Читать книгу: «Треснутый графин», страница 4

Семена

Детство бабушки Александры пришлось на военную пору. Особенность этого героического поколения в том, что пройдя сквозь голодные годы лишений, они ничего не выбрасывают, всё собирают и им всё нужно. Ничего из вещей не выбросишь, на все уговоры один ответ: «А мало ли что?

Вдруг трудные времена настанут».

Однажды баба Шура зашла в магазин «Семена». Было начало трудового дня. Продавцы и рабочие подготавливали товар к реализации. Одна из продавщиц расставляла пакетики семян по полкам, тщательно просматривая их на герметичность. Когда попадались открытые или разорванные пакеты она кидала их в отдельный ящик, семена шумно высыпались на дно. Закончив свою работу, она обернулась и сказала:

– Что-нибудь желаете?

– Дочка, а куда ты этот ящик с семенами денешь? – спросила Александра

– На выброс бабуля – отвечала продавщица

– Отдай его мне – с жалостью в голосе попросила Александра

– Берите, только семена там рассыпаны и перемешаны – крикнула продавщица и ушла в подсобку

– Ничего мы без претензий. Дарёному коню в зубы не смотрят.

С этими словами подхватив коробку Александра, выскочила на улицу и, боясь, что продавщица передумает, быстро пошла домой.

Дома зятёк очередной раз прослушал двухчасовую лекцию о бережливости и находчивости тёщи спросил: «А какие там семена?» на что получил исчерпывающий ответ: «Разные». В доме давно уже привыкли к причудам бабули и позволяли ей делать всё кроме разрушения дома.

Наступил май и все дружно рванули в деревню. Бабе Шуре было выделена целая сотка, на которой она каждый год доказывала превосходство своей аграрной политике. Не мудрствуя лукаво, бабуля сложила все семена в банку, потрясла и стала сеять красиво рядками. После посева остался ещё кусочек земли. Тут и соседка кстати зашла: «Шура не возьмёшь прошлогоднюю картошку, а то мне свежую, привезли, а эту выбрасывать жалко». Картошка была красная с фиолетовым оттенком, проросшая. – Давай, посажу – радостно ответила Шура.

Зять тихо заметил: – Это гибридная магазинная картошка её не сажают. Уродцы вырастут, не поймёшь, какого цвета – и получил ответ с сурдопереводом типа «Когда бесплатно и уксус сладкий». Через час картошка была посажена, а сотка заполнена.

Её участок был огорожен дровами и был невидим для проходящих. Баба Шура тщательно за ним ухаживала. То поливала, то копала, то подсыпала навоз, удобрения – в общем оберегала. Зелень на её участке буйствовала, картошка ботвой по грудь.

Семенами оказались все корнеплоды. К августу уже обозначилась морковь, редька, репа, редиска. По новому способу она их проредила и постоянно окучивала, подсыпая землю, поэтому корнеплодов не было видно, а грядка поднялась на метр.

Осень была тёплая, только к началу октября зелень стала сходить. И 14 октября, на Покров Бабушка Александра сказала: «Пора». Дачники все уже разъехались, местные своё всё убрали, поэтому на сборе урожая присутствовали только приближённые из родни. Первые вытащили репу – она была с голову, морковь с ногу. Редька переопылилась с редиской, и была розового цвета. Картошка выкопали чёрная – фиолетового цвета – гибрид дал чёрный цвет доминантой. Бабуля взяла себе морковь и редиску, а остальное зятю на реализацию.

Зятёк через интернет записался на выставку – продажу в отдел «народная селекция». Обозвал здоровую редьку новым сортом «Мэр», а чёрную картошку «Чёрный рыцарь» (хотел «Барак Обамой» назвать – устроители не дали) занял третье место и премию. На следующее лето на эти деньги премии тёщу в деревню возил на машине. Весна наступит, опять бабулю в магазин пошлёт – за семенами.

Экзамен

Поступал я в главный физкультурный институт страны без блата, на общих основаниях.

