Читать книгу: «Полуостров трех морей», страница 2

Шрифт:

Я была не согласна с Марусей, но этот вариант событий меня устраивал больше. Поэтому я смирилась. Но на всякий случай спросила:

– Зачем же он тогда разбрасывал свои любимые вещи? Вот например эту удочку я ему подарила.

– Это не удочка, а спиннинг – машинально поправила меня Маруся. Я же вам говорила, что девушка она умная, но не мудрая (иногда я в этом убеждаюсь). Могла б и промолчать.

– Спиннинг это его любимая игрушка. Зачем его ломать?

Маруся подняла игрушку, покрутила в руках и объявила:

– На него наступили, вот он и треснул. Я же тебе говорю, был пьяным и не соображал, что делает. Это хорошо, что ты у меня ночевала, неизвестно, чтобы с тобой было.

Я кивнула.

– Хочешь я с ним поговорю?

– Нет! – выкрикнула я слишком быстро. На удивленный взгляд Маруси пояснила – я сама поговорю. Потом. Не хочу, чтоб в наших отношениях были посредники.

Мы, насколько это позволяло время, наспех поубирали, разложили вещи по своим местам, спиннинг отправился в мусорный бак, кстати не только он. В ходе уборки выяснилось, что ещё разбита моя любимая кружка и ваза.

Это подтвердило предположение Маруси, что именно Павел устроил в квартире бардак. Ну как же – наступил на мой подарок, разбил мою любимую кружку и грохнул вазу, которую дарил мне на последний праздник восьмое марта. Все сложилось против него, и я окончательно разозлилась. Пусть только появится мне на глаза, я ему… я ему… ладно придумаю потом, что я ему сделаю. А может я всего лишь взгляну на него своим коронным испепеляющим взглядом. Я умею. И всё. И ни слова не скажу. Есть у меня в запасе такой взгляд, после которого людям приходится искать огнетушитель. Но я им редко пользуюсь – не было поводов. А сейчас появился. Паша будет вызывать пожарную машину.

– И смени замки – резонно предложила Маруся, когда я закрывала дверь.

Мы вышли на улицу и распрощались. День катился к полудню, солнце стояло в зените, безжалостно палило, было душно. Я села в машину и включила кондиционер на полную мощность. А оказалось, что он не справляется. Надо бы Петровичу сказать, чтоб залил фреон, а то издевательство над собой и пассажирами скажется на его репутации.

Я поехала в автопарк. Хотелось поменять его машину на свою. Интересно, что с ней было, почему она не завелась. Увлеченная своими житейскими мыслями, я не обращала внимание, что творится вокруг. А надо было.

Возле таксопарка стояла карета скорой помощи. Я забеспокоилась. Интуиция подсказывала, что с Петровичем беда. Ну не зря же он вчера жаловался на самочувствие. Он – человек старой закалки, такие не бегают по больницам, ненавидят холодные пропитанные лекарствами и хлоркой коридоры, опасаются очередей из бабушек и младенцев, они даже скептично относятся к врачам. И работу превозносят превыше всего, даже недомогания. Именно со словами «Полежу, и всё пройдет» идут работать. Поэтому я не удивлюсь, если ему пришлось вызвать скорую помощь. Ведь с повышенным давлением не шутят, особенно в сорокоградусную жару.

Я забежала в ангар и увиденное подтвердило мои опасения.

Петровича грузили на носилки.

Я устроила допрос нашему медбрату, который, как оказалось, пришел в ангар отругать Петровича за то, что он не явился на медосмотр, а заодно и устроить ему этот самый медосмотр на месте.

– Он без сознания – упавшим голосом сказал Гриша.

– Что случилось? Ты можешь объяснить?

Григорий задумчиво поправил фонендоскоп на шее и развел руками.

– Полицию я уже вызвал.

– А зачем полиция? – изумилась я.

– Ну, Лиза… – протянул он и посмотрел на меня как на маленького ребенка. – По голове ему дали.

Наверное в экстремальных ситуациях у меня отключается мозг, и ему нужен ключ зажигания. Григорий таким воспользовался. Запустил мое мышление. До меня стало доходить, что забинтованная голова – последствие удара, а не повышенного давления.

