Читать книгу: «Башня континуума. Владетель. Том 2», страница 2
– Сколько исполнилось тому образцу, который вы собираетесь нам сейчас продемонстрировать? – поинтересовался Холлис у заведующего.
– Две недели, сэр.
– Сколько у нас всего подопытных образцов?
– Пять, сэр. Самка и четыре самца. Девочку и одного мальчика мы используем для экспериментов; остальные находятся в саркофагах с питательной жидкостью в глубоком анабиозе. Всего на сегодняшний день зафиксировано тридцать два случая рождения Изменившихся. Из них нам удалось получить двадцать экземпляров. Всех, кроме тех пяти, мы умертвили при достижении ими критического возраста в один месяц… в связи с их чрезвычайной опасностью.
Запертый внутри костюма биологической защиты, Моримото изнывал от жары и духоты, к тому же, ему уже до смерти блуждать по однотипным, трубчато-стрельчатым, серебристо-стальным переходам исследовательского комплекса. Наконец, Моримото начал испытывать… что-то вроде симпатии к этому… как его? Изменившемуся. Какое живое существо – или не-существо – не захотело бы без оглядки бежать отсюда?
В общей сложности, делегация проделала никак не меньше четырех миль по бесконечным коридорам, пока пред ними не предстала ничем не примечательная стальная дверь без опознавательных знаков. Холлис толкнул дверь, и они вошли.
– За черту не переступать! – дважды, громко и настойчиво предупредил Холлис, кивнув на пол, разделенный толстой красной линией.
Моримото поглядел вперед и увидел куб девять на девять футов из бронестекла со стенками в десять дюймов толщиной, оплетенными мелкоячеистой сиренево-фиолетовой электрической сеткой под высоким напряжением. Сам куб был заключен в пузырь из четырех или пяти слоев сверхпрочного экранирующего пластика.
Существо, находящееся в клетке, не выглядело опасным. Совсем напротив. Оно выглядело очень беззащитным. И… необычайно милым.
Потому что это был ребенок. Самый обычный ребенок, крупный, здоровый, светловолосый, голубоглазый, курносенький, розовый, в младенческих складочках, совсем голенький, не считая подгузников. На вид ему было года два. Сидя в клетке, ребенок возился с разноцветными кубиками, которые интересовали его куда больше посетителей.
Моримото изумленно пригляделся, но не обнаружил у ребенка видимых дефектов, печальных последствий облучения парами услада-плюс. Как и видимых рудиментов и атавизмов, вызываемых тем же постоянным облучением, порой омерзительно карикатурных, вроде хвостов, щупалец, жабр, фасеточных глаз, даже зачатков крыльев. Или третьего глаза во лбу, или пяти сердец, или двенадцати ног. Или хотя бы обычной для здоровых не-существ зеленоватой шерсти, которая предохраняла не только от лютых ночных холодов, но и защищала от разрушительного воздействия услада.
Вот только на Изменившемся не было ни клочка шерсти, ни малейшего намека на шерстяной покров. Выглядел он точь-в-точь как маленький человеческий ребенок. Тут-то глава Синдиката и уразумел с удручающей ясностью, отчего Холлис так громко, и быстро, и взволнованно говорил, и брызгал желтой, отравленной наркотиком, слюной, и размахивал руками.
– Ведь это обычный человеческий ребенок!
– Ни чуточки, оно просто выглядит, как ребенок, – ответил Холлис мрачно.
– Любопытно. Не означает ли схожесть вашего подопытного с человеком, что услад-плюсовая эволюция, о которой вы постоянно твердите, взяла и повернула вспять?