Самый страшный экзамен для меня – это бег на 1000 метров. У каждого спортсмена есть слабое место. Моя специализация – водные виды спорта, а в беге не силён. Пробежать нужно было за 3.20. За два месяца до экзамена на прикидке было 3.52. (Смейтесь бегуны над моим результатом, зато на воде я вас сделаю).

Героически все летние три месяца, вставая в шесть утра, я бегал по часу вдоль железной дороги, широко улыбаясь пассажирам проезжающих электричек. Через месяц половина из них приветливо махали мне руками, а один мужик высунулся в окно с криком «Иди выпей».

За три дня до экзамена в институте была прикидка для желающих. Я пробежал за 3.32. Понял, что за три дня 12 секунд не скину. Бросил бегать с надеждой на чудо. Все три дня отсыпался и тешил себя виденьями – как народ в электричках срывает стоп краны, переживая моё утреннее исчезновение. Сначала не хотел идти на экзамен, но потом решил, что надежда умирает последней. Решил умереть вместе с нею на трассе.

Наступил экзамен. Был солнечный, радостный, предсмертный день. Двести человек были разбиты на двадцать забегов и ждали свою очередь на бойню. Я был в семнадцатом забеге. Рядом стоял высокий парень, худой с накаченными ногами. Оказался легкоатлет из школы Знаменских. Поплакался ему в правую кроссовку о проблеме. На что он уверенно сказал: «Помогу. Терпеть сможешь – пробежишь на 15 секунд лучше». Я радостно закивал головой: «Мол, на всё согласен». До забега оставалось минут десять. Парень скрылся и скоро появился с мужиком, тот намазал мне ноги какой-то мазью, я ещё для верности незаметно намазал ягодичные мышцы (зря я это сделал).

Пошли на старт. Плохого ничто не предвещало. Никаких новых ощущений. Ноги красиво блестели, как у культуриста. Птички пели, ветерок дул, я улыбался. Мужик загадочно проронил: «Ищи меня на финише – ноги оботру». Подумал: «Чудной – ноги обтирать мне вздумал». Моя улыбка пропала через минуту после старта. Оказывается эта мазь начинала действовать при соединении с потом. Именно через минуту мои ноги начали потеть и соединение произошло. Сказать, что мне было больно – это ничего не сказать. В моих ягодичных мышцах загорелся костёр, только пламя было направлено не вверх, а вниз по ногам. Я чувствовал себя Змеем Горынычем. Ещё немного и носки с кедами загорятся. Я бежал всё быстрее и быстрее, пытаясь сбить воображаемое пламя. Мысли о втором дыхании вообще не приходили, казалось, бежал не дыша.

После финиша все бросились к судье – узнать свой результат. Я бросился к мужику. Мне было всё равно, как пробежал – хотелось жить. Обтёрли ноги полотенцем, потом ватой с одеколоном сняли мазь. Безразличный, усталый, душисто пахнущий тройным одеколоном подошёл к судье и узнал время.

Результат был 3.07, сбросил 25 секунд. Отходил от мазевого допинга три дня, просто не мог ходить. Лежал и тупо улыбался. Главное я боролся до конца, не умер, поступил в институт, и надежда осталась жива.

Василий

В 1979 году, учась в институте, был премирован поездкой в ГДР (была такая страна) на неделю. По тем временам ощущал себя таким

счастливым, как бы сейчас на работу в Газпром взяли. Попал в делегацию с доярками и комбайнёрами, Героями Социалистического Труда. Среди них был знатный тракторист Василий. Мы с ним сразу подружились, хотя мне было 18, а ему 58. Василий сразу запретил звать его по-отчеству, только на «ты». Весёлый, уверенный, смелый он сразу обратил на себя внимание.

Раньше, чтобы выехать за границу, все выезжающие проходили собеседование в райкоме партии. Это было страшно. Задавали вопросы о пленумах, съездах коммунистической партии. Какие партийные газеты выписываешь, что читаешь и т.д. Правильно не ответишь и никуда не поедешь. Василий послал секретаря райкома куда подальше с его газетами, показал медаль «Золотая звезда» Героя Советского Союза, орден Ленина, ещё три ордена и шесть медалей и сказал: «Мне их не за газеты дали, а за войну и уборку хлеба». Василий оказался ещё героем войны, танкистом, Берлин брал.