– Кто?

– Вот полиция пусть и разбирается.

– Так у нас же камеры – провозгласила я, как Архимед прокричал «Эврика».

Но Григорий мой пыл потушил:

– Они давно не работают.

И отвернулся. Уставился в пустую стену ангара. Его смущение было мне понятно – администрация всегда пугала сотрудников фразой: «Мы видим, чем вы занимаетесь! Не халтурьте!». У нас кстати и в мыслях не было халтурить. Пришли на работу – цель заработать деньги – проверили машину и вышли на рейс. Где логика, если мы начнем халтурить? Кому это выгодно? Точно не нам. Но устрашающая фраза делала своё грязное дело, я постоянно чувствовала на себе зоркий глаз администрации. А оказывается, это было самовнушение, а видеоглаз под потолком – слепой.

Камера – пустышка. Сегодня это очень не вовремя.

Я сидела в уголке на любимом пуфике Петровича и наблюдала за снующими туда-сюда сотрудниками органов. Меня не опрашивали, только спросили где я была в районе двадцати четырех часов. Я честно сказала, что на кухне подруги Маруси и, по просьбе следователя, продиктовала её телефон.

Значит в полночь кто-то пробрался в таксопарк и стукнул по голове Петровича. А что же он здесь делал ночью? Остается загадкой.

Загадки я не любила и считала, что работа полиции их разгадывать. Я надеялась, что Петрович скоро придет в себя и все расскажет.

Оказалось, что ночью только моя машина стояла на стоянке, все остальные были в рейсе, я же не была в рейсе, но этот факт умолчала. Никому не было дела, в каком дворе города ночевала машина Петровича.

Я обошла свою машину. Капот открыт, коврик в багажнике отдернут, панель со стороны пассажира поддета так, что топорщится. Что ремонтировал Петрович, что там сломалось?

Я позакрывала всё, поправила, привела её в подобающий вид и попробовала завести. Она чихнула, закашляла и заснула – болеет Птичка моя.

Я позвонила диспетчеру Анечке и попросила в программе перевести машину Петровича на моё имя. Это не было ново, мы могли меняться машинами, не часто, а по необходимости. Главное негласное правило – заправить полный бак перед тем, как вернуть машину хозяину.

Я открыла приложение в телефоне и прочитала новый заказ. Кто-то желал съездить в село Тургеневка. Путь не близкий, но я его взяла, во-первых я не боялась дальней дороги, во-вторых, хотелось отвлечься от проблем, наваливающихся на меня второй день подряд. Идея мне понравилась, и я приняла заказ.

Я подъехала к нужному адресу, там располагались невысокие домики, как грибочки на пригорке. Со двора вышла молодая парочка. Им от силы лет по двадцать, а уже совместная жизнь. Да, другое поколение – включив в себе старую бабку, подумала я.

Как я и предполагала молодые люди хотели попасть на местную достопримечательность – лавандовые поля – прекрасная фотозона натурального происхождения.

Всю дорогу девушка трещала (ну не в смысле, как сорока, а так нежно и приятно), я заслушалась, отвлеклась от грустных мыслей. Парень обнимал её и слушал, что было очень важно. Иногда кивал головой, иногда отвечал. А когда они вышли из машины, и он нежно обхватил её за талию, на меня напала грусть. В начале наших отношений, Павел не упускал возможности обнять меня, поцеловать. А когда это всё пропало?

Меня как будто окатили ледяной водой. А действительно, когда? Год? Два? Давно. Неужели он давно с этой кралей. И как я раньше не заметила? А вообще считала себя внимательной – видимо все внимание использую на дороге, а дома в семье расслабилась и ничто не заметила.

И тут меня взяла злость. Видите, как получается, Павел мне ни разу не позвонил, зато устроил бардак-кавардак в доме, утверждал, что не знает как её зовут, зато ночует у неё. Реакция на всё это была однозначная и обсуждению не подлежала. Вопрос о возвращении отношений отпал сам собой. Я была уверенна, что бороться за любовь не стану. Любовь или есть или её нет, чего за неё бороться.

