Глава 14
Маму Ольгерда люди уважали. Она много кому помогла за свою жизнь. Её считали доброй колдуньей, которая может и с того света вытащить. Это, конечно, было не так. Хотя в травах она разбиралась хорошо и знала на теле особенные точки, которые помогали больным. Однако ничего сверх человеческих сил делать не могла. Да и никто не мог. Но слухам не противоречила. Наоборот, считала, чем больше таинственного, тем больше веры. Сердце человека ведь какое? Доверчивое. Когда кажется, что уже ничего не поможет, часто надежда и спасает.
– Мам, а ты правда добрая колдунья, как о тебе говорят? – спросил восьмилетний Ольгерд.
– Я никогда не вру людям, сынок. – Они любили вечером сидеть на завалинке, пить вместе чай. – А когда они сами сочиняют что-то, я сначала решаю, пойдёт ли это на пользу. Человеку в сложных ситуациях очень важно знать, что есть кто-то или что-то, что сильнее его, и эта сила ему поможет. Что есть кто-то, кто возьмёт за него ответственность и всё решит. Вот как мама или папа у ребёнка. Ведь когда у взрослых людей всё хорошо – они сами всё решают и живут свою жизнь, постоянно делая выбор, потом отвечают за последствия. А когда случаются трудности, которые выбивают их из колеи, они забывают про то, что они взрослые. И чувствуют себя, как чувствовал бы ребёнок, которому нужна помощь. И пока я буду доказывать, что он взрослый, что от него что-то зависит или в каких-то случаях не зависит, пока буду уговаривать делать то, что нужно, а он начнёт сомневаться – время может быть потеряно. Иногда и жизнь. Поэтому мне проще не спорить, что я колдунья, а, наоборот, поддерживать. Тогда я таким строгим тоном говорю, что нужно делать, и они делают. Без вопросов. Без потери времени. Как на войне – солдату сказали: «В бой!» – и он идёт. Если бы ему стали объяснять, а зачем да почему, его давно бы убили. Так и в войне за жизнь. Мне приходится быть колдуньей – это значит быть просто взрослой и принимать решения.
– Мам, – задумчиво сказал Ольгерд, – так в бою солдаты же тоже умирают. Даже если сразу делают, что им велят.
– Да, сын. Это жизнь. И у меня, бывает, не выживают. Я же только взрослая, а не богиня. А нити жизни в руках матушки-Пряхи. И вот как она решит – оборвать или нет – так и будет.
– А зачем же тогда «воевать», если всё равно от её решения всё зависит?
– Так от неё и зависит, кто ко мне придёт или кого принесут. Она решает там, в мире богов. А тут, на земле, у неё нет других рук, кроме наших.
– А почему тогда не все выживают, если она их к тебе направляет?
– Может, потому, что и от самого человека зависит: хочет он жить или нет. А может, ещё по каким причинам. Разумение человека всегда меньше божественного, и у меня не на все вопросы есть ответы. Я просто знаю, что должна делать то, что могу и умею. Но не всё зависит только от меня.
– Как тогда с Бруно?
– Да, тогда от меня зависело только, сколько он будет мучиться.
Ольгерд пытался осознать всё это. Чай был ещё тёплый, и кружка приятно согревала его пальцы в прохладный звёздный вечер. Рядом была мама, и было хорошо…
И вот восемь лет спустя он стоял напротив внимательно изучающего его графа. Юноша не мог встретиться с ним взглядом – не выдерживал. Ему казалось, что стоит только посмотреть тому в глаза, как граф всё поймёт: и то, что он не немой, и то, что он сын знахарки, и то, что боится его до дрожи в коленях.
– Откуда ты? – спросил граф.
Ольгерд неопределённо кивнул головой в сторону.
– Родители умерли?
Юноша кивнул.
– От чего? Убили?
Ольгерд замотал головой из стороны в сторону и несколько раз кашлянул в руку.
– Чахотка, – понял граф.
Ольгерд согласно кивнул.
– Понятно. В замок к лекарю чего не пришли лечиться?
Ольгерд пожал плечами.
– Знахарку звали?
Юноша испуганно посмотрел на него.
– Да не бойся ты. Ты же не знахарка. Понял, что пытались лечиться у проклятых. Вот потому что бабы эти – лгуньи, охочие до денег бедного люда, и ненавижу их! К лекарю бы пришли – живы остались.
Ольгерд выдохнул. Слава Пряхе, не догадался граф.
А тот принял вздох облегчения за согласие и сожаление.
– Значит, ты меня понимаешь. И помогать мне будешь. Будешь ходить по деревням, на рынки там заходить, в тавернах стаканчик пропустить и прислушиваться, приглядываться. Когда люди поймут, что немой ты, будут более свободно при тебе говорить. А ты и слушай. Особенно про то, кто к травницам, знахаркам, колдуньям обращается… Да и потихонечку выслеживай, где этих баб найти можно. Потом вместе за ними ходить будем.
Ольгерд слушал, покорно опустив взгляд и сложив руки в замок впереди.
– Твоя задача за один оборот Луны вывести меня хотя бы на одну мерзавку. Справишься – будешь сыто жить. Ну а нет…
Ольгерд снова испуганно посмотрел на своего нового хозяина.
– Ну, этого лучше тебе не знать. Ладно, иди. Завтра поговоришь с Ивоном – тем, что приводил тебя в чувства. Он тебе объяснит, где что делать и как искать.
Ночью Ольгерд проснулся от давнего кошмара. Рука с ножом летела прямо ему в лицо, и животный испуг парализовал не только его тело, но и дыхание. Он резко сел на лежанке, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь понять, где находится. Кровь стучала в висках, и совершенно онемели пальцы. Через несколько минут, отдышавшись, как учила мама, он пришёл в себя. Снова лёг и уже совсем тихо заплакал. «Мама… Мамочка… Как мне тебя не хватает… Что же мне делать?»
Юноша плакал, а перед глазами, пусть и меньше, пульсировал тягучий, липкий, густой серый страх. Это состояние было с ним всю жизнь. И даже когда мама пыталась излечить его от приступов непереносимого страха, становилось легче на какое-то время, но потом всё повторялось снова.
Отвлекался от страха он тогда, когда мама обучала его целительству. Рассказывала, какие травы от каких хворей помогают. Когда для выздоровления человеку нужно вообще не давать еды, а только отвар или воду. Куда накладывать пальцы, когда человек сходит с ума от боли в голове. Каждое её слово было пропитано такой любовью и терпением к людям, к их телам, к их судьбам, что Ольгерд как будто окунался в это облако любви и грелся в нём.
Но однажды он увидел ужасное: как мама убила человека.
Глава 15
Лесника Бруно тогда принесли сыновья. Ольгерд с матерью только вернулись из леса с полными корзинками грибов, а Ральф и Руперт сидели с отцом на руках прямо на траве у крыльца. Из живота лесника хлестала кровь.
Мать передала корзину Ольгерду и велела парням быстро заносить больного в дом, класть прямо на длинный стол.
– Жди здесь, – приказала она сыну, забегая на крыльцо.
– Что? – спросила знахарка, отрезая ножом лохмотья рубахи лесника.
– Кабан подрал на охоте, – ответил старший, Руперт.
Она обтёрла края раны смоченной чистой тряпицей. Взглянула на лицо и отодвинула веко большим и указательным пальцами. Зрачок двигался из стороны в сторону, ни на минуту не останавливаясь. Знахарка приложила ладонь ко лбу Бруно, и в этот момент из уголка его рта потекла струйка крови. Он закашлялся, но глаза не открыл.
– Его не спасти, – бесцветным голосом сказала целительница.
Парни угрюмо посмотрели друг на друга. Потом на неё.
– Ему сейчас очень больно. Глаза двигаются – значит шок ещё недостаточно сильный, чтобы отключить все чувства. Единственное, чем могу ему помочь – быстро прекратить его мучения. Но решать вам.
Парни одновременно втянули воздух и, казалось, перестали дышать. Они понимали, что если эта знахарка говорит, что отец безнадёжен, значит спасения действительно нет.
– А если нет? – спросил Ральф. – Сколько он протянет?
– До темноты или, возможно, ночью отойдёт. Но всё это время будет мучиться. Очень сильно.
Руперт встал.
– Прощаемся, брат. Он бы хотел уйти без мучений.
Сыновья подошли к отцу.
– Он нас слышит? – спросил старший.
– Душа точно услышит, – ответила женщина и отошла подальше, чтобы не мешать прощаться.
Руперт наклонился к отцу и что-то ему прошептал. Поцеловал в лоб и отодвинулся в сторону, пропуская брата. Ральф, такой же здоровый, как брат, тоже наклонился, но произнести ничего не смог. Рыдания душили молодого парня. Он пытался сдерживать их, и только слёзы текли ручьями. Затем он встал на колени у стола, взял руку отца в свою и прислонился к ней лбом. Плечи его подрагивали. Брат подошёл и положил руку на его спину.
Знахарка в это время отвернулась к окну, ожидая, когда сыновья простятся с отцом. Взгляд её не был сфокусирован – она молилась Великой Пряхе, готовясь проводить к ней умирающего. Ольгерд заметил в окне мать и помахал ей.
– Пора, – услышала знахарка голос Руперта и повернулась к братьям.
Ольгерду показалось, что мать кивнула ему, чтобы заходил, и он поспешил в дом.
В это время она подошла к Бруно и большим пальцем надавила ему на жилку у основания шеи.
Ольгерд вошёл как раз тогда, когда нога лесника дёрнулась, а мать держала руку на его шее. Но она не помогла ему, а ещё сильнее надавила, и человек испустил последний выдох.
Глаза Ольгерда расширились от ужаса, и он бросился из избы.
Мальчик бежал, задыхался, руки болтались чужими плетьми, а ноги запутывались в траве. Он слышал, как мама кричала ему, просила остановиться, но дикий страх гнал его прочь.
В какой-то момент он почувствовал, как кто-то хватает его за руку, и тело само разворачивается от рывка. Он увидел чудовище, которое вот-вот его сожрёт: огромная пасть раскрылась, а липкое щупальце уже затягивало его руку к себе в нутро. От шока мальчик потерял сознание.
Мать сидела на траве, обнимая Ольгерда, и качала его, тихо напевая.
Маленький мой мальчик,
Сладенький мой зайчик.
Мама обнимает,
Любовью исцеляет.
Солнышко родное,
Моё дорогое,
Ты дыши свободно —
Тело успокоит.
Мама обнимает,
Любовью исцеляет.
Наконец он открыл глаза. Увидел её лицо и улыбнулся. Но потом улыбка резко сошла с его лица, он сжался в тугой комок и испуганно выпалил:
– Мама, а ты правда убила того, кого к тебе принесли лечить?
– Он умирал, сыночек, – вздохнула мама. – Ему было очень больно, и он сильно мучился. Его нельзя было спасти. Можно было только облегчить его страдания, прекратив их.
– Но ведь так нельзя! – вскрикнул Ольгерд и резко встал, отойдя от матери. – Это же живая душа! Нельзя! Нельзя убивать! А вдруг он бы выжил?! А ты ему не дала!
– Милый. Сыночек. – Знахарка старалась говорить мелодичным успокаивающим голосом: она боялась, что мальчик снова побежит от неё. – Не всё в наших силах, и не всех можно спасти. С такими ранами, которые были у Бруно, не выживают.
– Почему? – упрямился Ольгерд. – Ты же зашивала большую рану на животе Анике, когда её ударил ножом брат. И она выжила.
– Потому что у Анике была разрезана только кожа. Её можно зашить. А у Бруно порвана не только она. Под кожей есть разные части – органы. И если их повредить, то зашить, как кожу, уже нельзя.
Ольгерд смотрел на мать и не знал, что ещё спросить. Чувство несправедливости не уходило. А с ним беспомощность, обида, разочарование в матери.
– Ольгерд, – продолжала она, – поверь мне. Я хранительница жизни, и ты же знаешь, что стараюсь помогать всем, кто ко мне приходит. Но Бруно уже нельзя было спасти. Можно было только прервать его мучения.
Ольгерд дышал уже чуть медленнее – успокаивался.
– И ты думаешь, его сыновья позволили бы мне его просто так взять и убить? Они же были там. И это именно они попросили меня прекратить его муки. Именно они пожалели своего отца.
Ольгерд сморгнул ещё несколько слёз и бросился, рыдая, к маме в объятия.
– Мама. Мамочка. Мне было так страшно! Я так испугался! А меня? Меня ты не убьёшь?
Мать взяла его лицо в свои ладони.
– Ты чего? Ольгерд? Конечно, нет! – Она поймала его взгляд. – Я тебя люблю и буду всегда тебя защищать! Слышишь?!
Он вжался в её грудь и разрыдался ещё больше.
– Мне иногда снится… Мне так страшно. Мне снится, что ты замахиваешься на меня ножом и хочешь убить! А я даже убежать почему-то не могу. Мама. Мамочка. Я так боюсь!
– Ольгерд, милый мой. – Хельга сильнее прижала сына к груди. – Я люблю тебя больше жизни! И всегда буду любить, сынок.
Глава 16
– Признаки насилия в карте – соединение Марса и Раху, особенно в первом, четвёртом, восьмом и двенадцатом доме, – объясняла из зума Инна Красницкая, преподаватель астрологии, на курс к которой записалась Ольга. – Не обязательно, что сексуального. Иногда – перенесённых авариях. Это также может быть, например, врач-хирург или военный, тут нужно всю карту целиком смотреть.
Но скажу вам по опыту: у девяносто пяти взрослых женщин из ста это положение говорит о сексуальном насилии. Даже в других, более спокойных домах. Поэтому тут очень важно деликатно и тактично спрашивать у клиенток.
Не ставьте ни в коем случае такие «диагнозы», когда разбираете детские гороскопы. Вы как раз и можете помочь избежать этого, если речь идёт о ребёнке, в карте которого заложено насилие. Ваша задача донести до матери, что насилие в жизни человека с таким положением должно быть. И если он сам будет социально приемлемо его реализовывать, то это ещё ему и денег принесёт, как вознаграждение за истинную реализацию. Знаете, сколько получают нейрохирурги, например? Или пластические хирурги? Да даже, простите, зубодёры в хорошей клинике в Москве зарабатывают очень даже неплохо.
А вот если человек будет жить, никак сам не проявляя этой агрессии, то тогда она прилетит ему извне. И это уже будет травма.
«О господи, – подумала Оля. – Хорошо бы такие ко мне не приходили».
Почему-то, когда речь заходила о насилии над женщинами, дыхание перехватывало и тело становилось как будто не её. Даже сейчас, слушая этот вебинар, Оля захотела выключить его и бросить всё обучение.
Она убавила звук, встала из-за стола, налила себе воды и маленькими глотками начала пить. Почувствовала, как вода стекает по пищеводу вниз живота. Потом обратила внимание на дыхание и стала удлинять выдох. Сжала-разжала пальцы, покрутила ладонями. Чувствительность восстановилась. Оля вернулась за комп и сделала громче звук.
– …нельзя делать окончательное заключение без беседы с клиентом. Одна и та же позиция у разных людей может отыгрываться по-разному. Тут влияет и обстановка, в которой они росли, и отношения с близкими. И даже реакции. Даже у близнецов, у которых основная карта может быть одинаковой, судьба может быть разной. В какой-то степени похожей, но всё равно другой. Рисунок одного похвалили, а другого нет. Одному ласки дали больше, а на другого не хватило сил. На одного накричали, выпустили пар, другому уже нормально объяснили. Один сломал ногу, другой нет. И ещё куча нюансов, которые влияют на самоопределение человека. В карте мы видим то, что заложено. Но как именно это реализовывает человек и в какой степени – это уже его выбор.
Вебинар закончился. Саша и Варя уже давно спали. Ольга умылась, почистила зубы и забралась под нагретое мужем одеяло. Хорошо как…
Кто-то тряс её за плечи. Тряс так сильно, что голова больно болталась из стороны в сторону. Тут до неё донёсся Сашин голос:
– Оля! Оль! Проснись!
– А? Что? – Она, наконец, сфокусировала взгляд. Муж выглядел испуганным. – Ты чего, Саш?
– Это ты чего, Оль?! Ты так кричала. Я спросонья сам не понял, что ты спишь. Думал, что случилось. А потом разбудить тебя минут пять не мог.
– Да? Странно. Я ничего не помню.
– Да ладно? А так кричала.
– Что кричала?
– «Не надо. Пожалуйста. Мне только тринадцать. Не надо».
– Бр-р-р! Жуть какая.
– У тебя что-то случилось в тринадцать лет?
– Да нет. Так, пустяки. Чуть с крыши не свалилась, да и всё.
– А не в тринадцать?
– Тоже вроде ничего такого. – Оля задумалась. – Не, точно нет.
– Ну, может, и правда просто кошмар. Давай спать – скоро уже вставать. – Саша поцеловал жену в губы и в висок, обнял за бедро и закрыл глаза.
А Оля пыталась понять, что это было. Она ничего не помнила из сна, но тело словно дрожало ещё какое-то время.
«Наверное, после урока о насилии навеяло», – успокоила она себя и, наконец, провалилась в сон.
К следующему занятию Оле нужно было просмотреть минимум пять натальных карт. Чтобы найти желающих, она разослала сообщение всем подругам:
«Привет. Сейчас я учусь на астролога. Не то чтобы я уже сильно в этом разбираюсь, но для практики мне нужны „кролики“. Так что если у тебя есть знакомые, которые готовы в обмен на обратную связь довериться начинающему астрологу, дай, пожалуйста, им мой контакт».
На удивление, в течение дня ей написали как раз пять знакомых подруг. Она у всех взяла данные о рождении и сказала, что свяжется, как сделает расшифровку.
«Чёрт, – подумала Оля, создав первую карту. – Дебютная, можно сказать, клиентка и сразу Марс с Раху в двенадцатом доме». Она сидела почти три часа, расписывая в тетрадке каждую позицию, и потом пыталась уложить их в общую картину. Закончив, Ольга чувствовала себя, словно разгрузила вагон с мешками. С Ритой, обладательницей непростого положения, они договорились встретиться послезавтра в кафе около книжного магазина.
Рита оказалась миловидной женщиной тридцати пяти лет. Довольно успешным начальником отдела маркетинга производства бытовой химии. Её запрос был не столько в профессиональном самоопределении, сколько в том, чтобы узнать, почему у неё до сих пор при красивой внешности, стабильном заработке, любимой работе нет серьёзных отношений.
Оля начала с самого начала. Рассказала о сильных сторонах женщины, о том, что приносит ей удовольствие и вдохновение, о том, что ей постоянно хочется делать всё самой на работе. Тут Оля подчеркнула, что важно делегировать обязанности сотрудникам – тогда это позволит ей не только делать своё дело, но ещё и упаковать накопленные знания в продукт, который можно продавать как обучающий курс.
– То есть вы можете быть не только специалистом, руководителем, но ещё и преподавателем. У вас отличные к этому способности.
– Ой, – засияла Рита. – А вы знаете, я когда колледж заканчивала, подружек, которые шли на отчисление, собрала и месяц с ними занималась. Годовую программу в месяц уложила! Прокачала их так, что они сессию закрыли и не вылетели.
– Ну вот, видите, уже тогда, даже без опыта и подготовки, такой результат получили. А представляете, что сейчас можете создать: какого качества и уровня продукт?
– Ну да… – Рита мечтательно подняла глаза. – Так и вижу себя вещающей на интернет-аудиторию. Оля, спасибо вам огромное! Это реально крутая идея. Надо её хорошенько обдумать.
Ольга заулыбалась и собралась с духом.
– Ещё мне неловко спрашивать, и потом я ведь могу ошибаться по своей неопытности. Но иногда вот такое положение Марса в карте может говорить о каких-то эпизодах насилия…
Улыбка сползла с лица Риты. Она прямо посмотрела Ольге в глаза. Подняла руку и упёрла кулак в губы. Глубоко вдохнула.
– Оля… – наконец сказала она. – Это поразительно. Я ни одной живой душе не говорила об этом. Как вы? Как… – Рита закрыла глаза, и по её щекам покатились слёзы.
Сердце Оли заплакало вместе с девушкой. Она не знала, как реагировать и что нужно говорить. Просто смотрела широко открытыми глазами и перестала чувствовать своё тело.
– Про то, что тогда со мной случилось, никто не знал. – Слёзы теперь не просто стекали, они струились по её щекам. – Студенткой по выходным я подрабатывала в ларьке у соседней станции метро. Ну там жвачки, газировка, мороженое, журналы, барахло всякое. По будням не работала – много домашки задавали, да и поздно бы потом домой возвращаться. Но один раз хозяин попросил меня выйти в пятницу вечером до одиннадцати. Сменщица заболела, а вечер пятницы – самое ходовое время. Когда пора было закрываться, он, как всегда, приехал за выручкой. Но в тот раз – навеселе. Стал отпускать сальные шуточки, пытался ущипнуть за зад. Я старалась выбраться, но в ларьке и так мало места, а он ещё загородил собой дверь. И в какой-то момент его как сорвало. Он стал заламывать мне руки, слюнявить меня вонючим ртом.
