Читать книгу: «Библия сновидений. авторский сборник», страница 4
Текст одиннадцатый
В ночь, после нахлынувших на меня в ходе нашей с Пакалем беседы воспоминаний, мне приснилось два достаточно странных и неприятных сна.
В одном я собирал справки, необходимые мне для трудоустройства. Обратившись в одну административную службу, само собой, мне пришлось столкнуться с бюрократическими проволочками, результатом которых стало возникновение сильного желания покурить. При том, что я уже несколько лет не возвращался к этой пагубной привычке, это было, по меньшей мере, странно. Поддавшись искушению, я вышел из здания и отправился на поиски того, что меня удовлетворит. Однако, до дела так и не дошло. Мое внимание привлек, оказавшийся неподалеку карьер, к которому подъезжали странного вида грузовики с камуфляжной раскраской. В том, что это были военные или представители иных силовых структур, сомнений не возникало. Из машин люди в форме вытаскивали человеческие тела, некоторые из них были еще живы, большинство же уже не подавали признаков жизни. Дальнейшее повергало в шок. Трупы хоронили сразу, устанавливая над могилами таблички с порядковыми номерами. Участь живых была менее завидной. Их укладывали рядами лицом вниз и словно на скотобойне разбивали головы кувалдами. После чего также отправляли в землю. Происходящее было настолько ужасающим, что меня даже не удивило, что все развивалось на виду у прохожих, недалеко от жилых домов. Видимо мой разум взбунтовался от увиденного, и, убедившись в том, что все это происходит не на яву, поспешил переключить канал.
Другой сон оказался ненамного приятнее. Я оказался на какой-то незнакомой мне площади, судя по всему, находящейся перед зданием конгресса, но Капитолий был разрушен. В округе было многолюдно. Поражало почти полное отсутствие взрослых, которые были представлены только охраной и присутствующей, как я понял, элитой. Основная же масса присутствующих была возрастом не старше двадцати лет, и все были одеты в черную форму с багровыми повязками. Чем-то это все напоминало гитлеровскую Германию времен фашизма, но таковой не являлось. Происходило что-то непонятное, очень напоминающее присягу. Присягали, как мне объяснили некоему новому мировому лидеру, и все это мне очень не нравилось, потому что во мне росло ощущение, что это происходит на самом деле. А самое страшное заключалось в том, что вся эта история сильно смахивала на сюжет моей книги.
Наутро я поведал Пакалю о своих кошмарах и спросил, что это может означать. Уже тогда я чувствовал в нем присутствие духа мудрости. Он изрек следующее.
– Это символ возможного прошлого и предупреждение о возможном будущем. Твой мир на грани, и поэтому нам сегодня же следует отправиться в путь. Время пришло…
– Что означает мой мир на грани, разве он не твой мир тоже?
Но Пакаль был безмолвен, и мы просто отправились в путь…
Рукопись четвертая. Familias planetarum
Текст двенадцатый
В пути от Вашингтона до Нью-Йорка мне так и не удалось встретить ни одной живой души – сплошь одна и та же картина тотального разрушения, безысходности и смерти. Дни слились в серое безнадежное полотно, и в какой-то момент я начал поддаваться отчаянию. Мое положение становилось все хуже с каждой пройденной милей, и виной тому стали отнюдь не окружающие меня постапокалиптические виды. Дело в том, что Пакаль исчез следующим утром, когда состоялся наш последний с ним разговор, пройти дорогой длиною в триста с лишним миль мне пришлось в абсолютном одиночестве.
Целые сутки после его исчезновения я занимался безрезультатными поисками, а потом просто постарался убедить себя, что, может, никакого ягуара не было и быть не могло – стойкая галлюцинация, с кем не бывает. Следом пришла предательская мысль, что сны с Владимиром также нереальны, а, значит, не надо никуда идти, и так как мне все равно было нечем заняться, я продолжил путешествие, решив сперва заглянуть в Нью-Йорк.
В прошлом я предпочитал уединение и ценил каждую минуту, когда мне удавалось побыть наедине с собой. В новых условиях мое отношение к окружающей действительности резко изменилось, я мечтал о любом собеседнике, лишь бы не оставаться один на один с мыслями о грядущем.
Я продвигался как в тумане, настолько отрешенный от умирающего мира, что вполне мог пропустить что-нибудь важное, и окончательно определив для себя, что буду идти ровно столько, насколько хватит сил, не заметил, как оказался в Ньюарке. Открывшаяся моему взору картина, ровным счетом ничем не отличалась от разрушений в столице. И снова никого, только смерть и тишина.
Был ли смысл в том, что я каким-то чудом уцелел? На божественный замысел не похоже, скорее это проклятие, кара за прошлые грехи. И, хотя я был далек от понимания греховности как таковой, невольно закрадывалось стойкое ощущение справедливости происходящего. Не только по отношению ко мне, но ко всему человечеству в моем, правда в моем случае вдвойне.
Признаю, что меня вполне можно обвинить в пустозвонстве, но иначе описать свое состояние не удается. И, если постараться быть предельно честным, то сама по себе затея написать историю своей «второй жизни» совершенно бессмысленна. Проблема в том, что я не привык бросать начатое, поэтому продолжим.
Из дум, состоящих в большей степени из непродуктивных размышлений о своей судьбе, меня неожиданно вырвал чей-то вздох. Я тут же пришел в себя и стал прислушиваться, оглядываясь по сторонам. Источник звука находился справа от меня, под развалинами жилого дома. Подбежав поближе и осмотрев уровень разрушений, стало понятно, что в одиночку и без специальных средств, спасти бедолагу не удастся. Попробовав расчистить завалы, я окончательно убедился в своих выводах, и тогда просто окликнул его.
– Эй, есть там кто?
На пару мгновений воцарилась гробовая тишина, а потом мужской голос то ли старика, то ли умирающего произнес: «Помоги мне!».
Я прекрасно понимал, что это невозможно, но расстроить несчастного не решился.
– Все будет хорошо, помощь скоро прибудет. Как тебя зовут?
– Дэйв. А ты кто?
– Я – Калеб. Ты давно там, Дэйв?
– Не помню. Наверное, несколько дней.
– Как ты туда попал?
– Я пытался спасти ребенка
– Погоди, ты говоришь, что пытался спасти ребенка. Когда это случилось, Дэйв? Сколько времени ты там сидишь?
– Я здесь не сижу, черт тебя подери. Лучше бы помог вместо того, чтобы заниматься разглагольствованиями. Я умираю!
– Дэйв, Дэйв, успокойся! Одному мне это не под силу. Я же тебе сказал, помощь едет, помнишь?
– Какая помощь, чертов ты ублюдок? Никого ведь не осталось.
– Ты не прав. В Джерси остались живые, и я здесь, не так ли.
– Ты врешь, сукин сын! Ну, и пошел ты! Будь ты проклят!
Он замолчал, и я услышал тихий плач. В тот момент что-то во мне окончательно сломалось. Пожалуй, именно тогда я, наконец, осознал весь ужас случившегося, и чуть не поддался панике. Это просто безумие, чертов ад спустился на землю. Мне захотелось убежать, но куда – повсюду творилось то же самое. Я действительно не мог помочь Дэйву, и он это знал. Совершенно неожиданно для себя я ощутил легкую зависть к нему. Ведь он скоро умрет, а мне снова предстоит скитаться в одиночестве, как живому трупу.
– Дэйв, возьми себя в руки! Давай начистоту? Ты прав, помощи не будет. Прости, я просто не знаю, как тебе помочь. Мне так жаль. Прости еще раз.
– Я понимаю, Калеб. За что нам все это?
– Я не знаю. Можно, я пойду? Мне очень тяжело здесь находиться.
– Не-е-е-е-т! Останься, пожалуйста! Просто поговори со мной.
– Не уверен, что смогу.
– Хотя бы попробуй, прошу тебя. Побудь рядом, сколько сможешь.
– Хорошо, я постараюсь.
– Спасибо, Калеб!
– Не благодари! Так как ты там оказался, и как вышло, что ты до сих пор жив?
– Я здесь всего… пару… дней.
Сказав это, Дэйв на долгое время замолчал. Он не реагировал на мои оклики, а когда я уже было решил, что он испустил дух, и собрался оставить это проклятое место, услышал его кашель. Оказалось, что он просто потерял сознание.
– Дэйв, мужик, ты снова со мной?
– Д-да. Кажется, да.
– Ну, и испугал же ты меня.
– А мне уже не страшно. Скоро я окончательно покину этот мир, и мне уже все равно. Наконец я встречусь со своей семьей, и все у нас будет хорошо.
– Знаешь, вот слушаю я тебя, и мне хочется верить, что именно так все и будет.
– Не сомневайся, я знаю это абсолютно точно. Теперь я понимаю, что так и должно было случиться.
– О чем ты?
