Читать книгу: «Гидроторакс», страница 3

Вой собак и гул тварей, в непонятном далеке, изредка режут шум дождя. Оглядываться нет смысла. Их все равно не увидеть. Только глаза гигантов над городом точками висят. Но в них смотреть нельзя. Нельзя.

Петляя по дворам и улицам, я выбрался на широкую магистраль. Перепрыгнул через отбойники, встал на кривой асфальт, из-под которого начали торчать плиты. Прикрыл глаза, нашел внутри стрелку налево. Туда. Вверх по дороге, что над домиками идет. Будто стоит на лапах-столбах. Отсюда вижу, что спина дороги изогнулась и провалилась местами.

Громкий гудок заставил меня отпрыгнуть в сторону. Странное рычание коробки на круглых колесах появилось из ниоткуда, сотрясло воздух и приблизилось ко мне.

Как это? Машина?

Большая ржавая коробка проехала мимо. А я стою на обочине и смотрю в ее выбитые окна. Автобус, да? Точно ведь он. Ночевал в таком однажды.

Вот только это не тот мертвый автобус. Этот мервтее. В его салоне, что проглядывается со всех сторон, будучи абсолютно без стекол, сидят черные тени. Тени встали, на меня уставились, но прыгать не начали. Уехали вдаль, в гору. По делам.

Но смотрели пристально, взгляда не отрывая. Глаз нет, но взгляд есть. Будто нутро мое чуяли. И не шелохнуться. Оцепенел. Замер. Испугался. Я умер сейчас, где-то внутри. Неосторожно выбрел на незнакомое место, столкнулся с чем-то новым, и подох. А нет. Не подох. Повезло. Повезло так, что жизнь сохранил. Трехтысячный заказ сохранил…

Интересно, а Таня обиделась бы на меня, если бы я коробочку похерил?

Оперся на фонарный столб. Воду достал, чтобы страх в желудок протолкнуть, к язве и таблеткам… Свет на столбе загорелся, облил меня ярким желтым лучом… Фонарь? Нет.

Шея столба изогнулась, наклонилась к земле и посветила мне в лицо. Пару раз моргнула, закрывая веки. Я знаю, что там глаз. Свет этот делает. И светит, и смотрит. В рожу мне глядит, моргает. И свет моргает. И стало страшнее…

Страшнее стало. Я по столбу скатился на землю, и тяжелый рюкзак завалил меня на бок. Я лег и глаза прикрыл. А свет моргает, брызжет. Глаз-лампочка уставился на меня, а я уже все. В этот раз не повезет. Неосторожен был. Из сотни одинаковых столбов наткнулся на хищный. Но как я должен был понять?! Вот как, сука?!

И стало темно…

Я столько лет брожу по городу, среди этих уродов, а сейчас, преисполненный долгом донести последнее, лажаю на каждом шагу. Как это понимать? Почему так? Это потому, что меня Таня ждет? Или потому, что наконец перестану быть чертовой тушей? Стану нормальным, как Сухие под землей?

Сухие… а я сырой. И в штанах уже сыро стало. Взрослый, а ссусь от страха как ребенок.

Темно. Глаза открывать не хочу. Не хочу видеть свою смерть. Дождь по шарфу хлещет, по маске стучит. Затекает за шиворот, щиплет кожу… И некомфортно. Повернулся на живот. Плащом укрылся. Жду, когда же уже сожрет.

– Кха! – вновь вырвалось у меня. – Кха! Кха!

Я на четвереньки встаю и шарф оттягиваю. Блюю бурым на сырой асфальт. Лужа почти черная, ползет от меня вниз, к городу. Сука, волнение вышло. Давненько не блевал от страха. А он вот как… с кровью выходит…

Фонарный столб обогнул меня, любопытно подсвечивая кровь с кучей не растворившихся таблеток, отодвинул мою тушу и мазаться начал в бурой луже. Свет в красный окрасился, впитался в глаз-лампочку. И потух.

Я огляделся по сторонам. Сотня столбов, один на другой похожие. И мой стоит. Такой же. Тоже не работает. Мрак после яркого света еще темнее. Особенно после такого света. Фонарь вдруг завыл душераздирающе и затих. Его собратья вдалеке откликнулись, моргнули лучом под свою длинную ногу и замолкли. Знают, что иду. Но убивать не спешат. Фонари эти…

Глотку режет от изжоги с кровью. Ноги трясутся от страху, штаны сырые, но пока еще теплые. А вот верх начинает подмерзать. Вода в бутылке начала заканчиваться, и я скребанул пластиком по дну лужи, чтобы наполнить хотя бы половинку. Бросил туда шипучую таблетку, чтоб кислоту убить, закрыл крышкой и поболтал. Попил.