– Вот именно что не повернула, господин Моримото, а, по видимости, вышла на новый виток. Повторяю, пусть вас не обманывает внешний вид объекта. В нем нет ничего человеческого, кроме насквозь фальшивой внешней оболочки. Уже сейчас он в четыре раза физически сильней взрослого тренированного мужчины, невосприимчив к широчайшему спектру излучений и ядовитых веществ, малочувствителен к критическим перепадам давления и температур, превосходно видит в темноте и так далее. В действительности, мы обнаружили у него одну-единственную уязвимость. Как всякое не-существо, он должен дышать воздухом с примесью услада-плюс. Однако, мы полагаем, что…
Холлис продолжать говорить, в такт своим словам размахивая желтой рукой, но Моримото был не в состоянии сосредоточиться на его речи. Главу Синдиката не оставляло ощущение, что он пал жертвой нелепого розыгрыша. Зачем ребенка посадили в клетку? Какой вред мог причинить такой славный малыш? Вдруг Моримото понял, что ребенок перестал играть, а смотрит прямо на него невинным взглядом чистых голубых глаз. Очень хотелось провести ладонью по льняным волосикам, обнять ребенка, успокоить.
– Тэцуо.
Изменившийся улыбнулся.
– Отец.
– Тэцуо…
Что же это такое? Эта жуткая тварь совсем ничем не напоминала его покойного сына. Очнувшись, Моримото рассмеялся. Смех его, больше напоминающий хриплое карканье стервятника, взволновал охранников и заставил замолчать Холлиса.
– Прикончить, – рявкнул Моримо на ниппоне, ткнув пальцем в клетку.
Холлис часто-часто заморгал.
– Что? Что он сказал? Как так – убить? Позвольте, но это бесценный экспериментальный экземпляр! И самый смирный из всех, что у нас до сих пор были…
Охранников Моримото ничуть не тронуло жалкое лепетание Холлиса, они должны были беспрекословно выполнять приказы босса, не спрашивая и не требуя объяснений его царственной воли. Не существовало на земле сил, способных помешать якудза Синдиката исполнить долг перед организацией и своим господином… разве… Изменившийся.
Ребенок не перестал улыбаться невинной улыбкой, когда Моримото подбросило на месте, крутануло, и он полетел вперед подобно выпущенному из пращи камню. Головой он пробил экранирующий купол и дюймы бронированного стекла. Шлем защитного костюма треснул и практически развалился на куски, но смягчил удар, хотя далеко не настолько, чтобы Моримото не почувствовал себя очень плохо, оказавшись лицом к лицу с Изменившимся. Израненный осколками стекла, он дергался, поджариваясь на электрической сетке. Время приобрело консистенцию липкой тянучки. Раздались выстрелы.
– Отключите ток! Отключите ток! – заорал Холлис.
Но Моримото ничего не понимал и не видел, кроме голубых глаз Изменившегося. Таких доверчивых, таких прозрачных. Не-существо вцепилось в него. С виду слабые детские ручонки Изменившегося были налиты невероятной силой, и Моримото лишь сейчас осознал всю меру нечеловеческого, столь вероломно упрятанного в обманчиво человеческую оболочку. Пухлый рот Изменившегося приоткрылся и оказался безразмерным зевом. Внутри дергался длинный, по-змеиному, раздвоенный язык. Изменившийся подтянулся, хватаясь за плечи Моримото. Пасть его, растягиваясь, превратилась в безразмерный зев и плотно облепила лицо Моримото слизистым капюшоном.
Чавк, чавк, чавк.
Изменившийся пожирал его лицо, его лицо, его лицо…
Месяц спустя глава Синдиката вышел из комы. Еще два месяца спустя после череды сложнейших хирургических операций обрел способность слышать, разговаривать и видеть. Когда Моримото разрешили посещения, к нему зашел Холлис. Он был подавлен и нес какую-то белиберду о том, как ему жаль и все такое прочее. Моримото выслушал его равнодушно.
– Где ребенок? – спросил он коротко и холодно.
– Господин Моримото.
– Я спрашиваю вас, где ребенок!
– Ну… после инцидента с вами мы были вынуждены уничтожить всех Изменившихся…
– Врете. Вы ведь их и пальцем не тронули, Холлис. Не стоит лгать и оправдываться, не тратьте наше с вами время.
– Но… позвольте! Это бесценные для науки экземпляры! Я уже не говорю о том, что безмерные страдания и унижения, которым постоянно подвергаются не-существа, это простой, неприкрытый геноцид!