Не зря ведь говорят: насильно мил не будешь. Уже бороться не стоит, но как я смогла не уберечь, остается вопросом.

Телефон беспокойно зажужжал. На дисплее высветился «Любимый», не сам конечно, а слово, которым я его называла.

Вспомни «добро» вот и оно.

– Лизонька, – сладко пропела трубка, – я не знаю, что на меня нашло.

– Ну, ты и подлец – прошипела я в трубку.

– Лизонька, давай поговорим.

Павел вложил в голос все нотки просьбы, но я была глуха – мой музыкальный слух пропал, когда я увидела его с другой женщиной.

– После того, что ты сделал – вспоминая разбитую кружку и любовь, отрезала я – нет.

– Это какое-то недоразумение…

– Это недоразумение ты сам мне подарил.

– Ничего я не дарил.

Он видимо не понимал, о чем я говорю, а я не хотела объяснять. И я задумалась, ведь действительно, такое состояние могло быть бесконечно, не захочется лишнего слова сказать, улыбнуться, пошутить. Нет, однозначно, я не смогу его простить.

– Отрекаешься от подарков? Я понимаю, от тебя ничего хорошего уже ждать не надо. Ты сделала свой выбор.

– Ничего я не делал. Лиза…

– А я сделала свой.

– Давай поговорим.

– А мы разве не говорим?

Я была довольна своим замечанием. Считала его резонным, потому что вредность, которая всегда пряталась во мне, сейчас бурлила и клокотала, как кипящий гейзер.

Я не контролировала себя, терла пальцем кожаную обивку салона. Петрович выпишется из больницы, и его снова удар хватит – расцарапанный салон, как будто в нем жила дюжина бешеных кошек. С этим делом нужно было заканчивать, и я одернула себя.

– Так все хватит – кажется, я это сказала вслух.

– Постой… – попросил Павел, но я отключила вызов телефона.

Телефон естественно ожил снова. Я гордо скинула вызов. До Павла не дошел мой посыл, он снова позвонил. Когда у человека много свободного времени, он занимается ерундой. Это продолжалось несколько раз, и я ответила:

– Не звони мне, ты мне программу сбиваешь.

Вранье оказалось убедительным. Но звонить Павел не перестал, и мой телефон периодично оживал. Я использовала кнопку выключения звука – кажется её придумали для таких случаев демонстрации настырности.

А я, чтобы как-то отвлечься, вышла из машины. Ноги сами повели меня на лавандовое поле.

Я заплатила за вход триста рублей и вошла в сиреневую долину. Вдохнула полной грудью. Концентрат приторного аромата вскружил голову.

После темных чувств, которые сковывали меня со вчерашнего дня, открылась бесподобная картинка. Сиреневое море уходило вдаль к подножию гор. Пушистое, как сладкая вата, облако зацепилось за край горы.

Я не зря ассоциировала поле с морем, потому что совсем рядом стояла лодка. И только люди, снующие между рядов с фотоаппаратами, напоминали, что ходят по твердой земле. Лодка, бочка, лавочка, чего только не придумали сюда поставить, лишь бы людям было интересно. Но здесь не поспоришь – фото должны получиться отличные, даже у бездарного фотографа с черно-белым фотоаппаратом.

Меня тут же окружили шустрые предприниматели – организаторы джип-туров. Наперебой предлагали довезти до самого дальнего угла, там и локации для фото лучше и людей меньше и мозоли на ногах не натру.

У меня было плохое настроение, но чужим людям я не грублю, даже таксистам, пристающим на вокзале.

Я и сама кого хочешь, куда хочешь отвезу-довезу. Работа у нас такая.

– Так вы же деньги заплатили.

Мне не было жаль тех триста рублей за вход, ведь я и так уже посмотрела красоту.

После них ко мне пристал мальчишка лет двенадцати, предлагал пучки лаванды. Я отказалась, может кому нужнее, но мне точно не надо.

Я прошла вдоль поля, успокоилась, мысли мои очистились. Если честно здесь даже думать не хотелось. Красота, которая меня окружала, усыпила мысли.

