Читать книгу: «Спаси меня, пока не поздно», страница 6
– Девочка моя, – она отстраняется и заглядывает в мое лицо, обхватывая его мягкими ладонями, которые пахнут её любимым лавандовым мылом. – Мы столько караулили тебя у квартиры, столько стучались, но…мы думали, что случилось плохое.
Мне совсем не хочется сдерживать подкатившие слезы.
– Прости нас, пожалуйста. Мы такие плохие родители, солнышко! Мы не должны были тебя оставлять. Где же ты была?
– Боюсь, – говорит Натан, напоминая всем, что он еще здесь, – это моя вина. Извините, ваша дочь была в моем доме.
– И что ты с ней делал? – отец грозно сдвигает брови, обрушивая бас на доктора Палмера.
– Э…
– Он помог мне, – говорю быстро, чтобы отец чего себе там не надумал, уж я его знаю. – Мам, пап…я слезла. Только благодаря Натану.
Молчание. Пораженное и скептичное. Я знаю – они не верят, но мой вид сбивает их с толку.
– Так, дамы, на улице не лето, простынете обе, – приходит в себя первым отец. – В дом. Эйприл, жду развернутого рассказа. Руки покажешь. – Мы, как в старые времена, безоговорочно слушаясь приказного тона отца, забегаем внутрь, и я с теплотой в душе вдыхаю родной аромат. – А ты куда?
– Но…
– Не думай отвертеться, парень, – беззлобно говорит отец и чуть ли не впихивает Натана в дом и захлопывает за ним двери. Том кладет руки на бока и серьезно на нас смотрит. – А теперь, я хочу узнать все.
*****
Я смотрю на темное беззвездное небо. Тучи идут низко и их неровные брюшки подсвечиваются яркими огнями ночного города в километре от того, где мы идем. Спокойствие – мое теперешнее состояние. Это был странный и одновременно самый лучший вечер за очень долгое время. Обратно Натан и я идем так же в тишине, думая каждый о чем-то своем. Я чувствую какую-то печаль, но не могу понять, откуда она исходит. Смотрю на доктора: его плечи опущены, сам он немного горбится, будто под каким-то тяжелым грузом.
– Твой отец веселый оказался, – говорит он ни к чему.
А я лишь улыбаюсь.
– Слушай, поздно уже. Ну, – он смотрит на наручные часы, – фактически уже ночь. Почему ты не приняла предложение переночевать дома?
Я вздыхаю, чувствуя небольшую неловкость. Лишь бы он только не начал смеяться.
– Эм, ну, как сказать, Нат. Мне страшно.
– Почему? – он удивлен.
– Спать еще где-то. Ну, ты понимаешь.
– Нет, – он останавливается в десятке метров от собственного дома и слегка недоуменно смотрит на меня сверху вниз.
Я повторяю за ним и мнусь, чувствуя себя идиоткой.
– Ну, ты дурак. Я о том, что боюсь уснуть где-то вне твоего дома. Мне кажется, что как только я утром открою глаза, все вернется обратно и мне вновь придется идти в «Приют», встречать ребят, и считать, что это нормально.
Натан обескуражено вскидывает брови и хмыкает, пряча руки в карманы.
– Что?
– Знаешь, – Нат задумчиво глядит себе под ноги, – когда мне выдалась ночная смена два дня назад, то меня посещали схожие мысли. Будто, когда я приду утром домой, то тебя не будет и либо, все пошло псу под задницу, либо на самом деле я весь отпуск провалялся в коме, а ты мне только приснилась. – Мужчина улыбается, словно сказал какую-то глупость и вновь смотрит на меня. – Можешь остаться, Эйприл. Мне так будет только спокойнее.
Прищуриваюсь:
– Натан Палмер, ты странный человек. Вот, вроде не похож на мать Терезу, но безвозмездно помогаешь людям.
– Людям я помогаю за деньги – у меня хорошая зарплата – в больнице, – пожимает плечами мужчина и продолжает свой путь, доставая на ходу ключи.
На улице достаточно прохладно и изо рта вырывается пар.
Не понимая, смотрю в спину доктору, оставаясь на месте.
– Не против чая в два часа ночи? – его улыбка выглядит заговорщицкой, когда он, вставляя ключ в замок двери, поворачивает голову ко мне.
От чего-то пить чай с Натаном на его небольшой кухне в поздний час хорошо. Не знаю, почему доктор Палмер не любит кофе – его попросту нет в доме. Нат всегда пьет чай, крепкий. Зеленый с жасмином или черный с бергамотом. Заваривает его в своем небольшом чайнике с нарисованными, крупными зелеными листьями на керамическом боку. Мне кажется, ему доставляет удовольствие разливать напиток по чашкам. А после сидит и медленно тянет его, не заедая чем-нибудь вкусным, как все обычно привыкли делать.
– Тебе ведь завтра на работу.
– Да.
– Но ночь…и чай.
И вновь он пожимает плечами, не собираясь ничего объяснять.
– Нат.
– М?
– Я была там.
– В «Приюте»? – он мгновенно вскидывается и удовольствие, что явно читалось на лице, тут же пропадает.
Киваю и тяжело вздыхаю.
– И, правда, хотелось зайти. Тянуло, но…я убежала. У меня получилось. Возвращаться туда теперь страшно, – опускаю голову, безразлично вглядываясь в кружку, наблюдая, как мелкие чаинки, попавшие в чашку, кружат в ней, медленно и грациозно опускаясь на дно. – Все жду, когда пройдет путаница в голове. Когда же желание станет столь незначительным, что можно будет его легко раздавить?
Теплые пальцы, совсем неожиданно, мягко хватают меня за подбородок, а легкое прикосновение губ Натана кажется таким простым и естественным, словно это не первый наш поцелуй. Так целуют только тех, кто уже очень давно рядом. Людей, что стали неотъемлемой частью жизни и какой-то привычкой. И, что немаловажно, я чувствую то же. Так же легко и спокойно отвечаю, без похоти, экстрима, а просто с теплотой, что чувствую, когда мы вот так сидим рядом и пьем дурацкий чай.
Секунду спустя он отстраняется, быстро опрокидывает в себя остатки напитка, разворачивается, кидает кружку в мойку и, не глядя на меня, направляется к гостиной.
– Подумаем об этом завтра. А сейчас, мне на самом деле необходимо поспать хоть немного.
– Натан.
Доктор разворачивается в дверях.
– Эйприл, будь здесь столько, сколько захочешь. Комната твоя.
Я благодарно улыбаюсь.
– И все-таки, Нат, я тебе нравлюсь.
Мужчина усмехается, трет подушечкой большого пальца уголок губ.
– А я и не спорю.
Вскоре я остаюсь одна на кухне. Глупо улыбаюсь кружке и понимаю, какой все же вкусный у него чай. Знаю, что независимо от настроения, мое отношение к нему не изменится. Кажется, до меня только сейчас дошло, что все-таки получается не просто быть, а Жить. И за это я благодарна Натану Палмеру. Мужчине, который не побоялся…
Акт 8. Заключительный. То, к чему мы пришли.
Ночами она стала плохо спать. Последнюю неделю Эйприл мучают либо кошмары, либо неудобное положение тела. Она часто просыпается ночью, тормошит меня и просит воды. После, долго лежит и что-то прокручивает в своей голове. Понимаю её. Я напуган не меньше, но ни капли не позволяю себе показывать это. Кому, как не мне подбадривать её и говорить, что все будет хорошо? Ведь так и должен поступать настоящий муж. Да? Конечно, меня с натяжкой можно назвать примерным, от идеала я совсем далек вместе со своей работой, увлекающей меня из дома на долгое время, дурным характером и бредовыми привычками.
Предполагаемый день родов наступит ровно через неделю, и чем ближе эта дата, тем нереальнее, мне кажется, окружающий мир. Я сбит с толку, я ничего не знаю об отцовстве, а читать дебильные книги, типа «Лучший папа» или «Пособие для начинающих отцов», смысла не вижу, ибо пишутся они, наверное, совсем для потерянных и ничего не осознающих мужчин.
Сложно поверить, что прошло уже три года с того самого дня, когда мы впервые встретились. Бледная худощавая девушка с передозировкой мало походила на маленькую зажигалку, что я помнил. Черт, до сих пор удивлен тому, что смог её узнать.
Буквально несколько минут назад, Эйприл вздрогнула во сне и крепко схватила меня за руку. И теперь я снова не могу уснуть. Именно сегодня, именно этой ночью, мой мозг вдруг решает все прокрутить заново. Я давно понял, что дай мне возможность вернуться назад во времени и снова оказаться на той улице, где с потухшим взглядом пробегала она, то я бы не раздумывая, повторил весь путь заново. Было невероятно сложно побороть её зависимость. Она бесила меня, заставляла желать бросить все и просто вышвырнуть куда дальше. Но отчего-то я упорно возился с девушкой, которая была близким другом моему брату в последние годы жизни.
Проходит полчаса, но я так и не могу заснуть и, угрюмо вздыхая, поднимаюсь на ноги. Спускаюсь вниз, закидываю по пути овсяное печенье в рот –жена, наконец, научилась их делать –запиваю водой и поднимаюсь обратно, сознавая, что не светит мне сегодня выспаться. Уже привычным путем медленно иду к бывшей спальне Брэдли, где теперь будет бастион нашего сына. Эйп ненавидела эти «сраные мультяшные ракеты» и потому мы быстро избавились от них. Она вообще не захотела, чтобы здесь были какие-то мульто-подобные рисунки. И теперь стены выкрашены в оливковый цвет, а где-то за пеленальным столиком покоится во сне кот, которого она сама нарисовала. В детской нет излишеств, лишь нужное в первое время малышу.
Я помню Брэдли маленьким. Очень плохо, но все же. Мне было всего шесть, когда из роддома родители привезли вечно орущий склад голода, какашек и бессонницы. Мать выглядела уставшей и измученной каждый день, пока ему не исполнилось три. И я навсегда запомнил, что дети – ад.
Воспоминание заставляет меня приглушенно засмеяться. Все же я был и остаюсь дураком. Может, потому я не обижаюсь, когда Эйп зовет меня так?
Нелегко было решиться на ребенка. Мы оба хотели этого, но в ней прошлое отпечаталось сильно и переживания все еще терзали её. До ужаса в глазах, она боится рожать. Впрочем, я тоже, одновременно жду и страшусь этого момента. Каким бы первоклассным врачом ты бы не был, опыт меркнет перед фактом беременности и родов твоей жены. Любимого и самого близкого человека. Ей богу, у меня голову будто сносит, когда мы ходим вместе на УЗИ, и я забываю, все, что знал об этом.
Задумчиво кручу простенькое кольцо на пальце. Это стало привычкой, такой же невыводимой, как и любовь к Эйприл.
Мы тихо обручились в присутствии только наших родителей и её сестры. Больше никого приглашать и не хотелось. После был такой же тихий семейный ужин у нас. Несмотря на всю простоту, тот день был наполнен человеческой теплотой и вошел в разряд моих лучших дней жизни.
– Натан!
Голос в коридоре прозвучал слишком отчаянно. Наверное, очередной кошмар.
– Эйприл, я иду, что…
– Натан! Я…у меня…кажется…
Она не успевает договорить, когда я вхожу в комнату и пораженно смотрю на стоящую посреди неё любимую женщину, а под её ногами огромную лужу.
– …воды отошли.
Странно, почему-то я не понимаю того, что она мне говорит, и тупо пялюсь на мокрое пятно на ковре.
– Натан, – громко и четко произносит Эйприл, – очнись, дурак! Я рожаю. Заводи друндулет!
– А?
– Сумка, там в углу. Бери её и иди заводи машину, я сейчас…оденусь.
Она растеряна не хуже меня. Мы несколько долгих секунд смотрим друг другу в глаза, копируя эмоции, а потом оба широко улыбаемся, понимая…нет…зная, что все будет хорошо.
Именно эта женщина вернула в меня веру, угасающего было огонька надежды и знания, что жить никогда не поздно.
