Читать книгу: «Кодекс пацана. Назад в СССР», страница 4

Глава 6

«Никогда и ни при каких обстоятельствах не вступай в перебранку в общественном месте»

Памятка «Правила поведения на улице»

Звездная ночь. Справа и слева крики, мат. Позади выстрелы. Визг.

Мы бежим. Ноги, как хорошо смазанные поршни дорогого автомобиля, поднимаются вверх и опускаются вниз. Толкают драгоценные тела в безопасность. Подошвы с силой бьют в асфальт. Дыхание рвется из груди. В ушах барабаны задают дерзкий ритм.

– Стоять! Суки!

– Стоять!

– Б..ди!

– Вали их!

– Заходи слева!

– Вот один!

– А-а-а-а!

Звуки ударов справа. Мат и крики. Состояние безумной ночи…

Останавливаться нельзя – позади толпа жаждущих крови. Кровь пьянит голову. Кровь разжигает другую кровь, подобно искре, попавшей в бочку с бензином.

Ночь взорвалась криками, ударами, выстрелами.

Громкий топот ног позади. Тяжелое дыхание. Справа мрачные сосны и забор – не перепрыгнуть.

Слева дорога, кусты и обегающие враги.

Мы как волки. На нас идет охота. Флажками являются фигуры вдалеке. Они приближаются со стороны Советских домов. Они уже знают, что сегодня валят Вокзальных…

Выход только справа. В ворота, а дальше через кусты и деревья в разные стороны. Мы ныряем туда, уходя от преследователей. Самые быстрые ломятся через деревянный забор, по пути вырывая штакетины.

Мы пробегаем сто метров по асфальту и видим, что со стороны концертной ракушки выбегает ещё одна толпа.

– Ты направо, я налево! – кричу я Серёге, ударяя его по плечу.

– Давай! Встретимся в домике! – кричит он в ответ и уходит вправо.

По лицу хлещут ветки молодой рябины, когда я проламываюсь через кусты. Остается полузакрыть глаза и молиться о том, чтобы ни одна ветка не воткнулась в глаз или не попала под ноги.

– Они здесь! – слышится знакомый голос, а в следующий момент мой левый глаз вспыхивает болью.

Как будто среди ночи вспыхнул танцевальный стробоскоп и мазнул лучом по глазам.

Я отшатываюсь и в этот момент под ноги попадает кирпич. С треском валюсь навзничь, группируюсь, чтобы уберечь голову от повреждений.

– Ты! Падла! – слышится голос Серёги, а следом раздается мат и удары.

Пока я выбираюсь наружу, двое пацанов успели сцепиться друг с другом и сейчас посыпают ударами. Стараются от всей души. Серёга сверху и молотит так, как будто сдает на разряд.

Я встаю и хватаю Серёгу за плечо.

– Бежим! Брось его!

– Да сейчас! Это же Коляска! – вырывается из моих рук Серёга. – Он мне ещё за Ленку ответит!

– Брось!

– Сссука! – шипит вертящийся ужом Коляска.

Теперь и я его узнал. И сам бы добавил, но пацаны лежачего не бьют… А времени всё меньше…

– Бежим же! Бежим!

– Наа! – выкрикнул Коляска.

Среди криков, мата и протяжного воя милицейской сирены я расслышал звучный шмяк. Такой шмяк получается, когда тесто ударяют о столешницу, чтобы сделать его мягче. Вот только рядом никакого теста не было!

Серёга со стоном повалился назад. В темноте я смог разглядеть, как по его виску потянулось вниз что-то жидкое, черное…

Его противник вскочил на ноги. Пнул застонавшего Серёгу.

В руке Кольки был зажат обломок кирпича!

Так он…

У меня помутилось в глазах.

– Тварь!!! – крикнул кто-то рядом и пнул Кольку в область живота.

Пнул так, что он отлетел назад и свалился в овраг. Уже через секунду я понял, что это был я. Что этот крик вышел из моего рта. И пинал тоже я!

Но сейчас не до упавшего противника. Я рванулся к Серёге. Он еле дышал. Пульс не прощупывается! Крики раздавались всё ближе. Только кусты скрывали нас от преследователей.

– Беги, Сашок, – слабо прошептал Серёга. – Нам двоим не выбраться… а ты… беги…

– Я тебя не брошу, – прошипел я и попытался схватить Серёгу за руку, чтобы взвалить на плечо.

