Читать книгу: «Вторая дочь», страница 2

В окне возник кокон с лицом Маши. Второй этаж – этаж не высокий, да еще пригорок. Лицо ее оказалось близко. Юра увидел его, знакомое до мелочей, но теперь какое-то серое, с темными полукружьями под глазами и почему-то кажущееся чужим. У него зазнобило в носу. Это ее старание казаться бодрой. Он молчал, потирая переносицу и пытался разглядеть то, что она могла ему не сказать. Маша тоже молчала и только улыбалась. Сначала хоть и с усилием, но все же бодро, а затем незаметно в улыбке возникла печаль. Юра почувствовал, что стало жарко.

– Как дела?

Маша глубже улыбнулась. Рука ее непроизвольно поправила и без того закрученное одеяло.

– Хорошо. Не волнуйся.

Легко сказать. Они опять замолчали. Совместно прожитые семь лет растворились в прихлынувшем чувстве. Он явственно ощутил тот далекий уже май, когда назавтра им сдавать экзамен, а они не только о нем, но и о людях, мимо которых проходят, совсем не думают и не замечают их. Ее рука в его руке и бездна толкущихся слов, но нет смелости, да и смысла их произносить. Вот только беспокойства тогда не было.

– Когда?

«Хотя, что я спрашиваю?»

– В девять утра, – пришел ответ сквозь виноватую улыбку.

Юра вспомнил, что в девять он зубоскалил о сахаре. Стало стыдно.

– Тяжелей, чем в первый раз?

Маша помолчала, затем сказала:

– Ты волновался? – пауза. – Все нормально.

Еще бы не волноваться. Они опять замолчали. Сколько хочется сказать, а еще – тронуть рукой ее щеку.

– Ты расстроился? – Маша перегнулась через подоконник, чтобы ближе видеть его лицо и опять виновато улыбнулась.

– Из-за чего?

– Ну, что девочка.

Так вот она откуда, виноватая улыбка. Он совсем забыл о ней, о второй дочери, из-за которой вся эта кутерьма. Ему опять стало стыдно. Почему она думает, что он недоволен ею? Разве в ней дело?

– Да что ты! Ерунда какая…

– Не расстраивайся, Юр. Что ж теперь.

– Да что ты! Откуда такие мысли?..

Внезапно Юра услышал, что женщина рядом кричит на третий этаж, и, видимо, уже давно, чтобы Нина отошла от окна, а-то застудится. Юра тоже засуетился, замахал руками и закричал Маше, что все, хватит, ей пора в койку.

За три часа, что Юра отсутствовал, организацию его ничто не потрясло, и никто сначала не обратил внимания, что он выставил на стол два торта с каким-то кульком, в котором угадывались бутылки шампанского. Только когда он сказал, чтобы ребята сдвинули столы, Вяземский спросил:

– Ты чо?.. Чо отмечаем?

– У меня сегодня дочь родилась. Вторая.

– Вот это да!.. Поздравляю!

Вокруг загалдели.

– Что ж ты бракодел такой?

– Второй раз и мимо.

– Что б ты понимал, фуфел! Молодец Юрик!

– Ну Юра! Ювелир. Настоящий мужчина всегда производит девочку!

Поздравления и остроты сыпались со всех сторон. Юру тискали, хлопали по плечам и спине, пожимали руки. Он, с лицом цвета его красной машины, застенчиво улыбался и пытался тоже острить, но получалось не остро. Он, наконец осознал, что не суждено иметь ему сына, что второй ребенок его – опять девочка. А он так надеялся, так настроился, что будет парень – ему опора! Он мечтал, как лепил бы из него человека, как передавал бы ему себя. А теперь? Теперь оставалось только остроумие, от которого сводило зубы.

Тяжесть эта увеличилась, когда дома его встретила возбужденная теща. Она безмерно много говорила о том, как звонила в роддом, что ей отвечали, как она звонила своим приятельницам и прочее, и прочее. Тесть тоже пребывал в возбуждении, ходил по квартире, щелкая подтяжками и старался не уступить первенства в выяснении обстоятельств родов дочери.

Юра посадил на колени Оленьку и стал читать ей «Про слона», но той про слона было не интересно, так как она чувствовала, что произошло что-то более значительное. Она поминутно прерывала чтение каким-либо вопросом, вскакивала с его коленей, убегала к бабушке, опять возвращалась. Юра окончательно вышел из себя и прицыкнул на дочку, и тут же устыдился содеянному. «Что это я? Совсем распоясался, – корил он себя, вглядываясь в наполненные влагой и обидой глаза дочери, одновременно прижимая к себе ее трепетное тельце. – Совсем сдурел».

– Вот ты всегда так, папа. Сначала ругаешь, потом жалеешь, – хлюпала Оля.

Но что же делать? Куда деться от этого лихорадочного волнения? И почему такой психоз? Не понятно. Пожалуй, опять надо ехать бомбить, как вчера, после того, как отвез Машу в роддом. Эта тяжелая работа успокаивает, отвлекает.

Следующий день предъявил счет Юре. Двое суток почти без сна дали о себе знать. Сидящая справа теща тревожно поглядывала на него, но затем, по мере приближения к роддому, поддалась охватывающему ее нетерпению и о Юре забыла. Юра же, напротив, был спокоен. Усталость, наконец, успокоила его.

Они вызвали Машу к окну, и Вера Матвеевна забросала дочь вопросами. Та отвечала, а Юра молча смотрел на ее, по-прежнему вроде бы виноватое лицо и ничего не слышал. Он отрешенно думал, что хорошо, когда все хорошо кончается, даже если и вторая дочка. Не будет же он ее от этого не любить.

Он вспомнил, как впервые увидел Ольгу: крохотное, живое существо какого-то фиолетового цвета. Оно не вызвало в нем ничего кроме содрогания. Даже дотронуться до нее было боязно и неприятно. А теперь? Теперь за дочь он готов разбить любому голову. Так же и со второй будет. Его хватит на всех, у него любви много. И на Людку его хватает и на Валю. Он вдруг явственно увидел перед собой волнующуюся грудь Люды и даже почувствовал запах ее тела.

Фу, черт! Юра вздрогнул. Поднял глаза и навел резкость на Машу.

– Так что, у тебя по-прежнему? Не ходишь? – услышал он голос тещи и увидел, как в ответ Маша отрицательно повела головой.

«Да… грудь у Людки, конечно, роскошная, – продолжал размышлять Юра, – такой больше нет. Ну да главное, что все кончилось, что все тяготы позади, не смотря на гемоглобин. Машка вон улыбается. Все позади»

Прощаясь у машины с тещей (они ехали в разные стороны), Юра услышал:

– Ты знаешь?.. Правда Маша не велела говорить, но, пожалуй, лучше, если ты будешь знать.

Юра оставил в покое дверной замок, куда вставлял не тот ключ и вопросительно посмотрел на Веру Матвеевну.

– Она, ты знаешь… Это, видимо, нервное. Поэтому и не выписывают ее.

– Что еще случилось?

– Она в туалет не ходит. По-маленькому.

– А разве такое бывает? – Юра поразился. Как можно не ходить в туалет? Туда все ходят.

– Бывает. Мне Ольга Евгеньевна говорила, что бывает

– Ты давно уже знаешь об этом?

– Вчера. Я позвонила Ольге. Та, правда, успокоила. Сказала, что пройдет. Что это нервное. Боится, наверное.

– Ну,.. наверное, – Юра поводил в воздухе рукой и опять изумился, – как такое может быть?

Вечером Вера Матвеевна напомнила Юре про неприятность, о которой он забыл.

– Я опять звонила Ольге. Она разговаривала с мужем. Так Петр Иванович сказал, что такое бывает, что это действительно скорее всего психическое. Надо успокоиться и все пройдет.

– Он что, гинеколог?

– Я же говорила тебе. Ты забыл, верно. Он гинеколог, кандидат наук, работает во втором управлении. Известный специалист.

– Как я понимаю, второй день истек.

Вера Матвеевна развела руками. Юра отвел от нее взгляд, посмотрел в темное окно и спросил:

– А Павел Григорьевич не звонил Леонид Михайловичу?

– Да, да. Папа должен был позвонить дяде Лене. Тот тоже может подсказать

– Так звонил или нет? – чувствуя поднимающееся раздражение и стараясь его подавить спросил Юра.

– Паша! Ты Лене звонил? – крикнула теща в другую комнату.

Тишина. Павел Григорьевич смотрел вечернюю новостную передачу. Святой момент. Сразу почувствовав, что сейчас лучше не обострять, Вера Матвеевна прошла к нему. Юра крепко потер лоб и пошел следом.

– Паша! Я тебя спрашиваю, ты Лене звонил?

Павел Григорьевич с задержкой оторвал взгляд от телевизора, перевел его на жену, на зятя, потом опять на жену и, склонив голову по-петушиному набок, спросил: