Читать книгу: «Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра», страница 2

Глава 3

Бесценная возможность для хотя бы одностороннего общения с самим-собой-из-прошлого появилась у Александра Петровича в сентябре тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Случайный, как можно было подумать, дар был обретен после тяжкой болезни, сразившей его под холодным осенним московским дождем. Но, разумеется, ничего случайного не бывает.

Дело было так. После полуторанедельных жара и боли в сведенных от постоянного кашля мышцах живота мужчина к собственному удивлению обнаружил, что оказался в состоянии моделировать в голове объемные макеты различных объектов и даже самостоятельно существовавших квазисубъектов, которыми или мог управлять после акта креации, или они действовали автономно. Причем экзистенция этих видений была устойчива – существа и предметы, порожденные им, не исчезали после того, как внимание Александра Петровича переключалось на обыденный план бытия – он мог в любой момент вернуться в локальный мир, чтобы застать там картину всего, сотворенного им, в динамике и развитии. Эти фантомные реалии, вышедшие из его сознания, хоть и существовали незримо для окружающих, однако воспринимались им самим ничуть не менее живыми, чем всё остальное.

Таким образом, Дозин получил пропуск во внутреннюю Вселенную, бывшую уменьшенной копией внешней, эхом в неведомых никому кроме него закоулках пространства, и одновременно – подобием компьютерного твердотельного жесткого диска («Solid State Disk», «SSD»). С помощью него Александр Петрович мог обрабатывать, форматировать, трансформировать, объективировать и накапливать информацию, давая жизнь всё новым и новым созданиям микромира. В голове ли у Дозина, или где-то еще стали возникать, становясь всё глобальнее, живые картины. Они обвивали кольцом второго уровня существования, вход в который был заказан, как думал Дозин, всем кроме него. Вначале было жутковато, однако Дозин быстро освоился в изменившемся навсегда мире: водораздел прошел здесь, и стало казаться, что отныне до самого гроба он будет существовать в двух на экзистенциальном плане равноценных мирах, свободно перемещаясь по собственной воле между ними. Александр Петрович помнил, что нечто подобное уже происходило с ним раньше – лет с восьми и до четырнадцати-пятнадцати. Тогда он бродил по обраставшей гордым сталинским ампиром столице, погруженный в бесконечную визуализацию внутренних Вселенных, забывая о том, кто он и где он, полностью отрешившись от каузального слоя. В миру фантазий он дышал, словно рыбка в воде аквариума, огражденная и защищенная стеклом. Новый же этап его работы над собой, он быстро понял это, уже не был лишь фикцией и игрой необузданного воображения. Чем же он был на самом деле?..

Обретенный дар впоследствии натолкнул Дозина на открытие, ставшее важнейшим в его жизни. Но еще до этого открытия, сперва неумело, он начал практиковать ретроспективную медитацию – параллельно освоенный навык.

Первые неумелые акты направленной в прошлое коммуникации в конце пятидесятых годов были нацелены как раз на тот период, когда Саша Дозин учился в шестом классе девяносто первой школы, что на улице Воровского. В результате юноша, шедший по улице как всегда погрузившись в мечты и ничего не замечая вокруг, принял сигналы, которые в скором времени были преобразованы им в ценные советы.

В те мгновения окончательно оформился криптоязык общения с Изначальным Светом, или же с Дозиным-из-будущего – как угодно. Отныне Саша всегда знал: если его сознание сфокусировано на интенсивном переживании карканья московских ворон, это сулит ему удачу в самом широком смысле, если же в поле зрения вдруг оказывается «Форд» или скопированный с него «ГАЗ», то дело, стоящее на повестке дня, таит в себе опасности. Чем скорее уезжал автомобиль, тем вернее находился выход в Сашином судорожно работавшем мозгу – озарение, куда пойти и что предпринять, чтобы обмануть расставленные на пути ловушки, или хотя бы как вырваться из капкана с минимумом потерь. «Положительно-отрицательное» распределение вероятностей «пророческих» событий отличалось непредсказуемостью, и это лишний раз подтверждало, что язык для приема советов свыше назначен верно. Когда перед Александром возникал «ГАЗ»/«Форд», он, будучи как настоящий пионер «всегда готов», нередко успевал предпринимать превентивные меры во избежание сложных и опасных ситуаций, но чаще всего ему удавалось лишь, «сгруппировавшись», достойно принять неизбежную дозу дистресса. Дозин уже начинал понимать, что его страдания тоже желанны Изначальному Свету, ведь через боль люди возвышаются и совершенствуются, становясь всё более ценными актерами в человеческой драме. Тем более когда постоянно, день за днем «высшие силы» напоминают, что эта боль неспроста. Интерес жизни и ее конечная познавательно-эстетическая функция незаметно стали для Александра самыми высокими приоритетами. Отмечая стопроцентное попадание во всех случаях «машинности» и «воронения», Дозин-из-прошлого двигался вперед по дороге жизни, следуя верным указателям, предотвращавшим попадание в колдобины и рытвины ремонтных бригад. Подобно Бояну вещему, Дозин-из-будущего акцентировал иной временной пласт своего же внимания на образах пернатых друзей, равномерно распределяя их в знаковых моментах прошлого и создавая узлы восприятия. В результате внутреннее равновесие его оказывалось неподвластным любым ударам судьбы. Если даже духовный мир бывал разрезан перочинным ножиком неудачной любви, снаружи он оставался невозмутимым, пока в душе царили твердые жизненные ориентиры: если резко начинала каркать ворона, это означало совет принять положительное решение, а когда показывался тот или иной автомобиль – отказаться от намерений. Начитанный Дозин знал, что в чем-то он следует по стопам древних ахейцев, какими они были описаны в «Илиаде» – те тоже угадывали свою судьбу по птицам… Правда, по их внутренностям, но таковы уж были веяния эпохи.

Ниже приводится отрывок из письма Дозина, датированного двадцать седьмым ноября тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. В этом письме Александр описал своему деду Андрею Валерьевичу, проводившему время на базе отдыха на берегу Клязьминского водохранилища, своеобразную «нейронную сеть», которую он научился выстраивать для связи с прошлым:

«<…> с кучей моментов в былом я установил связь, а возможно – и выход туда наладил! Одновременно я осознал, что громадный отрезок пути уже в прошлом, он прожит. И как это хорошо! Теперь я могу выстроить подобие моста к нему и выхватить те моменты, которые казались безвозвратно забытыми. Чего только не вспомнил! И как в „Артеке“ отдельные слова ругательные узнавал, и как впервые сказал при маме услышанное в детском очаге от кого-то из детей слово „манда“, подивившись, что маме что-то при этом не понравилось… Я ведь в наивности своей полагал тогда, что это слово лишено смысла, то есть просто: „да-манда“ – рифма… Итак, я выстроил такой мост, и даже, что удивительно, послал себе в прошлое ряд сигналов! Тут же сам и вспомнил, как именно в прошлом я получал эти странные сигналы! В общем, так и живем…»

Украсив дорогу прожитой жизни предупреждающими и подбадривающе-вдохновляющими знаками, Александр Петрович Дозин начал глобальное целенаправленное планирование своей жизни: сколько лет прожить, что успеть сделать и, самое главное – когда и как ему лучше умереть. Дозин не хотел оставлять сюрпризам место…

Глава 4

Правый локоть Семена Ерофеева, татуированный синей «паутинкой», слабо завибрировал, после чего в гарнитуре, вставленной в его уцелевшее ухо, сработало голосовое напоминание, установленное им на случай, ежели слишком сильно развезет на июльской жаре двадцатого числа, и он забудет о праздновании «Дня Перуна». Яробой однако ничего не забыл, и потому слегка раздраженно бросил в микрофон лайфпрофиля, согнув руку: «Отбой!»

На самом деле, националист Семен быстро заводился, но был отходчив. Если глубоко копнуть, внешняя агрессия его (да и не только его) – лишь патологически гипертрофированная превентивная мера психологической защиты, тогда как сам он, являвшийся адептом родноверия, глубоко внутри уважал соотечественников-старцев.

В квартиру после того памятного «лифтового» конфликта с Дозиным Яробой заходил с едва ли до конца осознанными чувствами сожаления и досады на самого себя, которые он ощутил бы в полной мере, не будь его психика травмирована и затуманена приемами алкоголя.

Войдя же, Яробой забыл и думать о постороннем, целиком и полностью сосредоточившись на предстоявшем ритуале: нужно было украсить капище Перуна и приготовить жертвенное оборудование.

В конце прошлого века родноверы черпали крупицы обрывочных знаний из книг и газет наподобие тех, что продавали у стен Исторического музея седобородые, с хитрыми глазами и длинными власами старцы, у которых под неоязыческой выкладкой печатной продукции обычно скрывалась фашистская пресса.

Теперь же биотехнологии развились до такой степени, что позволяли извлекать самые необходимые сведения, не отрывая пятую точку от стула: достаточно было всего лишь согнуть правую руку в локте и произнести в лайфпрофиль соответствующий запрос. Отплевываясь, фыркая и брызгая себе на лицо, Ерофеев вымыл руки, вытерся полотенцем и прошел в свою комнату, где, сев на стул, нашептал в сгиб локтя следующее:

– Нужна информация о праздновании «Дня Перуна»! Еще раз: что делать и как…

Через секунду перед взором Семена материализовалась последовательность голограмм, и голос в гарнитуре просветил его, какие существуют варианты празднования.

Ерофеев выбрал то, что было близко лично ему, и приступил к подготовке, видоизменяя под себя традицию.

Когда всё было готово для ритуала, он водрузил на жертвенник самолично сшитое им тряпичное чучело птицы – набитую всякой ветошью и раскрашенную черной и серой красками недоворону – и торжественно гаркнул, воздевая к потолку глаза, руки и атам:

– Перуне! Вми призвающе тя!

Правую руку с зажатым клинком Ерофеев вновь согнул в локте, и хриплым от возбуждения голосом обронил:

– Пошла голограмма!

Тряпичная кукла ожила и превратилась в реалистичную фигуру вороны. Птица стала чистить перья, растеряно переступая короткими лапками. Яробой, схватив большой сачок, обездвижил ее, поставив в качестве гнета на рукоятку сачка полуторапудовую гирю, принесенную заранее. Ворона попыталась было вырватся из плена, но, само собой, ничего у нее не вышло.

Всё так же голосом через лайфпрофиль Семен активировал музыкальные колонки, стоявшие по углам комнаты, и в помещении фоном негромко зазвучала песня «Стенка на стенку» группы «Аркона».

Семен продолжил ритуал. Следовало определить, какая жертва угодна громовнику: живая, или же мертвая? Подбросив к потолку нож, Ерофеев увидел, как тот при падении слегка вонзился в половицу. В соответствии с обрядом, жертву срочно нужно было «умертвить».

Выхватив из пола нож и вращением кисти поменяв хват оружия на обратный, Семен размахнулся и ударил жертвенную птицу. Полетели «перья»; послышалось «карканье», полное боли и скорби. Семен еще раз ударил ножом; короткий виток пернатой сансары был завершен. Внутри сачка в лужице крови остывало мертвое тельце. Внезапно в воздухе запламенела гадательная голографическая надпись: «Быстро перебирая ногами, древний Мастер Танца создает полную иллюзию непрерывности Бытия, однако за каждый миг проходит столько циклов перерождений мира, сколько молний может породить ваджра Индры». Хотя эту фразу только что рандомно скомпилировал искусственный интеллект из обрывков сетевой информации, Яробой не мог не признать мысленно, что что-то в этом было.