Моримото ничуть не взволновала болтовня о науке… тем более, о геноциде. Его интересовало другое. Именно, возможность использования Изменившихся в военных целях. То есть, в целях Синдиката. Сёгун находил эту идею поистине завораживающей и бредил ею все три месяца своей ужасной болезни. Маленькие дети, невинные существа, убивающие, кромсающие, взрывающие! Моримото видел себя во главе этого кукольного воинства, подобно гамельнскому крысолову.
– Холлис, вы должны передать моим людям всех Изменившихся. И поступать так впредь.
– Что вы собираетесь с ними делать?
– Вы говорили о Сверхлюдях, помните? Так вот, Сверхлюди мне даром не нужны. Я же не помешанный маньяк какой. Мне нужны Сверхсолдаты.
В свете больничных ламп Холлис выглядел желтым, как китаец. Тьфу ты! Моримото на дух не переносил китайцев.
– Господин Моримото, не смею сомневаться в вашей мудрости, но, как вы сами имели несчастье убедиться, Изменившиеся чрезвычайно опасны…
– Это уже не ваша забота, – перебил Моримото, – ваша забота – передать моим сотрудникам ваших смешных зверушек. Я уверен, если мои служащие захотят выжить, то довольно скоро и самым превосходным образом научатся держать Изменившихся под контролем.
Холлис выглядел расстроенным.
– Господин Моримото, поверьте, демонстрируя вам Изменившегося, я не рассчитывал, что вы захотите использовать их в качестве оружия. Я намеревался указать вам на тот очевидный факт, что не-существа разумны не меньше нас с вами, а то и превосходят нас в развитии. Возможно, нам стоит признать наши ошибки и заблуждения, покончить с эпохой подавления и репрессий, и открыть новую эру, прощения, взаимного познания и понимания…
Моримото ощутил сожаление. Долгие годы их с Холлисом сотрудничество было плодотворным и взаимовыгодным для обоих сторон, но, к сожалению, всему хорошему приходит конец.
– Блэк… да поймите, эти благоглупости несете не вы, а услад-плюс, растворенный в вашей крови. Предполагаю, вы в глубине души прекрасно понимаете, что причиной ваших неуместных гуманистических порывов служит наркотик. Припомните, в годы вашего руководства Гетто, порой при вашем непосредственном участии, были уничтожены тысячи бунтующих не-существ. Вы убивали тварей этими самыми руками. Вы стреляли в них.
– Вы даже представить не можете, как я сожалею обо всем.
Моримото выдохся. Несуществующее лицо горело в неземной агонии фантомной боли.
– Что ж, надеюсь, ваши сожаления по любому поводу не помешают вам исполнять ваши обязанности. Доставьте мне Изменившихся. И постарайтесь собраться и взять себя в руки!
Но Холлис уже не мог собраться. Он становился бесполезен, а то и опасен. Его требовалось ликвидировать и заменить здоровым, лояльным человеком, не испытывающим сантиментов в отношении не-существ. И вот еще одна веская причина, по какой глава Синдиката очень хотел встретиться с генералом Вольфом.
Наконец, звуки гонгов возвестили о прибытии генерала. Моримото грузно поднял с кушетки свое немолодое, нездоровое тело и, покинув личные покои, направился в специальный зал для особо важных событий. Малахитово-обсидиановое помещение, украшенное золотом и бронзой, с мраморными изваяниями в нишах, хрустальными люстрами, фресками и алыми коврами мало соответствовало восточным понятиям о простоте и сдержанности, но восхищало краснолицых гайдзинов. К тому же, на кричаще алых коврах были незаметны пятна крови. Здесь, в этом зале, облачаясь в пышные церемониальные одежды, сёгун Моримото вершил суровый, чрезвычайно скорый и совершенно неправедный суд над нерадивыми подданными своей обширной криминальной империи.
Но, поскольку речь шла о встрече с тупым гайдзином, Моримото приберег церемониальные одежды для более подходящего случая и оделся в черный строгий костюм западного образца, как и все его приближенные. Стоя у фонтана, наслаждаясь прохладой, Моримото терпеливо ждал.
