Читать книгу: «Ладья-UT», страница 19

А вот второй бандит, сидевший на водительском сидении, напротив, зашевелился, ожил. Вытянул в окно грабку с каким-то автоматическим пистолетом, да и шмальнул пару раз в сторону Олега. Олег почти не услышал звука – после грохота Смита-и-Вессона уши были словно проткнуты веретеном, вытянутым из прессованного тонкого, почти ультразвукого писка. Хорошо хоть перед выстрелом автоматически открыл рот, а то ведь так и оглохнуть можно.

Пули ушли левее метра на четыре – из такого положения прицельно стрелять без подготовки невозможно, разве что случайно можно попасть. Испытывать удачу бандита Олег вовсе и не собирался. Олега учили стрелять интуитивно, то-есть не совмещать прицел с целью, а просто указывать оружием на то место, куда должна попасть пуля. Сейчас она должна была попасть в нижний правый угол водительского окна. Лучше бы было стрелять чуть ниже – верхняя часть тела водителя подвижнее, и может изменить положение, а вот пятая точка надёжно покоится на сидении, да и ногам некуда деться. Но стрелять через дверь машины Олег не решился – как раз из-за экспансивных пуль, которые, встретившись с металлом могут изменить направление, а то и вовсе фрагменитроваться и не пробить дверь.

Пуля попала куда надо – водитель резко пропал из проёма окна, как будто сбитый внутрь машины гигантским щелчком, а вот пассажир, сидевший сзади, напротив, появился – выскочил через дверь с противоположной стороны и припустил за угол, вжимая в плечи голову в такой же красной бандане. Олег проводил его стволом, и только тут понял, что серьёзно ошибся. Нельзя было отвечать на огонь водителя. Тот, скорей всего, или вылез бы наружу, и тут его можно было бы чисто положить, или, что ещё вероятнее, ударил бы по газам, разблокировав выезд с автостоянки. Теперь же Олег остался без колёс – его внедорожник заперт, а за рулём бандитской машины лежит мёртвый или тяжело раненый гопник, которого быстро не вытащить. А если и вытащить, то вещи в неё быстро не перегрузить. С одной-то рукой.

Олег посмотрел на левую руку. Пуля влепилась в бицепс. Судя по сотрясению, швырнувшему Олега внутрь машины, не только влепилась в бицепс, но и попала ровнёхонько в середину плечевой кость. Гипотизу подтверждала тупая боль в суставах руки, в ключице, и в солнечном сплетении. Даже челюсть ныла – сотрясенье было ещё то ещё, хорошо хоть ствол у малолетнего бандюка был скромного калибра, да и стрелял он так как в фильмах показывают – держа пистолет горизонтально можно попасть разве что в длинную сторону амбара, и то, что маленький гадёныш зацепил-таки Олега – нелепая случайность. Впрочем – хватит, пора действовать, ещё немножко, и местные аборигены преодолеют крепко вбитый в них страх перед стрельбой на улице, и высунут любопытные мордашки. Полицию наверное уже вызвали.

Олег машинально посмотрел на часы. Рука чуть шевельнулась, но ответила такой болью, что Олег охнул. Ух как больно-то! И это сейчас, когда адреналин в крови маскирует неприятные ощущения. А что будет когда адреналин разложится и боль усилится? Вот что будет: болевой шок будет. Олег положил револьвер рядом с собой, скинув пару маленьких кубиков автомобильного стекла. Весь багажник был словно градом усыпан осколками стекла задней двери багажника – очевидно туда попала вторая пуля, сестра-близняшка той что сейчас сидела в левой руке Олега. Правой рукой неуклюже полез в коробку, вытащил сумочку аварийного комплекта, стараясь вообще не шевелить левой рукой. Чёрт, всё равно больно. Ничего, сейчас мы это устраним, во всяком случае на какое-то время. Олег открыл чёрный футляр, заняло это, казалось целую вечность, хотя и требовалось всего-то отстегнуть одну кнопку на ремешке, стягивающем две половинки сумки. Невозможно придумать контейнер, который было бы удобно открывать одной рукой, хорошо если его возможно открыть, об удобстве делать что-нибудь одной рукой вообще речи не идёт.