– Беги, полудурок… – оттолкнул он мою руку. – Брось меня. Вдвоем не выбраться…

Преследователи уже рядом. Я сорвался с места. Помчался туда, где есть дыра в заборе. Она словно была там всегда и по ней сокращали путь через парк идущие на работу люди. А теперь… Теперь она должна спасти мне жизнь.

– Вон он! Хватай пи..раса! Заходи слева!

И снова бег по пересеченной местности. Снова дыхание за спиной и ощущаются клыки на загривке – вот-вот вцепятся, повалят на землю и тогда…

Нет! Не видать вам Сашки Лосева!

Я, оправдывая кличку, ломился через кусты, молодую поросль и пересекал тропинки. Вслед летели палки, осколки кирпичей, мат.

Но соваться ближе никто не решился.

Я выскочил на Пушкина, свернул на Стадионную и припустил так, словно меня дома ждал просмотр диснеевских мультфильмов. Вот только не ради мультфильмов я так бежал. Нет! Сейчас я бежал ради того, чтобы скрыться от бегущей толпы. От преследователей. От того кошмара, который творился позади.

Бежал и чувствовал, как на глаза выходили слезы.

Я не должен был бросать Серёгу. Не должен был его оставлять! Это всё неправильно! Это всё не так! Не так должно было закончиться!

Не так!!!

А под городским небом продолжали раздаваться крики. Где-то скользили фигуры. Где-то мелькали маячки милицейских машин.

Я бежал и забирал вправо. Уходил от дома. Нельзя мне сейчас домой. Никак нельзя!

Дома могут найти мстители и тогда… Тогда все родные пострадают. Пострадает мама, отчим… Да хрен с ним, с отчимом, а может быть дома Алёнка? Тогда как?

Нет, я уходил прочь. Огибал закоулками места, где могут оказаться противники. Уходил в ночное Нефёдовское поле, где прячась по кустам и пожарному оврагу, добрался до «домика».

«Домиком» мы назвали шалаш, спрятанный в кустах неподалёку от рукотворного пожарного пруда. Пруд создавался ещё в те времена, когда большинство домов были деревянные. И что бы машинам далеко не ездить, выкопали этот и ещё несколько подобных дырок в земле. Для спасения села от пожара.

Сам шалаш был местом сборища нашего круга. О нем мало кто знал, только те, кто был посвящен в дела Вокзальные…

Мы обустроили его как могли. Тут был топчан на случай ночевки. Был стол и несколько стульев. Со стороны «домик» не увидеть и если не знать, что он там есть, то можно пройти в трех шагах и не заметить.

Я с опаской прошел рядом с ним, прислушался – нет ли засады?

Но только ветер шевелил густые кусты сирени и вдали раздавался собачий лай. Цикады вели свою заунывную стрекотню, словно распиливая кости усопших… Молчаливая луна смотрела на меня с осуждением, заливая всё вокруг своим мертвенным светом. Вот только осуждения луны мне и не хватало…

Осторожно раздвинув ветви, я протиснулся на площадку перед «домиком». Снова прислушался. Ничего не изменилось. Тогда я отодвинул в сторону дверь шалаша и забрался в небольшое, три на три метра, помещение.

Рухнул на топчан и дал волю своим детским чувствам. Чтобы не орать, закусил палец и тихо заныл, высвобождая злость, разочарование и ненависть к тем, кто всё подстроил.

Пока из тела выходил адреналин вместе с выплескиваемыми эмоциями, мозг бешено работал. Я взвешивал все «за» и «против».

Понятно, что это Лимон с Карасем всё подстроили. Завалили Левона и решили всё свалить на Вокзальных. Одним ударом ножа-бабочки убили двух зайцев. И теперь, пока всё разрешится, Лимон войдет в число верховодящих старшаков и возьмет власть над Серовкой в свои руки. Гурыль с остальными если и отвертится, то Вокзальные войдут в число чуханов, которые нарушили пацанский кодекс. Вряд ли получится восстановить авторитет.

Что же делать? Что делать? Что делать?

Обращаться в милицию? И сделать Лимону ещё один подарок, когда дам ему повод заорать, что Вокзальные «мусорнулись»?

Обращаться к ворам? Так они встанут за своего. Им пацанские круги были костью поперек горла. И не под ними, и такие же дерзкие – конкуренты. Воры будут даже рады, что всё так повернулось.

А к кому же тогда обращаться?

Я сел на топчане. Ударил кулаком по доске и боль чуть отрезвила.

А ни к кому не получится обратиться. Пацаны сами по себе. Они как стая волчат, неожиданно оказавшиеся на свободе. Злые, дерзкие, резкие. Такие и клыком по горлу полоснут, не считая это грехом. Такие будут бить противника до тех пор, пока тот не окажется на земле.

И если не получится одолеть Лимона с прихвостнями законно или незаконно, то придется побеждать их по совести. А это значит, что придется поднимать Южу на уши…

И делать это нужно будет мне. Справлюсь ли я? Ведь даже друга не смог вытащить…

Справлюсь. Ведь я знаю кое-что такое, по сравнению с чем все наши нынешние разборки кажутся всего лишь возней в песочнице. А с Серёгой… Серёгу завтра или послезавтра навещу в больничке. Ведь по пацанскому кодексу – лежачих не бьют.

С такими мыслями я провалился в беспокойный сон.

Я вынырнул точно также, как провалился. Упал в темноту и вынырнул из темноты. Как в омуте побывал. Даже надоедливые комары не мешали. После того, как из меня пытались выжать кровь на танцах, мелкие создания казались незначительной помехой.

Проснулся оттого, что услышал рядом шум. Кто-то осторожно подбирался к "домику". Глаза сразу заметались по шалашу – что взять в руки? Чем вооружиться?

Вряд ли кто из знакомых будет так подкрадываться. Увидел в углу сломанный черенок от лопаты, непонятно кем оставленный, и дернулся к нему. Притих возле входа. Сквозь редкие просветы было видно, что на улице уже день, а солнце поднялось чуть ли не к зениту.

Ни хрена себе поспал.

Как только дверь отошла в сторону, так сразу же рванул незваного гостя внутрь шалаша, повалил на пол и занес импровизированный кол. В последнюю секунду рука дрогнула и острие вошло правее головы на расстоянии в нескольких сантиметров.

– Фу, бл.! – выдохнул отчим, глядя на меня покрасневшими белками глаз. – Чуть не завалил…

– Ты чего здесь? – поморщился я от запаха жесткого перегара.

– К тебе приперся, – буркнул он, отталкивая меня и поднимаясь на топчан.

Я обратил внимание на его лицо. Оно имело множество кровоподтеков, ссадин. Если бы не видел раньше подобным, то мог бы и не узнать. А так… Приходилось видеть, когда вернулся после прошлогоднего побоища, где мужики выходили стенка на стенку с нефёдовскими…

– Чего надо?

– Тебя спасти, дурака. Еле нашел вашу лёжку. Если бы не Мишка, то вообще бы хрен отыскал, – буркнул он, недовольно глядя на меня. – Чего зыришь? Думаешь, это ты меня так разукрасил?

Ну да, хотя мы и сцепились не на шутку, но такого количества фингалов я вряд ли бы успел наставить. Это явно не моих рук дело.

– Если не я, то кто?

– Ломились к нам ночью, – вздохнул отчим. – Я с похмелья болел, а эти… Тарабанить начали. Тебя вызывали. Кричали, что пи..а тебе будет. Я тогда только трикошки и успел натянуть, как нам в окно полезли. Догадались же через форточку проволокой шпингалет поднять. Ну, первого я встретил от души. Второй тоже отлетел, а дальше третий шмыганул мимо и открыл дверь. Верткий, сука, оказался… А дальше налетели толпой, завалили и давай пинать. До сих пор с левой стороны стреляет, как вдох поглубже сделаю. В общем, если бы Викторович ружье не достал – могли бы и запинать на х..

Отчим достал полусмятую пачку "Примы", вытащил сигарету и закурил.

Я представил себе, как в нашу небольшую квартиру влетают разъяренные пацаны. Как метелят отчима, а он отбивается, подобно медведю, на которого гурьбой навалились лайки. Алёнка зажалась в угол, мать прикрывает её телом. И если бы не сосед Степан Викторович, дядя Степа, то неизвестно, что было бы с моими девчонками…

Твари! Какие же твари!

Ведь это наши разборки, зачем к родителям-то лезть?

