Читать книгу: «Линия крови», страница 2

3. Знакомство

После ночи, проведенной у Димы, боль в животе утихла, но Ника знала, что скоро она вернется. Боль всегда возвращается. «Придешь сегодня?» – спросил Дима у порога, глядя на Нику без надежды, с предчувствием ответа. «Нет, – честно сказала она. – Дела вечером». «Завтра тоже дела?» – Он произнес это почти утвердительно. «Насчет завтра пока не знаю. Позвоню». – Она оставила ему надежду, справедливо решив, что так будет лучше, и он принял эту надежду из ее горько-сладких уст – что еще ему оставалось? Рано или поздно она придет. Он нужен ей, а она – ему.

В ее смартфоне – зашифрованный файл с детализацией звонков Логинова, а также данные о владелице «Крузера» с госномером А 666 ВА 77. Полина Бессонова, гражданка России двадцати восьми лет отроду, зарегистрирована в Центральном административном округе Москвы, у Чистых прудов. Хорошее место. Хорошая машина. Нехороший дом в Тарасовке?

Теперь у Ники Корневой тоже есть дом в Тарасовке. Вчера всё оформили. Хозяйка, тучная энергичная женщина, приехала через пять минут после звонка, с соседней улицы. Она тоже не поверила своему счастью, когда Ника, бегло осмотрев требующий ремонта домик, в комплекте с баней и уличным туалетом, подписала договор, внесла залог и плату за месяц. «Здесь жил мой папа, – сказала женщина. – Умер в августе. Умеете топить печку?» – «Нет. Научите?» В глазах хозяйки она увидела вопрос: «Тебе точно это нужно, милая? Зачем тебе сюда?» – но хозяйка промолчала. Тридцать тысяч в месяц на дороге не валяются. «Научу, – сказала женщина. – Если что, я рядом, звоните по любым вопросам».

Ударили по рукам. Вместе истопили печь. Потом хозяйка уехала, а Ника осталась одна в доме, со связкой ключей и обещанием приехать к Диме. Обещание она выполнила. Приехала. Совершила взаимовыгодный обмен. Теперь пора обратно в Тарасовку, в дачный домик с удобствами на улице, к излучине реки Клязьма, куда люди в черных пальто приезжают на машине с номером 666.

Боль в животе усиливается. Надо успокоиться, подумать о чем-то другом, не дразнить тех, что внутри, прожорливых тварей, требующих пищи. Ей нечего им дать. Пока нечего.

Переключимся на погоду.

Сегодня хорошая пасмурная погода. Солнца нет, но и дождя – тоже, ночью подморозило, а сейчас столбик термометра поднялся чуть выше нуля, и на том спасибо. На часах шестнадцать десять. День давно прошел апогей. Короткий осенний день. Скоро вечер. Потом длинная осенняя ночь. Она проведет эту ночь в Тарасовке, с пользой для дела, и удобства на улице ее не пугают. Ее вообще ничего не пугает.

Между тем боль в животе нарастает. Подступает чувство сродни сексуальному желанию, тяжелому, почти непреодолимому, нездоровому, – можно терпеть его какое-то время, но потом все равно сдаешься и делаешь как оно велит.

Вот и Тарасовка.

Навигатор ведет к местному продуктовому магазинчику. Ей много не надо – хлеб, воду, каких-нибудь овощей, чего-нибудь к чаю. Деревенская идиллия. Может, истопить баньку, позвать местных мужичков да гульнуть как следует?

Накатывая волной жара и боли снизу вверх, темное, тяжелое возбуждение, смешанное с иным темным желанием, не оставляет ей выбора. Почему бы и впрямь не истопить баньку?

Магазин соседствует с рынком, где есть всё: запчасти, стройматериалы, сантехника, велосипеды, – и выбор в нем невелик. Много алкоголя, мало еды. У стеллажа с огненной водой толкутся двое субъектов подозрительной, как принято говорить, наружности – не испитые, но спивающиеся, не старые, не молодые, с недобрыми мутными глазами – не те, с кем хочется встретиться в темной подворотне, когда рядом нет того, кто может тебя защитить.

«Будут цепляться, – решила Ника. – Что ж, значит, судьба такая».

Субъекты следили за ней не стесняясь, приклеившись к ней недобрыми глазами, – а она не смотрела на них, но чувствовала их.

Они вышли на улицу первыми. Она вышла через несколько минут после них, в ранние октябрьские сумерки, и не удивилась, увидев их.

Они ждали ее.

– Привет, красавица, – сказал один из них, закуривая. – Что-то я тебя здесь не видел. Не местная?

– Нет. – Ника заглянула в мутные липкие глаза. – Как тебя зовут?

– Жека.

– Жека, отойди, пожалуйста, дай пройти.

Она знала, что он не отойдет, и знала, что будет дальше, а он тоже думал, что знает, но на самом деле не знал.

– Поехали с нами, – сказал Жека. – Выпьем, пообщаемся. Мы поллитру взяли.

Он стоял перед ней и дышал на нее смесью перегара и вони гнилых зубов. Его товарищ стоял рядом, противно ухмыляясь, с сигаретой меж синих от наколок пальцев.

– Ребята, мне надо пройти к машине, – сказала Ника.

– Проход платный, – сказал Жека. – Платят там. – Он махнул головой в сторону ржавой «Газели».

– Сможешь взять плату-то? – спросила она.

– Хочешь проверить?

– Да.

– Идем.

Они пошли к «Газели»: Жека впереди, Ника за ним, товарищ Жеки – за Никой.

В таком порядке и залезли в «Газель».

– Будешь водку? – спросил Жека у Ники, расположившись на рваных сиденьях в торце «Газели». – Для расслабления.

– У меня мало времени, – сказала она. – Надевай.

Она бросила ему презерватив.

Глядя на нее снизу вверх удивленно и недоверчиво, Жека расстегнул свои джинсы не первой свежести, спустил их до колен, и Ника увидела, что он пока не готов брать плату.

– У тебя пять минут, – сказала она. – Потом сделка отменяется.

– Не так быстро, красавица, – товарищ Жеки тоже расстегнул джинсы. – Ртом поработай, язычком. Не гони лошадок, а?

Он качнул пенисом, от которого разило по-бомжатски.

– Мыться не пробовал? – спросила Ника.

– Пробовал. Снова чернею, – гоготнул товарищ Жеки.

– Тогда сам себя ублажи. Язычком. Или друг друга.

– Сука ты, – перекосило товарища Жеки. – Щас я тебя ублажу.

Он угрожающе надвинулся на Нику – как был, со спущенными ниже колен джинсами, – и запах грязного тела залепил ей ноздри, в то время как Жека тоже встал со своего места, тоже со спущенными джинсами, и надвинулся на нее с другой стороны.

В руке Жека держал нож-бабочку.

– Не дергайся, сучка, – сказал он. – Сама пришла – заднюю теперь включаешь? Не по-людски, да?

– Ладно, ребят, – сказала Ника. – Продолжим. – С этими словами она взяла товарища Жеки за член, спокойно, без выраженной брезгливости. – Так лучше?

– Нож убери, – сказала она Жеке.

Тот убрал нож.

– Так, сучка, да, – понравилось товарищу Жеки. – Давай, губками его теперь.

Это было последнее, что он успел сказать.

Сжав его орган, Ника ударила его головой в переносицу.

Потом она пнула Жеку между ног, а через секунду завернула ему руку за спину, и что-то хрустнуло в этой руке.

– А-а-а, падла! – взвыл Жека.

Его окровавленный товарищ бросился на Нику.

В следующее мгновение он увидел перед лицом нож с пятнадцатисантиметровым лезвием.

Чирк! – лезвие прошло по плечу, разрезав куртку, майку и кожу.