Генерал Вольф прибывал, если можно так выразиться, не сразу, а частями. Сперва появилась его многочисленная охрана, потом – секретари, помощники и советники. Начался долгий обмен подарками и поклонами. Сам генерал бушевал где-то в прилегающих к парадному залу коридорах. Его грубый раздраженный глас разносился кругом буквально на мили, заставляя дребезжать стекла в оконных рамах.
– Какого дьявола я просто не могу войти? Долбаные китайцы с их китайскими церемониями!
Кто-то, видимо, поправил генерала, ибо, оправившись от секундного замешательства, Вольф завопил еще отчаянней и громче, и, кажется, даже принялся топать ногами.
– Японцы, китайцы! Что вы мне голову морочите? Как будто вы сами можете отличить одного от другого! Эти узкоглазые все на одно узкоглазое лицо!
Что ж… через пять минут генерал сам увидал это лицо, и был восхищен и поражен одновременно.
– Ух ты! Твою мать!
К этому времени свита генерала, как, собственно, и свита главы Синдиката, находилась в полуобморочном состоянии. Моримото засмеялся бы, но смеяться было больно, как и дышать, и говорить. Он молча протянул Вольфу белую руку, унизанную тяжелыми перстнями, но генералу опять что-то пришлось не по душе.
– Я что, должен эту руку целовать?
По неведомым причинам генерал полагал, будто Моримото не понимает его без переводчика, и напрасно. Глава Синдиката в совершенстве владел двумя официальными наречиями, наречиями Империи, уни-гаэликом и уни-глаголицей, ибо рассчитывать, что гайдзины потратят время, разучивая двадцать тысяч иероглифов его родного языка, ниппона, было сущим безумием.
– Рукопожатия будет достаточно, господин генерал.
– Камрад Моримото…
Вольф схватил руку Моримото и принялся трясти, напоминая огроменного орангутанга, умудрившегося втиснуться в военную форму. На самом деле он был вовсе не орангутангом, а боевым юнитом высшей категории ранга АААА, то есть потенциально чудовищным орудием гибели и разрушения. Вдобавок, невзирая на свою вроде бы простоватую внешность записного громилы, Вольф был умен, блестяще образован, на редкость красноречив и абсолютно лишен сантиментов – как по отношению к врагам, так и к друзьям.
Таковые качества оказались чрезвычайно востребованными, и Вольф в свое время едва-едва не стал министром обороны Империи! Однако Комитет решил, что генерал проявит себя лучше, обслуживая их интересы на посту губернатора Промышленной Зоны Южная Венеция. Тех, кто оказался не согласен с подобным решением, генерал безжалостно истребил.
Вскорости после избрания Вольф организовал Народный Трудовой Альянс, который сам же и возглавил. При этом генерал выказал недюжинные таланты не только в политике, но и в экономике, специальным губернаторским указом передав самому себе полный, абсолютный контроль над всеми промышленными предприятиями Южной Венеции.
И вот, главы крупнейших корпораций Империи вереницей потянулись к Вольфу на поклон, чтобы выкупить у него свои же собственные предприятия. Афера не имела себе равных в новейшей истории Империи ни по наглости, ни по размаху, и невероятно обогатила хозяев Вольфа, Комитет. Однако это был лишь случайный, проходной эпизод в зловещей череде их великих планов, прознав о которых непосвященный содрогнулся бы. Именно, уже много десятилетий Комитет планировал свергнуть Императора, превратить империю в Республику и захватить власть посредством своей марионетки, генерала Вольфа.
Вот такой план они лелеяли. Тривиальный… и чудовищный. Загвоздка заключалась в том, что этот план служил прикрытием для стократ более чудовищного и уже гораздо менее тривиального плана. А именно, тотальному подчинению человечества Скрижали Штатного Расписания. Это факт не мог не огорчать сёгуна Моримото, но в данный момент он должен был сосредоточиться на простых и практических предметах, то есть, борьбе с Культом.
– Побеседуем наедине, господин Вольф.
– Разумеется, камрад Моримото, ненавижу, когда рядом околачивается всякий сброд.