Похоже, что запах крови вообще уронил планку пацанов. До такого беспредела ещё не доходило. Да, драться дрались, порой калечили, но чтобы так…

Нет, надо срочно всё менять. Нельзя оставлять вот так вот всё. Да, милиция попробует навести порядок, но что она может сделать пацанам? Отправить их на малолетку? Так после этого кто выйдет на свободу? И самое главное – куда они выйдут? Совсем в другую страну, где идет война на выживание?

И за что? За драку? Хотя вряд ли это можно назвать дракой… Скорее "хулиганка", за которую получат условный срок.

Нет, раньше драка у пацанов была совсем другой… Были правила. Был пацанский кодекс…

Прежде всего: дрались всегда один на один. Избиение группой – дело крайне некрасивое и применялось в самых редких, просто исключительных случаях.

Второе правило: звать на помощь старших или жаловаться им считалось признаком трусости, этого не прощали.

И, наконец, третье правило: у драки должна быть причина. Дерущихся просто ради драки никто не любил. Младшие школьники сходились, обыкновенно, после уроков, где-нибудь за школьным двором. Поединок собирал много любопытных. Сначала драчуны пихали друг друга в плечи со словами: «нарываешься!», «смотри, сейчас получишь!», «сам получишь!» и в таком роде. После этого они старались захватить шею другого, и оба валились на землю. Били, в основном, кулачком в нос.

Проигрывал тот, кто первый начинал плакать. Старшие дрались уже не до первых слез, а до первой крови. В эту пору в школах был в моде бокс, разные виды борьбы. К восьмидесятым годам особенно увлекались карате. Однако, в обычных уличных драках эти приемы применяли редко. Достаточно было разбить сопернику нос, поставить синяк под глазом, лягнуть в пах. Совсем взрослые пацаны дрались уже не до первой крови, а до очевидной победы одного из драчунов.

При этом были правила, которых придерживались очень жестко: бить можно, калечить – нельзя; лежачего не бьют; бить того, кто разнимает, тоже нельзя. Окружающие поддерживали драчунов возгласами и советами, однако, если драка становилась слишком ожесточенной, драчунов растаскивали.

А то, что происходило сегодня ночью… Это просто безумство какое-то!

Младших защищали от чужих, но «свои» могли «поучить» подзатыльником или иным тумаком. Старших уважали и слушались. В ответ старшие должны были заступаться за младших и разрешать их споры и конфликты. И вот сегодня ночью много правил "пацанского кодекса" были нарушены. Не удивлюсь, если и девчонкам прилетело под горячую руку.

Под сердцем кольнуло. Всё ли нормально с Ленкой и Машкой? Смогли же они выбраться – хватило ли ума отбежать подальше?

А что с Серёгой? Если так напрыгнули на отчима, то Серёгу могли ещё больше покалечить.

– Как с цепи сорвались, – покачал головой отчим. – Вот ей-богу, как звери… И ведь десять человек сегодня ночью кокнули. Молодые же… чего вам делить?

Я замер. Перед глазами пролетели улыбающиеся друзья, знакомые. Кто из них больше не улыбнется? И ведь в моём прошлом не было такого! Никто не умирал, хотя и бывали травмы. И я не помню такого боя! Не помню, что всё так повернулось!

– Кто? – спросил я и поймал себя на мысли, что голос не слушается.

Хотел спросить обычным голосом, а получилось просипеть так, как будто только что залпом выпил литр ледяной воды. Отчим поднял тяжелый взгляд:

– В основном ребята с Вокзальных. Участковый носится, жопа в мыле, но кое-что успели узнать. Тройку человек с Серовки завалили. Одного вон, в парке нашли – напоролся на арматуру и в больничке копыта отбросил. А вот рядом с ним был твой кореш, Серёга…

Отчим замолчал, а я почувствовал, как ноги становятся ватными. В моём прошлом Серёга был жив и здоров! А что сейчас?

– Ну не томи! – подскочил я к отчиму. – Чего с Серёгой?

– Нашли его возле того парня. Вроде с проломленным черепом. Может быть друг друга завалили, а может и потом, но… Серковские закинули труп Серёги на оленьи рога, на статую… Утром его и нашли, когда люди пошли на работу. Уже холодный был, а на теле ни одного живого места. Пинали его, били штакетинами… Другие тоже…

Я сел рядом с отчимом, закрыл лицо ладонями и вздохнул.

