Читать книгу: «Превратись. Вторая книга», страница 7

Веда выгнула губы, она думала.

– Сдаётся мне, – произнесла она после небольшого молчания, – в области цветоводства. Пока он делал мне туфли, он всё время листал в обещалке книгу с цветами. Очень старый файл, как мне показалось.

– Да-а?

Шанаэль обвёл взглядом горницу, точно желая убедиться, что свидетели достойны этого сообщения.

– Что-то вроде… Ну, значит, свёрнуто такой трубочкой. И нарисованы цветы.

– И вы таких цветиков не видали?

– Очень странные. Кстати, Всеволод, Гарама, по-видимому, убеждён, что мы тут надолго задержимся, что не приводит его в восторг. Он настойчиво предупредил меня, чтобы я хорошо примерила туфли – вдумчиво – так он сказал – потому что в следующий раз он сможет принять меня только недели через две.

– Хлопотун. – Буркнул Шанаэль. – Он так сказал?

– Ну, он, кажется. сказал «дней через десять, одиннадцать» и велел передать Сари…

Веда зажала себе рот, с ветки раздалось ворчание. Шанаэль рассмеялся.

– Нет, я другое… значит, если вам неудобно в его туфлях, вы – вы – должны терпеть и молчать?

Шанаэль зловеще засопел.

– Он и, впрямь, что-то замышляет. А, Гоби?

– Он что-то вычислял. – Вспомнила Веда. – У него карта Дальнего Неба. Здорово выглядит.

– А вы подумали, он делает новую пепельницу.

– Нет. – Сказала Веда. – Не делает.

– Что ж, Гарама не ударил, как говорите вы, люди, в грязь лицом.– Удовлетворённо вздохнул Шанаэль. – Сочту это предзнаменованием долгого и счастливого пребывания в Ловарне.

И он сделал лапой неопознанный из-за быстроты жест в воздухе. Сахира, смотревший ему в рот, опустил большую свою голову на лапы.

– Слава Орсу, Гарама вас не слышит. – Сказала Веда. – Я бы и, впрямь, не отказалась долго и счастливо пребывать, тем паче, в Ловарне.

Она вздохнула.

– Но, увы. – Заметил Всеволод. – Мы принуждены отбыть… как можно, скорее.

Шанаэль, глядевший на Веду, вскользь взглянул на дракона, поклонился ему с выражением почтительного внимания и вновь посмотрел на Веду.

– Госпожа так внимательна к ничтожнейшему из своих слуг, к коим причисляю и себя.

– Вы мало цените учёных? – Возмутилась Веда.

– Миль пардон, – добродушно откликнулся старый атлет. – Это вы, э, по поводу цветоводства? – И, не дав Веде ответить, повертел лапой, на сей раз запросто, изображая что-то несложное. – К слову, боюсь, что глубокоуважаемый – и мною отныне, и мною, – Гарама не сыщет того, что занимает его воображение.

Он посмеивался.

– Отчего это не сыщет?

Всеволод оглядел горницу так, будто впервые видел.

– Вы что-нибудь потеряли? – Спросила его вполголоса Сари. – Скажите, я найду. В этом бедламе никто, кроме меня, не разберётся.

– Оттого, что это существует лишь в его воображении.

– Веда, ты ничего не оставила там, где мы ночевали? – Тихо спросил Всеволод.

Веда не повернулась к нему, а обратилась к Шанаэлю:

– Я понимаю, что вас беспокоит: магический ли она предмет? И если да, то как это понимать? Действует ли на такие предметы Закон Любви?

Шанаэль, не отвечая, печально спросил:

– Вы так-таки намерены покинуть нас?

Веда улыбнулась ему и только ему:

– Ага.

Шанаэль встревоженно и с какой-то горечью проговорил:

– В эти жаркие часы.

Он оглянулся на вход. Сахира поднял голову с лап.

– Неужто… и так внезапно? Не могу примириться с мыслью, что ваши величества уйдут от нас… подвергаясь опасностям большого пути, утомлённые, без чьей-либо помощи?

– Именно. – Согласилась Веда. – Но почему вы называете нас величествами? Мне не по себе, и даже холодок пробежал вот тут. А у тебя, Всеволод?

– Но это невозможно. – Твердил Шанаэль.

Голос его сделался глубже, Шанаэль выпустил на волю скрытую доселе силу.

– Тем не менее, мы уходим. – Подтвердил Всеволод и властно взглянул на леопарда. – Шанаэль, проводите нас.

