядывая в глаза.
– Погладь её, не бойся. – Старуха улыбнулась. – Ты им понравился.
– А они не укусят?
– Нет. Они укусят только того, кто попробует причинить им зло или боль. А того, кто отнесётся к ним с любовью, они примут в своё сердце.
Айзек осторожно провёл рукой по густому меху пса.
– И всё равно спасибо вам…
– Феда. – Старуха улыбнулась. – Зови меня Федой.
– Спасибо вам, Феда.
Нищенка погладила мальчика по голове.
– Когда-то я жила не на улицах. Я работала ткачихой, и у меня была дочь. Не сказать, что красавица, обычная. Не лучше и не хуже других. Её соблазнил один богатей, а как узнал, что моя дочь ждёт ребёнка, приказал больше даже на глаза не показываться. Денег у нас-то, почитай, не было. Сколько я могла одна заработать? И вот ненастным осенним днём, в октябре, моя ненаглядная доченька родила сына – крошечного, недоношенного младенца. Он и родился-то синюшным, но вроде отошёл. А кровинушка моя, единственный мой ребёночек, померла в тот же вечер. Да и внучок долго не прожил. Аккурат к следующей неделе и отправился следом за матерью. И осталась я одна. Заболела от горя, слегла, не могла больше работать. Из дому меня выставила хозяйка, так и стала я нищей побирушкой, малыш.
Айзек затих, с замиранием сердца слушая рассказ Феды. Боги были воистину жестоки слишком ко многим.
– А я ведь тоже родился осенью. Хотите, я стану вашим внуком? – Айзек вывернулся из рук нищенки и посмотрел ей в глаза. – Хотите? Я вас не брошу. Никогда-никогда. Вы будете моей бабушкой, а я вашим внуком.
Феда улыбнулась и провела рукой по щеке малыша.
– Конечно, хочу. Такого внука под старость лет могли послать мне только боги, не иначе.
* * *
Жизнь маленького Айзека постепенно стала налаживаться, насколько это было вообще возможным. Он по-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, куда делись его родители, и всё, что ему оставалось, – верить случайным слухам.
Мальчик жил в том самом переулке, где старуха-нищенка спасла его. Феда и три её собаки – Усберго, Леальт и Афето – стали его новой семьёй, единственными, кого вообще заботило, жив или умер Айзек.
Нищенка постепенно обучила мальчишку правилам жизни на улице: не высовываться, смотреть в землю, если не хочешь получить оплеуху от кого-то из прохожих, стараться быть как можно незаметней и тише, ибо таким беззащитным созданиям, как горбатая больная старуха и шестилетний малыш, весьма непросто постоять за себя. Феда показала Айзеку, который упрямо отказывался побираться, как раздобыть еды в мусорных кучах в богатых районах, как выбрать то, чем точно не отравишься. Она научила мальчишку ни под каким предлогом не брать красивые сочные яблоки или большие куски сыра, выброшенные будто по ошибке и так и манящие съесть их – таким способом богачи травили крыс, кошек, а порой и нищих, забредающих в их район.
Усберго, Афето и Леальт стали верными друзьями и для Айзека. В холодные ночи они помогали старухе и малышу не замёрзнуть, укладываясь спать рядом и согревая своим густым мехом, а их огромный рост и угрожающе оскаленные зубы могли отпугнуть любого недоброжелателя из числа прочих попрошаек.
Со временем Айзек даже приспособился зарабатывать медяки. У рынка всегда можно было найти тех, кому нужно помочь отнести тяжёлые вещи, быстро доставить письмо по нужному адресу или сбегать за помощником. Шустрый и смышлёный Айзек почти никогда не оставался без заданий. Единственной проблемой были такие же бездомные пацаны, как он сам, которые оказались совсем не рады новичку, отбиравшему у них работу. Почти все они были старше Айзека и гораздо злее. И мальчик довольно быстро понял, что лучше держаться от них подальше, потому как они вовсе не брезговали отобрать у малыша все заработанные за день монеты и поколотить в придачу. Он бы с удовольствием вовсе не приходил на рынок, обходясь объедками с мусорных куч, но осенью, когда земля стала холодной и даже уже собаки не помогали как следует согреться, Феда начала кашлять. И со временем приступы становились лишь сильнее, а неделю назад она и вовсе стала кашлять кровью. Айзек очень боялся, что единственный близкий ему человек умрёт, и потому раз за разом возвращался на рынок, чтобы найти работу и купить лекарство для своей бабушки, как он давно уже стал называть нищенку. И ни побои других мальчишек, ни отобранные деньги, ни оскорбления не могли его остановить. Порой Айзек брал с собой одну из собак для защиты, но по мере того, как на улице становилось всё холоднее, он начал оставлять их всех рядом с Федой, которая полностью обессилела и почти не поднималась со стылой земли.