Сдавать друзей было нельзя, никогда и ни при каких обстоятельствах. Друг должен был по первому зову прийти на помощь. А я… Я должен был вытащить Серёгу, но по факту… спас свою шкуру.

– В общем это… схорониться тебе пока надо. Ищут тебя и остальных, – проговорил отчим и выбросил сигаретный бычок в сторону пруда.

В этот момент я не чувствовал к нему неприязни и ненависти. Всё-таки встал на защиту мамы и Алёнки. Каким бы не был бухарем, но своё пошел защищать. Может и осталось в нём что-то человеческое, что-то такое, за что можно простить некоторые грехи.

– Сможешь найти машину? Тогда я буду ждать возле знака "Южи" в восемь вечера. Дорога, что на Иваново идет.

– Будет машина. Семягу попрошу, он не откажет. Хорошо, машина будет, но как ты там? У нас денег немного, но… – замялся отчим.

– Денег не надо. Лучше Алёнку с мамой защищай. Пока меня не будет, могут снова попытаться зайти.

– За это не переживай. Не зайдут, – уверенно ответил отчим. – Не хватало ещё шпанюков бояться.

– Береги их, а я вернусь и всё наладится, – твердо сказал я и протянул руку. – Слово пацана.

Отчим пожал руку в ответ.

Глава 7

«Никогда и ни при каких обстоятельствах не вступай

в перебранку в общественном месте»

Памятка "Правила поведения на улице"

Окольными путями, обходя Южу по широкой дуге, я выбрался к договоренному месту. Жрать хотелось неимоверно, но показываться в городе было опасно. Как сообщил отчим, сейчас милиция шерстила всех подряд. Проверяли в основном пацанов нашего возраста.

Ещё бы – столько смертей в один вечер!

Десять молодых человек уже не увидели рассвета. И среди них Серёга! Мой друг, который в моем прошлом относительно спокойно дожил до пятидесятилетнего юбилея, нянчил внуков и обожал рыбалку.

Я даже вспомнил случай, когда пришел к нему поудить, а он что-то замешкался и обещал быть позже. У нас с Серёгой даже было своё место для рыбалки – лично помогал ему делать мостки, где могли спокойно усесться два человека. Два умудренных жизнью человека могли спокойно половить рыбку, раздавить бутылочку и поговорить о том, о сем.

Но если кто наше место занимал, то мы не прогоняли – переходили на другой мостик. И вот в тот раз так получилось, что наш мостик занял молодой человек. Раскинулся так, чтобы каждому встречному-поперечному был ясно – тут есть место только для одного.

Поставил кресло, расставил удочки, снасти разложил так, чтобы никто другой не подсел… В общем, по рыбацким меркам повел себя по-козлиному. Я на это только усмехнулся. Вот Серёга появится, он ему объяснит, что так делать не нужно. Серёга не любил, когда поступают не по справедливости.

Ну что же, я закинул удочку неподалёку. Приготовился ждать концерта. Вскоре показался и Серёга. Он кивнул парочке знакомых, увидел меня и неспешно двинул. Проходя мимо своего мостика, он задержался. Посмотрел хмуро на молодчика. Тот в ответ даже бровью не повел. Серёга тактично покашлял. Молодчик снова хер забил.

– Ну что, сынок, клюёть? Али как? – нарочно врубил «деревенского» Серёга.

Молодой человек обернулся на него, но промолчал. Двое или трое рыбаков улыбнулись. Они были местными и порядки знали, а этот молодчик вряд ли был в курсе местных правил.

– Я тута с краешку кости брошу? Не потесню, навернысь? – продолжал валять Ваньку Серёга.

– Слышь, деда, тут одному места тока-тока. Ну че тебе – берега мало? Вишь, я и так не всё достал, не всё разложил. Прям впритык примостился.

Нормально там было места. Мы же под себя делали – с душой, стало быть. А то, что молодчик таким борзым оказался, ну так это поправимо. Вот и Серёга так же решил. Он хмыкнул, почесал уже седую голову и проговорил:

– Ну раз ужо не поместимся, тадысь… это… уё..вай, сынок!

– Чо-о-о-о? С какого это? Ты чего, дед?

– А ни х.. и лука мешок. Это мой мостик. Я его делал, и я на него буду жопу усаживать. Давай-давай, уё..вай! Мужики, подтвердите, что это мой мостик.