– Уйти в мир, где так много зла… – Простонал Шанаэль, но глаза его спокойно блестели. – После того, как мы обрели… Государь, смиренно сообщаю вам, это – невозможно. Этот риск неоправдан.

Веда хотела вмешаться, но её опередил Всеволод.

– Шанаэль, – мягко сказал он, – вы плохо начинаете служение – с непослушания.

– Но, сир! Сир!!

Затрепетавший Шанаэль простёр лапы, не смея подойти, и уронил голову.

– А здорово Подлёночек вас заловил. – Задумчиво подала голос Сари.

Шанаэль быстро повернулся к ней.

– Ваше величество не желает понять… – Пробормотал он и взглянул, глубоко опечаленный, на дракона.

– Тем не менее, – без малейшей иронии ответил Всеволод, – я ухожу с её величеством тотчас. Проводите вы нас или нет, не важно.

– В чём дело? – Спросила Веда, оглядываясь на Сари, сидящую на ветке.

– Вижу, что ваша верность лишь на словах. – Сурово закончил Всеволод.

Шанаэль дрогнул.

– Как угодно, государь. – Еле выговорил он.– Но мы не можем допустить…

– Ах, я поняла. – Сказала Веда. – Измена, Всеволод.

После этого страшного слова возникла на мгновение смятенная тишина, засим затрещавшая от множества действий и голосов.

– Враньё! – Крикнула Сари.

Шанаэль ощерил на неё клыки и провыл:

– Молчать в присутствии королевы!

Сахира потеснее свернулся, но Веда видела, что он весь напряжён, округлые гири мышц подрагивали под шерстью. Гоби подавил зевок, прикрываясь лапой.

– Дурачьё! – Выкрикнула Веда.

Снова стало тихо.

Веда указала на дверь.

– Им заложники нужны, ведь так, государь?

Всеволод молчал.

– Нет! – Отчаянно крикнул Шанаэль. – Ради Орса и Бриджентис, не будьте так жестоки, бедное моё дитя!

– Чего это? – Спокойно спросила Веда. – Вот Гоби подтвердит.

Гоби неохотно поднялся на лапы.

– Никак нет, госпожа. – Вяло пробурчал он.

Шанаэль, казалось, успокоился.

– Умоляю вас выслушать. – Сказал он, и у акулы создалось впечатление, будто старый леопард мысленно ступает по тонкому льду – до того тщательно он подбирал слова. – Сначала… В начале… ну, да, ну, да… Ведь наше одиночество должно быть как-то оплачено… гарантировано, в конце концов. Но произошло другое… К тому же, обстоятельства указывают на скорое и необратимое решение, и мы не можем расстаться с…

Он забормотал, вновь теряя нить:

– Когда мы увидели ваши величества в жаркий час, идущими так одиноко… Моё сердце…

И он вскрикнул, хватаясь за портупею:

– Во имя Той, что сотворила человека по образу и подобию нашему! Поверьте мне, государь, ибо душа вашей спутницы уже да, да, поверила!

Веда кивнула.

– Да, я сразу догадалась.

Шанаэль зыркнул на ветку.

– Госпожа, – обратился он к Веде, – вы всё ещё не можете отказаться от мысли, что… царственное чадо… та штука… в общем, дурак и неуч Гарама прав – и, увы, прав, стократно: её нету.

– Клянусь Адом, в который я спускалась, – сказала Веда, – та штука есть. Но причём тут?

– При том, – вмешалась Сари, прыгая с ветки на паркет, – что через полмесяца тут не будет ни той штуки, за которой послали вас глубокомысленные монастырские кретины… и вообще ничего, ничегошеньки.

Веда помолчала и во второй раз спросила:

– В чём дело?

Шанаэль обрадованно поклонился ей и отверз уста, но вместо каких-либо объяснений раздалось кряхтение. Все посмотрели на Гоби, который, сидя на задних лапах, заговорил:

– Дело в том, что господин дракон необыкновенно опасен и может в один присест сжечь Ловарню. И всё же он никогда этого не сделает.

Гоби ни на кого не посмотрел. Шанаэль уронил лапы и прошептал:

– Это ошибка, мой друг.

Всеволод нашёл его взгляд и заметил:

– Так вот, как вы цените жизнь её величества.

Шанаэль в отчаянье прорычал что-то и жалобно мявкнул:

– Нет! Нет, государь! Это всё слова… и слова добрейшего старика!

Веда взглянула на дракона.

– Я становлюсь тебе обузой?

Всеволод услышал сдавленное шипение – это был Сахира. Богатырь припал на передние лапы и фукал, как перепуганный котёнок. Всеволод повернулся, и на миг его взгляду представился фантом, чудовищное видение.

Неизвестное разевало рыбью пасть, серые, текучие, как вода, лапы простёрлись… Тут же видение сгинуло, и на пол обрушилась, заняв горницу до самой стены, акула. Её плавник упирался в верхние сучья дерева. Она изогнулась, круша ветки и, раскрыв пасть, издала низкий тонущий вой, затем, невероятным усилием встав на хвост, захватила зубами ствол. Дерево заскрипело, заболтались хозяйственные принадлежности на верхних ветках. Челюсти сошлись и разомкнулись. Упала подушечка с иголками. Дерево повисло в воздухе, купол беззвучно покрылся трещинами, как стекло. Акула дёрнулась, высвобождаясь, и ощетиненным зубьями боком проехалась по стене, круша древесину.

Веда стояла у стены. Она пробормотала: «Увлеклась».

Гоби посмотрел на могучий пень с обглоданными неровными кусками коры, потом закинул голову и, шевеля усами, вгляделся в голубую дыру потолка. Обратившись всем корпусом в сторону Веды, отнюдь не с показной почтительностью проговорил:

– Это убедительно, ваше величество.

Сари измерила взглядом болтавшийся в воздухе по гипотенузе ствол, коротко взвыла и добавила:

– Бессовестная.

Она пнула лапой продолжавшего шипеть и пялиться Сахиру.

– Молчать! – Горестно рявкнул на неё Шанаэль.

Сари покачала головой, её глаза сузились лезвиями. Она уставила эти лезвия в бывшую стену своей гостиной.

– Думаешь, я не знаю, что это за два слова ты ему сказала.

Веда пропустила реплику мимо ушей и принялась извиняться за причинённый убыток с известным самодовольством.

– Что это за два слова? – Недоумённо промолвил Шанаэль.

Сари подбоченилась.

– А ты бы больше, старый кот, зевал.

Она вздохнула.

– А всё-таки вам не уйти… Бессовестная, бессовестная сломала моего доброго Кусеньку.

Шанаэль зарычал на неё. Сари захихикала:

– Старая дуэнья может себе позволить, милый мой Шанаэль.

Всеволод вопросительно взглянул на неё.

– Ловарня закрыта изнутри очень надёжно. – Ответила она вполне вежливо на этот взгляд. – И вы сами это сделали… государь.

– Я?

Сари, хмурясь, спросила у Шанаэля:

– Он ведь выиграл партию, ты сказал?

Шанаэль молчал. Собравшись с духом, он просительно напомнил:

– Сир, биллиард. Вы изволили вкатить, ежли помните… Помните?

– Ты играл на биллиарде?

Всеволод кивнул Веде.

– Ну, вы даёте. – Легкомысленно заметила Веда.– Ваше величество изумляет меня.

– Словом, мы под замком. – Добавила, скорее, в ответ на свои мысли Сари.

Тон у неё был безрадостный.

– Мы в безопасности… И на сей раз у нас есть… (она произнесла слово на родном языке, и все присутствующие склонились, глядя на гостей).

– Что?

– Заложники. – Весело сказала Сари. – Ты ведь другого не понимаешь, и мне придётся с тобой повозиться, чтобы ты стала, хоть немного, похожа на Ту, за Которую тебя принимают легковерные эти.

Шанаэль заворчал.

– А ведь Лео, сестричка моя, могла бы тебя предупредить.

Веда выгнула губы.

– Вот как… Могла бы… Глупейшая из моих подданных, ты, выжившая из кошачьего ума, раз она не предупредила, значит, не надо было.

– Гм. – Отозвалась Сари. – Ты не самая глупая из королев.

– Дзякую.

– Да не за что.

– А много ты их видела?

Сари холодно ответила:

– Вижу сейчас.

Слабый голос из тёмного угла позвал:

– Именем Неба…

Они все посмотрели на выкарабкивающегося из путаницы ветвей Григория. Вид у пастыря был помятый. Сари хмыкнула.

– Хвост на месте? – Грубо пошутила она.

Пастырь оглядел себя безумными глазами.

– Я служу не Ловарне.

– Это мы знаем. – Сказала Сари.

– И вот именем Того, Кому я служу, я требую пропуска для обретённых.

– Ну, и дурак ты. – Легко ответила Сари и вдруг щёлкнула зубами.– Тебя, поп, не спросили.

Шанаэль оттащил её от прижавшего уши Григория. Сари отпихнула Шанаэля.

– Ты хоть понимаешь?

– Именем Неба. – Жалобно промяукал леопард в помятой рясе.

Сари фукнула на него и, пародируя, ответила:

– Именем Земли…

Она сказала своим голосом:

– Для того, о чём ты лепечешь, нужен знак, куда более серьёзный, чем бормотание предателя. Такой, чтобы Сари испугалась, понимэ?

Она тихо рассмеялась, потом громче. Скрипело погубленное дерево. Похоже, снаружи пролетел Северный Ветер собственной персоной. Шанаэль выглядел так, что Веде сделалось его жаль.

– Это ведь не ради нашего народа. – Умоляюще сказал он.

Веда успокоительно закивала.

– Вы хороший человек, Шанаэль.

Она почувствовала, что у неё кружится голова. Отойдя на два шага, Веда прислонилась к стене.

Всеволод на неё не смотрел. Игрок в биллиард, похоже, припоминал расположение шаров на бирюзовом круге. Глаза его расширились, а широкие плечи передёрнуло.

Лёгкий шорох привлёк внимание Сари. Веда нечаянно раздавила плечом детскую земляных ос – их кувшинчики, как и всюду на побережье, притулились в самом неожиданном месте, которое раньше закрывала ветка.

– От тебя одна грязь! – Сердито воскликнула Сари. – По-твоему, старая Сари для того создана, чтобы подтирать за глупой королевой?

Веда ошарашенно смотрела на разрушенные серые колыбельки. К счастью, они уже опустели – новые осы уже вылетели, да и время уже, лето разменяло второй месяц. Она присела и, взяв в горсть разбитые кувшинчики, перебирала их. Сквозь пальцы королевы сыпался пепел.

– Брось. – Проворчала Сари. – Испачкаешься.

Она осеклась. В пальцах Веды треснул кувшинчик, и среди осколков крохотной капсулы вместо розовых отсохших оболочек осиного зародыша мелькнуло что-то белое.

– Что?

Веда бездумно развернула маленький, туго свёрнутый комок бумаги.

– Тут что-то написано. – Рассеянно заметила она. Голос звучал томно и устало.

Шанаэль с поклоном приблизился и склонился над плечом королевы. Вгляделся.

– Гм… Сейчас…

(– Сколько я тебе говорила, Шанаэль, что у тебя дальнозоркость. – Отыскивая веник, огрызнулась Сари).

Шанаэль вгляделся ещё и отступил.

– Алес.

Сари уронила веник.

– Что, что? – Спросила она и, кинувшись, выхватила бумажку у Шанаэля.

Она долго смотрела на листок. Потом она выпустила его. Пастырь немедленно его подобрал.

Сари смотрела в сторону.

– В прошлом году я учила читать детей. – Как-то вяло сказала она.– Ума не приложу, как это тут оказалось.

Она искоса взглянула на Веду.

– Ты… – Начала она и замолчала.

Пастырь поднял листок в дрожащей лапе.

– Ты хотела, Сари… – Начал он и заткнулся: голос прозвучал слишком торжественно. – Ты сказала, что тебе…

Он заткнулся опять.

– А? – Залихватски вырвалось у него.

Сари стояла, открыв пасть. Внезапно она выбежала из дома.

Шанаэль опустевшими от горя и разочарования глазами проследил передвижения мелькнувшей синей фигуры. Потом вздохнул и подошёл к Всеволоду.

– Вы позволите вас проводить, государь?

Он потёр кулаком мохнатый лоб.

– Это всё, о чём я прошу.

Всеволод ответил на его взгляд.

– Нет. – Отрезал он. – Дурные замыслы, злые замыслы. Вы лишены этой милости, Шанаэль.

Он взял Веду за руку, помог ей встать и вывел её, кивнув на прощанье пастырю. Гоби был неподвижен, как статуя. Сахира закрыл лапами глаза.

Во дворе лежала, вытянув лапы, Сари. Из горницы раздался тоскливый вой и был подхвачен в посёлке. Пока они шли улицами и переулками, отовсюду слышался этот звук, поднимавшийся к Орсу и превратившийся в странную, щекочущую нервы музыку.

В окне мастерской Веда увидела Гараму – он сидел на задних лапах, подняв передние, и выл, закрыв глаза.

– Спасибо за туфельки! – Крикнула в окно Веда.

Сапожник с испугу рухнул кверху лапами в дом.

