Читать книгу: «Кризис среднего возраста», страница 8
секрет солнцеедки
Женщина с сайта знакомств назначила мне, известному московскому художнику, встречу в модном английском пабе на набережной Москвы-реки. В том самом пабе, что находится напротив исполинского монумента Петру I, поистине безумного творения придворного скульптора московского градоначальника.
Сей скульптор зачем-то воткнул его на стрелке Москвы-реки и Водоотводного канала, хотя это место исторически с Петром не связано. Ему всегда была близка Яуза, где для юного царевича ученый иноземец Тиммерман возвел потешный городок-крепость, прозванный Пресбургом. Юный полководец во главе потешного войска не раз осаждал городок, брал штурмом, отрабатывая таким образом навыки военного искусства. Там же, на Яузе, другой иноземец, голландец Картен Брант, обучал Петра плотницкому делу и строительству кораблей. Казалось бы, вот оно, исконное место для монумента. С другой стороны, его безумные размеры просто разрушили бы этот уютный кусочек старой Москвы.
Ходили слухи, что первоначально вместо фигуры Петра I был вылеплен Христофор Колумб, и Церетели хотел подарить его американцам в честь 500-летия открытия европейцами Америки. Но ни одна из стран не захотела видеть у себя подобный бездарный презент. Так или иначе, но гигантский размер статуи связан именно с этой историей.
Москвичи возмущались, но без толку. Осознав, что ничего уже не исправить, что бронзовый идол навечно изуродовал центр их родного города, жители быстро придумали ему обидное прозвище – Шашлычник! Дело в том, что подвязанные паруса, надетые на мачту как на шампур, действительно напоминали указанное кавказское кушанье.
Стоял март. Однако зима не собиралась сдаваться. Словно спятивший бармен, она швыряла и лила в бокал то, что не стоило бы совмещать. Ранняя весна то пригревала ласковым солнышком, озаряя надеждой вечно спешащих куда-то москвичей, то безжалостно расправлялась с подаренной солнечной иллюзией, вдруг ударяя шквальным ветром и нагоняя серую безнадегу облаков, приплывших будто из осени.
Пурпурные розы цветочница заботливо укутала в несколько слоев крафта. Это и спасло цветы: иначе букет вырвало бы ветром из моих рук. Порывы налетали такие, что и руки норовили от туловища отделить и унести.
Но вот я уже в тепле, а ветер остался за стенами. Официант бережно принял у меня букет и пообещал даже принести для него вазу. Я снял пальто и только тогда понял, что здорово замерз на ветру. Что ж, согреться в пабе нетрудно: я заказал бокал глинтвейна.
Интерьер английского паба был выдержан в лучших английских традициях XIX века. Тонированная дубовая мебель, стены, декорированные дубовыми филенчатыми панелями, чуть выцветшие, с легким привкусом тления афиши двухсотлетней давности, с дамами в кринолинах и седеющими джентльменами в цилиндрах, неяркий свет – всё это настраивало публику на неспешное приятное времяпрепровождение.
Неспешное – в моем случае это было верно. Но вот приятное…
Прошло больше часа, а незнакомка, что поклялась удивить меня своими экстрасенсорными способностями, в пабе так и не появилась.
Впрочем, тонус мой был на должном уровне. Я согрелся и, находясь под сенью букета роз, с удовольствием разглядывал публику.
Несмотря на дороговизну заведения (это ж не какой-нибудь «Макдональдс»!), паб этот был весьма популярен у молодежи. Несколько столов занимали молодые люди, по-видимому, студенты. Перед ними светились экранами раскрытые ноутбуки или лежали планшеты. Пускали сизый пар чашки кофе.
Была тут публика и постарше, и совсем иного рода. Две женщины (слегка за тридцать) с бокалами шампанского стреляли туда-сюда глазками, рассчитывая подцепить богатого клиента.
А в уголке парочка влюбленных, живущая будто в обособленном мирке, не замечая окружающих, застыла в страстном визуальном петтинге: он и она по-мазохистски, до побелевшей кожи сжали руки и облизывали, прямо-таки поедали друг дружку глазами. Если б не моральные табу, прописавшиеся в подкорке, они бы слились в любовном экстазе прямо на столе.