Остальные рыбаки покивали:

– Да-да, это Степаныча мостик. Он сам с Лосем его делал. Лось, подтверди.

– Подтверждаю, – сказал я. – Лично этими вот руками и делали. Так что уважь просьбу старика, пацан.

Молодой человек тогда подобрал пожитки, подвинулся, освободил место и пробурчал:

– Ну, раз так, тогда без базара. Сразу бы сказал, деда, чего накаляться-то?

– Не, ты не понял меня, чудак человек. Я тебе ещё раз повторю – сбирайся и уе..вай. Нам с тобой теперь везде тесно будет.

Тому пришлось собраться и убраться восвояси. Больше я этого молодчика на нашем месте не видел.

Но это было в моём времени, а сейчас… Сейчас Серёга лежит в морге и всё! Не будет никакого мостка. Не будет никаких Серёгиных внуков, никаких сыновей… Ничего…

Я вздохнул и поджал губы. Конечно, грыз внутри червяк, размером с питона, но в то же время понимал, что всё только начинается. И что Серёгина смерть не должна оказаться напрасной.

Вот ещё смерть того пацана, которого нашли неподалеку от Серёги… Неужели это от моего удара он так неудачно упал? Неужели Колесо тоже нашел свою смерть рядом с тем, с кем не поделили девчонку?

Как же всё глупо получилось. Глупо, бездарно и кроваво! Ведь нам нечего было делить, кроме асфальта, а получилось так, словно боролись за свободу, веру, надежду и любовь. И ведь действительно искренне ненавидели друг друга только потому, что противник родился не в том месте и не в то время.

Жестокое время. Время ненависти, разочарования и страха.

Понемногу солнце начало клониться к закату. Подходил договоренный час. Машины изредка проезжали по дороге. Я ждал малиновую «копейку». Чтобы хоть как-то усмирить вой в желудке, я совершил небольшой набег на огород по соседству. Тихо натырил клубники, набрал немного вишни, а также спер два огурца. Получилось утащить ещё три пустых мешка. Они могут здорово пригодиться.

Да, улов небольшой, но обносить огород ещё на большее количество съестного не поднялась рука. Было стыдно, но когда кишка кишке бьёт по башке, то тут уже не до сантиментов.

Съестные припасы уже подошли к концу, когда возле знака «Южа» остановилась та самая долгожданная машина. Я высунулся из кустов, осмотрелся и короткими перебежками добрался до автомобиля.

Дядя Коля Семягин открыл заднюю дверь, и я ужом ввинтился на задние кресла. Машина тут же тронулась с места. Как будто водитель что-то вспомнил, остановился, а потом поехал дальше. Моего броска никто не заметил. Да никто на нас и не смотрел – никого на дороге не было, а всяких насекомых и прочую живность я не имел в виду.

– Здорово, Сашка, – буркнул он. – Куда тебя закинуть?

– Дядь Коль, здрасте. Мне надо до Юрьев-Польского добраться…

– Ого, это вона куда, – присвистнул дядя Коля Семягин по кличке Семяга. – Затаиться хочешь? Или куда к родным податься?

– Нет, дядя Коля… Есть там одно местечко, которое мне нужно. Да и ты в обиде не останешься, если поможешь.

– Да уж какие обиды, Санька. Я же всё понимаю, сам молодым был. Сам глупости всякие совершал. Конечно, знатную бучу вы замутили этой ночью. ПолЮжи на уши поставили. Возле морга матери на себе волосы рвут. Менты даже из Иванова приехали, трясут всех подряд. Может и посты на дороге будут, так что тебе лучше дерюжкой накрыться и не отсвечивать.

– Как скажешь, дядь Коль. Если что – только маякни.

– Обязательно. А что у вас там было-то? А то слухи всякие-разные ходят. Гурыля с его дружками в «обезьяннике» маринуют. Из Серовских тоже нахватали. Говорят, что у вас там чуть ли не война была…

– Не, дядь Коль. Какая война… Это у Серовских власть меняется. Лимон захотел во главе встать и завалил Левона. А на наших всё решил скинуть. Одним ударом Серовку под себя подмял и Вокзальные потрепать удумал.

– Дык это, ментам надо сказать об этом! – дядя Коля даже повернулся ко мне, отвлекшись от дороги.

– Ага, да только кто мне поверит? Скорее решат, что я своих выгораживаю, а на Серковских гоню.

