Читать книгу: «Господь сказал», страница 2
– Раз смелые такие, что ж сами не заходите? – выкрикнула Анна Гавриловна, сжимая в руках тяжелый карабин.
– Не дури, старуха, – зло бросил первый, – у нас наган.
– А у меня для вас метла поганая!
Послышались решительные шаги, и кто-то дернул дверь в сенях. Крючок выдержал, но петля протяжно взвыла. Нюре не было страшно. Её окутала холодная ярость от такой неприкрытой человеческой злобы и алчности. Она перекрестилась и уселась под иконами, которые достала со дна сундука в тот самый день, когда муж ушел на войну. Ружье притаилось на её коленях, хищно впялив свой ствол в сторону двери. Тем временем с улицы послышались короткая ругань, а потом удар и резкий треск. Это вырвали петлю у крючка. Тяжелые шаги мигом вбежали по лестнице. Дверь распахнулась, и Анна Гавриловна в сумерках разглядела рослую фигуру, а за ней ещё одну. Поменьше.
– Ну, всё старая… – начал басить первый.
Она не целилась, а просто выстрелила в сторону двери и тут же передернула затвор. Грохот, дым и крики наполнили избу. Один за другим раздалось три выстрела из пистолета. На Анну Гавриловну посыпались щепки, выбитые пулями из бревен над её головой. Он легко вскинула ружье, прижала приклад к плечу и, быстро прицелившись, выстрелила во вторую фигуру, которая, прячась за оседающим на пол и орущим товарищем, истерично палила в черноту комнаты. Послышалась сдавленный вдох и неуверенный топот в сенях, потом на улице, а затем скрип калитки. Владелец нагана ушел. А в избе осталась трясущаяся от волнения Нюра, два патрона в магазине, синяя поволока пороховых газов, повисших где-то посередине комнаты, и скулящий от боли мужик, привалившийся в сенях спиной к дверному косяку.
Немного успокоившись, Нюра зажгла лампу и подошла к раненному. Совсем ещё молодой, с густой пушистой порослью на подбородке и щеках. Чуть старше её сына. Она попала ему в грудь, пробив тело насквозь. Он хрипел и уже начал провалиться в забытье. Нюра кое-как перевязала рану, оделась и пошла запрягать телегу. Раненый не сопротивлялся, видно понимал без медицинской помощи он умрет. Нюра подлезла под его руку и, взвалив себе на плечи, дотащила несчастного до телеги, где аккуратно уложила раненого на солому. По пути в Локоть она нашла второго. Поменьше ростом, похудее и такого же молодого. Он лежал на животе прямо посреди дороги, подвернув под себя руку с наганом, прижимающую рану на животе. Этот был уже мёртв.
– Господи, прости меня, грешную, – испуганно прошептала Нюра, и хлопнув от досады по лбу, со всхлипом воскликнула, – не убий! Не убий!
В Локоть она добралась ближе часам к десяти. Локотские с удивлением смотрели на телегу, которую правила растрепанная жена лесника, везущая два окровавленных тела, а Нюра с оторопью разглядывала триколор, как-то неестественно и застенчиво покачивающийся у сельсовета. Так она узнала, что в Локте больше нет советской власти. Зато есть Локотская волостная управа и из местных сформирован отряд милиции.
– Анна Гавриловна, – обратился к ней один из сопровождавших её обратно до хутора милиционеров в фуражке с белогвардейской кокардой на околыше, – а где муж ваш, Михаил Яковлевич?
– В лес ушел… – сухо ответила Анна Гавриловна, которая уже поняла зачем он мог понадобиться новой антисоветской власти.
– Давно ль? – не отступал милиционер.
– Да уж неделю как, – нехотя сказала Нюра.
– По работе ушел, – продолжал допытывать милиционер, – аль хоронится где?
– А я почем знаю? – равнодушно проговорила Нюра, – оставил меня одну с хозяйством и живи, как знаешь…
– Знавал я вашего батеньку, Гавриила Васильевича, – чуть тише и добродушнее сказал милиционер, – хороший был мужик. Пока не расстреляли. Жаль его. Все Советы проклятые!
– Жаль, – пробормотала сквозь зубы Нюра, вспомнив страшный чужой стук в дверь, после которого навсегда исчез отец.
Милиционер с коня наклонился к сидящей в телеге Нюре и вполголоса, пряча слова в своих чапаевских усах сказал:
– Не советую ездить в Локоть. Многие знают, что муж ваш сотрудничал с Советами. Для вас это небезопасно. Если что понадобиться, лучше в Навлю. В два раза дальше, зато спокойнее…
Через две недели к хутору подъехали немцы на мотоциклах. Нюра, услышав резкую незнакомую речь, задернула занавески и на всякий случай сняла со стены карабин, который прислонила сбоку к печке. Но немцы не стали заходить во двор и уехали. А вечером вновь нагрянули с милиционерами из Локтя. Искали мужа. «В лесу пропал», – сказала им Нюра и села на краешек лавки под иконой Спасителя, в груди у которого, разворотив оклад, торчала пуля из нагана, навсегда пронзив сердце Нюры воспоминанием о загубленной молодой жизни.
Немцы обыскали двор и избу, забрали яйца, творог, ведро с молоком и карабин. И Нюра потом долго с остервенением терла пол в избе и мела двор. С тех пор её жизнь превратилась в сплошное ожидание. Муж приходил дважды. В ноябре, перед самым снегом. И в апреле, когда в лесу подсохло. Обросший, грязный, вонючий. Мылся в бане, ел, молчал. Нюра смотрела на него, сложив свои мозолистые крепкие руки на коленях и молила Господа об утешении.