Не зря ведь лаванде приписывают супер способность отпугивать нечистую силу. Вскоре я в этом засомневалась, потому что поймала на себе пристальный взгляд.

Я конечно девушка симпатичная и иногда ловлю на себе заинтересованные взгляды мужчин, но такой мне даром не надо.

Я их узнала. Эти мужчины вчера преследовали моего клиента. А я ему ещё помогала от них сбежать по короткому пути. Направляла его бег, так как считаю, что двое на одного не справедливо и болезненно. Они мне и вчера показались упрямыми и дерзкими, а сегодня я в этом убедилась.

Я знала, что они по мою душу. Блин, вот я вляпалась с вчерашним пассажиром. Как его там? Евгений? Женя.

Конечно мне бояться было нечего. Я всего лишь водитель такси, которое приехало по вызову. Кого я везу и куда, кого и откуда, это не мое дело. Но Евгений меня предупредил о бандитской натуре мужчин, тогда я не поверила, а сейчас засомневалась и проверять на собственной шкуре их намерения и способности я не хотела. А ещё я была посвящена в суть проблемы и при грубой постановке вопроса могла выдать все тайны, даже те, которые не касались вчерашнего пассажира. А то, что преследователи настроены на грубое общение, я была уверенна.

Вы бы видели их морды, ой простите лица, но они тогда показались мне бульдожьими мордами с клыками, которым бы позавидовал саблезубый тигр, доживи он до этого момента, и взглядом хищника, почувствовавшего запах крови жертвы.

Один из них, глядя мне в глаза, оскалился и поманил пальцем.

И тут я поняла, что мне есть что бояться. Вот Петрович не понимал и получил по голове.

Я быстро отвела взгляд, сделала непринужденный вид, насколько это позволило внутреннее состояние, и стала искать выход. Нет, выход, я знала где, но он был перекрыт двумя «бульдогами». Мне нужен был выход из сложившейся ситуации.

Идея пришла быстро. На глаза попались недавний водитель джипа. Я включила в себе способности локомотива – быстрым шагом подошла к нему.

Обычно я так не делаю. Не знаю, что на меня нашло, но стала врать так, как будто меня с пеленок этому учили. Прима драматургического театра должна была позавидовать моему актерскому мастерству.

– Помогите мне.

Мужчина был на предпринимательской волне, поэтому сразу затараторил:

– Довезем до самого дальнего уголка. Там такие виды, что вам и не снилось. Не сотрете ноги, путешествуя по нашим просторам…

– Мне не в этом смысле.

– А в каком? – сбавляя азарт, спросил он.

– Взяла кредит, потихоньку отдаю, а коллекторы замучили. Преследуют. Уже здесь меня нашли.

– Коллекторы – с грубой личной неприязнью прошипел мужчина. – Как я их ненавижу. Мне на заборе неприличные слова целую неделю писали. Я закрашу, они пишут, я снова закрашу, а они снова… Пришлось один джип продать, чтобы с ними рассчитаться.

– А мне продавать нечего. У меня одна машина. Вы бы не могли их отвлечь, задержать, а я быстренько уеду.

– Сестра, я тебя понял. Сейчас мы им устроим. Мужики, – позвал он друзей. – Нужно девушке помочь.

Он в двух словах пересказал мою байку, друзья восприняли её бурно, мне на секунду стало стыдно, но что не сделаешь ради собственного спасения.

В этот день мне пришлось побегать. Бегать я не любила, особенно в сорокаградусную жару, особенно от мужчин, особенно от страха. Еще я не любила бегать, потому что привыкла ездить, поэтому мне все время казалось, что бегу я медленно, и на пятки мне наступают «бульдоги». Затылком ощущала на себе просверливающий взгляд и предчувствовала, что меня сейчас схватят. Предчувствия подвели, никто меня не схватил – не успел. Потому что из рук предпринимателей сложно выскользнуть. Убегая, я всего лишь один раз оглянулась, увиденное меня порадовало: возле выхода произошла возня, но численность друзей брало превосходство над недругами.

Я заскочила в машину и заблокировала двери. Что на меня нашло? Я не знаю.