– Но как же? А друган твой, Серёга… Он чо, неотомщенный будет в могиле гнить?

– Всё будет, дядя Коля, – буркнул я в ответ сквозь зубы. – И за Серёгу отомщу и родных в обиду не дам.

– Да? Вот прямо сейчас отца напоминаешь. Вовка такой же был… – сказал дядя Коля. – Всегда за своих готов был хоть в петлю залезть.

– Знаю, дядь Коль, – вздохнул я.

Ещё бы не знать. Про то, как отец заступился за соседскую девчонку, ходили легенды. Возле кинотеатра тогда трое подвыпивших мужиков начали оказывать знаки внимания малолетке, а отец оказался поблизости. Сила убеждения не помогла и началась драка. В этой драке отца и пырнули ножом. До больницы не довезли. Всем троим дали по новому сроку, но отца уже было не вернуть…

– А что тебе в том Юрьев-Польском-то уперлось? – спросил Семяга, чтобы перевести тему разговора.

– За кладом поедем, дядь Коль. Знаю я, где мульён схоронен. Вот и заберем эти деньги, пока они в бумажки не превратились.

– Чего-о-о? – он снова повернулся и посмотрел на меня. – Пи..ишь или придуриваешься?

– Ни то, ни другое. Я в самом деле знаю, где партийные бонзы деньги спрятали. Дядь Коль, если довезешь до места, то и тебе обломится по самое не балуй!

– Да ну тебя, Сашка. Врешь ты поди. Или по башке получил так, что шарики за ролики заехали.

– Я бы побожился, да вот только Бога-то по коммунистической идеологии нет.

– По коммунистической идеологии даже Америка загнивает. Вот только что-то никак всё не сгниёт, проклятущая.

– Дядь Коль, скажу тебе больше – американцы в ближайшем будущем даже нас одолеют. Не зря же они Меченого пропихнули.

– Чего-о-о? Да ты чего такое говоришь-то? Горбачев же Перестройку затеял! Мы скоро как в Америке жить будем!

– Дядь Коль, вранье это всё. Советскому человеку столько лет втирали, что всё, что говорят в телеке или пишут в газетах – правда, что злые силы воспользуются этим и перевернут всё с ног на голову.

– Да чего бы ты понимал, – хмыкнул Семяга. – Мал ещё и глуп…

– Ага, и не видал больших залуп, – буркнул я в ответ. – Да вот нет, дядя Коля, не будет ничего из того, что нам говорят по телевизору. А будет нищета, смерть и пьянство. Повальное пьянство…

– Повальное пьянство? Ещё бы, после «сухого закона»…

– А что после сухого закона? После него только одни плюсы для народа. Да, кто-то пострадал, но в целом всё для СССР пошло на лад.

– Да какой лад, Санька? Одеколоны бухали, самопляс варили. Коктейль «Три пшика» слыхал? Это когда в пивную кружку три раза пшикали «Дихлофосом»… Да, страшная вещь… И ты про пьянство говоришь! Санька, да при этом сухом законе людей умерло больше, чем при пьяном веселии…

– Дядь Коль, это всё гон. Это спецом нагоняют чушь, чтобы верили, будто без алкашки нам не прожить. А на самом деле всё не так! На самом деле стали меньше бухать и больше зарабатывать. Ведь если нашему народу всё разрешить, то он сам себя от вольницы задушит…

– Сашка, вот в тебе этот играет… как его… Юношеский максимализьм! Вот! Поживешь с моё и будешь смотреть на всё по-другому.

Я вовремя спохватился, что для Семяги я сейчас вовсе не пожилой учитель физкультуры, а молодой пацан, который даже за женскую грудь ещё не держался. И такого щегла взрослому слушать – себя не уважать.

Послушал бы я молодого пацана, будь сам не месте Семяги? Вряд ли. Это всё закладывается в мозгу отношением. Если взрослый, значит умный. А если молодой, то тупарь тупарем. Разница поколений сказывается. Ещё Сократ говорил: «Наша молодёжь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков…»

– Может быть ты и прав, дядь Коль. Ты же старый, ты же пожил…

– Ну да, я х.. на всё положил! – усмехнулся Семяга, а потом посерьезнел. – Менты впереди. Ныряй под рогожку! Мляяяя, ещё и жезлом махнули…