Вот этот Берлин он и решил мне в поездке показать. В каждой выезжающей за рубеж группе всегда был смотрящий за твоим поведением за границей КГБешник. Василий вычислил его сразу, как он с ним договорился – не знаю, но на пять дней моим экскурсоводом по Берлину был танкист Василий. По пути его танка мы облазили весь город.

Я проиграл Василию 10 марок, не поверив в немецкую аккуратность. Мы вышли на Александр плац, он дал мне пакет и говорит: « Иди, за каждый найденный фантик, бумажку и прочий любой мусор дам тебе марку (треть евро)». Предвкушая победу я взял пакет побольше и пошел, внимательно всматриваясь под ноги, т.к. теперь всё, что под ногами, будет называться деньгами. Через два часа Александр плац длиною четыре километра был пройден в обе стороны. Пакет был пуст. Василий сильно смеялся, а мои валютные сбережения уменьшились.

Второй и последний раз я поспорил с Василием на следующий день. Предмет спора – мне надо найти пьяного лежачего немца, и десять марок возвращаются ко мне обратно. Мы ходили целый вечер около питейных заведений: ресторанов, пивных и т.д. Пусто. Немцы пьют, но не до степени падения. Наконец, когда мои надежды уже иссякли, гляжу – лежит родимый. Рано радовался, оказался наш, из Краснодара, немного не дошёл до гостиницы. Помогли, донесли. Больше я не спорил.

Чтобы я не грустил, Василий повёл меня в берлинский луна – парк на аттракционы, но перед этим он решил познакомить меня с немецким глинтвейном. Я не знал что это и решил попробовать. На улице было холодно, а его продавали подогретым. «Ха, так это легкое тёплое вино» – сказал я, и подогрелся тремя стаканами, Василий пятью. Стало тепло и весело. Пошли на карусель. Она у них необычная. Сначала крутится внизу, потом штырь поднимается и всё крутится на высоте десять метров. То ли

карусель быстро крутилась, то ли выпили много, но на высоте весь мой глинтвейн вышел наружу и в виде дождя опустился на головы немецким бюргерам, не кстати оказавшимся возле карусели. Удивила немецкая вежливость – на меня не накричали, а мирно отряхиваясь, даже хотели вызвать скорую. Пить я больше не стал, а Василий, выпив ещё парочку стаканчиков, повёл меня в пещеру ужасов. В отличие от московской пещеры в парке Горького, где все страшилки были электрическими куклами и нестрашными, здесь в монстров переодевались люди-артисты, и всё было очень натурально. Въезжали в пещеру по одному. Я уже выехал трезвый, а Василий только въехал. Стою, жду. Слышу серьёзную речь Василия на русском языке, которая была в жанре «Ты не прав», потом какие-то глухие удары, крики на немецком, топот ног. Огни пещеры погасли. Оказывается, Василий избил артистов, когда те пытались его пугать, а рука Василия как ствол у танка, поэтому ребята убежали через запасной вход, а Василий вышел через центральный вход. Аттракцион закрыли. Администрация подарила нам маленького кукольного медведя, символ Берлина, со словами, что сердечные приступы были, слёзы, крики от страха тоже случались, но такую реакцию посетителя они видят первый раз. На выходе мы выпили на посошок теплого винца.

В гостиницу входили усталые. Подошёл лифт, в него зашли знаменитые иностранные артисты, кто помнит: Карел Готт, Дин Рид, Иржи Корн и другие, приехавшие на конкурс «Интервидение». Нас просили подождать следующего лифта. Но Василий, нежно дыхнув глинтвейном Карелу и Дину в лицо, вжал их по стенам, меня пихнул на Вондрачкову (была такая звезда эстрады) и нажал на кнопку нашего этажа со словами: «Победители не ждут». Всю дорогу все мило улыбались, особенно Карел, под суровым взглядом победителя. Глядя на Васи-лия все поняли, почему мы выиграли войну и взяли Берлин.

Книголюб

Мой первый педагогический опыт я получил в начале третьего курса. Мне уже было девятнадцать с половиной лет, и были нужны деньги на мою молодёжную жизнь. Добрые милые родители кормили и поили меня и даже не брали стипендию, но мои запросы росли, и поиск дополнительного заработка стал очень актуален. Поразгружав пару раз ночью вагоны, и проспав на следующий день все лекции на галерке, понял, что повышенную стипендию я так не заработаю, и стал искать другие варианты. Работа нашла меня сама. Однажды на лекцию зашла спортивного вида дама в возрасте два раза по двадцать пять и предложила желающим после учёбы три раза в неделю по два часа вести секцию волейбола у неё в техникуме за пятьдесят рублей в месяц. Если сюда прибавить деньги повышенной стипендии, то выходило около ста рублей. Для студента это были большие деньги. В ресторане «Арагви» на Пушкинской на десять рублей можно было взять двух жареных цыплят, два салата «Столичный», Васю с зубами (бутылка грузинского вина «Вазисубани»). Конечно, я ухватился за такую возможность заработать, тем более что играл я хорошо, да и в институте мы как раз проходили тему «Волейбол» на кафедре «Спортивные игры». Единственное, что я не догадался спросить – это контингент занимающихся, а зря.

Переписав адрес, окрылённый думой о будущем заработке, я поехал на собеседование с директором техникума, только после этого должно приниматься решение о моём приёме на работу. Подходя к пятиэтажному зданию техникума, заметил две странные вещи: первая – это то, что перед входом стояла толпа человек в тридцать парней и взрослых мужиков, и вторая – это то, что входная дверь была массивная и железная. Это сейчас железные двери на учебных заведениях повсюду, а тогда этого не было нигде. Удивившись, я спросил: «Кто последний?» на что, мне ответили: «Ты первый, но тебя не пустят». Подойдя к железной двери увидел маленькую бойницу – окошечко с надписью «Выдача пропусков». Просунув в неё половину своей челюсти, попросил меня пропустить.

– Если я всех лядунов (только впереди этого слова мне послышалась буква «Б») буду пускать, то учить будет некого, – прозвучал женский голос из окошка.

– Меня директор ждёт, встреча назначена, – ответил я вежливо.

Проверив мой паспорт, увидев выписанный на моё имя пропуск и выдавая его в окошко, уже ласковым голосом женщина добавила:

– Извините, а я думала вы с улицы.

Когда железная дверь открылась, вдох удивления пронёсся над мужскою толпой, а когда закрылась, услышал возглас: «Повезло». Захлопнув дверь, закрыв её на металлический затвор, вахтер отвела меня к директору. Никогда не забуду первые слова директора: « Скажите, Вы женщинами обеспечены? – наверное, она увидела, как мои глаза потерялись в волосах от удивления. – Это чисто женский книготорговый техникум здесь учатся одни девочки».

Дальше она пояснила, что среди персонала только один мужчина, да и тот карлик, помощник бухгалтерши, он мне потом зарплату выдавал. Был мужчина физрук, но его посадили в тюрьму за приставание к девчонкам, а до этого был ещё один физрук, его тоже посадили. После таких слов о моей будущей радужной перспективе я начал посматривать на выход и на оконные проёмы – может выпрыгнуть пока не поздно. Громко ответив, что женщинами я обеспечен и в её услугах не нуждаюсь, пожелав ей найти евнуха – тренера хотел удалиться. Наверное, с ней никто так не разговаривал, но она поняла, что с моей стороны её девчонкам угрозы не будет и извинилась. Ещё договорились, что если команда, которую я буду тренировать, завоюет призовое место на первенстве, то меня ожидает премия и подарок. На том и порешили. Мне выписали пропуск на весь год.