В личной столовой Моримото музыкально стрекотали в позолоченных клетках сверчки, играли на лютнях гейши и под рокот искусственных водопадов благоухала вечноцветущая сакура. Обед был незамысловат. Куриный суп с трепангами и соевыми пирожками. Грибы под соусом. Тушеные бамбуковые ростки. Устрицы. Морские гребешки с рисом и морской капустой. Говядина с отварным картофелем. Слоеные пирожные. Медовые лепешки с апельсиновым желе и миндалем. Зеленому чаю Вольф вполне предсказуемым образом предпочел подогретое рисовое вино в керамическом графинчике. Беседа началась издалека, от меньшей проблемы к большей.
– Камрад Моримото, у вас как будто небольшой зуб на нашего дорогого камрада Холлиса, – проговорил Вольф, хорошенько промочив горло.
– Ну… вроде того.
– Слышал я, будто бы одна из его забавных зверюшек откусила вам лицо.
– Да.
– Холлис как будто бы слегка свихнулся, столько лет проработал в Гетто, и теперь считает, что эти животные, не-существа, гораздо лучше нас, людей.
– Да.
– Странное, да что там, попросту скандальное, мировоззрение для человека на столь высоком и ответственном посту.
– Да.
– Вы сегодня не слишком разговорчивы, камрад Моримото.
– Нет.
– Как и всегда.
– Да.
– Камрад Моримото, во имя победы Революции, счастья и процветания трудового народа, я предлагаю вам временно забыть о ваших разногласиях с камрадом Холлисом и достичь консенсуса. А после победы нашей Революции, конечно, вы получите его голову на серебряном блюде. Жареную. С зеленью и гарниром.
Вольф явно обожал покушать. Ням-ням!
– Теперь поговорим о вашей настоящей проблеме. Ну, из того, что я увидел здесь сегодня, да, у вас проблема, большая проблема.
– Точно.
– Пока мы добирались к вам из Би-порта, эти выродки в балахонах бросались прямо под колеса. Я вышел посмотреть, в чем там дело, смотрю, другие выродки в балахонах схватили трупы и куда-то волокут, причем явно с какой-то целью. Что они делают с трупами?
Моримото чуть запрокинул голову, в горле у него забулькало.
– По нашим сведениям, генерал Вольф, сектанты постепенно переходят на замкнутый цикл самообеспечения.
– Любопытно. Как это понимать?
Моримото хлопнул в ладоши, появился один из его помощников с небольшим подносом, на котором покоился один из столпов учения Культа – Королевский гамбургер. Широкие ноздри генерала Вольфа плотоядно затрепетали, уловив теплый, сытный аромат булочек с кунжутом, овощей, острого соуса и мяса.
– Ммм, пахнет неплохо.
– Да. Дело в том, что под контролем культистов находятся почти три сотни фирменных закусочных Культа со значительными запасами синтетического хлеба, консервированных овощей, соусов и приправ. В этих закусочных они продавали патентованные Королевские гамбургеры, пока их рецепт несколько… не видоизменился.
Не дослушав, Вольф схватил с подноса Королевский гамбургер, сорвав вощеную обертку, надкусил, брызнув слюной, и начал жевать.
– Потрясающе! И не скажешь, что здесь синтетика и консерванты, соус отменный, а уж мясо! До чего свежее!
Преимуществом нового, очень страшного, лица Моримото была вящая неспособность выражать какие-либо эмоции. А вот помощник не выдержал и, утратив бесстрастие, зажал рот ладонью, давя тошноту.
– Господин генерал, прощу прощения, но, должно быть, вы не поняли…
– Что тут непонятного? Вы снабжаете этих людей пищей в обрез, и им приходится изыскивать дополнительные источники питания. Остроумно придумано!
Несомненно, вот только подобного сорта остроумные кунштюки наводили на мысли, что культисты все, без исключения, находятся в состоянии глубочайшего помешательства. Опять же оставалось непонятным, сколько культисты смогут протянуть, пробавляясь своей… кровавой пищей. Не начнутся ли эпидемии? Генерал Вольф тем временем беззаботно заглотил гамбургер и попросил добавки.
– А то вашей утонченной азиатской кухней сыт не будешь, – пошутил он.
Помощник Моримото позеленел, как весенний росток бамбука, и уставился на босса.