В первой секции сумочки аварийного комплекта, прижатые широкой резинкой устроились четыре шприц-тюбика. Когда-то похожий шприц-тюбик лежал в аптечке каждого советского солдата. Потом подкатили разруха, наркомания, и прочая перестройка и торжество демократии. Солдатики поняли, что в этом шприце-тюбике – промедол, а промедол – ближайший родственник морфина, как и героин например. А офицеры поняли, что такую игрушку в руках солдата оставлять нельзя. Вот и перекочевали шприцы из аптечек солдат в карманы командиров взводов, откуда и доставались, чтобы спасти от болевого шока раненых бойцов. В шприце Олега был троюродный внук промедола – антишоковый препарат нового поколения. Промедол делает человека счастливым, сонным и медленным, а сонным и медленным разведчику быть нельзя, даже когда он ранен. Особенно когда он ранен.

Олег сдёрнул зубами защитный колпачок со шприц-тюбика, собрался с духом, и уколол себя в левое плечо, чуть выше пулевого пробоя, прямо через одежду. Несмотря на готовность, чуть не заорал от боли в голос. Куда комфортнее конечно было бы уколоть себя, например, в бедро, и подождать пока лекарство подействует, но времени на ожидание не было – до того, как из отеля посыплются любопытные, а потом появится полиция оставались единицы минут, и то если не случится досадной случайности, вроде патрульной машины на соседней улице, или героя, не расстающегося с Кольтом и мечтающего прославиться и попасть в выпуск новостей.

Попытавшись пошевелить левой рукой, Олег убедился, что использовать её нельзя, но и боли уже нет. Рука будто онемела. А рукав, кстати, уже изрядно пропитался кровью, надо поскорее перевязать, а то вытечет пара-тройка литров, и никакая химия из шприца не поможет, мигом сделаешься вялым как снулая рыба, а после и сознание потеряешь. Но с перевязкой придётся подождать, сначала надо сделать то, что надо сделать.

План действий для такой ситуации у Олега был. Вернее, конечно же не для такой ситуации, никто не мог предсказать бессмысленное нападение какой-то шпаны, потерю машины и ранение. Был план действия для «наихудшей ситуации», вот его-то и предстояло осуществить, применив минимум фантазии для адаптации к существующим реалиям. Фантазировать было практически не о чем – всё было просто, как брюква. Валя Аверин, с которым Олег работал и раньше, и который руководил этой операцией, объясняя Олегу каким должен быть результат в «наихудшей ситуации», сказал что-то вроде «Вся слава – военным». И ещё подмигнул с видом «для знатоков штучка». Знатоком Олег как раз не был, он знал что нужно сделать, а для чего это делается – лучше и не знать, Если попадёшься, то знающую голову вывернут на изнанку, и знания эти извлекут. А сейчас как раз Олег был чрезвычайно близок к тому чтобы попасться – надо спешить.

Олег встал, зацепил здоровой рукой за коробку, и вытащил её из багажника, постаравшись чтобы она упала набок. Коробка глухо ухнула об асфальт тяжёлым «Колоколом». Ну что ж, его прецизионной механике и оптике работать уже по-всякому не придётся. Кстати об оптике – это важно. Олег, наклонившись, вытащил из коробки длиннофокусный объектив, который был плотно уложен рядом с «Колоколом», и потому не выпал. Кинул на асфальт толстый и длинный цилиндр, обёрнутый в пузырчатый пластик. Быстро огляделся – свидетели пока не спешили выглядывать из отеля, и на улице вблизи любопытствующих прохожих пока не видно. И камеры безопасности отеля сюда не смотрят – Олег это заранее проверил, когда по привычке «обживался на местности». Но ведь окна… Ох чёрт, из окон отеля наверняка уже пялятся любопытные. Ну что же, тогда так, всё должно быть натурально… Олег сделал шаг вперёд, сделал вид что оступился, наступив на объектив, развернулся, со злостью треснул по нему ногой. Зашуршав обёрткой, объектив покатился под припаркованную напротив машину, подальше от коробки и её содержимого.