Раздался сигнал входящего вызова ментофона. Ерофеев ответил в лайфпрофиль, и в воздухе перед ним возник объемный образ Вовчика Стайнара – давнишнего приятеля Яробоя: высокий лоб, забритый наголо череп, густые брови, нос картошкой, бородка с усиками, камуфляж и извечная полуулыбка. Стайнар любил выпить еще похлеще Семена, но в то же время, как и Ерофеев, он старался не терять форму. Нередко дрался по пьяному делу на различных неформальных сходах типа «ЧП» или «болотки», с охраной клубов и так далее. Работал Стайнар спустя рукава промышленным альпинистом. Имел творческое хобби: изготавливал на досуге различные деревянные изделия по типу футляра для варгана или резной посуды, а также коллекционировал боевые ножи.

Хотя Вован созванивался с Семеном довольно редко, что-то их объединяло, и общение нет-нет, да возобновлялось.

– Здорóво! – расплылся голографический Стайнар в улыбке. – Празднуешь? – добавил он, оглядев «кровавые» останки.

– Зиги! – приветливо кивнул Семен. – Есть такое дело.

– Слушай, ты как, не хочешь на ножевой бой походить? А то одному неохота.

– Некогда мне! – поспешил отмазаться Яробой, но, на всякий случай, уточнил: – Он платный?

– Бесплатно, к тому же еще и кормят. В основном «правые» там.

– Ого! Интересно. А когда?

– Среда и воскресенье, в обед на «Алма-Атинской». Обычно на воздухе, но иногда зал арендуют.

– В воскресенье можно попробовать, по идее. Что брать? Свой нож пластиковый?

– Да я просто думал, что если в Москве напарника не найду, то в Апрелевку гонять буду. Воды с собой полтора литра. Если хочешь со своим ножом, то бери, если нет – дадут. Свой ты мне скинул.

– Ну да, своего сейчас нет, – подтвердил Яробой. Черный пластиковый «Cold Steel», как и пневматический ствол, он продал Стайнару года три назад. Нож Вова использовал для тренировок сам, а пневмат подарил мелкому племяннику – пусть по банкам постреляет.

– Там дают, – подтвердил Вован.

– Звучит очень заманчиво! Надо съездить. Да, едем, в общем.

– Вот! Водичку возьмешь, одежду, обувь удобную, да и всё. Там парни некурящие – я от них шкерился подымить в сторонке, чтобы не мешать… Сейчас ссылку дам на группу ихнюю.

Очередная вибрация в правом локте Яробоя просигнализировала о получении ссылки. Махнув, Семен «сместил» образ собеседника влево от себя, а прямо перед своим лицом материализовал голографический интерфейс «ВБлизи» -группы казачьего ножевого боя, заниматься которым его позвали. В ВБ-группе «КНБ» было почти сто тысяч человек. 3D-снимки спаррингов его впечатлили, равно как и красивое клинковое оружие конца XIX века из чьей-то частной коллекции, гордо выставленное на всеобщее обозрение. Глаза Семена загорелись, и он оставил пальцем пару сердечек-«лосей». Он привык к рукопашке и фитнесу, нож же изучал лишь бегло по видосам. Теперь ему представилась возможность разнообразить навыки. Свайпнув Владимира обратно, он подтвердил свою полную готовность ехать на КНБ в ближайший же уикенд. Видимо, ему предстояло пережить много интересного и веселого…

Глава 5

Американский психолог и психиатр Эрик Берн научил людей видеть их прошивки, заложенные еще родителями в детей и якобы неизменные на протяжении всей последующей жизни. Между тем в реальности же любой бывалый пользователь ОС «Андроид» с многолетним опытом возразит Эрику, что неизменность заводской прошивки – чушь несусветная! Да, при смене прошивки велика вероятность превратить ваше устройство в «кирпич», а самое главное – не всем это и нужно. Но перепрошитый аппарат окажется в состоянии решать такие задачи, которые девайсам в стандартной комплектации и не снились! Перепрошитое сознание, обладая кучей бонусов по сравнению с обыденным мировосприятием, действует точно так же.