– А?
Я вздрогнул. Кто-то тронул меня за плечо.
Обернувшись, я с трудом узнал женщину с сайта знакомств. Ту самую даму, с которой накануне договорился о свидании. Каре из густых каштановых волос, лихо сдвинутая набок мужская шляпа, большие красивые глаза с зеленоватом оттенком – и контрастно узенькие губы ниточкой, говорившие о скрытности и вспыльчивом характере.
Впрочем, говорила дама самым дружелюбным тоном.
– Привет, Алекс! Меня зовут Кэт… Неужели это мне?
Она оглядела букет, не поленившись обойти столик. А потом вдруг затарахтела, как сорока перед дождем. Так, что уши захотелось прикрыть. Словесная трескотня совершенно не соответствовала образу этой женщины. Одета она была не броско, зато со вкусом и дорого – в брендах я разбирался.
– Представляешь, Алекс, – тараторила она, – неожиданно прилетели мои французские друзья! Мне пришлось их встречать в Шереметьево. В общем, ты прости, я чуть-чуть опоздала.
– Ну да, – вставил я наконец реплику, – полтора часа – это мелочь, ерунда. Вообще-то, я уже стал прикидывать, кому из тех двух дам подарить твои розы. Я думаю, они бы обе обрадовались.
– Ну ладно, Алекс, извини! Ты же обещал показать мне свои картины?
И она уставилась на меня большими глазами. Губы снова вытянулись в ниточку.
– Обещал, значит, покажу. Давай-ка выпьем по чашечке кофе. И поедем в мастерскую.
Когда мы допивали кофе, позвонил водитель вызванного такси.
Непогода неистовствовала. Ветер натащил туч. Повалил мокрый снег, крупные хлопья залепили ветровое стекло машины. «Дворники» не справлялись с плотной снежной кашей. Такси ехало медленно, можно сказать, наощупь. Кэт трещала без умолку. Из ее болтовни я уяснил, что она выпускница МГИМО, прекрасно владеет французским, занимается переводами и сопровождает туристические группы (в основном, понятно, франкоговорящие). Год назад она закончила курсы экстрасенсов, и с тех пор всех своих друзей и знакомых «обрабатывает»: исправляет и чистит карму, снимает порчу, устраняет негативную энергию, зарабатывая заодно неплохие деньги.
Выслушав ее, я понял, что вместо романтичной незнакомки нарвался на рабочую лошадку, использующую сайты знакомств для поиска клиентов. «Послушай, Алекс, – сказал я себе, – может быть, эта женщина откроет тебе мир непознанного, мир твоего подсознания. Не спеши делать выводы. Подумаешь, любовной интрижки не будет! Зато какие интеллектуальные вершины откроются перед тобой!» Так я убеждал сам себя.
Дома я помог Кэт раздеться, повесил ее пальто на вешалку и первым делом пригласил в святая святых – мастерскую. Букет роз поставил на журнальный столик в стиле арт-нуово, стоявший рядом с угловым диваном.
Мой храм искусства занимал двадцатиквадратную комнату в четырехкомнатной квартире площадью в сто квадратных метров. Квартира располагалась в сталинском доме с трехметровыми потолками. После войны этот дом построили пленные немцы. Он возводился по довоенной технологии: дранка набивалась ромбами, клалась крест-накрест по диагонали на кирпичные стены, а уж потом на них наносилась гипсовая штукатурка. Стены завершались примитивным декором – закруглениями, примыкавшими к потолку, и простенькой филенкой в верхней части карниза. Апофеоз сталинского ампира – гипсовая розетка в середине потолка вокруг подвеса для классической люстры.
В мастерских, какими бы они ни были, никогда не бывает порядка. Уж я-то знаю. У входа высился стеллаж, доверху набитый моими картинами. Тут же выпирал углами диван, покрытый терракотовым дерматином, который при тусклом освещении удачно сходил за натуральную кожу. Дальше стояли классический книжный шкаф со стеклами и большой рабочий стол. Стены украшали те работы, что я написал недавно, а ещё иконы и фотографии с различных вернисажей, где я снимался с армейскими своими друзьями на фоне собственных же картин. Словом, меня в мастерской хватало.
Пока Кэт приводила себя в порядок в туалетной комнате, я разлил по бокалам белое итальянское вино «Valentin», сочетавшее в себе два сорта винограда: Парельяда и Гарнача Бланка. Их вкус самым изумительным образом подходил к рыбным деликатесам, которые и были мною предусмотрительно запасены. Я разложил по тарелкам приготовленные на аэрогриле аппетитные стейки семги, украсил их листьями салата, помидорами-черри и выжал на всю эту кулинарную красоту, на каждый стейк по половинке лимона. Интеллектуальное общение означало для меня принятие не только духовной пищи, но и той, которой место в желудке.
Но не тут-то было!
– Алекс, милый! – затарахтела Кэт. – Ты же знаешь, я солнцеедка и питаюсь исключительно энергией солнца, даже когда его практически нет!
«Ну, дела!» – подумалось мне.
А она тем временем брезгливо отодвинула тарелку со стейком семги, от которого у меня слюнки текли. И продолжила трещать:
– Ты питаешься трупами животных и мертвой рыбой, дорогой мой Алекс! Это наносит непоправимый вред твоему организму, твоим умственным способностям!
«Это еще почему?» – поразился я мысленно.
– Для того чтобы всё это переварить, потребуется уйма твоей энергии, Алекс! Но эту энергию ты мог бы использовать для возвышенных целей. Да-да! Картины, Алекс! Ты мог бы использовать энергию для живописи. Ты создавал бы не просто картины, а духовные произведения искусства!
Я закрыл рот, который открылся сам собой. От изумления.
– Как это понять, дорогая Кэт? Открой секрет!
– Всё просто, милый Алекс! – тоном старшей наставницы продолжала Кэт. – Во-первых, нужно иметь богатое воображение и представлять солнце в виде вкусной энергетической плоти, насыщающей организм.
– Это как?
– Воображай, что энергия солнца вливается в тебя. Представляй, как каждая клеточка твоего организма, каждая спиралька-дээнкушечка получает свой малюсенький кусочек этой самой энергии! Мы, люди, – те же самые цветы, которые не могут жить без солнца; цветы, в листьях которых под воздействием солнечных лучей происходит процесс фотосинтеза.
– Да, конечно, – согласился я, пытаясь припомнить школьные уроки ботаники и химии и кое-что припоминая: – Но растения не только питаются солнечной энергией, им обязательно нужны полив и плодородная почва.
– Разумеется, нужен полив! – С этими словами Кэт взяла большой бокал с виноградным вином и сделала добрый глоток. Затем подняла бокал, вытянув руку к люстре. Вглядываясь в сверкающие стенки бокала, она продолжила лекцию о пользе солнцеедения.
– Вот она, та самая энергия солнца, что содержится в виноградном вине без всякой химии, а только за счет естественных процессов, происходящих в виноградной лозе!
Кэт сделала новый хороший глоток и снова заговорила.
Хорошо, до ярко-оранжевого цвета прожаренный стейк семги одиноко грустил на блюде в окружении зеленых листьев салата и живописного хоровода из помидоров-вишенок.
Я подумал с тоской, что после такой лекции кусок семги в горло точно не полезет. Как быть? Не терять же лицо перед этой солнцеедкой!
Сглотнув слюну, заполнившую рот от одного только предвкушения предстоящей пирушки, я сделал умное лицо и с видом прилежного ученика внимал словесному тарахтению новой знакомой. Отхлебывая из бокала, Кэт вещала о легкости и независимости, которую дарит человеку солнцеедение. Ведь ему не надо таскать сумками продукты из магазина, часами стоять у плиты, готовить обеды и ужины. Солнцееду нужно лишь вдыхать божественную прану. И категорически воспрещается поедать трупы убитых кем-то домашних животных или выловленную кем-то и умерщвленную рыбу. Следует наслаждаться жизнью и творить духовные произведения искусства. Прекрасные произведения!