– Господин Моримото, – прошептал он умоляюще.
Сёгуна было не пронять подобной чепухой.
– Есть еще? Несите.
– О-о, может быть, господин Вольф все же не понял…
– Да я все понял, сколько можно, и выпить принесите, – неожиданно проговорил Вольф на великолепном, гладком, лишенном малейшего намека на акцент, ниппоне, и сразу перестал выглядеть забавным клоуном, а начал выглядеть тем, кем и являлся – полоумным психопатом. – Будем теперь разговаривать серьезно или продолжим валять дурака, камрад Моримото?
Превозмогая боль, Моримото засмеялся.
– А я-то в вас сомневался.
– Зачем же, камрад. Мы очень хорошо помним и знаем, как Синдикат под вашим мудрым руководством многие годы поддерживал и поддерживает Народный Трудовой Альянс и нашу упорную борьбу за Всеобщую Справедливость и счастье трудового народа. Мы платим добром за добро…
– А за зло – злом?
– Несомненно, – ответил генерал и тоже рассмеялся.
Гейш отослали, и далее разговор потек в обстоятельном деловом ключе. Вольф был достаточно хорошо осведомлен о ситуации на Луизитании, но для него представляла ценность каждая подробность, и он дотошно расспрашивал главу Синдиката о любой мелочи. Глаза у него сделались черными, бездонными, как провалы в другое измерение, словно бы Вольф действительно страдал душевным расстройством, именно, тяжелым раздвоением личности. Однако его вопросы были очень толковыми, он жадно впитывал информацию и остановился лишь тогда, когда заметил, что Моримото вконец выбился из сил.
– Я изумлен и восхищен вашими познаниями в военном ремесле, камрад Моримото.
– Вы мне льстите, генерал. Человек я сугубо гражданский, и считаю, что некоторые аспекты предстоящей акции вам будет лучше обсудить с моими великолепными специалистами.
– Сочту за честь. Мне также понадобятся подробные карты и планы столицы, записи камер слежения с того момента, как на землю Луизитании ступил первый культист, вся информация касательно Культа и Храма Короля, которой вы располагаете, и так далее.
– Да.
– Разумеется, мы сделаем для вас все возможное, но ситуация тяжелая, и я бы, откровенно говоря, порекомендовал вам серьезным образом подготовиться к плану Б.
План Б отчаянно не нравился высшему руководству Синдиката, поскольку включал полное или частичное отключение биокуполов. Теоретически это было вполне осуществимо, хотя Моримото не мог вспомнить, применялась ли когда-нибудь в истории подобная мера на практике. Отключение представляло необычайно сложную технически процедуру, даже учитывая относительно небольшой радиус Луизитанского биокупола, покрывающего тот участок планеты, где некогда располагалась Федеральная Тюрьма. Зато подобная мера означала для культистов верную смерть. Смерть от нехватки кислорода, солнечной радиации, ночных холодов, а также когтей и зубов несметных легионов пустынных тварей, которые хлынут в город, едва исчезнут сдерживающие барьеры биокуполов.
Правда, даже если работа биокуполов будет восстановлена сразу после гибели сектантов, пройдет еще минимум два стандартных года, прежде чем город будет опять пригоден для проживания людей. Уж не говоря о миллиардах империалов, которые потребуются на восстановление инфраструктуры и… генеральную уборку.
План А тоже включал и восстановление инфраструктуры, и уборку, но все же выглядел куда предпочтительней плана Б. В общих чертах, Храм Короля с танцующей статуей должен быть уничтожен направленным точечным ударом с орбиты. Разрушение Храма, пусть ненадолго, ввергнет культистов в прострацию и панику, и тогда…
– Мы их отутюжим, – сказал генерал Вольф победоносно.