Как они меня нашли. Это ведь не в таксопарке меня выловить.

Ой, теперь мне в таксопарк дорога закрыта. Там они меня точно поймают. И будут вдвойне злые, я ведь на них водителей джипов спустила, как собак с привязи.

Во дела. Как же я раньше не подумала, что рою себе яму. Теперь мне нужна рота телохранителей с автоматами и навыками ведения рукопашного боя во дворах Алушты. Где же их взять?

И только сейчас я поняла, что зря убегала. Мне нужно было с ними поговорить, объяснить, ответить на вопросы, пусть дальше ищут своего беглеца. Нужно было культурно пообщаться с бульдогоподобными мужчинами при толпе свидетелей. А теперь они меня поймают в темной подворотне, я сначала помру от испуга, а потом все расскажу, даже то, чего не знаю.

Ну не будут же они меня бить и убивать за то, что я выполняла свою работу и увезла пассажира. Или будут? Проверять не хотелось. Поэтому я снова задумалась, где переночевать.

Вот так свободная девушка столкнулась с проблемой – не может ночевать, где хочет. Хотела я, естественно, дома, но путь туда мне был заказан.

Я как раз выруливала со стоянки, когда телефон снова ожил. Петя был настойчив, это раздражало. Тем более я была озабочена людьми, которые нашли меня в чистом поле, и во все глаза смотрела, как бы они не скакали сайгаками наперерез мне. Я не глядя на экран, ответила:

– Петя, я всё сказала. Не звони мне.

– А я с тобой ещё не поговорил – грозно ответила трубка незнакомым мужским голосом.

Я взглянула на экран. Номер не высветился, я догадалась, что звонок ничего хорошего не несет, но не знала, насколько всё плохо. Я промямлила:

– Извините, это я не вам.

Мужчина извинения не принял, грозно сказал:

– Звезда моя, ты попала.

– Что?

– Со мной шутки плохи.

Мужчина подтвердил, что настроен категорично и любит бандитские методы.

– Сейчас ты встретишься с моими людьми и…

– С кем?

– Не перебивай – крикнул он так, что я отодвинула трубку и снова взглянула на экран. Стоит сделать звук тише. Я пощелкала сбоку телефона кнопки. Странно звук и так стоит на самую малость. Я снова приложила телефон к уху. – Ты меня услышала?

– Извините, нет – честно призналась я, потому что все проворонила, то есть прослушала.

На мое честное заявление последовала тонна матов, грубости и угроз. Вот как после такого разговаривать с людьми откровенно?

– Не звоните больше мне – по слогам спокойным голосом проговорила я и отключила телефон, когда он обещал меня повесить.

Одно радовало – от «бульдогов» успела уехать и преследования не наблюдалось.

Следом за этим звонком, последовал следующий – я сегодня популярна, все хотят со мной пообщаться. Наученная горьким опытом, перед тем как ответить, посмотрела на экран. Звонила Маруся. Я быстро ответила, и голос мой был беспокойным и тревожным.

Марусе нельзя ничего говорить, ей нельзя нервничать. Но она чувствовала всё без слов. Я давно подозревала, что у беременных развиваются телепатические способности.

– Что случилось? Он тебе звонил. Просил прощение? Ну конечно. Не смей его прощать. Потом снова всё повторится. Срочно приезжай ко мне.

Я не стала её переубеждать, что мое беспокойство не из-за Павла, и пугать её тоже не стала, что мое беспокойство из-за двух мужчин, которые преследуют меня, потому что взяли в привычку кого-то преследовать.

– Нет – отказалась я. Напрягать подругу снова мне не хотелось. Она конечно не напрягалась, но Максим муж Марусин мог подумать обо мне невесть что. Подруги жены хороши на расстоянии, желательно в сотни километров, но никак не на его собственной кухне каждую ночь.

– Маруся, если что, я буду в «Аквамариновой ривьере».

– Правильно. Отдохни. Отвлекись. Заселишься, позвони.

– А ты можешь меня выручить?

– Могла бы и не спрашивать. Что сделать?

– Мне бы сменную одежду…

– Не хочешь домой появляться – догадалась Маруся. – И правильно. Нечего с ним видеться, с предателем этим.

Чего-чего, но лучше бы я увиделась с предателем, чем с двумя бульдогами, которые идут по моему следу. Я не стала говорить это вслух. Нечего людей пугать.

Я заехала к Марусе и забрала вещи. Мой спортивный вариант был прост – пару футболок и пару трусов, шорты и брюки, Маруся же аккуратно сложила в сумку два пестрых сарафана, коктейльное платье персикового цвета, туфли на высоком каблуке, белую воздушную блузка и коралловую длинную юбку. Мой спортивный набор там тоже присутствовал.

Мне без проблем дали номер в «Аквамариновой ривьере». Хотя в сезон здесь было столько людей, что яблоку упасть некуда, не смотря на стабильный рост цен. Да, к сожалению для отдыхающих и радости для хозяев, цены необоснованно повышаются. Ну а где они падают?

Можно было бесконечно размышлять на эту тему, но у меня была другая проблема – как выпутаться из ситуации, в которую я попала.

Я вышагивала по номеру, как солдат на плацу, на моем пути попадались кровать, стул и окно, места было мало, а моему полету мысли негде было развернуться. Конечно я себя успокаивала, ведь ни один предмет мебели не может мешать размышлениям, в действительности я не могла придумать, что мне делать, поэтому винила все вокруг.

В голове стучал один вопрос: смогут ли меня найти? Ответы были красочные и разнообразные. Это я ещё не задала себе вопрос, что со мной сделают, когда найдут.

Ну всё, я в панике. Однозначно одно – чем дольше и дальше я бегаю, тем злее мои преследователи. А может они хотят задать мне один единственный вопрос, например, как зовут вашего пассажира, которого вы так услужливо увезли из-под наших носов. Я отвечу, мне скажут спасибо и пожмут руку, и мы разойдемся, как в море корабли, а при редких встречах будем здороваться.

Мне катастрофически надоело бояться.

Каждый раз, доходя до окна, моим глазам открывался бассейн. Голубая вода манила, и я поддалась соблазну. Тем более в сумке с вещами был купальник. Маруся очень проницательная девушка, знает, что в Крыму со всех сторон море, а во всех санаториях, пансионатах, отелях и домах отдыха – бассейны.

Я надела купальник и осмотрела себя в зеркале. Вот так и вот так, и правым боком и попой. Отражение было довольно, как и оригинал. Не зря я всю весну умирала в тренажерном зале. Ну а что вы хотели, после зимы даже юбка разошлась, не выдержала выпирающего груза ответственности.

Я сидела у бассейна и в бликах прозрачной воды видела Павла, его теплые слова, горячие объятия, совместные ужины. Теперь ничего этого не будет. Мало мне личных неприятностей, так ещё и чужие на меня навалились.

И так на душе стало грустно, и я сама не заметила, как всхлипнула. Я пустила слезу.

А может и правда поплакать. В тот момент я решила так и сделать. Ну а что? Подумаешь люди будут смотреть на меня, как на дуру, кому какое дело. Настроена я была решительно, но все же залезла в воду, чтоб казалось, что у меня на глазах не слезы, а вода, и красные они от хлорки.

Не удивляйтесь, иногда меня посещают глупые мысли, ведущие к не менее глупым поступкам.

Я доплыла до дальнего угла бассейна и… и ничего у меня не получилось. Даже слезинку из себя не смогла выдавить. Желание водой смыло.

В детстве я была очень плаксивая и в очередной раз моей детской истерики, бабушка говорила: пойди умойся, вода святая. Тогда я думала, что бабушка помешана на церковных делах, но шла умывалась. То, что показывало зеркало, меня пугало. Там была распухшая, красноносая, с воспаленными глазами девочка, и мне приходилось долго умываться, чтоб привести себя в порядок. Сразу не получалось и я потом ещё сидела в комнате, прячась от людей и зеркал. Но самое главное, что вода действительно меня успокаивала.

В бассейне видимо тоже святая вода, хоть и с хлоркой.