Ещё раз нагнувшись, Олег, зацепил правой связку проводов, отметив про себя, что левая, раненая рука болтается как сосиска. Ох, а как бы пригодилась сейчас вторая грабка… Наступил ногой на петли проводов, присел, со второй попытки выдернул силовой шнур с «крокодильчиками» на концах, повесил на шею. Тут всё мотивировано, провод нужен для того чтобы перемотать руку повыше раны и остановить кровь. Олег пнул связку посильнее – чтобы тоже оказалась подальше от коробки. Теперь – самое главное.

Олег вытащил из коробки полиэтиленовый пакет, и вытряхнул из него содержимое – две пиротехнических шашки и пластиковую разделочную доску. Вернее, предмет только напоминал пластиковую доску, однако был гораздо тяжелее, потому что пластик был только снаружи, а внутри – смесь порошков оксида железа и алюминия, более известную как «Термит». Олег приподнял за край коробку – всего-то на пару сантиметров, потом задвинул пластиковую доску под край коробки, как раз под «Колокол». Потом поднял одну из пиротехнических шашек, положил её на выступающий краешек термитной доски, прижал ногой, и выдернул чеку. Шашка, как должно, зашипела, выпустив чёрный дым, и сразу за ним – язык белого, ослепительно яркого пламени. Такие шашки входят используются по всему миру, опять же для того, чтобы поджигать термит, правда, в мирных целях – для сварки рельсов, труб, и толстых проводов. Шашка развивает высокую температуру, а вот термит, в свою очередь, создаёт температуру просто страшную. Всё. Олег протянул руку над микроскопическим пока ещё пожаром, достал из багажника сумку с ноутбуком, и поставил её вниз, подпирая цилиндрик шашки. Впрочем, это уже лишнее – пластмасса, в которую был упакован термит, очевидно была специальной, и уже вовсю горела сама. Через тридцать секунд термит разгорится всей массой, испарив ноутбук и наверняка расплавив «Колокол», не важно, целиком или частично, если есть внутри какие-то технологии, которые надлежит держать в секрете – им точно не уцелеть.

Оставалась ещё одна деталь. Уже чувствуя ногами жар костерка, Олег ещё раз протянул руку в багажник и достал Смит-и-Вессон. Поколебался секунду. Положи он револьвер в термитный огонь – и оружейный металл тоже будет расплавлен. Нет револьвера – нет улики. Впрочем, если Олега поймают, судить его будут не за стрельбу, судить его будут за шпионаж. Да и стрелял-то он как раз ровнёхонько в целях необходимой самообороны, в сугубом соответствии с американскими законами.

А ещё Олегу абсолютно не хотелось оставаться без ствола в ситуации, когда на него, вроде бы мирного гражданина, ни с того ни с сего прыгают гадёныши с пистолетами. Бандюганы приходили именно по его душу, Олег был практически в этом уверен. В общем, решение принято – револьвер нужно сохранить. Вот разве что обезличить на случай если придётся применять ещё раз, чтобы две стрельбы нельзя было связать между собой.

Олег зажал ствол револьвера между колен, большим пальцем здоровой рукой слегка оттянул курок, а указательным пальцем провернул барабан до последней, восьмой позиции, занятой патроном. Потом оттянул курок назад до щелчка. Последний патрон, находившийся сейчас под ударником, был специальный. Нет, это не был последний патрон «для себя», или противо-вампирная серебрянная пуля. Пуля была как раз титановая, вернее, в обиходе её называли титановой пулей, а сделана она скорей всего из какого-то сплава значительно прочнее оружейной стали, а может быть из новомодной керамики.