Возвращаясь в тот день в свою подворотню, которая была ему домом вот уже больше трёх месяцев, мальчик услышал жалобный плач и громкий смех. Повинуясь велению сердца, Айзек пошёл на звуки и вскоре оказался в узком проулке. Двое подвыпивших парней швырялись грязью в девушку лет пятнадцати и оскорбляли её. В ответ та лишь плакала и пыталась закрыть лицо от летевших в неё комьев земли.
Айзек много раз видел девушку на улицах – люди сторонились её и называли проклятой из-за случающихся с ней судорожных припадков и покрывавших руки родимых пятен. Ни разу мальчик не видел, чтобы кто-нибудь подал ей хоть одну монету. Оставалось только гадать, как она умудрялась выживать на безжалостных улицах.
– Эй! Прекратите!
Парни обернулись и в изумлении уставились на Айзека.
– Это ещё что за крысёныш? – Один из них сделал несколько пьяных шагов к мальчишке. – Тебе чего надо?
– Не обижайте её.
Парни разразились смехом.
– А то что? Ты нас поколотишь? А ну кыш отсюда! – Парень сделал угрожающее движение в сторону мальчишки, но Айзек не пошевелился.
– Ты что, сильно смелый? – Второй парень поднял с земли камень. – Мы быстро научим поганцев нищих уважать честных горожан.
– Я не поганец. Вы куда хуже меня.
– Что ты сказал? – Парень бросил камень, но мальчик отскочил в сторону.
– Я сказал, что вы сами поганцы! – звонко крикнул Айзек. – Вам меня нипочём не догнать! Вы толстые и неповоротливые!
– Ах ты, гадёныш!
Парни бросились следом за мальчишкой, напрочь позабыв про девушку, которую только что травили.
Когда Айзек вернулся в переулок, нищенка всё ещё сидела там же, потихоньку продолжая всхлипывать. Увидев мальчишку, она вскрикнула и прижала руки ко рту.
– У тебя кровь течёт!
– Чепуха. – Айзек потёр рассечённый лоб. – Заживёт. Камнем слегка зацепили.
– Я боялась, что они убьют тебя. – Девушка поднялась на ноги. – Спасибо, что спас меня.
– Не за что. – Мальчик смотрел на неё снизу вверх. – Я часто видел тебя на улицах. У тебя какая-то страшная болезнь. Люди говорят, что ты проклята.
Глаза нищенки стали невероятно грустными.
– Припадки. Я не знаю, почему они случаются и когда. Но из-за этого меня родители вышвырнули на улицу. А ещё из-за этого… – Девушка закатала рукав своего рваного платья – до самого локтя её руки были покрыты уродливыми родимыми пятнами. – Говорят, что это отметины злых духов. Они хватали меня за руки, помогая поскорей родиться. И любой, кто прикоснётся ко мне, тоже будет проклят.
Айзек, нахмурившись, смотрел на покрывавшие руки девушки тёмно-коричневые пятна. Нищенка невесело улыбнулась.
– Поэтому я всегда совсем одна. Меня боятся. И только издали обзывают и закидывают грязью. За меня ещё никто ни разу в жизни не заступался. Спасибо тебе, мальчик. Ты очень добрый.
– Я не боюсь тебя. – Малыш протянул ей руку. – Меня зовут Айзек.
Девушка недоверчиво смотрела на него.
– А вдруг я и правда проклята? Ты не боишься заразиться?
Мальчик улыбнулся и взял её за руку.
– Не боюсь. Пойдём, мы с бабушкой накормим тебя. Если хочешь, можешь остаться с нами.
А почти неделю спустя Айзека разбудил заунывный вой Усберго, к которому мгновенно подключились Афето и Леальт. В их сплетающихся воедино голосах слышалось нечто настолько зловещее, что у мальчишки мурашки побежали по спине. Сонно моргая и пытаясь разглядеть приближающуюся опасность в слабом свете едва занимающегося дня, он выбрался из-под тяжёлой руки Феды.
Старуха запретила им спать рядом с собой, опасаясь заразить чахоткой свою вновь приобретённую семью, но ей было не под силу переупрямить своего внучка. Каждую ночь Айзек дожидался, пока Феда уснёт, после чего ложился рядом, стараясь теплом своего тщедушного тела хоть немного согреть нищенку. И мальчику казалось, что, когда он рядом, бабушка и вправду меньше кашляет во сне. Верные псы тоже не пожелали оставить свою хозяйку, и только и без того слабая здоровьем Нэнси спала отдельно от них, кутаясь в тёплый плащ, который Айзек получил в награду от торговца тканями за то, что однажды помог спасти лавку от пожара.
– Что, Усберго? Почему ты воешь? – Мальчишка обхватил пса за шею, вглядываясь в пустынный переулок. Усберго ткнулся мокрым носом в щёку Айзека. – Что такое? Мальчик повернулся к псу, и его охватила дрожь, когда он увидел глаза Усберго – всегда умные и живые, сейчас они были полны тоски и горя. – Феда? – Айзек повернулся к спящей у стены старухе и принялся трясти её. – Проснись! Феда! Проснись!
За его спиной Усберго снова присоединился к душераздирающему плачу Афето и Леальта.
– Феда! Бабушка!
Нищенка опрокинулась на спину, и свет упал на её бледное лицо – всегда доброе и мягкое, сейчас оно показалось мальчику жуткой неестественной маской с застывшими, напряжёнными чертами и глубоко врезавшимися морщинами – как же он раньше не замечал, что она такая старенькая?
– Бабушка? – Мальчик протянул руку и осторожно коснулся её щеки – сухой и холодной. – Бабушка…
Надрывный вой собак оборвался, и вместе с наступившей гнетущей тишиной к Айзеку пришло осознание произошедшего.
– Она умерла? – Испуганный голос Нэнси заставил мальчишку вздрогнуть. – Не молчи. Скажи мне, она умерла?
Айзек с трудом заставил себя кивнуть.
– Боги… – В голосе девушки послышались истеричные нотки. – Что нам делать? – Не дождавшись ответа, Нэнси подошла к Айзеку. – Что нам делать?
– Я не знаю.
– Как быть дальше?
– Не знаю…
– Что же нам делать, Айзек?
– Я не знаю! – выкрикнул мальчишка. – Почему ты вообще спрашиваешь меня? Ты ведь старше!
– Я не знаю… – потерянно произнесла девушка.
Айзек закрыл глаза и лёг рядом с бабушкой, обняв холодное неподатливое тело.
Дождавшись, пока солнечные лучи заскользят по крышам, Айзек выбрался из-под пушистой своры. Собаки тут же встревоженно подскочили, но он жестом приказал им оставаться на месте. Опустившись на колени перед Федой, мальчик поцеловал бабушку и сморгнул вновь появившиеся слёзы.
– Я больше не буду беззащитным малышом. Я обязательно выберусь из подворотней. Я стану смелым и сильным, я никому не позволю обижать тех, кого люблю. Обещаю. – Айзек провёл рукой по холодной морщинистой щеке. – Прощай, бабушка.
Откопав в укромном уголке все свои сбережения, Айзек убедился, что Нэнси по-прежнему спит, и поспешил прочь.
Вечно сырые, пропитанные запахами плесени и нечистот улицы, по которым шагал Айзек, выглядели угрюмыми и неприветливыми в свете холодного ноябрьского солнца. Свернув в один из проулков, мальчик оказался в тупике, который облюбовала для себя компания нищих – тех самых, что старательно обворовывала Айзека у рынка, отказывая ему и его новой семье в малейшей помощи. Как бы ни опасался мальчишка показываться среди них, у него не было другого выхода – эти карманники и калечные попрошайки были его единственными знакомыми в огромном и безжалостном мире подворотен.