– Ты меня спрашивал, как я здесь оказался. Я искал свою дочь. Когда все началось, мы и еще несколько семей укрылись в убежище неподалеку, но недели через три еда закончилась. Кому-то надо было выбираться наружу. Жребий выпал мне, но, когда дверь открылась Криста выбежала. Несмотря на свой малолетний возраст, а ей было всего шесть лет, она всегда поступала по-своему.
Я последовал за ней, но все произошло слишком быстро. Криста забежала в наш дом, когда он начал обрушаться. Бросившись к ней, я успел ее схватить, но было поздно. Она умерла сразу, моя девочка, мне же повезло меньше. Прости, я больше не могу…
Я услышал нечеловеческий крик страданий и боли. Это было невыносимо. Когда он успокоился, то спросил, есть ли у меня семья.
– Нет, Дэйв, я один.
– Это так ужасно.
– Знаю, и боюсь даже представить, что тебе пришлось испытать.
– Не переживай, все это уже не важно.
– Почему ты так говоришь?
– Оглянись, наш мир обречен – это конец.
– Пожалуй, ты прав, хотя все не так однозначно. Во всяком случае, в отношении меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Дело в том, что я уже давно должен был умереть, но каким-то образом этого не происходит. Я надеялся узнать от тебя что-то, что поможет мне разгадать эту тайну, ведь ты тоже еще жив. Теперь я понимаю, что это было глупо.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Понимаешь, какое дело – я находился в эпицентре в момент взрыва и со мной ничего не случилось.
– То есть как? Это же невозможно!
– В том-то вся штука, на мне ни царапины. Наверное, я проклят.
– Погоди, имя Пакаль тебе о чем-нибудь говорит?
– Что ты сказал?
– Так это был ты… Господи боже, я думал, что мне все привиделось.
– Что за загадки, Дэйв? Расскажи, что тебе известно.
– Нечего рассказывать. Я видел тебя во сне, там еще был говорящий ягуар и… это просто безумие.
– Что еще там было? Скажи, мне важно это знать.
– Я видел человека по имени Владимир, который был очень похож на русского президента. Мы о чем-то говорили… Постой, я только что вспомнил кое-что. Это прозвучит странно, но он просил тебе передать, чтобы ты не отклонялся от маршрута. Отправляйся в Канаду, а затем на Аляску – там тебя будет ждать проводник. Только обязательно через Монреаль.
– Не странно, Дэйв, но почему именно Монреаль?
– Ты разве не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Удары были нанесены не только по Вашингтону и Нью-Йорку, атакам подверглись побережье Калифорнии и Йеллоустоун. Западная часть Штатов вслед за Манхэттеном уже уходит под воду, а дальше будет еще хуже. Проснулись вулканы огненного кольца, привычный мир закончился, и единственный безопасный путь ведет в Монреаль, а оттуда к Юкону и Аляске.
– Значит, я не спятил, и все происходит на самом деле.
– Похоже на то, я верю в вещие сны, а вот на счет ягуара даже не знаю, что сказать.
– Я тоже не знаю, хотя видел его как живого и даже кормил, пока он не растворился. Послушай, а в твоем видении не было ничего про дальнейший путь от Аляски?
– О чем ты?
– О Берингийском перешейке.
– Нет, про это мне не известно, но если речь идет об участке суши, некогда существовавшем между территорией Аляски и Чукотки, то логично будет предположить, что при тектонических изменениях он вполне может снова возникнуть. К тому же настоящие условия к этому располагают. Если я не ошибаюсь, огненный пояс пролегает как раз в том районе.
– Все это настолько удивительно, что мне начинает казаться, что я попал в какую-то альтернативную реальность.
– Не только ты, друг мой Калеб. Мы все в нее попали, и, кажется, я догадываюсь, как это произошло. Надеюсь, ты слышал про адронный коллайдер?
– Конечно, слышал. Не хочешь ли ты сказать, что…
– Именно это я и собираюсь сказать. Постарайся вспомнить, что последовало за его первым запуском.
– Что-то припоминаю. Вроде была какая-то авария.
– Очень хорошо, а теперь подумай, как изменилась жизнь после две тысячи восьмого года. Мы вступили в цифровую эру, происходящие процессы ускорились, все стало каким-то неоднозначным. Сдается мне, что с этим коллайдером все не так просто. Есть же такая версия, что это чуть ли не генератор пятого измерения, который поможет открыть портал в иные миры.
– Я слышал только про машину времени.
– Тоже вариант. Одним словом, что-то тут не так.
– Да уж, сколько еще сюрпризов ждет меня впереди?
– Боюсь, что немало.
– Мне только что пришла в голову одна мысль. Ты говорил, что в убежище, кроме твоей семьи, были другие люди. Почему же они не попытались тебя спасти? Ведь они наверняка в курсе случившегося.