Их я заметила издалека. Нет-нет, не бульдогов. Детей. Их трудно было не заметить. Скорость приближения их к бассейну можно было сравнить со скоростью электрички. Я быстро просчитала путь движения этой оравы из трех пацанов – я была в опасности: на путях. Отплыла в сторонку и не зря. Влетали они в бассейн с бортика. Вода вылетала в космос. Что там говорил Архимед? «Тело погруженное в жидкость…», ой, да ладно он никогда не видел тело влетевшее в воду.

Следом за ними на приличном расстоянии шла мама с коляской. В ней сидела шкодная девчонка, и если бы не ремни, она бы бежала впереди оравы братьев, и если бы мать не держала коляску, то бежала бы с коляской на спине, как улитка с домиком.

– Ярослава, – нежно попросила мать, – не гонись за мальчишками.

«Ярослава – мысленно протянула я её имя, как бы пробуя на вкус. И сделала вывод – нет, Ярослава никогда не будет за ними гнаться, она будет их предводительницей. Умеют же люди детей называть сильными именами. А я всю жизнь Лиза, не смотря, что Елизавета».

Ярослава тем временем влезла в резиновые нарукавники, а потом в бассейн. Пацаны бесились, и малышке нужно было беситься в их куче. Но мать её придерживала, точнее крепко держала. Ну и девчонка была настроена решительно, она не выпускала из вида братьев.

Я бы ещё долго наблюдала за этим семейством, но возле меня всплыла дамочка. Она зацепилась за бортик и возмущенно проговорила, ожидая моей поддержки:

– Теперь спокойно не поплаваем.

Я не поддержала дамочку ни в разговоре, ни во мнении.

– Так бывает – сказал я и поплыла вдоль бортика. Она уцепилась за мной. И мне пришлось выйти на сушу. Я устроилась на самом дальнем лежаке. Старушке ничего не оставалось, как проследовать за мной. В прямом смысле этого слова. Она забрала свои вещи и перебралась на соседний лежак. Я девушка воспитанная, и когда ко мне пристают с расспросами, с грустью в глазах не игнорирую.

– Когда у меня под окнами молодежь устраивает ночные посиделки, я вызываю полицию.

Меня как будто укололи в пятку, я чуть не подскочила. А может и мне вызвать полицию? Нет не по поводу молодежи и их ночных посиделок, а по поводу преследования. А правильно. Пусть полиция во всем разберется. Почему я должна бояться, если их работа меня защищать. И что я им скажу? Какие слова я должна подобрать, что бы они прочувствовали мой страх и приставили ко мне пару тройку человек с пистолетами и автоматами. Нет, они скажут, что реальной угрозы нет, и приходите, когда вас убьют. Потом будут разбираться, но мне уже будет все равно. Я занервничала. Собственные домыслы распаляли страх. Если все так жутко, как я себе напредставляла, то мне срочно нужно в полицию, следственный комитет, прокуратуру, к президенту.

– А с этими что делать? – продолжала тем временем женщина.

– С кем? – оживилась я.

Она резко махнула в сторону бассейна.

– Вот с этими.

– Ничего. Они же дети.

– Это предрассудки. Дети с пеленок должны быть воспитанными, культурными. Уметь вести себя в обществе. С молоком матери впитывать правила приличия и этикета.

Я представила эту картину (ну извините, у меня сильно развито воображение). Малыш в подгузнике, голова держится с трудом, только-только начинает реагировать улыбкой на папу, но уже в левой руке вилка, в правой – нож.

Я рассмеялась своим мыслям. Женщина взглянула на меня так, что захотелось спрятаться. Теперь я в её глазах упала, но мне было все равно. Тот, кто меня знает, тот всегда поймет. Ради реноме я не готова плясать под чужую дудку. И какое сложила обо мне мнение брюзжащая старушка – меня не волнует.

Мама Ярославы тем временем боролась с дочерью – уговаривала выйти из бассейна. Девочка долго не поддавалась на уговоры, но мать нашла волшебные слова. Она закрутила девчонку в полотенце, та забралась на лежак с ногами и притянула к себе сумку с игрушками. Сумка была большая и вместительная, выпирала в разные стороны неровными боками – контурами игрушек. Ярослава достала микрофон.