Со всеми этими сложностями Моримото бы не стал возражать, найдись мирный способ решения проблемы, но, похоже, его просто не существовало. В здании штаб-квартиры Синдиката, они были в осаде в огромном городе, инфицированном болезнью страшней любой средневековой чумы. От этой болезни не существовало прививок, вакцин или лекарств. Что гораздо хуже, болезнь распространялась с пугающей скоростью. Из пяти миллионов сотрудников Синдиката низшего ранга – обслуживающего персонала отелей, держателей борделей, казино и наркопритонов, шлюх, танцовщиц и так далее – почти треть покинули Луизитанию. Но очень многие не смогли уехать, или не захотели, или попросту недооценили опасность Культа. И многие сами вскоре сделались культистами. Штурмовые отряды Синдиката совершали рейды по мрачным трущобам, выискивая… непримкнувших. Смертельно напуганные, изголодавшиеся люди случалось, месяцами прятались от сектантов в подвалах или сидели, забаррикадировавшись в квартирах. Чистой воды безумие.
– Вам нужно продержаться еще три, в крайнем случае, четыре стандартных месяца, господин Моримото. В обозначенный срок мы в полном объеме сможем оказать вам помощь и поддержку, в которой вам отказало наше так называемое правительство.
Три или четыре месяца! Плохо, конечно, но все же обозримый и приемлемый срок, если культисты по каким-то причинам не пойдут на прямое столкновение и не предпримут штурм штаб-квартиры. Но даже это уже не волновало Моримото. Изнуренный бесконечными песнями и танцами, он сдался и на следующей неделе вместе с многочисленной челядью планировал перебраться в столицу Империи. Его дочери с семьями уже давно находились там.
– То есть, генерал, через три-четыре стандартных месяца вы рассчитываете…
– Точно.
– А если…
Вольф коротко, зло рассмеялся.
– А если – тогда, господин Моримото, культисты станут наименьшей из ваших проблем.
Действительно, долго и активно участвуя в заговоре против правящего Императора, Моримото не мог рассчитывать на то, что удастся просто развернуться и уйти, посвистывая под нос, в случае провала. Быть может, и в случае удачи тоже. Нет, сейчас он не мог думать об этом, слишком устал. Генерал Вольф тоже выглядел утомленным. Демоническое пламя в его глазах потухло, и взор его сделался сонным, осоловелым и маслянистым, когда в комнату впорхнули черноволосые гейши, нарядные и пестрые, будто райские птички, с томными миндалевидными очами и крошечными перебинтованными ножками.
– Устали?
– Да, не отказался бы вздремнуть часика три-четыре. А то и до утра. Завтра я бы хотел осмотреть город.
– Разумеется, мы предоставим вам одну из наших летающих колесниц.
Генерал поднялся, шатаясь от спиртного и Королевских Гамбургеров. Гейши подхватили его под локти. Моримото изучил его лицо. Какой это был по счету Вольф? Пятнадцатый? Двадцатый? Очевидно, настоящего генерала Вольфа Комитет прикончил сразу же, как тот в самом начале своей политической карьеры начал заикаться о модернизации системы производственных каст, что нашло слишком живой отклик у слишком многих юнитов. Комитет не собирался мириться с наглецами, презревшими священные столпы Скрижали Штатного Расписания.
– Да восславится вечная, неизменная Скрижаль, – воскликнул Вольф. – Да восславится производительность и эффективность…
– Да, да, Винсент. Восславится, восславится.
Проводив Вольфа, Моримото плеснул себе немного спиртного в стаканчик и криво усмехнулся перекошенным, изуродованным ртом. Пожалуй, безумный наркоман Холлис в чем-то оказался прав. Ни один самый омерзительный мутант не сравнится по гнусности с величайшим Божьим творением – человеком.
– Да, я выпью за это, – пробормотал глава Синдиката, – выпью за человечность, и за гуманизм, и за Революцию выпью тоже. Ну… кампай!
2.
Первыми на место происшествия прибыли сотрудники ближайшего отделения Гражданской Милиции. Им очень не понравился запредельный хаос на вверенной их попечению территории. Взрыв, пожар, стрельба, горы трупов, в том числе, женщины и дети.
Дэниэл стражам правопорядка очень не понравился тоже. Оглоушенный взрывной волной, опаленный огнем, он корчился на тротуаре в мокрой луже, захлебываясь надрывным кашлем, когда над ним нависли взбешенные патрульные. В ушах у Дэниэла тоненьким комариным писком звенело на одной высокой захлебывающейся ноте, и он не сумел расслышать их переговоров. Кажется, его приняли за сообщника террористов.