Чтобы не царапать канал ствола, пули покрывают медной или латунной оболочкой. В результате не пуля царапает ствол, а ствол – пулю. Именно эта особенность и используется чтобы связать пулю и ствол – достают пулю, напрмер, из труппа, потом отстреливают контрольную из оружия, потом смотрят на обе пули под специальным микроскопом, и сравнивают царапины. Если царапины одинаковые, то и вылетели пули из одного и того же ствола. Титановая же пуля сама царапала ствол, изменяя его уникальный отпечаток. А по гильзам револьвер всё равно не опознаешь – они в барабане остаются.

Олег направил револьвер вверх и нажал на спусковой крючёк. Спуск получился совсем мягкий – револьвер уже был взведён, а вот грохот опять пришиб начавший уже было возвращаться слух. Что ж, даже полезно, если какие-то любопытные уже осмелели настолько чтобы выйти поглазеть, то этот выстрел их пыл поумерит. А вот приезд полиции, конечно же, выстрел не задержит – надо поспешать.

Олег нажал на спуск ещё два раза, и револьвер дважды сухо клацнул, прокручивая ячейки с битыми патроны. Засунув оружие за пояс брюк сзади и прикрыв пиджаком, Олег оглянулся напоследок. Объектив и провода лежали метрах в пяти и не должны были пострадать, даже если займутся машины, припаркованные в одном ряду с внедорожником Олега. А вот Олегова машина скорей всего сгорит. Жаль, хороший был конёк, через пол-Америки провёз.

Олег понимал, что вряд ли ему доведётся работать в Штатах ещё раз – его отпечатки пальцев остались на паспортном контроле при въезде в страну, и в номере отеля, а машина, которая вот-вот сгорит, однозначно его с этими отпечатками связывает. Впрочем, сожалеть о том, что в Америку путь заказан, можно будет только после того как Олегу удасться из Америки выехать.

Сняв с шеи силовой шнур с «крокодильчиками», Олег быстро пошёл к выходу с парковки, по пути наматывая провод на непослушную левую руку у самого плеча.

15. Прятки

Саша сидел в патио, курил, смотрел на серебряную рюмочку, наполненную виски (как обычно – до половины), и размышлял, выпить её, третью, или не надо. Наверное, выпить, а то голова так и не отключится от программизма, не перейдёт в правильное, спокойно-умиротворённое состояние, в котором и должна прибывать после того как сегодняшний рабочий день закончился, а завтрашний ещё не начался.

День получился преотвратнейший. Фирма, в которой Саша трудился самым главным и единственным программистом, жила тем, что приторговывала всякой всячиной на популярном Интернет-аукционе. И вот этот самый аукцион никого не предупреждая поменял интерфейсы, и Сашины программы перестали работать. Верней, аукцион-то наверное предупреждал, и загодя, и не один раз, но кто же письма от них читать будет? Письма-то они иногда и по нескольку раз в день шлют, всё о том какие они там распрекрасно-замечательные, как конференцию разработчиков провели, да какое у них на будущее планов громадьё – фигня в общем. Так что если их письма все читать, то только это на работе и успеешь, на программирование времени не останется. Вот и прозевал Саша обновление, оттого и носился по строчкам кода как общеизвестный веник, внося правки. Оттого и пришёл домой так поздно. В Америке рабочий день обычно – с восьми до пяти. У Саши график работы в общем-то был гибкий, никто утром в дверях с секундомером не стоит, однако гибкость эта почему-то предпочитает загибаться не в сторону укорочения рабочего дня, а сторону удлинения – вот как сегодня. Пришёл с работы – а на небе звёзды. Романтика типа.

Под такие невесёлые мысли Саша решительно сграбастал рюмочку со стола, одним глотком (как водку) осушил, и со стуком поставил на место. Стуку рюмки в вибрацией отозвался телефон в кармане. Саша вытащил мобилку – автоответчик высветил «Masha – P». «P» – это наше «П», «Племянница», чтобы отличать племянницу Валентина Борисовича от другой Маши, номер которой был в Сашином телефоне был обозначен просто «»Masha«».

Номер Машин Саша записал в мобилку несколько дней назад, когда они ездили покупать Маше телефон, компьютер, и прочие необходимые студентке штуки. Звонил пару раз, спрашивал как дела, и нужна ли помощь с извозом. Маша вежливо оказывалась – то-ли сидела у себя в гостинице, то-ли вызывала такси, то-ли пыталась освоить местные автобусы, ходящие строго по расписанию, зато примерно раз в час. А может Саша был у неё не единственным знакомым в городе.

– Привет, Машенька! – вот любил Саша называть абонента сразу по имени, используя преимущества определителя номера.

– Привет, Саша. Приезжай пожалуйста.

Э-хе-хе… Ну вот когда выяснилось что третью рюмку пить и не надо было. Саша подсчитал как-то что по ютинским нормам содержания алкоголя в крови водителя (и его, Сашиному, живому весу) две рюмки – это ещё норма, это – трезвый. А вот три – уже на грани. И не то чтобы Саша никогда не водил машину пьяным – конечно водил когда обстоятельства обязывали. Как-то, в очередной раз навсегда поссорившись с Лариской, прыгнул в машину, и ехал закрывая один глаз – потому что если смотреть двумя глазами в таком состоянии – то картинка двоится и рулить вообще невозможно. Однако, естественно, за пределом форсмажорных обстоятельств Александр кататься «под шафэ» отнюдь не стремился. И не то чтобы после третей рюмки водить тяжело – нормально, а уж с нашей русской печенью – и вовсе не заметишь. Но вот впилится в тебя какой-нибудь идиот, подскочит полиция, заставят дыхнуть в трубочку – и всё. А день сегодня кстати – как раз такой чтоб неприятности притягивать.

– Машенька, я конечно не в том состоянии, в каком хороший хозяин собаку за руль не посадит, но всё же… А до завтра никак не терпит? Что случилось-то?

– Нет, не терпит. Что случилось расскажу на месте. Приезжай пожалуйста как можно скорее. Встретимся там где и в первый раз.

– У паровозика?

–Ага, у паровозика. Поспеши, Сашенька. – сказала Маша и отключилась.

Показалось Саше, или Машин голос действительно подрагивал? Тоже мне, шпионка-разведчица, деловая колбаса… А с другой стороны, если у конкретно этой девушки дрожит голос – ничего хорошего такое дрожание не предвещает. Это как бегущий генерал, который в мирное время вызывает удивление, а в военное – панику.

Саша встал, пошарил в карманах, нашёл пачку жвачки, развернул пластинку и закинул в рот. Хитрую машинку, измеряющую содержание алкоголя жвачка не обманет, а психологически всё ж полегче. Машинально похлопал себя по карманам ещё раз. Телефон на месте, бумажник (а в нём – права) на месте, ключи от всего, включая машину – на месте. Можно ехать. И тут телефон завибрировал снова.

– Да, Машенька? – сказал Саша, предвкушая то, что сейчас услышит. Или ситуация рассосалась сама-собой, или отложилась по крайней мере до завтра. Или сейчас разрешится по телефону – спросит Маша экспертную оценку по какой-нибудь сугубо американской ситуации, Саша ей всё объяснит, да и займётся допиванием вискаря. Однако услышал Саша нечто совсем неожиданное.

– Тимофеев, оружие есть?

– Есть…

– Отлично… Захвати, ладно? – коротко бросила Маша и отключилась.

Саша аккуратненько прикрыл рот, распахнутый было под напором целой кучи готовых выскочить вопросов, да и уселся обратно на стул – ситуация внезапно сделалась незаурядной, и требовала некоторой работы мысли.

Оружие у Александра конечно было – разве что за исключением Калифорнии, везде западнее Миссисипи оно есть буквально у каждого дурака. Потому что покупается тут оружие почти как хлеб – заполнил бумажку, заплатил денег, потом продавец позвонил в полицию и убедился что у полиции к тебе претензий нет, вот и всё. И сделался ты обладателем чего-нибудь убойного и страшненького. А ещё оружие есть у каждого дурака потому, что у любого дурака (кроме вот этого) оружие уже давно есть, и надо чем-то стреляющим обзавестись просто на всякий случай, вроде как для баланса сил. Чтобы не оказаться, как тут говорят: «Тем парнем, который пришёл с ножом на перестрелку».