Крови стало еще больше.

Жека орал от боли. Потом стало больнее, когда Ника ударила его кулаком в кадык. Разинув рот, он кулем отлетел на задние сиденья, и там и остался, не в силах ни выдохнуть, ни вдохнуть.

Оттолкнув товарища Жеки, Ника выскочила из «Газели» и крикнула тем, кто внутри:

– Вылезете – убью! —

И задвинула ржавую дверь.

Бум!

Внутри орали, матерились, но дверь не открывали. Нож с пятнадцатисантиметровым лезвием был веским аргументом.

Через минуту Ника выехала со стоянки.

«Do what thou wilt shall be the whole of the Law».

Она сделала то, что следовало сделать.

Вспотевшая и возбужденная, грязная, но как бы очистившаяся, теперь она улыбалась дикой улыбкой и ехала прочь от того места, где ее прошлое вернулось в настоящее, чтобы она смогла его изменить. В Ангарске она не могла ничего изменить. Ее насиловали и били. Сегодня била она.

По телу проходили судороги – словно от тока или оргазма – и прогорклый мужской запах на ее коже, отвратительный, тошнотворный, был сейчас по-своему приятен. Так пахнет член насильника, который она могла бы отрезать одним движением, если бы захотела. Это вам за Ангарск. За боль на грязном бетонном полу. За демонов, с которыми я живу.

Боль ушла. Демоны получили свое.

Хорошо, когда нет боли. Боль помогает чувствовать себя по-настоящему живой и как бы сближает с реальностью, с твоим собственным телом, – но человеку свойственно стремление избавиться от боли. Никто не любит боль, но она нужна, чтобы знать, что такое отсутствие боли. Боль нужна, чтобы помнить, когда хочешь забыть.

Ника подъехала к дому.

«Крузер» с номером 666 стоял на прежнем месте, а рядом стоял черный седан «БМВ», тоже с тремя шестерками на номерном знаке. С деньгами у них все в порядке, такие машины и номера даром не дают.

К этому времени стемнело. Улица не освещалась, и окна домов по обе ее стороны желтели как редкие зубы в черной пасти чудовища. Погожим летним днем здесь мило и уютно, на улочке у излучины реки, с травкой и деревцами, с цветочками в палисадниках, но сейчас, в конце октября, холодным мокрым вечером, в преддверии ночи, без солнца и зелени, в чужом доме, – не уютно, а… тревожно? В доме пар изо рта. Пахнет нежилым. Пыльно. Не истопить ли печку? Может, и баньку? Почему бы и нет, пусть и без бонуса в виде местных мужичков. Мужички уже были, хватит на сегодня. Ей не требуются мужчины, чтобы закончить начатое.

Бум-бум-бум!

Стук в дверь.

Мгновенным движением выхватив нож из сумочки, она притихла и стала вслушиваться в тишину, с напряжением в мускулах и нервах. Она слушала с этой стороны, а кто-то слушал с другой.

Бум-бум-бум!

Снова постучали.

– Есть кто-нибудь живой? – раздался голос за дверью. – Соседи.

Сунув нож за ремень джинсов сзади, Ника открыла дверь.

За дверью стоял Николай Логинов. В черном пальто нараспашку, с зачесанными назад темными волосами, с вежливой прохладной полуулыбкой на губах. Не нужно было обладать каким-то особенным воображением, чтобы представить, как он убивает Олю.

Рядом с ним стояла темноволосая красивая женщина, та самая, тоже в черном пальто.

– Здравствуйте, – сказал Николай. – Мы соседи, через дом от вас. У вас не найдется бинта? Подруга сильно порезалась, а у нас даже аптечек в машинах нет.

– У меня есть, – сказала Ника.

Она взяла из сумочки бинт и гемостатический гель. Протянула женщине.

– Намажьте и забинтуйте, – сказала она.

Перехватив удивленный взгляд женщины в черном, она прибавила:

– У меня медленно сворачивается кровь, это моя аптечка, – сказала она.

Она не могла сказать им правду. Та, которая наносит себе порезы, пытаясь избавиться от боли иного рода, не может быть признана нормальной по среднестатистическим меркам.

Возможно, гостья почувствовала фальшь в ее легенде, увидела что-то своими темными цыганскими глазами в глубине ее глаз, под слоем лжи, на дне, – но Ника тут же отбросила эту мысль, на всякий случай. Какая разница?

– Полина, – представилась женщина. – Вы недавно тут? Здесь долго никто не жил.

– Вероника. Я вчера сняла этот дом, хочу пожить за городом. Тружусь на удаленке.

– Хотите к нам в гости? – спросила Полина. – Нужно налаживать соседские связи. У нас есть виски и много чего еще.

Логинов бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал.

– С удовольствием, – сказала Ника. – Она улыбнулась Логинову, но он не ответил на улыбку. – Спасибо за приглашение.

– Тогда идемте, – сказала Полина.

Они вышли на улицу. Улучив момент, Ника вынула нож из-за пояса и положила в сумочку.

Сзади послышался шум автомобиля.

Еще не обернувшись, Ника поняла, что это за машина. «Газель» Жеки и его немытого вонючего товарища.

Затормозив с противным скрипом в трех метрах от них, «Газель» слепила их желтым светом фар и гремела на всю округу через дыры в выхлопной системе. Потом водитель заглушил двигатель.

Из машины вышли старые знакомые Ники и еще двое новеньких. Жека подвесил сломанную руку на какой-то тряпке, перекинутой через шею, а нос его приятеля распух и под глазами расплылись синяки. В руках приятель держал монтировку. Новенькие были из тех же слоев общества, оба с ножами.

– Сучка, мы тебя нашли, – прошипел Жека. – Думала, просто так свалишь? Ты кто такая на хрен, а?

– А ты кто такой? – сказала спокойно Полина. – Похож на избитого мудака. Кто тебя так?

– Я, – сказала Ника.

Логинов и Полина смотрели на нее, а она смотрела на Жеку сотоварищи, которые двинулись к ним как четверка вооруженных зомби из фильма ужасов.

Логинов усмехнулся:

– Вас избила девушка, а вам все мало?

С этими словами он пошел навстречу четверке из «Газели».

Ника пошла следом.

Через два шага Логинов вынул из-под пальто пистолет и выстрелил в Жеку.

Попал в грудь.

Отлетев на пару метров, Жека упал на гравий и через несколько секунд, с задержкой, заорал во все горло, корчась как червяк, которого разрезали пополам.

– Это травмат, – сказал Логинов. – Но в доме есть ружье. Сходить за ним, или вы и так всё поняли?

Товарищи Жеки поняли. Атака зомби захлебнулась. Подхватив под мышки поверженного матерящегося приятеля, они вернулись в «Газель» и убрались восвояси задним ходом.

– Вероника, расскажешь, как всё было? – спросила Полина. – Я тоже так хочу.

Они пошли дальше.

– Запишись в секцию рукопашного боя и тренируйся каждый день в течение нескольких лет. Потом сможешь также.

– Должен быть стимул, – сказала Полина. – У тебя он, видимо, был.

– Да.

Больше Ника ничего не сказала.

Открыв чипом электрозамок на двери в высокой железной ограде, Логинов вошел внутрь, и Полина с Никой вошли следом.

– Добро пожаловать, – сказала Полина. – Тебе у нас понравится, мы с тобой одной крови.

4. Эд

В полумраке гостиной сидели кто где: на черном кожаном диване, в креслах, на полу, – и пили виски. Аромат спиртного смешивался с сигаретным дымом, от которого у Ники закружилась голова.

Увидев ее, присутствующие затихли и принялись рассматривать ее в пять пар глаз.

– Это Вероника, – сказала Полина. – Наша соседка. Никто не против, если она посидит с нами?

С дивана встал высокий худой мужчина лет тридцати, в черной майке, со светлыми волосами до плеч.

Ника смотрела не на его лицо, а на рисунок на майке.

Уникурсальная гексаграмма. Белое на черном.

Потом она посмотрела в его глаза. Холодные голубые глаза – она никогда не видела таких, только в кино и на снимках после фотошопа. Инопланетные какие-то. Кажется, они светятся в полумраке комнаты и просвечивают тебя своим голубым светом, гипнотизируя.

Он подошел ближе. Молча.

Молчали все, и Ника поняла, что он тут главный и все ждут его слова.

– Как тебя зовут? – спросил он.

У него был неожиданно приятный голос.

– Ника.

– Богиня победы?

– Не богиня, но люблю побеждать.

Стандартный вопрос – стандартный ответ.

Что дальше?

Голубоглазый продолжал всматриваться в нее с расстояния в полметра, испытывая ее этим взглядом.

– Сильная? – наконец спросил он.

– Есть стимул становиться сильнее.

Она почувствовала, что голубоглазому понравился ее ответ. Он кивнул.

– Она избила двоих мужиков, – вставила Полина. – Одному сломала руку, другому – нос.

– За что ты их так? – спросил голубоглазый.

– За дело.

– Эдвард. – Голубоглазый протянул ей руку. – Мне не сломаешь? – Он улыбнулся, слегка двинув губами.

Она пожала руку:

– Если не дашь повод.

– Добро пожаловать. Присаживайся. Можешь всегда уйти, если захочешь, но не думаю, что ты захочешь.

Эдвард вернулся на диван.

Ника присела на свободный стул неподалеку. Ей налили виски.

– Уже знакомы? – Эдвард показал на Логинова, как-то небрежно, как показалось Нике, неакцентированным взмахом руки. – Это Лог. Серьезный мужчина. Больше ничего не скажу.

– Полина не менее серьезная, – продолжил он.

– Это свойственно всем здесь собравшимся, – раздался женский голос. – Иначе нас здесь не было бы.

Женщина с волосами красного цвета, в черной кофте, смотрела на Нику без приязни, но и не враждебно. На дощатом полу перед ее креслом густели редкие крупные капли крови. Кровь проступила на кухонном полотенце, которым женщина обмотала руку, но она не обращала на это внимания – словно это была не ее рука.

– Юля, – сказал Эдвард, представляя ее. – Два года назад чуть не убила бывшего мужа в порядке самообороны. Оправдана судом. Я бы не взял ее замуж, на всякий случай.

По взгляду Эдварда и тону его голоса Ника поняла, что он спал с Юлей.

Юля усмехнулась.

– Давай забинтую, – сказала Ника. – У меня большой опыт.

Полина передала ей бинт и гель.

Не говоря ни слова, Юля сняла напитанное кровью полотенце, и Ника увидела, что на ее левом запястье вырезана гексаграмма. Что же еще? От души резали, жирно, глубоко, без отрыва ножа – на то она и уникурсальная: непрерывная линия, замкнутая в бесконечность. Задеты вены, много крови.

Юля следила за реакцией Ники. Спокойная реакция, даже слишком, – будто каждый день видит гексаграммы, вырезанные на руке.

– Пальцы сгибаются? – спросила Ника.

Юля согнула пальцы. Сухожилия целы.

– Как думаешь, останется шрам? – спросила Юля. – Хочу, чтоб остался. Мне нравится. Что для этого нужно?

– Это я на спор, – прибавила она. – Кое-кто не верил, что смогу.

Она смотрела на инфернальную брюнетку с крашеными волосами цвета вороньего крыла, с пирсингом в ушах, в носу и в нижней губе.

Брюнетка поджала губы – теперь, мол, верю, и что с того?

– Зачем тебе шрам? – спросила Ника. – Шрамы украшают только мужчин.

– У тебя тоже есть шрам. – Юля показала на шрам над левой бровью Ники. – Что случилось?

– Плохие люди.

– Они сделали тебя сильнее?

– Да.

– Что это за знак? – спросила Ника у Юли.

– Гексаграмма. Символ Телемы, мудрости. Слышала про Алистера Кроули?

Ника покачала головой: нет.

– Мы тебе расскажем, – сказала Юля. – И покажем.

Ника намазала гексаграмму гемостатическим гелем и забинтовала руку.

– Спасибо, – сказала Юля.

– Это Инга, – Эдвард показал на брюнетку с пирсингом. – Не подходи к ней близко – или трахнет, или укусит. Черная мамба.

Инга безразлично смотрела на Нику, сидя на подлокотнике кресла. Нике показалось, что это безразличие напускное, своего рода маска, под которой бог знает что творится.

– Привет, – сказала Ника.

– Хочешь подойти ближе? – спросила Инга.

Ника подошла.

Инга встала с подлокотника. Они были примерно одного роста. Их взгляды встретились в полумраке.

– Милая, зачем ты здесь? – спросила Инга, и от нее пахнуло алкоголем.

– Меня пригласила Полина.

– Ты чужая, я вижу это. Еще раз спрашиваю – зачем ты здесь?

– А ты? – Ника вернула ей вопрос, выдерживая взгляд черных глаз и думая о том, не умеет ли Инга читать мысли.

– Я часть общего, а ты инородное тело. Уходи.

– А то укусишь? – Ника улыбнулась. – Зубы крепкие?

Она сделала глоток виски.

– Достаточно крепкие. – Инга обнажила два ряда ровных белых зубов. – Хочешь проверить?

– Да.

Озадаченная ответом, Инга не нашла что сказать, а Ника, развернувшись к ней спиной, прошла на свое место и села на стул.

Эдвард молча и не без удовольствия наблюдал за сценкой.

– Билли. – Он перешел к следующему участнику. – Эгоист и человеконенавистник.

Ника смотрела на Билли. Обладатель нелестной характеристики, с художественно всклокоченными обесцвеченными волосами, смотрел на нее дерзко и ядовито. Сколько ему лет? Тридцать? Тридцать пять? Невротик неопределенного возраста.

– Почему Билли? – спросила она.

– Потому что думает, что похож на Билли Айдола, – сказала Полина.

– А что, не похож?

Билли снял майку, обнажив поджарое мускулистое тело, на котором места живого не было от татуировок, и бросил майку на пол.

– Ну как? – спросил он, обращаясь к Нике.

– Красочно, – сказала она.

Среди татуировок она заметила цифру 8 на левой груди, такую же – на правой, и нацистского имперского орла – между ними. Вместо свастики орел держал в когтях гексаграмму. Гексаграмма здесь везде.

«Эге, парень, – подумала Ника. – Зиганешь для полноты образа?»

Тем временем Билли повернулся к ней спиной – демонстрируя черно-белое изображение обнаженной девушки, закованной в цепи, со всеми интимными подробностями, – и Ника поняла, что Билли далек от нормы.

– Ворон. – Эдвард показал на последнего из присутствующих, мрачного мужчину под стать Инге. – На самом деле его фамилия – Ворона, но для гендерной идентичности убрали букву «а».

Ворон ухмыльнулся. На дне его темных глаз (уже третьи темные глаза здесь), под упавшими на лоб черными растрепанными волосами, Ника увидела нечто сродни безумию, сгустки темноты, где отражались отблески скрытого внутреннего пламени – как у Чарли Мэнсона, убийцы жены Романа Полански. Взгляд фанатика. Если такой верит во что-то, то сделает все во имя своей веры – чтобы продолжить верить. Они внешне похожи с Ингой как брат и сестра, но в Инге нет его безумия, она холодная снаружи и внутри.

– Привет, – сказала Ника.

Ворон промолчал.

– Тебя не учили вежливости? – спросил Эдвард, обращаясь к нему.

Ворон осклабился.

– Здравствуй, девочка, – сказал он. – Ты пришла не в то место. Уходи, пока не поздно.

– Я не из пугливых, – сказала Ника, сделав глоток виски. – Я останусь.

– И я не девочка, – прибавила она.

– Ну смотри. – Глаза Ворона будто втягивали Нику в свой черный потусторонний мир. – Не говори, что тебя не предупреждали, не девочка.

– Итак, все познакомились, – сказал Эдвард как ни в чем не бывало. – Замечательно.

Голубые глаза светились как глаза кошки в темноте.

– Ника, – обратился он к гостье. – Знаешь, что нас всех здесь объединяет?

– Любовь к силе? – сказала Ника.

Удивленно приподняв брови и поджав губы, Эдвард оценил ответ.

– Однако, – сказал он. – Ты умная.

– Нас объединяет любовь к воле, – продолжил он. – Ты знаешь, кто ты?

– Думаю, что да.

– Уверена?

– Почти.

– Какова цель твоей жизни?

– Быть счастливой.

Ника соврала. Целью ее жизни была месть за Ангарск – найти и уничтожить тех, кто сделал это с ней, – поэтому она сказала первую банальность, что пришла в голову.

Инга хмыкнула. Ворон и Логинов синхронно ухмыльнулись.

Эдвард кивнул:

– Многие так говорят, но не могут объяснить, что такого в этой цели. Что такое счастье? Удовольствие? Кайф? Не кажется ли тебе, что это так себе цель?

– А какой она должна быть?

Странное дело – Эдвард нравился ей, и это была не симпатия, нет, а какой-то животный магнетизм, за пределами влияния разума. Разум все видел, но не мог ничего поделать. Что это за зверь перед ней? Что за самец?

– Настоящей, – сказал Эдвард. – Цель должна быть настоящей. Юнга ты тоже не читала?

Ника не читала Юнга.

– Мы это поправим, – мягко, вполголоса, сказал Эдвард, приближаясь к ней. – Ты найдешь настоящую цель, свою истинную волю, свою самость, Бога в себе. Целостный архетип.

– Вы все уже нашли? – спросила Ника, сделав глоток виски и обводя взглядом присутствующих поверх края стакана. – Расскажете?

– Сначала расскажи о себе, – Билли смотрел на нее прежним дерзким взглядом. – Мы тебя не знаем. Кто ты такая?

– Аудитор. Провожу проверки бухгалтерской и налоговой отчетности. Решила пожить здесь, чтобы работать удаленно, но, видимо, не судьба, не хочется больше встречаться с этими типами из «Газели».

– И с нами, – мрачно прибавила Инга.

– Ты мне нравишься, – вдруг сказала Ника. – Знаешь, почему?

– Почему? – удивилась Инга, сумев сохранить мрачное выражение лица.

– Ты как ребенок обиделась на что-то и дуешься, но где-то в глубине ты другая, просто прячешься, в том числе от себя.

Инга хотела что-то ответить, но промолчала и лишь хмыкнула, не глядя на Нику.

– Тебе бы в психоаналитики, – сказал Эдвард, обращаясь к Нике, и в его голосе ей послышалось нечто сродни уважению. – Аудитом сыт не будешь.

– Я подумаю, – сказала Ника.

– А обо мне что скажешь? – спросила Юля, и на этот раз она смотрела на Нику иначе, почти по-дружески. – Кто я?

Ника бросила взгляд на красные волосы Юли.

– Ты хочешь стать лучшей версией себя и доказать себе и другим, что ты не такая, как все, не серая масса. Как тебе самой кажется, пока не очень получается. У тебя есть татуировки? Покажи.

Удивленная, Юля сняла черную кофту, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что под кофтой нет бюстгальтера, и Ника увидела, что ее красивое тело сплошь покрыто росписями по живому. Цветы, иероглифы, звери, неразборчивые надписи мелким шрифтом, и, конечно же, уникурсальная гексаграмма и слова Liber al vel Legis рядом с ней, на предплечье, – по этим росписям можно было многое сказать о Юле, не зная ее.

Эдвард захлопал в ладоши:

– Браво, Ника, браво.

– Ты не из полиции? – вдруг спросил он. – Не засланный ли казачок? Мы это узнаем, если захотим. А мы захотим.

Он приблизился к Нике.

– Ты не мент? – повторил он.

– Нет, – сказала Ника, выдерживая его взгляд. – Я аудитор.

– У тебя не ментовские глаза, – сказал Эдвард. – Но вдруг ты с Лубянки? Там есть умельцы.

– Я не с Лубянки, – сказала Ника. – Почему вас это волнует? Делаете что-то незаконное? – Вложив теплый сарказм в последнюю фразу и последовавшую за ней улыбку, Ника надолго, без зрительного принуждения, задержала взгляд в голубых глазах Эдварда.

– Ничего незаконного. – Он вернул ей улыбку. – Просто не люблю работников правоохранительных органов. И никто из присутствующих их не любит. Мы из разных миров. Там, – он кивнул на черное окно, – свой. У нас – свой. Нам не нравится, когда лезут оттуда сюда со своим уставом.

Юля сидела как была, без кофты, обнаженная, пестро расписанная, и смотрела на Нику подняв подбородок, будто с вызовом, с гордостью от принадлежности к кругу избранных.

Неужели есть женщины, которые считают, что татуировки делают их красивее? Можно им лишь посочувствовать. Юля – живой пример того, до чего доводит навязчивое желание решить психологические проблемы с помощью рисунков на коже. Она изуродовала себя, но легче ей не стало.

От виски у Ники кружилась голова.

Хмельно улыбнувшись в ответ на речь Эдварда, она тут же почувствовала, как демоны шевельнулись внутри, проснувшись. Запахло пищей, да? Чем-то опасным, сексуальным, темным? Здесь нет друзей, это враги, и среди них, возможно, убийца Оли, – но, черт возьми, тем по-своему веселее.

– Звучит интересно, – сказала она Эдварду. – Можно посетить пробное занятие в вашем кружке?

– Без проблем, – сказал Эдвард. – Раздевайся.

Голубые глаза смотрели на нее твердо, испытующе, без улыбки.

– Это обязательно? – спросила Ника.

– Да. Первый этап. Если хочешь идти дальше, начни с малого, потому что дальше будет сложнее. Нам не подходят те, кто стыдится своего тела, а в твоем случае у нас нет времени на то, чтобы научить тебя не стыдиться. Ты должна сама сделать первый шаг.

Окинув взглядом присутствующих (улыбки, ухмылки, ждущие взгляды), Ника сняла кофту и осталась в лифчике. Кружилась голова. Демоны кусали за живот изнутри. Эдвард смотрел на нее не моргая, серьезно, без тени шутки, светящимися голубыми глазами.

Ника сняла лифчик и бросила его на пол. Она знала: у нее красивое тело, тренированное, сильное, без лишнего жира, но не худое, – нет, она не стыдится. И на многое готова, чтобы найти убийцу Оли.

– Дальше? – спросила она, взявшись за пуговицу на джинсах.

– Не надо, – вдруг сказал Эдвард. – Верю.

Он подошел к Нике, близко, почти вплотную.

– Каждый мужчина и каждая женщина – Звезда, – сказал он. – Хочешь быть Звездой?

Ника кивнула.

– Тогда оставайся с нами. Найдем тебе более интересное занятие, чем проверка бухгалтерской отчетности.

Ника думала, что он прикоснется к ней, была уверена, но он не прикоснулся.

– Спасибо, – сказала она. – Аудит мне не очень нравится.