Рита замолчала и закрыла глаза. Было непонятно, то ли она вспоминает то, что было, то ли, наоборот, пытается забыть.
– Я была девственницей. Не совсем уж наивной дурочкой, конечно, да и подруги много чего рассказывали. В общем, я не знаю как, но уговорила его на минет. До дома нужно было доехать станцию метро, но я бежала. Меня трясло всю, и я думала, что не смогу стоять на одном месте даже две минуты, пока едет поезд. Я бежала до дома минут двадцать, и это хоть как-то привело меня в чувства. Домой я уже заходила с обычным лицом, и родители ничего не заметили.
Рита замолчала. Открыла глаза и как-то опасливо посмотрела на Ольгу.
– Рита. Господи, – прошептала Оля. – Это ужасно. Я не знаю, что сказать… Я не представляю даже близко, каково вам было. Я… Я… – из глаз Ольги потекли слёзы. – Можно, я просто вас обниму?
Она не дождалась ответа, придвинула свой стул ближе к Ритиному и обняла. Та положила голову ей на плечо.
Ольга продолжала плакать и незаметно вошла в трансовое состояние. Она стала немного, едва заметно, покачиваться, словно баюкая Риту, и слова сами полились из неё:
– Бедная, бедная девочка. Совсем ведь ещё ребёнок. Ни один ребёнок не должен переживать такого…
После этих слов спина Риты как будто сдулась, и она тихонечко заскулила. А Оля всё качала и качала её.
Прошло какое-то время, и Рита успокоилась.
– Спасибо. – Она оторвалась от объятий и высморкалась в салфетку. – У меня словно камень с души свалился. И дышать стало как будто легче. Даже несмотря на сопли.
Оля сидела растерянная и смотрела на девушку, не зная, что сказать.
– Всю жизнь думала, что чем быстрее я это всё забуду, тем скорее полегчает. И мне даже казалось, что я нормально живу. А вот только сейчас, рассказав вам об этом, я почувствовала, что значит «стало легче». Спасибо вам, Оля.
Оля опять инстинктивно взяла руку девушки в свою и, прямо смотря ей в глаза, ответила:
– Ты ни в чём не виновата. Даже не смей так думать.
Рита благодарно посмотрела на неё, слегка сжала руку и кивнула.
Тут официант, который наблюдал издалека за двумя плачущими девушками, почувствовал нужный момент, подошёл и поставил перед каждой по тарелочке с парой шариков свежайших шоколадных профитролей.
– Спасибо, – нестройным хором ответили они.
Оля вернулась домой в задумчивости, со слегка припухшими глазами.
– Что с тобой? – заволновался Саша, пропуская жену в коридор. – Как прошло?
– Не так, как я ожидала, – грустно улыбнулась Оля, снимая кроссовки.
Тут выбежала Варюша и стала, перебивая сама себя, рассказывать, что они делали с папой, пока мамы не было дома.
– Давай, как уложим, – одними губами проговорила Ольга. Саша понимающе кивнул.
– …и вот что странно, – рассказывала Оля мужу чуть позже, сидя на кухне, – я сначала вообще не знала, что ей говорить. Боялась пошевелиться. А потом как-то само. Слова сами из меня полились. И не только слова. Было такое чувство, будто я знаю, как себя сейчас нужно вести. Что надо не просто её обнять, а именно качать. И качать не быстро, а еле заметно. Как будто я делала это уже много-много раз…
– Так ты и делала, – улыбнулся Саша.
– В смысле? – не поняла Оля.
– Сколько раз ты успокаивала Варюшу? Я вот часто смотрю на тебя и поражаюсь, как ты чувствуешь, когда её нужно обнять, приласкать, а когда нужно и строго сказать, чтобы успокоить. Я всегда только обнимаю. Но иногда это её, наоборот, ещё больше раскручивает. А вот ты всегда можешь её успокоить…
– Думаешь?
– Знаю, – обнял жену Саша.
Она благодарно потёрлась о его плечо. Но в душе осталось непонятное чувство. Как будто не только это, а что-то ещё тут ей помогало…
Бесплатный фрагмент закончился.