– Потому что, друг мой, они продукт прежнего мира, где каждый сам за себя, и это в них не вытравить уже ничем.
– Неужели они просто оставили тебя здесь умирать?
– Так и есть. Только не вини их, просто они слабы и не знают, как себя вести, когда мир рушится вокруг.
– Это просто бесчеловечно!
– Пожалуй, но ведь они такими стали не сегодня и не вчера. Человечество зашло в тупик – это правда, а выход только один: начать все сначала…
Дэйв неожиданно затих и больше не заговорил. Всю ночь я терпеливо ждал в надежде, что он опять придет в себя, но этого не случилось. На самом деле, поразительным было уже то, сколько силы воли было в этом человеке. Хотя, наверное, такое происходит с каждым: мы существуем до тех пор, пока готовы бороться, и уходим из жизни, когда перестаем за нее цепляться.
Попрощавшись с ним, я спешно покинул Нью-Йорк, не желая останавливаться возле убежища, поскольку не хотел иметь ничего общего с той частью рода людского, которая даже в условиях выживания не смогла преодолеть свои недостатки и стать человечнее. Подобное открытие вызвало у меня приступ изумления, после чего неохотно пришлось признать тот факт, что искусственный отбор оказывает большее влияние на человеческое существо, чем отбор естественный. Иными словами, попадаясь на уловки социума и его различные проявления, мы охотно поддаемся изменениям своего сознания, а затем, попадая в экстремальные условия, уже не можем противостоять естественному воздействию внешней среды. Вывод напрашивался сам собой: наш мир утратил гармонию, а потому – обречен.
Текст тринадцатый
Случай с Дэйвом всколыхнул во мне очередной эпизод из прошлой жизни. В последнее время я все чаще вспоминаю Рыжуху, мне до сих пор иногда ее не хватает. Как она сейчас? Обрела покой, о котором так мечтала когда-то?
Теперь я понимаю, что основной причиной нашего расставания стали не столько разные взгляды на жизнь и идеологические убеждения, сколько наше нежелание выслушать друг друга. Думаю, что у нас был шанс все изменить, в конце концов не такие уж мы были и разные – во многом я был согласен с ней, но признать это вслух не желал. Тот вечер не стал исключением – это был единственный раз, когда я перешел черту и накричал на нее…
– Говорю тебе: технологии губительны!
– Почему ты видишь прогресс в черном свете? Не понимаю.
– Что здесь непонятного? Это же тюрьма, тотальный контроль.
– Ну, и что? Не вижу ничего плохого в контроле, скорее наоборот – одни плюсы.
– В чем же это, если не секрет?
– Во всем. Начиная от удобства и заканчивая предупреждением нежелательных проявлений в социуме, преступности наконец.
– Это все, конечно, хорошо, просто мне с большим трудом представляется сама идея, что власть может источать благодетель.
– Да, что ты заладил: они – то, они – сё. Согласись, ведь намного лучше, когда тебя окружают устройства, призванные сделать жизнь комфортнее.
– Безусловно. Только, если это не сковорода с чипом, к примеру.
– Чем она тебе не угодила?
– Хотя бы тем, что это развязывает руки тем, кто у руля.
– Каким это образом, интересно?
– Вот мы с тобой сейчас беседуем на неудобную тему, я критикую власть, которой такие разговоры ни к чему. Им ничего не будет стоить устранить такого представителя общества. Представь ситуацию, я подхожу к плите, и умная сковорода взрывается, а потом это спишут на взрыв газа. Что скажешь?
– Естественный отбор никто не отменял.
– Ага, если это не касается тебя. И вообще, о каком отборе ты говоришь? Это здесь при чем?
– О том самом. Выживут только сильнейшие, ведь именно поэтому человечеству удалось столько протянуть, и дальше будет точно так же.
– Ты это сейчас серьезно?
– Абсолютно! Тебе что-то не нравится?
– Собственно говоря – все. Начнем с того, что естественный отбор закончился, когда человечество стало объединяться в группы. Все, что мы наблюдаем после этого исторического события – есть отбор искусственный.
– Пусть так, но разве это плохо?
– А что хорошего? Вправе ли мы решать, что-либо? Понимаешь, когда эволюция происходит по воле природы, то есть естественным образом – это нормально, но, когда люди своевольно берут бразды правления и начинают творить – все выглядит каким-то насильственным. Так не должно быть!
– То есть, ты считаешь нормальным топтание на месте?