Была у Саши даже лицензия на скрытое ношение ствола – тоже на всякий случай. Лицензию эту Саша получил в основном для того, чтобы было удобнее ездить стрелять в тир, не озабочиваясь в соответствии с законом раскладыванием оружия и патронов в два разных, причём закрытых на ключ ящика. А вот постоянно ходить со стволом под мышкой Саша никак не собирался – незачем. Пистолет – он, знаете-ли, от другого пистолета совершенно не защищает. Вот подойдёт к тебе кто-нибудь, тыкнет стволом в нос – и вместо того чтобы за своим стволом полезть, отдашь бумажник как миленький. Если, конечно, инстинкты самосохранения у тебя на месте, и здравомыслие присутствует, а суицидальные настроения, напротив, отсутствуют напрочь. А вот когда грабитель бумажник твой заполучит, и свой пистолет спрячет – так и стрелять в него уже по местным законам уже нельзя, потому что применять оружие на поражение можно только когда твоей жизни угрожает немедленная опасность, а когда в тебя пистолет не направлен, то уже как бы нету её – опасности-то, вот такой парадокс. Да и то, все эти соображения работают только если грабитель по-джентльменски будет требовать у тебя бумажник вместо того чтобы вспомнить о том, что внезапность – главный залог победы. А то ведь вспомнит, подойдёт сзади и стрельнет прежде чем бумажник из твоего кармана вынуть.

В общем, Саша исходил из соображения, что чтобы противостоять неожиданной атаке пистолета нужен вовсе не пистолет, а бронежилет. Да вообще, пистолеты для самообороны носят только те, кто реально воевать не собирается. Кто собирается – носит штурмовую винтовку, или вообще на танке ездит.

Однако кое-какое оружие у Саши всё же было – не пристало советскому офицеру быть без ствола, тем более что закон местный разрешает. Была старушка-трёхлинейка с клеймом «Тульский, Императора Петра Великого оружейный завод, 1916г.». Был и (опять же) тульский револьвер системы Наган аж двадцать девятого года выпуска – довоенный, пристрелянный, и в прекрасной форме. Ужасный архаизм по нынешним береттово-глоковым временам, однако надёжное оружие. Недаром производился пятьдесят лет подряд, а ведь ни царская Россия ни Советский Союз никогда денег на разработку оружия не жалели. Короче говоря, вопрос «Что брать?» – он как бы и не стоял – конечно Наган. Вопрос был в другом – брать ли вообще что-нибудь… да и ехать ли?

Саша подумал минутку, и решил: и брать, и ехать. Службе… простите – корпорации, которую представляла Маша он доверял. И, конечно же, понимал, что дураков там не держат. Дур тоже. Ну не попросят же они Сашу палить кому-нибудь в затылок, или там, например, тыкать револьвером в лицо. Прекрасно эти люди понимают что Саша – не боевик. Нету у него оперативной подготовки, а чайника в боевую ситуацию совать – себе дороже выйдет. Конечно, вопрос – «А зачем тогда оружие?» от таких логических рассуждений никуда не делся, однако Саша решил подумать об этом по пути.

Вернувшись в дом Александр открыл стенной шкаф, нагнулся и достал маленький несгораемый чемоданчик. Чемоданчик под ключом служил для защиты Нагана не столько от пожара, сколько от шаловливых ручонок сынули Коляна, который был ещё маловат для того чтобы выработать в нём здоровое уважение к оружию, но достаточно взрослым и сильным чтобы зарядить, взвести курок, и нажать куда надо. Ну, или для того чтобы привести друга постарше и начать хвастаться огневой мощью папы.

Отперев замок, и откинув тяжёленькую крышку, Саша быстро вытащил револьвер, тускло сверкнувший воронёным металлом, и коробку патронов. Потом, воровато оглянувшись, Александр закрыл чемоданчик, вытащил из замка малюсенький ключик, и засунул свою миниатюрную оружейку обратно в шкаф – нехватало ещё чтобы женуля Катя или дочка Натаха увидели всё это и поинтересовались – куда это в такое время принято ходить с оружием? Быстро, но по мере сил стараясь не шуметь, Саша спустился в подвал, высыпал пол-коробки патронов прямо на ковёр, откинул дверцу барабана, и зарядил револьвер. Посмотрел на остаток патронов, подумал, и засунул с десяток в карман россыпью. Глупо конечно, Наган в боевой обстановке не перезарядить, с чем начал стрельбу – с тем и закончишь. Да, собственно говоря, и не собирался Саша с кем-либо перестреливаться. А с другой стороны – запас карман не тяготит, патроны есть не просят – пусть уж будет.

Патронную коробку положил под диван. А вот кобуры для скрытого ношения в запасе не было – пришлось засунуть Наган сзади за пояс и прикрыть свитером. Посмотрев на часы и про себя обозвав себя капушей, Александр направился к выходу из подвала, однако через пару шагов ругнулся вполголоса, и развернулся обратно. При каждом шаге Наган грозил то-ли высыпаться наружу через ремень, то-ли нырнуть внутрь джинсов.

Саша глянул на себя в зеркало. Так и есть – плюс ко всему длинный ствол совершенно неприспособленного для ношения таким манером оружия совершенно недвусмысленно проглядывал сквозь штаны, словно тонкий прямой хвост. Хвост. Железный хвост. Саша поймал себя на том, что при этой мысли совершенно по-гиеньи подхихикул. Ну вот, началось. Внутреннее напряжение, как ты его не скрывай, как не хорохорься – всегда выскочит наружу, причём обычно именно таким способом – беспричинной весёлостью. Подойдя к зеркалу вплотную, Саша заглянул своему отражению в глаза. Ну что же, неприкрытой паники не наблюдается – уже неплохо.

Сами с собой разговаривают только откровенные психи, по-этому, всё так же глядя самому себе в глаза, Саша проговорил сугубо про себя:

– Ну что, Сашок, ты отдаёшь себе отчёт в том, что ввязался в игры, в которых при неблагоприятном исходе ты сядешь за шпионаж, а при благоприятном – не выиграешь ничего, просто останешься при своих?

Судя по кривой улыбке и лёгкому, почти незаметному кивку, отражение текущую ситуацию прекрасно осознавало. Саша понимающе подмигнул в ответ, и отвёл глаза – надо поспешать.

Вытащил револьвер из-за пояса – так его носить всё равно нет никакой возможности. Наган по пути наружу пребольно царапнул мушкой по тому месту, где у Сашиных далёких предков хвосту быть и полагалось. Быстренько сменив свитер на водолазку и пиджак, Саша примостил оружие просто в боковом кармане – без всяких суперменских выкрутасов. Попытался достать – вышло скверно, револьвер вёл себя как связка рыболовных крючков, цепляясь за материю то курком, то мушкой, то ещё чем-нибудь. Однако лучше уж так, чем сзади за поясом – хоть не потеряется. Да и сидеть с заткнутым за ремень оружием почти невозможно, а машину, знаете-ли, ни стоя ни лёжа вести не получится.

Проезжая по пустым улицам, Саша пытался проанализировать ситуацию, прикинуть – зачем он так срочно понадобился, да ещё и при оружии. Даже музыку выключил, чтобы лучше думалось. А ещё чтобы не отвлекаться – почему-то сегодня на улицах было изрядно полицейских машин, что Сашу, в его «третье-рюмочном» химическом состоянии души совершенно не радовало. И вели себя полицейские машины как-то необычно, не сновали туда-сюда с деловитым видом, очевидно отвечая на вызовы, а стояли у больших перекрёстков, помигивая огнями на крышах. Так полиция действует когда столкновение случилось, стоят, отгораживая трафик от столкнувшихся автомобилей, пока не выяснится кто виноват и битые машины не эвакуируют. Однако сегодня около полицейских машин никаких столкновений не было – Саша специально присматривался – ни помятых машин, ни даже осколков стекла на асфальте. Субботник по борьбе с пьяными водителями у них что-ли? Или ловят кого?

В общем, ничего конкретного по пути так и не придумалось, вернее – придумалось слишком кудряво и разнообразно. Очень уж мало данных, и, как результат – изобилие вариантов ответа. Вот и было решено по возможности использовать старое доброе солдатское правило «Если ничего не можешь сделать – постарайся хотя бы не волноваться». Ещё курсантом Саша вычитал это правило в какой-то из книжек, и с тех пор старался применять по мере сил. Получалось не всегда. Сейчас тоже получалось неочень, оставалось утешать себя тем, что парк «с паровозиком» близёхонько, и после встречи в Машей ясности безусловно прибавится. Что бы там ни было, а неизвестность неприятнее всего.

Однако встретиться у паравозика не довелось. Саша уже парковался на стоянке у паровозного скверика, когда телефон в кармане снова заявил о себе.

– Тимофеев, ты далеко?

– Уже тут, красавица, буду буквально через минуту.

– Обстоятельства изменились. Объезжай парк, и встреть меня с противоположной, с северной стороны.

– Ну хорошо… – Саша бросил телефон на пассажирское место, перекинул рычаг автоматической коробки на задний ход, по привычке огляделся в поисках препятствий. Препятствий не было – по позднему времени его машина была одна-одинёшенька.

Объехав скверик, Александр встал просто у тротуара – специальной стоянки, предназначенной для посетителей сквера тут, похоже не было. Вообще, странноватое это было место. Справа – сплошная стена кустов, огораживающая благопристойный, ухоженный, образцово-показательный скверик. А слева от дороги – старые домишки, маленькие, изрядно захламлённые дворики, автомобили, которые, похоже, не ездят последние лет десять или больше. Грязь и беднота. А самое удивительное – в темноту ответвляется несметное количество узеньких изогнутых улочек, что для Солт-Лейка большая редкость. Тут всё движение спланировано как сетка, с улицами, пересекающимися под прямыми углами, а тут… Просто Лукоморье какое-то. Наверное, ещё севернее скверика есть или ручей, или овраг, в общем – естественное препятствие, не позволяющее тянуть улицы по прямой с севера на юг, да с запада на восток, вот и получилась этакая змеистость проезжих путей.

Саша мигнул пару раз дальним светом, чтобы обозначить своё местоположение, потом выключил двигатель, и вышел из машины. Наган в кармане пиджака, тяжело качнувшись хлопнул по бедру, словно напоминая что сегодня всё – по-взрослому.

На улице Маши не было видно. Саша чертыхнулся, обошёл машину, открыл пассажирскую дверь, взял с сидения забытую мобилку, положил в левый карман (чтоб об револьвер не поцарапать), и оглянулся ещё раз. Не видать ещё Красной Армии… Вход в скверик нашёлся быстро – тропинка вела прямёхонько в аккуратную арку, выстреженную в сплошной стене кустов. Как только глаза привыкли к темноте, Саша обнаружил свою визави – девушка бежала с противоположной стороны, как раз оттуда, где Александр припарковался сначала. Хорошо так бежала, умело. Опытный глаз сразу различает – бежит человек, переходящий на вялую рысь раз в год в попытке настигнуть автобус, или же бегун накатал технику упорными тренировками. У Саши глаз был как раз опытный – сам в своё время побегал от души. Был в Советской армии такой неформальный девиз «Стрелять как ковбой и бегать как лошадь». Стрелять – это кому как повезёт, а бегали-то в армии изрядно, а курсанты (сиречь будущие офицеры) уж и подавно.

Вот и Мария сейчас бежала красиво. Не как спасающая свою жизнь испуганная кошка, не как потрясающая прелестями героиня пляжного мериала, а как профессионал, покрывающий максимальное расстояние за минимальное время с оптимальным расходом сил. Даже висящая на плече и прижатая локтем полупустая спортивная сумка грациозности бега нисколько не мешала. Саша даже залюбовался сначала, а потом опомнился, любоваться перестал, и, придерживая утяжелённый револьвером карман, потрусил навстречу.