Я взглянула на старушку и зловредно подумала: «Это фиаско, бабуль».

Девочка включила его, и он виртуозно затрещал на разный манер, она добавляла ему громкость и музыкальные варианты. И тут старушку понесло. Она и так не выглядела доброй бабушкой, а под действием музыкальных инструментов вообще превратилась в кикимору.

– Прекратите этот бардак – выкрикнула она. Ну что, культурная же женщина.

Я пожалела, что находилась рядом с ней, мне за неё стало стыдно. Ну а что, мне в последнее время везет быть в неположенном месте в неположенное время.

– Сколько можно шуметь? – старуха двинулась на мамочку.

Вот кто культурная, так это она. Мать Ярославы спокойно пыталась разрулить ситуацию. Я встала на её защиту. Мнение отдыхающих возле бассейна разделилось. Кто-то кричал, чтоб вели себя потише, кто-то спокойно говорил, что детям не запрещается шуметь. Этот гвалт мог продолжаться до утра, если бы мать Ярославы не пошла на компромисс, и не отобрала у дочери микрофон. И тут в последний акт Марлезонского балета пришлось войти девочке. Она проводила взглядом микрофон, который был отправлен в бездонную сумку. «Искусство должно жить!» – решила девочка и медленно открыла рот, и все услышали её голос – музыкальный визг ребенка. Тот, кто просил тишины, не был готов к высоким вибрациям, быстро собрал вещи и ретировался. Самая последняя бежала с поля боя (при всем моем уважении к старости) кикимора, устроившая скандал. Она перескакивала через лежаки, как бегун по дорожке с препятствиями. Марафонец бы позавидовал.

И вы представляете, наступила тишина. Да дети продолжали шуметь, плескаться, микрофон снова заиграл на разный лад, но когда нет людей, которых это раздражает, то как-то спокойно.

Все разбрелись по своим лежакам, и я в том числе. Ярослава стала подходить ко всем отдыхающим, возможно брать интервью, раз уж она с микрофоном. Я задумчиво наблюдала за ней и ждала своей очереди. Девчонка подошла к девушке и только сейчас я поняла, что во всеобщем разборе полетов она не участвовала, отсиживалась в дальнем уголке. На лице огромные солнцезащитные очки, на голове шляпа, под которой можно укрыться толпе людей. Худая до сочувствия. Бедненькая. Если честно меня шокирует подобная худоба, я тоже стремлюсь похудеть, но таких размеров опасаюсь. Смотря на неё, возникало желание накормить, обнять и плакать.

Девушка от интервью отмахнулась. Но Ярослава, если уж решила поддержать дружественные отношения, то шла до конца. Как мы все уже поняли, она не из робкого десятка и если уж решила поиграть, то поиграет, даже если придется заставить объект дружбы силой. Девочка взяла надувной мяч, которым братья играли в бассейне в поло и зафиндилила девушке. Как я позже поняла, она ей кинула, но у той реакция стремилась к нулю, поэтому она получила по голове. Мяч оказался легким, отскочил от неровной шляпы и умчался по двору. Следом помчалась Ярослава. Ну а за ней, естественно, мать. С лица девушки умчались очки, но она их быстро вернула.

Несмотря на то, что девушка скрывала своё лицо, я её узнала. И, чтоб не спугнуть фотомодель, пробралась к ней и сказала:

– Здравствуйте, Мишель.

Она быстро взглянула на меня и прошептала:

– Я не даю автографы.

Отвернулась.

– А мне бы интервью.

– Журналистка что ли? – недовольно вскинула она голову.

– Таксистка.

Ответ её заинтересовал. Она уставилась на меня. Мне пришлось ей помочь, потому как сама бы она не справилась.

– Увозила вашего нового друга от вашего мужа. – С каждым словом я повышала тон. – И теперь хочу понять, почему ваш муж меня преследует. Ваш Евгений…

Она схватила меня за руку и дернула так, что я плюхнулась рядом с ней на лежак.

– Тише ты, не верещи.