Не стоит забывать и о куда менее однозначной принудительной прошивке массового сознания – она вообще обновляется, как дамские перчатки. Вспомним середину девяностых двадцатого века. В связи с историческими условиями (отсутствием доступа в Сеть у абсолютного большинства населения России) на жизнь людей тогда программировал телеэкран. И что же мы видели, когда включали харизматичные картины того времени, прошивавшие своими патчами наши умы? Вечно молодого Сергея Бодрова-младшего, невероятно дерзкого, угрожающе бросавшего в лицо приезжему кавказцу, не оплатившему свой проезд в трамвае: «Не брат ты мне, гнида черножопая!» Не надо забывать, что, по сюжету, герой Сергея, которого звали Данила Багров, только что вернулся из Чечни, где участвовал в боевых столкновениях с ваххабитами, и потому его слова не совсем беспочвенный акт ксенофобии – по крайней мере, своя психологическая подоплека у них есть. А вот их дальнейшее действие по прошивке массового сознания лет на десять и даже более – отдельная песня. Москвичи со стажем легко могут вспомнить многочисленные сцены уличных боев с представителями различных этносов, вперемешку с которыми, возможно, мелькали и их собственные лица.

В начале нулевых продолжение «Брата» выстрелило уже новой прошивкой: сила, мол, «не в деньгах, а в правде!» Лишь позднее с подачи ПВО мы поняли, что существование объективной правды без подкрепления силовых ресурсов очень шатко и эфемерно, и нашли себе уже новые прошивки без подсказки покойного «Брата». Жаль, конечно, Бодрова, но вот сам факт, что без него теперь ищем – пожалуй, и к лучшему. Чтобы убедиться, достаточно прочитать его посмертно опубликованный сценарий фильма «Связной»: бандюганы девяностых, ксенофобия и герыч. Самостоятельным поискам прошивки в эпоху Интернета помогла расщепленность массового сознания на миллиарды микроскопических «СМИ». Каждая такая частица вещает сама себя другим, участвуя в создании поля ноосферы невиданной прежде плотности и разношерстности, где переплетается в одном сложном рисунке духотворчество, дьяволотворчество и богосотворчество человеческих объединений и одиночек. Что в итоге получится, фиг его знает, однако можно смело констатировать, что каждый волен жить и творить в меру своих сил и практически как заблагорассудится. Когда ты сам себе СМИ, становится виден как на ладони весь механизм манипулирования тобой и твоими предками. Тут уж каждый норовит себя перепрошить: выбрать эффективный базовый алгоритм, удовлетворяющий потребностям и помогающий не стоять на месте в вечно изменчивом мире в ходе решения всяческих вопросов.

Александр Дозин уже давно нашел свои ответы…

Путешествия твердоматериальных структур Бытия в прошлое невозможны в принципе. Натурально, необратимо абсолютно любое преобразование субстанции в пространстве и времени, имевшее место в действительности. Всякое изменение влечет за собой новую волну изменений, связанных между собой незримыми неразрывными нитями. Сие является камнем преткновения, о который разбиваются иллюзии тех, кто полагает, будто реку времени можно повернуть вспять, и который выбивает реалистическую почву из-под ног многих весьма крупных писателей жанра sci-fi.

А вот путешествия по оси сознания в любую сторону вполне возможны – временнóй пласт ментальности не зависит от каузальности воспринимаемого сегмента Бытия и более пластичен по своей сути. Изначальный Свет, как полагал Александр Петрович Дозин, потрудился на славу, создав этот мир и распрограммировав цепь событий от момента зарождения Вселенной через всю ее историю до последнего предела, вдобавок сделав то же самое для бесконечного числа всех параллельных Вселенных мультиверса. Но что характерно – сознание в этой сверху донизу детерминированной модели осталось отчасти свободным и независимым от тенет ее. Более того, достаточная степень тренированности позволяет личности путешествовать в капсуле мысли по различным состояниям прожитой жизни, и даже загадочным образом оказывать на них влияние.

Почему бессмысленно сожалеть о прошлом? Потому что прошлое – результат триумфа влечений, носители которых победили благодаря силе, опыту, знаниям, уму или хитрости. Ситуация всегда складывается «здесь» и «сейчас», и потому, действительно, история не имеет сослагательного наклонения: в армрестлинге всегда выигрывает тот, кто сильнее, подготовленнее или техничнее в данный момент. Но вот научить история может, вопреки поговорке, очень и очень многому… История – это и книга Абсолюта, и фильм, снятый по этой книге. Само собой, Дозин отдавал себе отчет в том, что изменить ход сценария его жизни все его «ментальные визиты» и «back-трипы» бессильны. Но в чем они действительно помогали и были незаменимы – в оценке ситуаций, выстраивании прогнозов и смягчении острых углов, о которые приходилось время от времени шлифовать кровавые морщины volens nolens. Ну а как иначе он дожил бы до столь преклонных, почти библейских лет?.. Причем если на ранних этапах ретроспективной медитации у Александра Петровича выходило лишь подстраивать свои переживания под объективные картины событийности, чтобы вовсе избежать боли или подготовить себе травку, предвосхитив ее, то теперь он научился вызывать в сознании себя-в-прошлом достоверное ощущение, что предупреждающее событие произошло в действительности, даже в том случае, если это было иллюзией. Да и как вообще можно с достаточной степенью достоверности различить иллюзии и реальность в мире, который сам по себе – лишь сбалансированный здоровый послеобеденный сон Изначального Света, натянувшего на свои довольные щи маску каузальности?.. В соответствии с главным требованием к фабуле и сюжету этого сна – интересу, вызываемому им в мировой пустоте вопреки скучной всемогущей зевоте ее – испытания, встреченные Дозиным на пути, всегда были хотя и крайне тяжелыми, но вполне выполнимыми – такими, чтобы на «нормальном» уровне сложности пройти всю игру и завалить главного врага-босса, то есть самого Дозина.

Медитируя вдохновенно, Дозин продолжал двигаться рывками по шкале минувшей жизни: то поднимаясь чуть выше, то снова срываясь вниз. Перед ним проследовали бусинами первые школьные годы и летний отдых в «Артеке». Не столько вспомнилось, сколько заново ощутилось и внутренне пережилось то, что в реальности имело место более девяти десятков лет назад. Оживали давно усопшие люди, бывшие тенями другой эпохи, другой страны, другого исторического среза…

Застенчиво улыбаясь, мимо него по «артековской» аллее прошла косолапая, хромоногая Женя. Почти все ребята насмехались над девочкой, но в мальчике Саше она рождала лишь сочувствие. Он уже тогда подсознательно стремился любить всё живое, что бы им ни руководило – чакры ли, разумный ли эгоизм, или что-нибудь еще.

Смена кадра: пионерская утренняя линейка. Отыграли горнисты, по краям прямоугольной площадки ровными рядами выстроились ребята. Им что-то говорят – Саша не особо вслушивался тогда, не очень-то вслушивается и сейчас.

Вот – подготовка к какому-то очередному лагерному празднику. Саша – один из семи «гномиков», маленьких мальчишек. Кроме Саши Дозина, остальные ребята на репетиции всячески издеваются над «Белоснежкой» – девочкой постарше – и дразнят ее.

После показа их номера все «гномы», получившие в подарок конфеты, разбежались кто куда – один лишь Дозин подошел к «Белоснежке» и отдал ей сладость.

– Держи, Белоснежка, это – тебе!.. – произнес он неуверенно, через силу, отчаянно стесняясь. Девушка улыбнулась ему, принимая подношение. На душе Дозина стало хорошо и приятно.