Я с грустью смотрел, как пустеет с каждым бокалом, выпитым солнцеедкой Кэт, бутылка белого итальянского вина «Valentin», как заветривается, меркнет на глазах стейк семги, с любовью прожаренный мной на аэрогриле.
– Алекс, милый, я хочу видеть твои картины, я хочу говорить о них, анализировать, спорить! – Кэт забралась с ногами на диван. Правой рукой она оперлась на мягкую спинку, а в левой держала бокал с остатками божественной влаги, разлитой, кстати, в солнечной Италии.
– Кэт, дорогая, прежде чем я покажу картины, мне надо провести рекогносцировку и убрать всё лишнее на кухню.
Я поставил на поднос тарелку со стейком и салатом, полупустую бутылку «Valentin» и потопал не спеша на кухню. По дороге я сглатывал слюну. Коридор был довольно длинным – как тут не поддаться искушению? Не выдержав, рискуя уронить поднос, я принялся отламывать кусок за куском от остывшей семги.
Я запихивал куски в рот, чередуя это варварство с салатом и запивая вином прямо из горлышка. Спустя минут пять участок мозга, отвечающий за насыщение, с удовлетворением подал сигнал о благополучном завершении процесса. Алкоголь быстро достиг головного мозга, по всему телу разлилась истома. Я ощутил прямо-таки языческую благодарность к матери- природе – за плоды ее щедрые!
Оставив поднос на кухонном столе, убрав пустую тарелку в мойку, я почувствовал, вернее, услышал, как в моей голове пропел-проговорил Евгений Гришковец: «…и настроение мое улучшилось». А ведь и вправду улучшилось! Еще как улучшилось! Я просто парил-летал над землей.
И тут какой-то странный, незнакомый звук нарушил вселенскую гармонию. Звук донесся из мастерской, которую я покинул несколько минут назад.
Что?
Я не верил собственным ушам. Храп, мужской зверский храп раздавался за стеной! Но кто там? Кроме молодой женщины, там никого нет и быть не может!
Неужели в то время, пока я поедал семгу, в квартире объявился какой-нибудь приятель Кэт? И что же это за приятель – в дымину пьяный, должно быть?
На цыпочках, чтобы не спугнуть добычу, я шаг за шагом двинулся к мастерской.
С каждым шагом храп как бы прибавлял в громкости. Словно кто-то крутил верньер. И вот я стою на пороге собственной мастерской. В руке моей – чугунный утюжок, обычно он стоит на библиотечной полке в коридоре.
Нет, эту «картину маслом», хоть она и находится в моей мастерской, создал не я. И духовной ее не назовешь при всем желании.
Свернувшись калачиком, Кэт дрыхнет на диване. Голова ее утонула в мягком дерматиновом подлокотнике. Храпит она во всю Ивановскую – видимо, переваривая солнечную энергию итальянского производства.
На журнальном столике я вижу пустую, на кошачий манер вылизанную тарелку, где совсем недавно красовался оранжевый стейк семги в окружении салатных листьев и хоровода «вишенок». Пальцы дамы до сих пор сжимают пустой винный бокал.
«А сколько было задумано!.. – Я усмехнулся. – И походы в оперу, и вольное чтение русской классики, и обсуждение моих картин… И, конечно, чистка и исправление моей кармы! Солнцеедка, солнцеедка, что же мне с тобой делать?»
Я достал из комода одеяло и накрыл молодую женщину. Чтобы энергия не улетучилась.
Зато теперь я знаю страшный секрет всех солнцеедов! Главное, чтобы не было свидетелей, когда ты в три горла жрешь обыкновенную человеческую пищу!
отель paradise
Вторые сутки, изнывая от духоты и жажды, Павел вынужденно сидел в баре на нижней палубе парома «Глория», изображая молодого прожигателя жизни. За плечами окончание Кишинёвского института сельского хозяйства с красным дипломом, но вместо традиционного распределения по колхозам и совхозам Молдавии в его жизни творился полный хаос.
В 90-е – развал Советского Союза, а с ним и всего сельского хозяйства, приватизация сельхозугодий сделали его безработным специалистом.
C грустной улыбкой он вспомнил тему своего диплома: «Искусственное осеменение тёлочек, двух и трёхлеток». Да, спят и видят его тёлочки двух и трёхлетки, когда он приедет и покажет всем мастер-класс по искусственному осеменению. Собственно чего он так раскудахтался, сейчас у всех проблемы!
Его одноклассники в поисках лучшей жизни разъехались кто куда: в Германию, Россию, Турцию. Кто пошёл в полицию, кто в бандиты, а кто, засучив рукава, ринулся на стройки капитализма. Уже сегодня вечером его мучения должны закончиться, и он, вместе с двумя земляками, нелегальным путём попадёт в Турцию – рай для бедных мигрантов из Гагаузии, решивших подзаработать заграницей.
Его мать договорилась с богатым турком, в семье которого она второй год работала одновременно няней, уборщицей и поваром, чтобы он ей помог с устройством её сына на работу. Прикормленный таможенник поставил печать в его загранпаспорте, и Павел оказался в стамбульском порту Хайдарпаша, но без денег. Все деньги ушли на оплату автобуса «Кишинёв – Одесса» и парома «Одесса – Стамбул». Сегодня в восемь вечера должна решиться его судьба и Паша получит наконец-то долгожданную работу. Какую – одному Богу известно. Мать сама ничего толком не знала, надеясь на доброе отношение к ней со стороны хозяев. Дескать, плохую не предложат. Однако нужно было поспешить, ему ещё предстояло проделать довольно большой путь пешком, прежде чем он попадёт в назначенное место.
– Паш, давай возьмём такси, – обратились к нему земляки.
– Рад бы, да денег нет даже на еду.
– Ерунда, найдем мы эти несколько долларов, у меня заначка есть.
Земляк порылся в секретном карманчике и выудил оттуда десять долларов. Они показали таксисту листочек бумаги, на котором по-английски неумело печатными буквами было выведено название улицы. Это был один из самых роскошных районов Стамбула. Цепочка элитных коттеджей, утопавших в зелени, уступами спускалась к набережной, во всполохах рекламных огней, названий дорогих ресторанов, отелей и ночных клубов.
На открытой веранде ресторана, за столиком он узнал свою мать и эффектно одетого мужчину лет пятидесяти, явно европейца, судя по светлому цвету кожи и волосам, не характерным для турков, как правило, смуглых брюнетов. Мать что-то затараторила ему на ухо, указывая на Павла.
– Сельскохозяйственный институт в Кишинёве! Ветеринарный факультет! Красный диплом!
– Очень интересно! А собак и кошек он стриг когда-нибудь?.. Только овец? Ну ничего, ничего, научится, это в принципе одно и то же! А что с земляками?.. На стройку! Отлично!
Павел поймал на себе странный взгляд европейца – так смотрит девушка на своего возлюбленного. Он вспомнил Олесю, размолвку накануне его отъезда, не поздравила с днём рождения, не пришла проводить на остановку автобуса. Что с ней случилось? Что послужило причиной их расставания? Может быть, нашла другого? Лучше? Этот вопрос не давал ему покоя.
Что он говорит, этот европеец? Как его?.. Кажется Патрон? Странное имя или кличка. Ах, вот что, он хочет показать его будущее рабочее место. Втроём они двинулись вдоль переливающейся огнями набережной и минут через пятнадцать остановились возле шикарной 2-х этажной гостиницы, на которой было написано Zoo Hotel «Paradise» (гостиница для животных). Она отдалённо напоминала итальянское палаццо с внутренним двориком для выгула питомцев. Из окон второго этажа неслась разноголосица, робкое повизгивание, злобное рычание и бестолковый лай. В фойе за стойкой ресепшн стояла молодая женщина истеричного вида и бранила двух молодых турецких парней. И было за что!