Фонари, которые живые, остались по одну сторону дороги, а вот я перебег на другую. Тут тоже фонари, но они хотя бы не откликнулись моему. Первому. Дорога идет над городом, и тут как-то спокойнее, даже при учете фонарей этих. Тут даже если твари и будут, то их хотя бы видно…

– Блядь, – вырвалось у меня от обиды за сырые штаны. Но я, как вернусь, точно расскажу кому-нибудь про это. Чтоб как я не обосрались. Ну или не расскажу. Посмотрим, кто в хабе будет…

Вот же ж… двадцать лет брожу, а знаю не все. Я до этого момента точно был уверен, что знаю если не все, то почти все. А тут вон оно как. Даже для таких как я сюрпризы остались. Надо быть внимательнее.

Я толкнул рукой ограду моста, и она устояла. Значит, провал можно преодолеть по ней. Порвал, да… Стоп, а как-же автобус? Я посмотрел вниз, на то, как ветер гоняет туман, и в один из моментов просветления понял, что там, на дне обрыва моста, огромной горой свалены ржавые коробки. Автобус и не ехал на другой край. Он ехал упасть сюда. С высоты. Чтобы к другим таким же. Что-то новенькое. Так вот как развлекают себя твари…

Интересно, а наставник знал про это? Ну вот все фонари эти, да автобусы. Или такие уроды только сейчас появились?

А да и пофиг. Трехтысячная. Нет смысла думать. Донесу и обратно. К Тане. Уже по протоптанной дороге.

– Нужен привал… – огромная нога гиганта пролетела надо мной и ударилась вдалеке. Ветром дунуло, ну да и ладно. Тут же главное в глаза им не смотреть. А так, они и не замечают туши под ногами. Не раздавил ведь…

Я огляделся и не смог найти ничего стоящего. Бетонные дома, половина из которых уже осыпалась, не сулили ничего доброго. Я отсюда слышу скрежеты и хохотания чудовищ из выбитых окон. Глазницы домов черные и пустые, и вряд ли там я найду пристанище для отдыха.

Если и заходить в дом, то только на первый этаж. Выше туши не ходят. Там нам делать нечего. Были смельчаки, которые искали наживу, но че там в такой сырости наживного – не знаю. Там только тени ходят. Тени, зеркала и слизь.

Подкравшись к крыльцу, я сунул голову внутрь. Дерево распухло в дверном проеме и выдавило отсыревший бетон. Все это рухнуло на пол еще до меня, но глядя на происходящее, кажется, что совсем недавно. Твари не оставляют следов. Они не трогают дома и улицы. Все, что можно сломать или испортить, ломают туши. Твари не способны коснуться чего-то вокруг. Их будто и нет. Но в то же время они есть. Мне объясняли, как это, но я тогда не совсем понял.

Да и нужно ли мне это понимание? Я забрел в коморку у самого входа, что завешана дырявыми гнилыми одеялами, и сел в темноте. Снял и маску, и капюшон. Снял шапку. Одежду снимать смысла нет. Она тут не высохнет. Потом, перед своим хабом, разденусь, ополосну в луже, чтоб мочой не воняло, и забегу сушиться. Если дождь не разъест меня раньше. Хотя… спустя столько лет, я уже и не чувствую боли от капель дождя. Привык. Кожа задубела, стала твердая, будто чешуей покрылась. Кровоточит иногда, на стыках чешуек, но это у всех так.

Я глаза закрываю свои полуслепые, и Таню вижу. На экране на этом. Красивая Таня. А че это я, собственно… Откапываю в рюкзаке старый полумертвый фонарь. Делаю пять ленивых нажимов на рукоять, чтоб внутри чего крутанулось и свет загорелся. Лампочка тусклая, но мне хватит. Даааа… точно хватит. Я из-за пазухи достаю других Тань. Вот они, на металлическом колечке. Маленькие такие, голенькие. Пластиковые и прямоугольные пластинки перелистываются. Тани на них меняются, а я невольно штаны развязываю. Не просто же так остановился.

Старые картинки, уже черно-белые. Но мне и так хорошо… Какие же они красивые… Девушки.

Гнилое одеяло одернулось, и я резко начал заправлять одежду.

– Это че? – вскрикнул кто-то. – Это бабы у тебя?

Рванул на меня. Туша очередная. – А ну дай!

– Да хрен тебе, – я на спину завалился, чтобы ногами поймать ублюдка. Я не отдам ему мое сокровище. Я всю жизнь их несу. С того момента, как помню себя.

Что-то обожгло руку, а потом и бок. Понятно. Все ясно, тварь ты эдакая. Туши бывают страшнее чудовищ. Я выхватил из кармана пистолет и произвел громкий оглушительный выстрел, на секунду осветив все пространство. Вспышка света была такая яркая, что темнота после нее была самым черным из того, что я сегодня видел.

Заскулил урод.

Я нож достал и навалился. Вогнал перо в шею, потом еще раз. Попытался грудь проткнуть, но уперся в ребра. Ладонь в перчатке соскальзывает с сырой рукояти. Неудобно. Решил в живот бить ублюдка. Раз десять ударил. Вроде подох. Не мычит. Баб на колечке не отдам. Хрен там.