В моём педагогическом становлении большую, огромную роль сыграл наш психолог института Станкин, про него будет отдельный рассказ. Он учил нас: «С кем бы вы ни работали, кто младше вас или старше, с ровесниками, если вы учитель, наставник, то обращение с вами – только на «ВЫ», и они к вам, и вы к ним. Тогда будет педагогический процесс, без этого будет просто общение».

Это я помнил и использовал при первой встрече. Через два дня я приехал знакомиться с занимающимися. В техникум я прошёл уверенно мимо уличного мужского коллектива – они, оказывается, привозят, ждут, встречают своих девчонок. Показав пропуск, вошёл внутрь. Оделся я для этого случая по тем временам шикарно: австрийские черные джинсы «Зубр», остроносые черные немецкие ботинки «Саламандр» на четырехсантиметровом каблуке, черный польский приталенный батник с двумя накладными карманами и погонами, черная английская шляпа «Стен сон» типа ковбойки и черные очки «Слеза», а ля Сталлоне в «Кобре». Вдруг прозвенел звонок, и изо всех щелей мимо меня понеслась девичья река человек в триста. Они вежливо толкали меня плечами и постоянно спрашивали кто я и зачем. Они стали тормозить возле меня, я создал пробку на дороге этого женского мегаполиса. Купаясь в лучах всеобщего внимания, я понял, что аншлаг на секции волейбола обеспечен. В зале меня ждали преподаватель физкультуры, которая была у нас в институте, и шестнадцать девчонок. Я выплыл на них чёрным фрегатом, причалив к столу в трёх метрах от строя.

Началось знакомство. Преподаватель поочерёдно называла фамилии, возраст, курс, а я с умным видом записывал их себе в блокнот. Больше всего меня волновал возраст. Двум было по шестнадцать. Десяти девчонкам было по восемнадцать. Четверым по двадцать. Мне, напомню, было девятнадцать.

– Ну – с, я вас познакомила, теперь Вы представьтесь, – прочитав весь список и повернувшись ко мне, сказала преподавательница

–

Меня зовут Алексей Валерьевич, – просто ответил я

– Лёшка значит, – вдруг отчётливо услышал я. Это сказала самая статная и красивая двадцатилетняя Таня. Вот она кульминация, переломный момент, или сейчас или никогда. Эти слова меня взорвали. Я повернулся, медленно пошёл к ней, стук моих каблуков эхом шёл по залу. Остановившись в метре от неё, глядя ей прямо в глаза, не мигая, спокойно чеканя каждое слово, сквозь сжатые зубы ледяным тоном без тени на эмоции я процедил:

– На улице зовите меня хоть Феликсом Пидмун-довичом, а здесь меня называть только по имениотчеству, кто не понял – дверь там. Я здесь для того, чтобы делать из вас чемпионов, тренировки строго три раза в неделю. Будете «тыкать» или пропускать занятия – выгоню и новых наберу. Ясно? – последнее слово я сказал очень громко, и оно носилось в воздухе, подчёркивая значимость моих намерений.

Таня стала у нас капитаном, тренировки никто не пропускал. Что интересно, за весь год ни разу я никого не коснулся руками, как и обещал директору. Метр расстояния при общении с девушками. Двери зала и кабинета – нараспашку. Интересно было на выходе из техникума. Все девчонки говорили мне по очереди: «До свидания и дальше всё на «ВЫ», а их мужики дивились такому уважению к девятнадцатилетнему парню.

На первенстве заняли третье место, как и обещал в призах. Вызвали к директору, дали в руки какой-то пропуск со словами: «Это премия». Читаю: «Пропуск на центральный книжный склад Москвы. Выкуп книг для покупки неограничен». Звоню родителям. Они у меня в обществе книголюбов состояли. Хорошие книги тогда дефицитом были, а тут такая возможность-сынок на центральном складе, когда ещё случай будет. Собрали они денег со всего института, где работали. Написали мне список, всё отдали при входе на склад. Хожу я с деньгами и списком по складу, только фамилии авторов книг называю. Книжки складывают на тележки и отвозят к выходу. Женщина со склада спрашивает: