Читать книгу: «Город в центре окраины – 1. Мой сосед отпускает», страница 3

И он уже предвкушал, как привезёт бутылку домой, подготовит для бесов подходящий хрустальный шарик, выселит их туда с максимальным комфортом, будет долго наблюдать, а потом снимет обзор.

Ему хорошо, сверх запрошенного, заплатили и очень благодарили.

Девушка, Лина, неловко протянула деньги и сказала:

– Мы только недавно дом с мамой купили. Нам все говорили, что рядом с лесом это глупо и опасно, и дом старый. И вот…

– Да нет, дом хороший, а в городе в некоторых местах куда опасней. Я поставил простую защитку, вряд ли в ближайшее время у вас будут проблемы, но если что – звоните. У меня гарантия на работу, поправлю, как понадобится.

– Спасибо.

Дождь за порогом меж тем из моросящего сделался ливнем. Так что ехать предстояло долго и по грязи, а сереющее к утру небо было беспросветно и неумолимо. Скорее всего, простуда усилится, перейдёт в ангину. Но лишь бы не расколотить бутыль.

***

У Ковжека выдался свободный вечер. Свободный вечер означал лишь, что на службу вероятнее всего не вызовут до четырех утра, но уж к утру-то точно придётся хоть раз прогуляться по району. Не то чтобы у него были какие-то предчувствия или ощущения.

Он сделал себе какао и бросил на сковороду замороженные котлеты. Ничего полезного в полуфабрикатах не было, но и готовить он тоже роскоши не имел. Он работал на два района уже полгода, поскольку специалистка из соседнего ушла на пенсию, а нового работника на её место всё никак не находилось. Зарплата была неплоха, но чтобы на такой работе зацепиться, нужно было, конечно, несколько больше, чем деньги. Тем более, в “частном секторе” всё равно платят куда больше за куда меньшее.

Ковжек сам не знал, почему продолжает работать именно здесь вот уже шестой год. Просто он пришёл и продержался первый год, а после первого уже не держался, а просто работал.

Город был стар, а в старых городах всегда много работы. Хочешь жить попроще – это в какую деревню или в один из тех индустриальных городов-заводов, которые спешно строили на пустых равнинах или посреди вырубленных лесов семьдесят лет назад, а сегодня заводы уже позакрывали. Там и народу мало, и история не такая обширная, чтобы на каждом шагу подергивало.

Но если бы Ковжек не стал отпускающим судэкспертом, то сделался бы историком – древности его манили не меньше мест смерти (а то и больше). Он не был бы против просидеть леть двадцать в пыльных архивах и написать с десяток книжек. В принципе, неплохая мысль – будет же ещё пенсия.

Но – видимо, надо было постучать по дереву. Потому что зазвонил телефон. Звонил Марк, диспетчер. Не поздоровался.

– Рядом с тобой, в трёх кварталах на север, странное шевеление. Не сходишь поглядеть? Недалеко совсем, даже ехать не надо.

– У меня выходной вечер.

– Там буквально пятнадцать минут, честное слово. Марица уже уехала со смены. А тебе все равно через три часа на дежурство.

– Ладно.

Котлеты всё равно подгорели. И он возьмёт-таки зонт, даже если придётся его где-то потерять – пятый по счёту за этот месяц. Подаст в бухгалтерию заявление на возмещение расходов, мстительно решил. И пусть ему выдадут служебные калоши.

***

Если свернуть за дом и пройти буквально сотню метров, начинается граница старого города, каменная мостовая, здания двухсотлетнего возраста, выстроенные из ещё более древнего, совсем уж хтонически-первородного камня, который, конечно, чего только за своё существование не видал.

Ковжек поражался этому камню, который всегда тонко, тихо гудел, переполненный тем, чему был свидетелем, но всё равно не трескался и простоять так мог миллион лет. На углу, где теперь торчит светофор, лет сто назад убили полицейского, а чуть дальше по кварталу (и лет на четыреста раньше) стоял прежде деревянный дом, в котором вся семья заразилась чумой. Дом заколотили и сожгли. Времена были такие.

В память о доме на этом месте всегда вились непонятные тени, вполне понятные бесы и прочие мелкие, любопытные сущности. Проходя мимо, Ковжек иногда их гонял, но не всерьез, потому что всерьёз их вывести было отсюда невозможно. Просто чтобы помнили, что не всё в жизни мёд, и поменьше путались под ногами у жителей домов. А то мелкие-то мелкие, но пакостники, могут под ногу метнуться невпопад.

Дальше, в следующем квартале, снова шли новостройки, уже послевоенные, выросшие здесь как замена обрушенным бомбежками зданиям. Там тоже изрядно народу погибло страшным образом, но дышалось всё равно легче, потому что в войну люди к смерти относились проще – с ужасом, конечно, но и с усталой привычкой.

И дальше, дальше…

Фонари кое-где моргали, кое-где вообще не горели, зато горели ещё окна в домах.

Задрал голову, сдвинув зонт. Небо и не думало проясняться. В одном из окон последнего этажа вяло отсвечивала голая тощая спина. А, этот тот падший ангел. Падают они в последние годы редко, но всё как-то метко – вечно на эту улицу. Видать, все верит, что если смазать спину подсолнечным маслом и подставить под лунный свет, то крылья отрастут обратно. Не отрастут. Свалился – так уж живи. Кто это вообще выдумал?..