Один неумело тащил за ошейник упирающуюся четырьмя лапами догиню, в глазах которой царил ужас, а второй с дурацкой улыбкой на лице держал в руках пластиковый совок и лопаточку, пытаясь понять, сейчас начать уборку её экскрементов или подождать, когда закончится процесс их извержения. Павел интуитивно почувствовал, что это его шанс доказать на что он способен. Он быстро подошёл к собаке, ослабил натянутый до предела поводок и, обняв голову измученного страхом животного, стал шептать ей что-то певуче-ласковое бессвязное по смыслу и одновременно нежно почёсывать за ухом. Собака обмякла, интуитивно поверив молодому человеку, послушно пошла за ним на второй этаж в свободную клетку-номер для её персоны.
Патрон проводил его восторженным взглядом.
– Ок! Павел, я уверен, что Вы быстро освоитесь, у Вас есть харизма.
Он отвёл его в отдельный номер с кроватью, столом и холодильником. Достал пачку журналов на английском языке по стрижке собак и кошек и, подвинув ему их на встречу, обмолвился:
– Смотрите и учитесь, это Ваша работа.
И снова Павел поймал на себе его вопросительно-влюблённый взгляд «Ты сможешь полюбить меня? Мы сможем быть вместе?»
Он жестами показал Патрону, что хочет есть и спать. Тот отвёл его на кухню и, подозвав женщину с ресепшн, попросил накормить будущего гуру кошачье-собачьих стрижек.
– Ах, Олеся, Олеся, ну почему ты не позвонила на мой день рождения? Почему не пришла попрощаться на остановку автобуса?
Слишком много «почему» для одного вечера. Да, конечно, он делал неоднократные попытки дозвониться с таксофона до девушки, но странное дело – или никто не брал трубку её домашнего телефона, или же её телефон был постоянно занят. Эта неопределённость не давала ему покоя и разъедала душу.
Не раздеваясь, он повалился на кровать и проспал до обеда. Несколько раз звонил Патрон, справляясь о его самочувствии. Но получив ответ, что молодой человек ещё спит, запретил его будить, пока сам не проснётся.
Павлу потребовался месяц ежедневной зубрёжки, чтобы выучить английские названия пород собак и кошек, а это ни много ни мало больше двухсот наименований. У него был стимул вернуться в родной посёлок, найти Олесю и сделать ей предложение.
Свадьбы, похороны – всё это значимые события в размеренной деревенской жизни. Любое событие не останется без внимания. Веселиться или скорбеть будет вся деревня и на это мероприятие потребуются большие деньги. Голубой мечтой Пашки было заработать на подержанную иномарку и подкатить на ней к дому своей возлюбленной с букетом роз, подражая Ричарду Гиру в сцене из недавно увиденного им в видеосалоне кинофильма «Красотка», где главный герой на кабриолете с открытым верхом приезжает на встречу с Джулией Робертс.
Первый рабочий день в Zoo Hotel «Paradise» прошёл на удивление благополучно. Его клиентом оказался королевский пудель Ричард, спокойно воспринимавший манипуляции над собой. Согласовав с клиенткой образец стрижки «Лев», начинающий грумер не торопясь принялся за работу.
Патрон оказался прав, стрижка собак не сильно отличалась от стрижки овец. На какой-то миг ему даже показалось, что он у себя дома, в хлеву, стрижёт домашнюю красавицу Галу, овцу каракульской породы, но стряхнув приятные воспоминания, он продолжил свою работу. Как настоящий художник, он несколько раз отходил от Ричарда и делал решительные «мазки» машинкой, незначительно корректируя стрижку. Закончив свою работу, он услышал аплодисменты в свой адрес. Столпившиеся клиенты восхищённо реагировали на столь блестящий результат. Это придало начинающему грумеру уверенности в своих силах и, забыв про еду, не присев ни на минуту, он проработал до позднего вечера.