Дэниэл дернулся было, но ноги подломились, и он пополз, оставляя кровавый след. Попытка к бегству провалилась, у него отобрали винтовку, скрутили, отпинали, связали по рукам и ногам, затолкали в горло кляп, засунули в механо и повезли.
Через десять минут он оказался в участке. Дэниэлу несказанно повезло, что не повели сразу на допрос и не начали бить, убили бы без колебаний, не стали и разбираться, что к чему. Но стражи закона спешили, у них была чрезвычайная ситуация, и Дэниэла, волоком протащив по коридорам и лестницам, связанного, швырнули в карцер.
– Вот подожди, мы вернемся и разберемся с тобой, по-настоящему разберемся, мразь!
Стальная дверь захлопнулась, и Дэниэл остался лежать на полу в кромешной мгле, утыкаясь лицом в склизкую лужу. Страстно хотелось верить, что это всего лишь вода, а не чья-то остывшая моча или блевотина. Воняло отовсюду непредставимо и тянуло замогильным холодом из каждой крохотной щели каменной кладки. Когда в ушах перестало звенеть, он расслышал тихие шорохи копошащихся во тьме насекомых. Связали его так крепко, что он едва мог дышать, не то, что шевельнуться.
Так он провел без малого сутки. Поначалу самым худшим казался вездесущий смрад, к которому примешивалась его собственная вонь, запах пота и паленых волос; потом холод; потом клопы, устроившие царский пир его измученным и окоченевшим телом. Но все это показалось сущей чепухой, когда затекшие мышцы начало сводить судорогами.
Судороги. Судороги! Су-у-удороги!
Поначалу боль была терпимой, но стремительно превратилась в невыносимую. От боли Дэниэл терял сознание, но та же боль тотчас возвращала его обратно в ужасный мир, полный страданий и потерь. Он не мог предпринять ничего дельного, только мычать, рыдая от чудовищной боли, и дергаться, будто в пляске святого Витта. Сколько времени продлилась пытка. Несколько часов? Несколько столетий? Несколько минут всего лишь? Дверь открылась, и через проем на него обрушилось ведро воды.
– Развязывайте.
Через пятнадцать минут, все еще сильно припадая на обе ноги, Дэниэл вошел в большую светлую комнату, полную переговорных устройств, письменных столов с лампами и мрачных людей в мундирах. Самым главным здесь был толстый человек в форме, в погонах и с пышными черными усами. Не совсем понятно, отчего Дэниэл про себя сразу назначил его главным, но больше ни у кого присутствующих усов не было, включая их милость, сиятельного, лорда Ланкастера.
Кит, между тем, и не глянул на брата, когда его привели. Примостившись на краю письменного стола и сунув руки в карманы брюк, он сосредоточенно смотрел через пыльное стекло на улицу, да так, будто за окном творилось нечто необычайно важное.
Дэниэл тоже посмотрел. А вдруг стряслось Второе Пришествие, или человечество решил почтить присутствием инопланетный разум? Но за давно немытым стеклом простирались лишь пустынная улица, пыльная и полупьяная от летнего полуденного марева, сонные от жары деревья и голуби, купающиеся в придорожной канаве.
– Ваш мальчик? – спросил Кита человек с усами.
– Мой, – отвечал Кит, не поворачивая головы.
Усы повернулись к Дэниэлу.
– Вы убили тех людей, мистер Ланкастер?
Дэниэл откашлялся, прочищая пересохшее горло.
– Каких людей.
– Не валяйте дурака!
– Когда начались те пострелушки…
– Пострелушки?!
Дэниэл повел носом и содрогнулся. Точно. Блевотина, моча, пепел, кровь. Пах он ничуть не лучше, чем те бездомные бродяги, которых жалостливая Тереза в ночлежке подкармливала даровым супом. Многие считают, будто человека от животного отделяют высокие устремления, мечты и великие идеалы. Наглое вранье! Ничего подобного! Человека от животного отделяет исключительно горячая ванна!
