Читать книгу: «Абдул Аль-Хазред или скиталец пустошей Багдада», страница 2

Я очнулся и метнулся

Не обдумав резвый шаг…

Окончательно проснулся,

Понял, что к чему, да как…

***

Где юности пропавшей огонек?

Куда ушел он, где теперь?

Его унес времен поток,

Туда, где жизнь презрела смерть,

Где тихой поступью идет

Судьба холодным ручейком.

Где суета несчастных дней

Искру затушит и зальет,

Что ветер в мысли занесет.

Тебе не вспомнится о ней…

О юности забытых лет.

Холодная вода ручья

На смерть былое обрекает.

Поэтому, мои друзья,

Я детство в мыслях сохраняю.

Но, где же юности погасший огонек?

Куда в ветрах он улетел?

И в памяти остался только уголек,

Который я дыханием согрел,

И, от забвения все ж не уберег…

Разжечь в сознании снова не сумел.

Печально это, но скажи:

Что свято для твоей души?

Любовь, богатство, пьянство, честь,

Стремление к славе… Ну, ответь.

Что ценно для тебя, что мило?

Что дарит пламени огарка силу?

Ты не ответишь… Правда ведь?..

Продолжишь на меня смотреть…

Глава 4. Багдад

Опять я тут… Опять Багдад…

Со множеством пустых дворов.

Чинил он много мне преград

Еще до давящих оков.

Сияние солнца в ясный день

В сознании моем держало

Какую – то чумную трель,

Кусавшую нервишки жалом.

Мне опротивел этот дом

И нету хуже тех причуд,

Что вечности родной закон,

Безбожного шайтана труд.

А люди здешние глупы -

Султана чтя Коран забыли,

Ведь хуже здешней нет судьбы:

Глотать клубы подножной пыли,

Идущей вверх из – под копыт

Задохшейся усталой клячи,

И был бы труп ее зарыт,

Но получается иначе.

Мы плачем, лошадь, по тебе!

Но дело правое верней:

Не погребем тебя в земле…

Ты много принесешь смертей.

А люди верят, как же быть?

Ты благородна и чиста!

Нельзя тебя вот так забыть

Без силы воли и труда.

Глупа толпа и безутешна,

Страдает очень, да молчит.

Но вдруг один найдется грешный

И прозовут его – бандит,

За то, что он презрел устои,

Бои кровавые ведя.

И терпит муки тяжкой боли-

Ведь то его уже судьба!

Лавочки вот тут, торговцы,

Так лукавы и скупы,

На вид они, как будто овцы -

Все повадки их глупы;

Дело здесь давно пустили -

Одурманили народ…

И, обманывая жили,

Без проблем и без хлопот.

Тут прилавки в изобилие

Под навесами теснятся,

Надо приложить усилия,

Чтоб через толпу прорваться.

Дом богатый торгаша

Прохожу с укором глядя,

Легким шагом, не спеша.

Вот они: "большие братья",

И богаты, и чисты,

Не голодны и одеты

Ярче золотой звезды,

Небо праведного дети.

Бесконечно я шатался

По Багдаду, но пришел

В садик малый и остался,

Успокоив томный взор.

Голубка- маленький скиталец

По площади один бродил,

То на колонны забирался,

По краешку совсем ходил,

To у фонтанчика топтался,

Водичку ключевую пил,

Под кроны листьев забирался;

Забавный очень голубь был.

Толпа детей не замечая

Голубки маленького шла,

Куда – то мимо, в арки улиц,

Где ждали их свои дела;

Фонтан, разбрызгивая воду,

Соленый привкус привносил

В сухого дня застойный воздух

Да площадь невзначай кропил.

Под яблоней, укутав в рясе

Измученное тело спал

Наш спутник, все отбросив страсти,

Во снах давно уже летал.

Он от дороги отдыхал

В траве густой найдя приют,

Собой доволен, счастью рад,

Что не отыщут его тут,

И никогда и ни за что

Вовек в Багдаде не найдут…

И не узнают в нем лицо,

Что было предано суду.

Голубка, рядом проходя,

На ветку яблони взлетел,

Устав гулять в округе зря

Без надобности и без дел.

Упало перышко с него,

Коснувшись пальцев на руке

И вор оставил тут же сон

Встревоженный в своей душе.

Манили запахи весны,

Душистых зарослей акаций,

Сияния света от воды

Мерцанием ярких звезд казались.

Безлюдна площадь в будний день,

Шагов людей почти не слышно,

Толпа растаяла детей,

Ушли они куда – то быстро.

И ветерок убавил силу

Теплом наполнившись сполна,

Наш спутник выйдя на равнину,

Почуял, как цветет весна.

Ромашек он увидел луг,

Бескрайние травы поля.

Синица радовала слух

Мелодию свою треща.

Казалось пение ее

Намного лучше соловья.

Вся эта милая картина

Недалеко от стен была,

Лишь за ворота путник вышел

Она впилась в его глаза.

Багдад казался крепким замком,

Смотрящим грозно за людьми,

За племенем их бренным, жалким,

Держа ворота взаперти;

Скиталец обернулся: "Как?!

Как может человек тут жить?!

Я был в тюрьме и все же знаю,

Как душу станет здесь душить

Немая боль от этих зданий,

Поработив любую прыть.

Лишь сделать что – то попытайся -

Тебя заставят смирным быть…

Не люди даже, изваяния…

Не видеть их бы, да забыть…

Не в этой жизни, так в другой…

Вернусь я лучше уж домой."

Багдадский вор спустился с тропки,

Перешагнув косой ручей;

Все звуки разом тут же смолкли,

Растаяла синицы трель.

"От дома я не далеко,

Недолго мне идти осталось.

Еще немного, я смогу

Преодолеть в себе усталость.

Родные братья, папа, мама,

Мы вместе скоро сможем быть,

Я возвращаюсь, обещая

Корана строки свято чтить.

Молю, душою заклинаю!

Не отвергайте вы меня!"

И подходя к родному краю

Иссякли путника слова.

Он резво выскочил на горку,

Затем на миг чуть оробел.

Знакомую увидел тропку,

В сомненьях мучаясь смотрел.

"А стоит ли домой вернуться,

Ведь столько лет уже прошло?" -

Рукою он щеки коснулся-

"Узнать лицо не так легко…

Во шрамах все оно, избито,

Бинтами перемотан нос…

И тело язвами покрыто,

Воняет скверно, как навоз.

Я не бунтарь теперь, не вор,

Не забияка, не задира.

Так почему же все ж во двор

Ступить мешает чья – то сила?"

Лишь к вечеру, когда смеркалось,

Ушло сомнение казалось.

Вчерашний узник по дороге

Пошел, исполненный тревоги

Через дома того села,

Где юность вся его прошла.

Но вот не знаю, почему

Никто не встретился ему.

Не вошедшее. Багдад. Месть.

"Эй, смотри кто там идет!

Это бывший страж ворот!

Он нору мою стерег

На протяжении долгих лет!"

Вор багдадский уж без сил

Тихим голосом гласил.

"Вот судьба, мне повезло!

И сейчас я отыграюсь,

За его лихое зло".

Шепот шел. Вокруг смеркалось.

Ну а ворон лишь молчал,

Бездумно глядя в землю.

Он Абдуле совет не дал,

Отдав дела течению…

А день меж тем угас совсем,

Уж вечера заря восстала,

На фоне зарева у стен

Лишь мошкара одна летала.

Жар, поднимаясь над землей

Заката блики искажал.

Казалось будто бы огнем

Весь мирный город полыхал.

Трава дрожала под ветрами

Устало редкими кустами,

Виднелись мотыльки уже

У башен стражи над кострами.

Умолкли трели саранчи;

Затих торговцев местных гомон,

И более не шли торги,

Рабочий день для них окончен.

У окружных домов из окон

Незапертых пока ставнями,

Летел наружу свет свечей

И яркой масляной лампады.

Светило больше все скрывалось

За черноту полей клонясь.

Вот ночь совсем почти настала.

И тень ее уж поднялась,

Хоть времени казалось мало.

Багдадский вор по следу шел,

Желая злыдня в час поймать.

Он осторожно следом брел

Вослед ему стремясь шагать.

Мелькали улицы, дворы,

Сменяться местность быстро стала.

Но от людских коварных глаз

Уйти пока не получалось.

То тут, то там, вблизи, вдали,

Размытые мелькали лица.

Нельзя сказать кто там стоит:

Торговец ли, солдат, убийца…

Возможно то – ночной патруль,

А может лишь простые люди

Ходили в темной черноте

Шатаясь тут по всей округе.

"В Багдаде тихо, спите все!"

Галдел дозорный-часовой.

Подобны те слова грозе

Повсюду двигались за мной.

"Густая борода да шрам под глазом!" -

У стража на лице предстали во бреду.

Когда был узником Абдул

В сыром мучительном аду

Он – то клеймо запомнил точно

"Cейчас порву тебя на клочья.

Хоть ангелу поклялся я исправиться душой

Но разум помнит сильных рук ухват.

Сегодня ты умрешь и этому я рад.

Тогда ты был надзорным стражем

И состоял в отряде ратном даже

С мечом и плеткой щеголял

Виновных бил и истязал.

Теперь же старым вовсе стал.

Сейчас уж глядя без труда

Ты схожий более с собакой,

Выгнанной вон со двора!..

Вот в жизни иногда случится:

Выходит на свободу,

Кто был в сырой темнице,

А тот, кто руку набивал на грешных,

Сейчас и званий не достоин прежних.

"Я змей. Я волк. Я – смерть твоя.

И говорю – то не тая.

Но ангел мне дает подарок

И для меня он очень сладок!

Ведь боль щемит еще в душе,

Царапаются кошки тяжко,

Скребутся лапами извне,

И завывают томно и протяжно."

Трущобы вмиг дома сменили.

В округе тихо стало.

И вот мы в темноту ступили:

Во страхе сердце мигом сжало.

***

Усталый старый воин

Был весьма спокоен

Войдя в свои покои,

Казалось всем доволен.

Входную дверь закрыв

Ведущую во двор.

Зажег свечу он на окне

И сел поесть за стол.

"Хоть скуден пир для живота

В темницу ты не брошен…

И знаешь верно неспроста,

Что я терпеть был должен.

Лишения какие мне выпали на долю…

Поешь и спать ложись-ка, мразь, -

Я все тебе припомню"…

За домом у окна таясь

Багдадский вор момента ждал,

Когда бы выгодней напасть.

И просидел так где – то с час.

В безлюдье виделись огни,

Казалось бесы и прыгать стали.

Беззвучно двигались они

И стену пыли поднимали;

Но то лишь чудилось глазам,

Любившим солнца свет дневной.

Взгляд к ночи мерно привыкал,

Мирясь со здешней тьмой густой.

Тянулось время, отмеряя

Последние шаги до жизни края,

Того кто был уже не воин,

А лишь старик в годах преклонных.

Но тем не менее когда – то

Он заключенных унижал,

Им нанося кнутом удары,

Безумный страх в сердца вселял.

Прошло с тех пор уж много лет.

Сказать точнее не могу

Уверенности нет…

Свеча погасла, гомон стих.

И зашагал в постель старик.

Мгновение еще прошло,

И вот уже в кровати спит.

Абдул достал кинжал кривой,

Проверил лезвие рукой,

Провел легко по стали вдоль

Порезав грубую ладонь.

Стук сердца в голове звучал,

А тьма ночи сознание поглотила.

Возник по всюду красный пар.

Проникла в голову дурная сила.

И, овладев душою зло,

К убийству разум унесло.

"Я ждал с тобою встречи долго…

Наверно даже век прошел,

Пока искал тебя я – волка

И вот ведь все – таки нашел.

Пришел желанный час расплаты;

Я отомщу! И месть моя

В душе огнем сияет злата

И злости нету той конца....

Ты будешь мертв, иль мир уж треснет,

Густая кровь прольется ниц,

И чувствами меня согреет-

В череде угрюмых лиц…"

Входную дверь ножом открыв,

Да так чтобы старик не слышал,

Абдул с намерением вошел:

Момента казни все же выждал…

Прокравшись мерными шагами,

Касаясь голыми ступнями

Жилища пола из песка,

Он разглядел в постелях ткани

Лежащую фигуру старика.

В руках невольно задрожал

Сжимаемый хваткою кинжал.

Но тут нарушился покой,

Пронзенный вражеской рукой

Упал убийца стол сломав

И распростершись на полу

Глаза закрыл и так лежал.

Старик всего лишь вел игру,

Про слежку за собой он знал.

Не обнаружив денежный подарок

В одежде мертвого скитальца,

Старик поднял свечи огарок

С надеждою ее разжечь,

Но не хотело – то даваться, -

В руках, запачканных в крови

Скользили сильно пальцы,

А может трения слабы

В попытке свет дождаться…

Истерся кремний может быть

От давности прошедших лет,

Иль стала темнота гасить

Искры рождающейся свет.

Седой служака у окна

В сиянии луны стоял

Присев над телом мертвеца

По – старчески совсем дышал;

Он разглядел во тьме лицо

Во шрамах, язве и проказе,

Но ничего не произнес

Платком накрыл его лишь сразу.

Где же я? Мне так легко!

В какой – то вязкой черноте

Мой дух не мертвый пребывает.

Мой ангел, вспомни о слуге,

К тебе я одному взываю!

Прошу единым вместе стать

И избежать большой потери,

Я не хочу один опять,

Чего – то ждать не знает цели…

Как будто бьется что – то там…

В покровах страшных мрачной тьмы....

То чувствую. Не зная сам,

Какие дальше будут сны.

Да не томи! Давай в огонь!

Чтоб черти бегали вокруг!

Повсюду грязь была и вонь

И множество кровавых мук!

И заносился трупных рой

Отведать ждавший тело мух!

Но почему то подо мной

Возникло много очень рук!

Гони мой дух из чрева в ад -

Как надоело крысой жить,

Несчастным телом ощущать

И страх, и боль, и их давить…

Хоть что – нибудь давай уже…

Не надо здесь меня держать.

Вот некто в темноте сказал

Приказ отдав: "Давай вставай!"

Вся покраснела тьма вокруг

И стал сильнее сердца стук;

"Вставай приказываю я!

Погибнуть – не твоя судьба!"

Мой ангел, ты тут рядом?

Абдул сказал ему в ответ -

"Долги мои не есть награда

Им прощения в мире нет.

Но если их отпустишь ты,

Тогда служить тебе продолжу,

Ведь все долги глазам видны.

Да облегчи мою ты ношу!

И дух верни… Избавь от мук…

Десятки, сотни странных рук

Схватили тысячами пальцев,

Сдавив железной хваткой пут

И потащили вдаль скитальца.

Тянули будто по земле

Не мертвый дух увядшей плоти.

Но все казалось, как во сне…

Горело чувство ярой злости.

Вершины сосен в сером свете

Не ярко освещал туман,

Идущий в угнетенном месте

Из выкопанных кем – то ям,

Наполненных водой до края.

Кора деревьев замерзая

Местами кое – где трещала

О чем – то будто умоляя.

Скрипели мощные стволы

От холода туманной тьмы.

Несло все дальше вора душу…

Увидел он в гробу себя.

В седую превратившись тучу

Над ним ударила гроза,

И свет вокруг все осветил.

И вдруг Абдул глаза открыл!…

Рука крепка, удар велик,

И заостренный нож ложиться

На тело мягкое. Старик

Не станет более молиться,

Не станет более дышать

И жизнью отравлять округу.

А дальше что? Бежать, бежать.

Покинуть главное – лачугу!

Как жаль, но жизнь не удалась.

Нельзя начать свой путь сначала.

Сидел Абдул во тьме склонясь.

Об этом сожаления мало.

И даже небесам печально.

Они глядят гнетущей тьмой

Безглазой яростью слепой

С укором едким на живых,

Мечтая наказать всех их

За все содеянное ими,

За все грехи, за все долги,

За то, что в гневе совершили

Дела дурные для души.

Глава 5. Родное село

Свет из окна родного дома

Напомнит о прошедших днях,

О юности, давно знакомой,

Вернется память мне в псалмах,

В веселых песнях детворы,

Играющей в дворе соседнем,

И в треске ранней саранчи,

И в шорохе листвы деревьев…

В закате летнем, душном зное…

Души немыслимом покое…

В белесых солнечных лучах,

Играющих в морских волнах.

Прелестных бабочек красивых

Мой взор заметит и порывы

Души, задавленной стенами,

Нарушат все мирские планы.

Я вновь бегу, как молодой,

Не зная устали большой.

В траве мелькают только ноги

Росой холодною искрясь.

"Я на свободе! Знаете, боги!

Святых я восхваляю вас!"

Кричал слова те вновь и вновь,

Ведь жизнь моя чего то значит,

Кипела в жилах моих кровь.

Я обезумел от удачи!

Вот снова здесь: привет скажу,-

Местам оставленным давно.

Но нет друзей, как не гляжу

В селе забытом, как на зло.

Мой дом… Вот он… Даю поклон…

О, боги, как волнуюсь я!

Быть может все же это сон?

Кружиться сильно голова.

И у двери родного дома

Стою теперь в сердцах робея,

Но страхи в мыслях пересилю

И отопру тугие двери.

Внутри старик впотьмах один

В кровати лежа видит сны.

"Ты ли это, гордый сын?

Заходи и дверь закрой…

Заходи, мое дитя, -

Холод вьется за тобой

Дверь хотя и заперта.

Расскажи, что после стало

За стенами пребольшими,

Верно тело так стенало,

От того, что сильно били?

Кровью может истекало?…"

"Для чего зубами злыми

Рвете в клочья душу мне?

Я страдал и муки были:

Били сильно в той тюрьме".

"Ты никчемный младший сын…

И в кого такое буйство?

На тебе сомкнулся клин -

Принял ты воров искусство…

Ты ничтожество, дитя,

Сколько б не жил ты на свете -

Лучше будет без тебя…" -

"Я неплох, уж мне поверьте.

Ангел мне приснился в ночь

И отвел оковы смерти.

Хоть давили плоть силки

И сжимало горло тяжко,

Знал я наперед – долги

Все простятся мне однажды.

Погляди, – какая ряса

И красива, и чиста,

И как раз по мне пришлася,

В знак подарена была

Обещания Вечной клятвы,

Заключенной мной тогда:

В дни благие, что так святы

С той поры уж для меня.

Я до солнца полетел,

Сбросив цепи, устремился

К далям бесконечных тел

И они открыли лица

Да бы я на них глядел

И от скверны отдалился".

Но отец лежал не глядя

И как будто бы не слыша

"Байки все, одна баллада,

Занята тобою ниша,

Что к подножью уходит

Пропасти бездонной ямы.

На тебе и так видны

Все преступные изъяны:

Раны, синяки и шрамы…

Нанесенные удары....

Видел я тебя во сне -

Ты лежал на дне канавы

В мертвом свете при луне.

Рядом колосились травы,

Море золотое ржи -

Уходило в даль к обрыву,

А в тиши лесной глуши,-

Равный властному призыву,

Ветер тоненький стонал,

Будто бы шамана голос;

И в густой листве шуршал

Необычный черной полоз.

Он добычу не искал, -

Устремлялся к мертвечине,

В место то, где ты лежал

По какой – то знать причине…"

И отец на том умолк

Прекратив бредовый толк.

Выл протяжно, где – то волк -

Был на то наверно повод,

А скорее всего голод…

Небо затянули тучи

Едким дымом серой мглы,

Протянувшись словно кручи

Догоревшей в пыль зори.

"Ах, отец, на мне вина…

Даже может не одна.

Грешен… Грешен только я!

Такова моя судьба!…

Но скажи и не томи…

На мольбы прошу ответь:

Мама ждет меня и впредь?

Где, родная? Где же ты?"

"Не кричи и не зови

Нету более ее…

Умерла она давно

Расплатившись по крови

За безумие твое…" -

Замерло буквально все

В теле тощем Абдуллы.

Били строки этих фраз

Круче острия стрелы. -

"И к могиле, ты сейчас,

Если хочешь, то пройди.

Там лежит она, за домом.

Выйдя двери притвори."

Под глухим ночи покровом

Плохо виделась тропа

И могилу отыскать

Смог Абдул не без труда.

Вор Багдадский стал роптать…

И над нею он склонился,

Слезы только не пролил,

А протяжно лишь молился

Да страдая в муках выл.

"Больше ты не сможешь плакать,

Не старайся, все за зря," -

Ворон начал песню каркать

Перья крыльев теребя, -

"И за смерть не кайся ты -

Мать мертва уже твоя."

"Знаю это! Понял я!

Да к куда же мне идти,

Если должен с этих пор

Жить по правому пути:

Если я уже не вор?

Дураку мне объясни!"

Ждал с надеждою Абдул

Уголечек в сердце грея, -

Ветер лишь слегка задул

Выдавая свисты – трели.

"Ты пойдешь к арабам в степь,

Собирать страницы книги," -

Ворон кротко начал петь, -

"Что б мы знания сохранили!

Видел я и знаю все:

Что в селе произошло,

Мать твоя Аллаха чтила,

О тебе всегда молила;

И на мессы каждый день

В скромную мечеть ходила.

Я не знал, что б так когда – то

За ребенка мать молила.

Но несносное дитя

Сердцу почему – то мило,

Так бывает не всегда," -

Птица важно говорила, -

"А твоя ,видать, из тех,

Кто заветы чтет святые,

Принимая тяжкий грех,

Как и все ее родные.

Делит муки, горе, боль

Между ими и собой;

И какой бы ни была

Веры женщина, она

Любит сердцем и душой, -

От тебя того не скрою, -

Равно каждого ребенка

Словно робкая девчонка

Бережет, хранит, лелеет,

Искорку дыханием греет.

Бестолковое дитя

Не отпустит от себя,

Ведь оно душе милее…

Да какая б ни была

Женщина, старуха та!

И каким бы не был сын:

Праведник или бандит-

Мать всегда его хранит,

Мать всегда за ним следит,

Чтобы был одет и сыт;

Нету боли той страшней:

Смерть взирать своих детей!

Это помни. И всегда

Мать люби и чти отца,

Даже если много зла

Ссора ваша принесла.

И смотри в глаза, не бойся,

Прикоснись к родной душе,

Да при том и сам откройся,

Ведь вы вместе по судьбе.

Не глотай все без остатка,

А родителям оставь,

Если ту еду не жалко.

Знаешь сам ты эту явь.

Братья вышли в свет твои-

Даже впредь не вспоминай:

В край ушли другой они,

Чая там небесный рай.

Фу… Не думай ты о них-

Не страдай напрасно зря:

Мать твоя из четверых

Обожала лишь тебя!"

***

"Где она, куда ушла?

Или может быть земля

Поглотила навсегда

Плоть ее… Ответь же! Да?

Ангел, протяни мне кисть,

Помоги рабу, прошу…

То не может правдой быть!"

Стало все подобно сну;

Закрутились, завертелись

Миражи усталой ночи,

Ветер загудел сильнее

В зарослях дремучей рощи.

"Должен ты делами дать

Духу матери дышать.

Воскресить ее из мертвых,

Что б могла живою стать.

В силах Ангела благого

Из земли ее поднять.

Помяни мое слово.

Хватит уж сидеть, рыдать!

Поднимись в дорогу снова,

В тьму ночи и в путь опять!

Собирать страницы станешь,

Где туман кровавый встанет,

Там найдутся души тех,

Кто на верный путь наставит;

Поведу тебя я той,-

Не дорогой, но тропой,

По лесам, пустыням, лугам.

Весь к твоим я, брат, услугам."

***

В предрассветном уж багрянце

Путник вспомнил об отце,

О забытом всеми старце,

Что лежал один в избе.

Дверь открыл, ступив тихонько,

В темноте у столика,

Где стояла только койка,

Нашел Абдул покойника.

И, толкнул его легонько,-

Мертвого теперь отца.

Засучивши рукава

Без особого труда

Враз закрыл его глаза.

Но нечистое тут дело

Приключилось сразу вдруг:

Распахнулось деда веко

Не внимая силе рук.

Странник было стал опять

Пальцем веко закрывать,

Но проклятый старый глаз

Распахнулся в тот же раз.

И тогда почтенный сын

Воска от свечи налил

И закапал парафин

Глаз стеклянный ослепил.

"Не смотри с немым упреком -

Боли мне не причинишь,

Вырос я давно, признаюсь,

И теперь уж не малыш.

Что ты дышишь, что не дышишь-

Разницы особой нет.

Мать лишь взор мой кротко ищет,-

Я ушел… Давай, привет!"

И уйдя Абдул косился,

Оборачиваясь часто,

На забытый отчий дом,

И вздыхая лишь напрасно

По ушедшим детства дням,

Заключил он: "Значит ясно,

Воскрешу тебя я, мам…"

Глава 6. Странник. Сон

Прикорнул усталый путник

У обочины дороги;

Бывший исхудавший узник

Позабыв про все тревоги

В тень деревьев под листву

Лег, предавшись живо сну.

По утру не зная злобы

Без опаски и тревог

Шли с силками на работы

Не жалея рук и ног -

Люди разных положений

На базары, в мастерские

И в мечети для молений,

На посты сторожевые;

В общем поднялось село

И пошло в Багдада стены,

Не заметивши скитальца,

Словно были вправду слепы.

Только два отсталых старца

Засмотрелись на него,

Мимоходом чтя молитвы:

"Как несчастным нелегко…

Прокаженным и избитым

В грусти стонущим, забытым

Миром подлым и скупым…

И в отличии от них

Мы в уюте дома спим," -

Так твердили старики

Горько сетуя в печали

И доставши из сумы

Мясо, что с собою брали,

Положили к изголовью

Спавшего там Абдулы,

С той заботой и любовью,

Что родные лишь могли.

А затем тихонько дальше

По делам своим пошли.

"Люди были лучше раньше,

Не бросали братьев павших

И убитых, до земли

На руках своих несли.

Прежде люди лучше были

И надежней и честней.

А теперь уже забыли

Про устои прошлых дней…" -

Черный ворон горевал

Провожая в путь – дорогу

Добрых старцев. Он не знал

Про несчастную тревогу.

Абдулле во сне явились

Виды ада, там кружились

Орды демонов, они

Души грешников несли

На съедение сатаны;

Чтоб истлели до золы

Их тела и чтоб сыны

Были здесь погребены

В старом царстве грозной тьмы.

Там внизу у лавы выли

В копоти, дыму и пыли

Души проклятых во век.

"О, безумный человек!" -

Демон зарычал косой, -

"Люд, с нетленною душой,

Превознес пороки ты,

Встав совсем уж у черты,

За которую зайти

Побоялись даже мы!

Род пороками доволен,

Будто хлебец пересолен.

Я смотрю на вас, зверята,

Вы постигли блажь разврата,

И теперь уж, как когда – то,

Вам не станет небо радо!

Власть, пороки-все едино,

Честолюбие в сердцах

Души напрочь извратило.

Утешение в слезах

Не найдете и напрасно

Боретесь в морских сетях,

Ведь, когда уйдете, ясно…

Посмотри, дитя! Узри!

Ты со всеми будешь вскоре, -

Сорваны замки с двери,

Нет нужды уже в запоре, -

Вы в пути и по дороге

Той идете без труда,

Словно вольные потоки,

Воды чистого пруда.

И за это все накажут

Вас, никчемные скоты,

Горло петлями обвяжут

Руки самой черной тьмы". -

С этими словами демон

Воспарил и улетел.

А в болоте безызменном

Билась также куча тел.

Абдулла туда глядел,

Где смыкались две скалы:

"Вы свершили много дел

И достигли похвалы,

Замечательной награды:

Вас окутывают яды

Серы душной, красной лавы-

Вот венец печальной славы,

Что при жизни вы сыскали,

В мире том, где промышляли

Непотребными делами…

Я достиг предела, грани,

Но пока не рухнул вниз.

Ангел мне поможет в высь

Вознестись, я знаю сам, -

Ведь не даром поклоняюсь

Впредь великим небесам.

А за все грехи я каюсь,

Жертвою их стал я сам."

Так Абдул глядел с укором

На никчемный грязный люд,

Что вовек уже не сможет

Сбросить бремя тяжких пут.

Утро весело глядело

На усталые леса

И с зарей синица пела

Вылетая из гнезда,

Предвещая: день настанет,

Просыпаться всем пора.

Лучик радостно сияет

Пробиваясь сквозь туман,

Через горы и деревья,

Сквозь травы сплошной бурьян,

Свет несет он и тепло,

Согревает землю нашу.

Солнце ясное взошло,

Расплескав сияния чашу.

Пробудились все цветочки,

Стебельками поднялись,

Птицы после долгой ночки

Полетели стаей в высь.

Ручейки казалось тоже

Побежали побыстрей,

Вдоль печальной темной рощи

В тишь задумчивых теней.

Странник медленно проснулся,

По – турецки сел, нагнулся

И увидел: о, судьба -

На траве была еда!

Зашептал Абдул хвалы,

К небу вознеслась мольба,

Благодарности пути,

Что блага его судьба.

Глава 7. Луга

Где – то праведный мужчина

Помогает всем больным,

Будто часть большого клина

Подражает он святым;

Голодает, но не стонет -

Ровно тяготы несет.

Если даже горло сохнет -

Он другим воды нальет;

Забираясь по дороге,

В горку малую иль склон,

Будь малы они, высоки,

Стерпит все – ведь он силен.

Духом падшие на яства,

Искусители, злодеи,

Что творят одни лукавства,

Алчные, лихие змеи,

На него с укором глядя

Строят козни, дураки,

Понапрасну силу тратя

Копят лишь себе долги.

Метя словно на вершину,

Уходящих в небо скал,

За полой таит дубину

Стада подлого шакал.

Те, кто лучше и милее, -

Благородные мужи,

Духом тверже и мудрее,

Что смирили страсть души,

Неугодны миру злому,

Ведь живут не по тому

Всеединому закону, -

Пряча старую суму

Возвышают ту корону,

Что еще за сто веков

Возложил на древа крону, -

Старец сброшенных богов.

Где – то солнышко сияет,

Дарит лучики тепла,

И они во тьме играя

Слепят сонные глаза.

И от этого вздыхая

Путник только без конца

От сияния закрывает

Страшные черты лица.

Вдалеке цветет зарница,

Просыпаются поля,

Ранняя гогочет птица.

Зашумела конопля.

Ива клонится главою

У песчаных берегов,

Над чистейшею водою

У далеких, у прудов…

Мирно высятся деревья,

Молча стоя в тишине.

Слышно крики, ветра пенье,

Где – то на крутом холме.

И причуды не стирает

Здешний мир своей печалью:

Кажется еще – порхают

Грезы тонкой вуалью.

***

В бесконечной череде

Дней минувших и наставших,

Кланяясь своей звезде,

Думаю о братьях павших,

Те, кто веру защитили

И мечами и стрелой,

Явно смельчаками были, -

Им неведом страх земной;

За какие – то победы

Небо их пригрело там

И теперь они заветы

Сверху тихо шепчут нам.

Где – то говорят озера,

Быль веков передают

И неведомые споры

Меж собою все ведут.

Города большие зноем

Солнце щедро одаряет,

Это стало сущим горем -

Будто небо всех карает.

Из – за дюн не видно море,

Только скалы и пески.

Лишь ромашковое поле

Избавляет от тоски.

Хоть редки цветы и травы

На иссушенной земле

И царят крутые нравы

В столь запущенной среде,

Но она моя родная,

Я люблю ее до слез,

Не тая и не скрывая

Говорю о том всерьез.

Все луга, леса и степи

В сердце трепетно храню;

И моря, озера, реки

Даже малые ценю.

Невзирая на погоду, -

Дождь идет, иль зной стоит, -

Благодарен небосводу,

Благо им я не забыт.

Все соцветия лугов

Разум вдохновляют мой,

Овевают сто ветров

Мысли сладостной волной.

Чередой идут сезоны,

Год за годом, день за днем,

Думы только непреклонны

Рассуждают о своем.

Море дальнее, о, море,

Покажись во всей красе.

Предо мной явитесь, зори,

В шуме грома при грозе.

О, листва, шуми погромче,

Шелести, зеленый клен.

Если я открою очи -

Пропадет прекрасный сон!-

И поэтому звучите,

Да играйте для души!

При таком несчастном виде

Трели для меня важны!

Убаюкайте скитальца,

Пожалейте вы меня,

На чужбину я убрался,

Я – отшельник с сего дня!

Но слезу вы не найдете

На израненной щеке,

Ведь пока мой дух на взлете

Прибывает по весне.

Я спокойно отдыхаю

Лежа тихо на бугре,

Мирно время коротаю,

Глядя облачко в заре.

Потемнела мира чаша,

Заблестел злотистый край,

Удивительно украшен

Небосвода яркий рай, -

Будто пир явили боги

Перед смертными смеясь,

И в сердцах они жестоки:

Ведь судьба их удалась.

***

Засыпая на закате,

Погружаясь мирно в сон,

Я признаю: жизни ради

Всякий я стерплю закон.

Глава 8. Туман

Они живут под слоем пыли

И не глядят уже на свет, -

Глаза навек они закрыли, -

И там, где были их уж нет.

Не слышат люди стоны, зовы

Гудящие стенания струн

Через земли сырой покровы

Следя за сотней дальних лун.

Гудят следы давно погибших,

Хранят засохшие уста

Баллады чувствами отживших

И музыка друзей проста…

Их иногда глаза жестоки

Теперь печально плачут вдруг,

А реки в бурные чертоги

Их прямиком влекут на юг.

Где рай быть может или темень

Укутает тела и души,

А желтых трав увядших зелень

Навеки приютит заблудших.

Они все тут, в тумане сером.

Ты погляди: багрянец тот

Когда – то был душой и телом

Ну, а сейчас в тиши бредет.

И не найдешь лица в помине,

И не узнаешь в нем черты,

Но будешь кланяться святыне,

Не зная большей темноты.

Красоты тебе не надо,

Цвет тебе уже не мил!

Властна тень немого сада,

Где не жил ты и не был,

За руку тебя сжимает

И заведомо ведет -

Мимоходом обещая

Грани чистые высот.

***

Бурый он – туман умерших,

Горьковат слегка на вкус:

Душ уже давно истлевших, -

То есть грех и тяжкий груз.

И возница тянет гордо

Их большой, несчастный грех,

Лошади в упряжке морда

Вовсе не сулит успех

На задворках угнетенных

Мира адского, гнилого;

Души те на раскаленных

Угольках лежат без срока.

***

Стелется туман лукаво,

Выводя дурные лица.

И глядят они не здраво -

Плотью жаждут насладиться!

Ах, гордыня не смолкает:

Также путник все идет

И в тумане дым вдыхает

Без упреков и забот.

А багрянец – то лоснится,

Всеми красками пестря,

Будто ранняя зарница,

Цвета красного заря.

Но немы в округе тени,

Не забрать уже им душу;

Не поставить на колени

Свет кому уже не нужен,

Кто согреться не желает

У огня и у свечи,

Да опасности не знает

На окраине ночи…

Кто безумно наступает

На преграды острой шип,

И порыв души смиряет

Немотой холодных рыб.

Благо – свет уже мерцает,

Разгоняя дыма седь,

Больше смрад не так воняет,

Тлен не стал огнем гореть.

То ли день уже в округе

Начинает возвышаться

Унося с собою муки

Тенью кучевой багрянца,

То ли утро наступает,

Воздавая гимны свету

И унылый взор бросает

Молодому зною лета.

Непонятно то явление…

Неизвестности таят

Алой дымки появление

И царивший гнили смрад.

***

Роща высится, прилесье,

Молодой орешник тут,

В этом миловидном месте

Воскресил благой уют.

Почва кое – где мелькает

Золотой песок тесня,

Черноземы выступают

В лучиках красуясь дня.

Пару желудей собравши

Расколол их в миг Абдул:

"Ах, какой же я уставший,

Мне бы съесть печеных кур.

Блюду соус я б добавил

И поджарый хлеб себе

Непременно в рот отправил,

Воздавая дань крупе.

Голод правда очень страшен,

Кто бы, что ни говорил

Рядом жаль не видно пашен,

Я б и зерна проглотил."

***

Лес укутал покаянием

Путник лишь его настиг,

Тенью сказочным касанием

Успокоил сразу в миг.

Тихо стало, безмятежно,

Только листья шелестят

Упоительно и нежно,

Рощи мир покойный свят.

Забываться горе стало,

Все обиды и упреки,

Все, что путника терзало.

Страхи сделались далеки

В поднебесье улетев,

Даже мелкие пороки,

Путь грозой преодолев,

Разлетелись на осколки.

Замерло биение вдруг

Непокорного сердечка,

Прекратился вольный стук.

Под горой струилась речка

Темный огибая луг…

***

Искупавшись и умывшись,

Охладил бедняга душу.

Этот миг недолго длившись