Дни полетели полные забот и получения опыта, порой горького, без выходных, с минимальной возможностью выспаться ночью. Обеспеченная публика сильно не церемонилась и могла привезти своего питомца среди ночи, когда особенно хочется спать, а то и под утро, опаздывая на самолет. Его руки и ноги быстро покрылись боевыми шрамами от укусов животных, не понимающих, что с ними делают. Несколько раз даже приходилось накладывать швы!
Со временем Павел перестал бояться даже собак бойцовских пород. Он бесстрашно забирал из рук клиентов мастифов, бобтейлов, овчарок, догов и сенбернаров, не обращая внимания на их грозное рычание или истеричный лай, упёртое сопротивление и нежелание расставаться с хозяевами, тащил их наверх в «номера».
Вся эта большая лающая свора собак замирала, когда он с грозным видом появлялся на втором этаже. Для защиты от укусов, он сшил себе что-то типа нарукавников из сложенной в несколько раз мешковины. В посёлке, в небогатой семье, жизнь была трудной. Поэтому подросток, молодой мужчина, должен был уметь делать всё: доить коров, стричь овец, запрягать лошадь, чистить хлев, ремонтировать обувь, класть кирпичную кладку, штукатурить стены и т.д. Эта универсальность в работе и в жизни, отсутствие страха перед трудностями, позволяли молодому человеку чувствовать себя уверенно в любой жизненной ситуации. А если ещё удавалось получить образование выше среднего, то такой мужчина становился завидным женихом в округе, с хорошими перспективами в плане заработка.
Здесь уместно напомнить, что отель для животных был не из дешёвых, и каждый день проживания питомца стоил приличных денег. В обязанности персонала входила кормёжка утром и вечером, выгул во внутреннем дворике, купание домашнего питомца перед приездом хозяев и парикмахерские услуги. Парикмахерские услуги для собак и кошек, безусловно, отличаются от таких же услуг для людей. Стрижка под машинку или модельная, которая включает купание с использованием специального шампуня и бальзама для волос, сушка феном для длинношерстных пород, расчёсывание колтунов, обработка шерсти вокруг глаз, подстригание когтей, обработка ушей, пробривание паховой зоны и подушечек лап, гигиена анальных желез. Этот список профессиональных услуг грумера можно было бы продолжать, если бы не его помощники, парни из глухой турецкой провинции, нежелавшие учиться и набираться профессионального опыта, что порой приводило к трагическим последствиям.
Дело было так! Пожилая леди, отправляясь на недельку погостить у своих дальних родственников в Германии, решила поместить свою любимую кошечку в гостиницу в надежде на домашний уход. Дама ушла, заплатив хорошие деньги и оставив бедняжку в специально оборудованной сумке-клетке для питомцев. Выскочив из заточения, ошалелое животное долго не давалось в руки, не понимая где она, почему не дома и что с ней собираются делать. Она умудрилась исцарапать всех: и Пашу, и его помощников, прежде чем им удалось запихнуть её в ванночку и искупать. Сначала её чуть не утопили, пытаясь намылить шампунем это орущее и царапающееся нечто с выпученными от страха глазами. Затем, уже лежащую на столе, Павел попытался высушить её огромным феном, одновременно расчёсывая колтуны. Бедняжка Эльза, так звали кошку неизвестной породы, сбежала со стола и забилась в угол. Нервы у всех были на пределе, и когда её всё-таки удалось вытащить на белый свет и водрузить на рабочий стол, парни перестали церемониться и крепко держали её в своих рабоче-крестьянских руках. Ибрагим держал задние лапки беглянки, а Ахмед пригвоздил своими огромными ручищами её голову к столешнице так, что бедная Эльза, трепыхнувшись немного, затихла, поняв, что ей из этого капкана не выбраться. Настала очередь грумера. Вооружившись гребнем в одной руке и феном в другой, Павел достаточно быстро избавил её шерсть от колтунов. Обрадованный тем, что дело подходит к концу и можно будет наконец-то выспаться, он вдруг чётко понял, что расчёсывает трупик, а не живую кошку. Струйка холодного пота обожгла его спину.
– Ахмед, что ты наделал! Быстро отпусти её!
Но было уже поздно. Голова бедного животного болталась на одной шкурке, зрачки закатились и помутнели, а зловещий оскал острых зубов украшал огромный розовый язык, неприлично вывалившийся из её пасти.
Он звонком вызвал Гюнеш – администратора гостиницы (родственницу шефа), и рассказал ей о произошедшем.
Ахмед и Ибрагим, понурив головы, рассматривали восточные узоры на кафельном полу, боясь поднять глаза на начальницу. Она молча подошла к провинившимся и, написав сумму штрафа на бумажке, поднесла к их лицам. Эффект был неожиданный, оба упали на колени и стали умалять её уменьшить наказание, чётко понимая, что несколько месяцев им придётся работать бесплатно.
Бедное животное завернули в полотенце и отнесли в холодильник. Патрон заплатил ветеринару, и тот выписал справку, что Эльза умерла от инфаркта, не пережив расставания с хозяйкой. Инцидент был исчерпан.
Павел быстро освоился в отеле, сам встречал клиентов, неплохо общаясь на турецком языке, а Гюнеш оставалось только выписывать квитанции и принимать от них оплату. Прежде чем разлучить питомца и его хозяина, грумер, забрав животное, ещё несколько минут в доверительном тоне общался с клиентом. Животному передавалась добродушная тональность общения, и за редким исключением, они послушно шли за Павликом на второй этаж в «номера».
В первый месяц заграницей, образ Олеси в свадебном платье, улыбающейся, с букетом роз, ещё какое-то время посещал его сновидения. Однако, затем поток клиентов, желающих принять участие в очередной кошачьей или собачьей выставке, достиг такой критической массы, что молодой грумер мог подойти к своей кровати одетым, рухнуть на неё и проспать до утра.
Несколько раз заезжал разодетый, как невеста, Патрон, но увидев грумера в окружении животных или за стрижкой какой-нибудь особы, удовлетворённо улыбался и посылал ему воздушные поцелуи. Паша даже не смотрел в его сторону, всем своим видом показывая увлечённость и занятость ответственным делом.
Однажды вечером, пошатываясь от усталости, при входе в свой номер он нашёл пакет, привязанный шёлковой лентой к дверной ручке. Внутри он обнаружил маленький букетик искусно сделанных цветов, с ароматом, вызывающим эротические фантазии, шоколадку украшенную отпечатками губ Патрона, и открытку целующихся по пояс обнажённых мужчин одетых в кожаные брюки и фуражки на головах, с подписью типа I love you, I kiss you, I want you! У него хватило ума не есть эту шоколадку, а лишь положить её на тумбочку возле кровати.
Как-то раз ночью, забыв закрыть свой номер, Паша побежал на первый этаж встречать клиента. И только утром, при свете он обнаружил, что шоколадка исчезла. В дверь постучали, и в щель просунулась голова плачущего Ибрагима с губами испачканными шоколадом. Из его сбивчивого рассказа Паша понял, что шоколадка была «заряжена» и теперь у молодого турка распухли гениталии так, что он очень страстно желает найти им применение. Павел быстро вытолкнул озабоченного турка за дверь, повернул задвижку и, убедившись, что дверь заперта с истерическим хохотом повалился на свою кровать. Он решил не конфликтовать с Патроном, от которого зависело его материальное благополучие, но и не давать ему повода рассчитывать на нетрадиционную интимную близость. Пусть привыкает наслаждаться любимым мужчиной на расстоянии! Но не тут-то было! Уже на следующий день позвонил Патрон и стал интересоваться, понравился ли ему шоколад? Услышав в ответ историю с похищением подарков, Патрон назвал его обманщиком и шалунишкой и сказал, что очень расстроен, что шоколад достался кому-то другому, поскольку предназначался именно для Павла. Потом, сделав паузу, он посмотрел на часы и объявил, что через пять часов в их гостиницу для животных приедут телевизионщики, и грумер должен выглядеть как кинозвезда, а не как уборщик отеля.
– Я сейчас приеду за Вами и отвезу в шикарный итальянский магазин мужской одежды.