На улице, носившей печальные следы знаменитой посадки дракона, Веда на минуту остановилась, дёрнув Всеволода за руку.

– Это всё, что у них осталось. – Благоговейно заметила она.

– Возможно, они переименуют улицу. – Был ответ.

Веда покачала головой.

– Вы зарываетесь, ваше величество.

В аллее под розами они увидели Шумера. Страж не лежал, как прочие. Припав на передние лапы, он злобно рычал, охлёстывая дорогу хвостом. Глаза его горели, как угли, верхняя губа вздёрнулась до предела. Всеволод остановился. Веда выдернула руку и, подойдя, шепнула:

– Алес, милый.

Страж зарычал громче, сжался в комок и, странно вильнув хвостом, уполз за розы.

Веда обернулась.

– Он уже не дождётся.

Они не оглядывались. На дороге машины не было.

– Эге. – Заметил Всеволод.

Веда стояла у придорожного куста, теребя ветки.

– Каков король, таковы и подданные. – Беспечно сказала она.

Ловарня с её жёлтыми лугами и густо-зелёной рощей города потускнела, хотя Орс с особенной яростью изливал на неё свой гнев.

Всеволод прошёлся туда-сюда.

– Кто эта Алес?

– Первое имя той, которую ты попираешь своими драными нечищеными ботинками… ой.

Веда подняла руку с капота лягушечки, постепенно проступившей под ветками.

Они принялись упиваться свободой. Нестерпимая жара, обступившая их, как взвод вернувшихся с пробежки тяжеловооружённых пехотинцев, добавила к ней то прекрасное чувство неудобства, которое и должно сопровождать всякую истинную свободу.

К тому же, порыв Северного Ветра, хотя и остался незамеченным парой путешественников, оставил в дрожащем, как огоньки в глазах бедного Шанаэля, воздухе, длинный след до самых гор, снова возникших на Западе.

Веда, предусмотрительно связавшая волосы узлом ещё в уединённом домике на пустыре, страдала от жары меньше, чем вчера, в зарослях черники.

– Должно быть, я сама открою эту дверцу? – Надменно молвила она.

– Почему бы и нет? – Весело отозвался Всеволод.

Веда нахмурилась, потом протянула руку, но Всеволод в один миг оказался между нею и дверцей.

Заглянув в машину, Веда спросила:

– Вы испытывали мою кротость, ваше величество?

– Да нет же, это всего только глупая шутка.

– Вот как.

– Я, признаться, плохо соображаю от жары.

– Да?

– Да, я размышлял.

– Одно плохо вяжется с другим, мой друг. – Заметила Веда. – Эта жара…

– Я вдруг вспомнил что-то.

– Понимаю.

– Я забыл уплатить один долг.

Шляпа и хлыстик

– Это плохо, плохо. Тот, кто отправляется в путь, не должен иметь долгов.

– Вот и я так подумал, оттого и замешкался, дав глупый ответ вашему величеству.

Веда поморщилась.

– Нам следует прекратить эту игру, а то мне не по себе, как в ту минуту, когда добрый старый Гоби намекнул, что съест меня.

Всеволод не ответил, приглашая её занять подобающее место в машине.

– Но долг?

– Нам нужно проехать немного. – (Всеволод посмотрел на часы). – Минут пять, я полагаю… и я отлучусь, тоже ненадолго.

Веда ничего не ответила, они сели и поехали.

Ловарня тихонько провалилась в жару и принялась таять там, а машина остановилась. Веда, глядя в окошечко, сказала:

– Так ли уж нужно возвращать этот долг?

– Непременно нужно. – С улыбкой подтвердил Всеволод, всё ещё оставаясь в машине.

– Но, возможно, это только суеверие, вроде той приметы.

– Приметы?

Веда рассказала про иголку.

– Разве я утратила ум? – Добавила она.

– О нет.

– Я умна, следовательно?

– Да ты умнее Куколки! – Жарко вскричал Всеволод и осёкся. Он встревожился, не перебрал ли с грубой лестью.

Оказалось, что ничуточки. Его спутница ничуть не смутилась.

– Вот видишь, – сказала она самодовольно. – Отныне не верь приметам. Не возвращай ты этого долга.

Всеволод не выглядел убеждённым. Веда подумала и беспечно прибавил:

– Вернёмся, тогда – ну, тогда…

– Вдруг я забуду тогда?

– Обещаю, что напомню.

– Всё же…

– Да и зачем его возвращать?

Не отвечая, дракон положил руку на дверцу.

Веда мельком взглянула на эту руку.

– Это не займёт много времени. – уверял Всеволод. – Я вернусь, и… больше не буду беспокоиться.

– А ты обеспокоен?

Он взглянул на неё засветившимися глазами.

– Немножко.

Последовало молчание, затем щёлкнула и приоткрылась дверца.

– Видишь ли, Веда, со мною произошло то, чего я не смогу забыть.

– Ты с кем-то целовался?

– Я испугался.

– Ты?

Всеволод взглядом поблагодарил за вопрос, хотя он прозвучал без всякого выражения.

– Да, и смертельно. Ведь это унизительно?

– Конечно. Пятна страха – мишень для врага. Не знаешь разве?

Всеволод в знак покорности склонил русую голову.

– Знаю. – Заверил он. – Потому я сейчас выйду и вернусь очень скоро.

– Но ведь ты испугался не больше, чем на двадцать секунд – я не ошибаюсь?

– Примерно.

– И ты испугался не за себя.

Всеволод промолчал.

– Это так?

– Пожалуй.

– Тогда не о чем говорить. Поезжай.

– Оставить это гнездо, полное скорпионов?

Веда кивнула и добавила:

– И ос.

– Это даже не сурийцы.

– Это, конечно, довод.

– Дурные замыслы, злые замыслы.

– Не у всех.

– Один, это верно.

– Хочешь, я выкуплю его у тебя?

Всеволод любезно наклонил голову.

– Это должно быть очень серьёзное предложение, чтобы я захотел его рассмотреть.

– Я заметила, как в этой стране ценятся слова. Всего одно позволило нам снова премило устроиться в этой немного душной машине. А я предлагаю вашему величеству целых два.

– Мы решили не играть в эту игру.

– Как скажешь. Выйди и возврати долг.

– Но…

– Ступай.

– Я готов рассмотреть обеспечение, предоставляемое вашим величеством.

– Как я уже сказала, это два слова.

– Хорошо, но я их услышу?

– Сначала скажи, что принимаешь условие сделки.

– Принимаю.

– Тогда мне нет нужды их повторять: это два слова, которые я сказала в гнезде, полном зла, когда бросилась на шею государю.

– А.

– Ты недоволен?

– Сделка совершилась.

– У тебя, быть может, есть ещё долги?

– Пока нет.

– Тогда едем.

Дверца захлопнулась. Спустя минуту Всеволод принялся смеяться. Дожидаться от Веды заботливого вопроса, почему он смеётся, было долго, поэтому он объяснил:

– Я вспомнил, что ещё раз испугался там, в Ловарне.

– Это печально. Были свидетели?

– Один.

– Вернёмся?

Всеволод холодно ответил:

– За него заплачено.

(«Где же шлялись эти два дружка утром?» – Спросила у себя Веда.)

– Почему они приняли нас за тех, кого ждали?

– Мне они не показались глупыми.

– Я сказала, прекрати это! – Прикрикнула Веда и, понизив голос, спросила. – Ты что-нибудь видел там?

– Только перепёлок, жадных и не в меру любопытных. – Приветливо ответил Всеволод, глядя на дорогу.

Веда кротко спросила:

– Тебе кажется, что ты продешевил?

– М-м…

– Я опечалена.

– Сделанного не вернёшь.

– Разве слова «надо сматываться» не прекрасны?

Всеволод на мгновение отнял руку от руля и сделал жест, свидетельствующий, что он совершенно согласен.

– А теперь и ты мог бы сказать мне слова два.

Машина дёрнулась и съехала с дороги. Их протащило по камням. Веду встряхнуло, и она затылком отсчитала на подголовнике, видимо, их число. Всеволод вывернул машину на дорогу, затылок остался прижатым к подголовнику.

– Насчёт того, куда нам сматываться дальше.

Всеволод повернулся к ней всем корпусом и внимательно взглянул в глаза Веды. Взгляд был долгий и почему-то вопросительный. Ответный был студён и безмятежен – в сущности, как всегда.

– Я не знаю. – Сказал он.

– Это целых три.

– Извини.

– Я не просила так много.

– Подтверждаю.

Машина катилась, как шлёпающий по воде камень, пущенный очень ловкой рукой.

– Как насчёт, чтобы извиниться?

– Виноват?

Веда похлопала себя по затылку.

– Я не поумнела, оттого, что кто-то не умеет водить.

– Ах, ну да… Извини, не знаю сам, как…

Он отнял руку от руля, но Веда сделала пальцами «те-те, осторожненько», и рука утешилась.

– Потребуется крупномасштабная карта.

Он приподнял угол рта, так что обозначилась глубокая чёрточка.

– Такие штуки вообще не указываются на картах.

– Стало быть, пушистый офицер не шутил. А?

– Координирующие организации приняли решение не указывать Гоморру на политических картах мира.

– Когда они появились?

– После войны. Ты про координирующие организации?

– Шестьсот орсолет назад, значит, их не было.

– Да, тогда проще на это смотрели.

Она вытащила из кармана смятый листок и положила водителю на колени.

Он взглянул.

– Кто тебе это дал?

– Никто мне это не давал.

У него вырвался смешок.

– Цветовод… Ты?

– Он не все книги держит в обещалке. У него даже есть книжная полка, но этот файл не находился на полке.

– И ты?..

– Шить туфли так сложно, требуется максимум сосредоточенности.

Она полюбовалась туфелькой, поворачивая ногу.

Всеволод рассматривал листок, но взгляд его был поверхностным и невнимательным. Веда задумчиво сообщала подробности преступления:

– Это очень толстая, очень красивая книга с розовым обрезом.

– Как ты догадалась, если она лежала к тебе обрезом?

– Ну, ты же сам сказал, я умная.

Веда зевнула и шевельнула карту кончиком туфельки.

– Не печалишься ли случаем? Не стоит, о дракон. Ибо печаль – ржавчина на мече.

– Ясненько. – Молвил дракон. – Нет, не печалюсь.

Некоторое время они пристально следили за шевелящейся картой. Всеволод задумчиво разглядывал «дворники» на ветровом стекле, которые неожиданно заработали. Затем раздался лёгкий стук – это туфелька встала, как подобает.

– Надо изучить карту. – Заговорил Всеволод, выключая «дворники».

Последовало молчание. Веда предложила:

– Не съехать ли нам с этой славной, хорошо пропылившейся дороги? У тебя это хорошо получается, если пообещать тебе два слова.

Ни слова не сказав, Всеволод так и сделал: выбрал местечко, где обочина обросла свежей зелёной щетинкой и невесомо свалил на неё оба левых колеса лягушечки. Среди неизменных розмариновых кустов, сразу облапивших стёкла, машина съехала на узкую грунтовую дорогу. Острый запах розмарина наполнил лёгкие складчины. Веда высунула нос в окошко и зубами содрала веточку.

– Представляешь, мама недавно сорвала вот эту штуку для чая, а у неё за спиной кто-то спрашивает: это, мол, что?

И Веда расхохоталась, не выпуская из зубов ветку.

– Люди приезжие… – Неопределённо объяснил Всеволод такое невежество. – Откуда им знать.

Веда закивала и предложила без слов угощение. Всеволод деликатно откусил.

– Ты ведь знаешь, розмарин незаменим, когда не хотят, чтобы дети заводились. – Поведала Веда.

Всеволод сдавленно раскашлялся.

– Теперь знаю. – Приведя в порядок связки, сухо признался он.

В воздухе запахло водой, дном и мокрыми, обсыхающими на Орсе камушками.

– Но тем, кто спросил, – задумчиво продолжала Веда, жуя сочные иголочки розмарина, – наверное, это неважно. Мама сказала, что обернулась, а там стояли два красивых барана.

Они оказались на берегу крохотного прудика. Всеволод, возможно, размышлявший о баранах, едва остановил машину у самой воды, так что гладкое зеркальце разбилось о передние колёса.

Веда открыла ящичек для документов и из-под пары драных лайковых перчаток вытащила красно-синий карандаш. Если у вас нету, непременно приобретите себе такой – великое изобретение багажников. У него носик красный и носик синий смотрят на Север и Юг, как стрелки компаса.

Веда помуслила карандаш с одной стороны и ввинтила в пальцы Всеволода, разглаживающего на колене ту часть карты, где помещалась пограничная часть Сурьи.

Горный хребет напомнил ему сломанный Ведой Львовной гребешок. У северного зубца затёртое сгибом помещалось одно-единственное слово.

Это было то самое слово, которое обозначало небытие и которым жители Сурьи пользовались как филологическими вратами, чтобы изгнать то, что казалось им излишним в их понятной мирной жизни. Если бы они знали или подозревали, что озвученный ими адрес существует, вряд ли бы они это делали. Ибо они были мягкосердечны…

И вот небытие впечаталось в старую бумагу и каждая буква претендовала на место под солнцем, и по отдельности они были пустяком, но вместе они пустяком не были.

Сидевшие в машине молча рассматривали слово. Сказать, что они его перечитывали – смешно. Оно как-то сразу бросалось в глаза, будто клок едкого дыма.

Значит, эта штука есть. И если учесть, что жители, к примеру Кропивника довольно часто пользовались адресной поговоркой, то они понарошку отправили туда немало народу.

Как бы ни были беспечны искатели кота, им стало не по себе. В машине похолодало. Тем не менее, Всеволод заговорил, как о деле решённом:

– Если поедем по прямой, то вот река и лес.

Веда повторила:

– Поедем.

В её голосе оставалось ожидание, что вот-вот всё прояснится. Она чуть ли не с надеждой взглянула на Всеволода, но взгляд наткнулся на профиль дракона. Острый нос с подбородком выглядели на фоне горных хребтов и квадратов полей как логическое дополнение к ландшафту.

– За этим лесом теперь скопление крупных заводов. – Заговорил он, даже не заметив, что разочаровал Веду. – Производят лучший шоколад в Гиперборее.

– А ты откуда знаешь?

– Там ещё завод по производству асфальта. И лучше бы нам вернуться немного южнее и воспользоваться старым шоссе.

– А это что?

– Деревня Полканово.

Всеволод увидел, что у него есть карандаш и перевернул его, целясь в пункт назначения.

Веда схватила его за руку.

– По прямой отметь красным.

– Ты думаешь? – Сомневаясь, спросил дракон.

– Так виднее.

– Но красный цвет на карте…

– Тебя опять беспокоят приметы?

Во избежание новых оскорблений, он быстро и очень чисто начертил основной маршрут, а потом, вопросительно глянув на Веду, кружной – синим концом. Веда уставилась на треугольник, в центре которого расплылся речной приток, будто карта криво подмигивала ей.

В Полканово они прибыли ночью. Сдержанно бранились собаки – так, обсуждая события, густо лают только крупные серьёзные и опасные псы.

Утром выяснилось, что пепельно-розовая Бриджентис висит в очень большом нарядно неряшливом селе. Кто-то шёл по улице. Они выбрались из машины.

Высокий человек в шафрановой гимнастёрке, вольно раскинутой на шее, в узких брюках, в длиннейших сапогах до середины бедра (их вообще-то было два, стройных и мускулистых) постёгивал себя на ходу хлыстиком. До бровей надвинута серая широкополая шляпа из фетра.

Увидев неизвестных, он подзадержался, властно ступив сапогом в мухрявую вкусную лужу. Настёгивать другой сапог не перестал, потом всё-таки перестал и затяжным движением воздел хлыстик, сдвинул рукоятью шляпу до корней волос.

Запоздалый паж Бриджентис – летучий лисёнок – вымахнул из чахлых осин и, в один миг долетев до бледнеющего лика мистрис, любовно связал петлю вокруг, свалился, исчез.

Всеволод твёрдо зашагал по дороге, которая говорила при каждом шаге: «Ам! Гам!» и сказал:

– Бог навстречу.

Властелин сапог и хлыстика кивнул и, как видно, исчерпав варианты приветствий, молчал. Позади из ворот вывели коня – превосходное животное размером с грузовик. Веда невольно оглянулась на лягушечку – так, чтобы сравнить. Рука держала кожаную полосу упряжи. С силой ввинчивая железные ноги в грязь, конь приближался.

Высокий человек в шляпе прислушался к звуку разбивающих грязь копыт и даже слегка повернул голову. Накрепко выскобленный подбородок, в котором припрятали пару картофелин, занял часть небосвода. Серая Бриджентис меркла, причём, напрашивался тихий сопровождающий звук подёргиваемой струны. Нос под шляпой тоже был неплох – но не более одной картофелины. На нём имелись веснушки.

Конь заржал, как полковая труба, предостерегающе. Потом произошло ужасное – его тёмно-рыжее тело заволновалось, и высоко поднялись две подковы. Уже не ржание – рёв пронёсся над тихим селом. Слабо пробился человеческий голос, Веда видела, как лохматый мальчишка боролся с конём, повисая на взмётывающейся и спадающей чёрно-рыжими струями гриве. Взболтнулись тонкие ноги в подкатанных штанцах, по лодыжки они были в чёрных носках грязи. Грязь тоже разлеталась красивыми брызгами. Веда приложила кончики пальцев к губам и заворожённо следила, хотя зрелище обещало неладную развязку.