– Не совсем так. Я считаю, что необходимо развиваться, учиться противостоять внешним угрозам, создавать различные средства защиты и стремиться к упрощению и автоматизации труда. Но в глобальный процесс лезть мы никакого права не имеем. Может, я нагнетаю, но, если не изменить вектор развития, мы так или иначе себя уничтожим.
– Ну, знаешь, если так рассуждать, то выходит, что человечество было обречено с самого начала, а если точнее – с того момента как взяло палку в руку, потом топор, лук, оружие наконец.
– Опять ты начинаешь? Люди не произошли от обезьян – это полная чушь! И не надо передергивать.
– Никто не передергивает. Любые блага изначально несут в себе как положительный, так и отрицательный заряд, но это вовсе не значит, что нам лучше не развиваться. И да – человечество – продукт животного мира, природы. И, раз уж нам дан разум, мы просто обязаны улучшать себя самостоятельно.
– Каким же это, интересно, образом?
– Ну, хотя бы не плодить уродов.
– Что ты имеешь в виду?
– Необходимо изменить социальную политику и никаких пособий семьям, воспитывающим неполноценных детей – это экономическая обуза.
– Ты еще расскажи про необходимость абортов.
– И скажу, или, по-твоему, лучше брать на себя такую ответственность, а потом мучиться всю жизнь?
– Ты себя вообще слышишь? Ницшеанство какое-то. И вообще, мы не в Спарте, многое поменялось с тех пор.
– Мы возвращаемся к началу нашего разговора. Повторяю: я за то, что выживают сильнейшие.
– Так-то оно так, но не путем же уничтожения себе подобных, пусть и физически слабых. Цивилизованнее от этого мы точно не станем.
– Еще как станем, если проредим генофонд.
– То есть ты за евгенику?
– Двумя руками «за»! И еще ты забыл про трансгуманизм.
– Хорошо, если ты рассматриваешь эволюционный процесс в таком масштабе, да и вообще любой глобальный вопрос, предлагаю для начала примерить ситуацию на себе…
– Что ты имеешь в виду?
– Не перебивай, дай договорить! Ответь на вопрос, как следует поступать с детьми, которые стали инвалидами скажем лет в двенадцать?
– Никак. Это другое.
– Ни хрена не другое!
– Что ты мне рассказываешь? Есть врожденные, или наследственные, заболевания и приобретенные.
– Отлично! Проблема в том, что некоторые из них, те, которые обусловлены генетически, могут проявиться в любом возрасте. Стивен Хоккинг, как пример.
– От этого никто не застрахован.
– Вот именно! Поэтому, если мы говорим о лишении жизни нерожденного человеческого существа с имеющимся генетическим заболеванием, которое удалось определить в период внутриутробного развития, следует сказать и о «лишних» представителях общества, обузе, как ты выражаешься, которые стали такими уже после появления на свет, независимо от их возраста. От них тоже надо избавляться?
– Не знаю, может и надо.
– А теперь самое главное. Ты готова поступить так, случись подобное в твоей жизни?
– Да, я за эвтаназию.
– Ты не совсем правильно меня поняла. Если ты дискутируешь, то будь готова идти до конца. Усложним задачу – готова ты поступить так со своими детьми?
– Нет, конечно.
– Извини, но тогда какого хрена ты мне тут рассказываешь про необходимость отбора, пользу евгеники и прочую чепуху. В конце концов диагностика врожденных уродств тоже не совершенна, и может ошибаться.
– Может, но я все равно считаю, что лучше перестраховаться.
– А я считаю, что лучше развивать науку в этом направлении, и возможно в будущем мы научимся программировать гены и влиять на развитие плода.
– Пока не научились, необходимо регулировать рождаемость.
– Очень вражеская мысль. Кто тебе дал право решать за других жить им или нет?
– Не имеет значения. Так будет правильно.
– Так будет не по-людски, убийство всегда убийство.
– Ничего подобного. Это евгеника!
– Да нет, дорогая – это геноцид. Как и вся твоя цифровая реальность с ее трансгуманизмом.
– Никакой это не геноцид, а будущее и эволюция – новая ступень человечества.
– Ты отдаешь себе отчет, чем это все обернется?
– Ничем ужасным, просто люди изменятся и станут совершеннее, сильнее и выносливее, если хочешь.
– И это все? То есть тебя не останавливает даже, сколько будет жертв? Мало тебе роста смертности от рака? И так уже скоро города станут похожими на микроволновки.
– Перестань, кто-нибудь да выживет, и у этой части населения будет иммунитет. Процесс эволюции не остановить.
– Ну, и бог с тобой! Живи в своей микроволновке…
