Читать книгу: «Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус», страница 2

Энкиду переводил взгляд с командира на братца. Если эти двое, действительно, были закодированы в его неведомом мозгу именно под такими названиями.

Работавшая в углу трёхмерка внезапно привлекла их внимание. Ас с непреклонным видом и поджатыми губами, Билл с переживанием в раскрытых негодующих глазах и размышляющий Энкиду – все посмотрели в её раскрутившееся облако.

Взрывы темноты рассасывались, как лекарство в крови. Уже не было тёплых полутонов, остались цвета – синий и лиловый. Выныривая, как из пасти щенка, Глобус обретал собственную орбиту. На карте от него осталось полулуние.

Далеко впереди среди улья звёзд мерцала стена клетки, той самой, которую неровный папин карандаш начертил на карте условными штрихами. Папин карандаш был небрежен в порыве государственного рвения и заехал – щедро – в области далёкого космоса, на которые Нибиру могла бы претендовать совершенно спокойно. Никого там нету, не у кого спрашивать «кто крайний».

Созвездие с блестящим рыбьим хвостом устроилось среди провала между двумя мегаскоплениями звёздного материала, за ним открывалась широкая дорога к горизонту видимой вселенной.

На краешке, прихваченном картой, звезда в микроволновке, в которой гелий с водородом сражались за место на хлебе, в далёком прошлом решала вопрос жизни и смерти. Превысит ли её масса допустимую? Или ей предстоит мирное обывательское существование, такое, чтоб как у всех?

Ас встал, хлопнув себя по коленям.

– Нуте-с, с вашего позволения и без вашего позволения.

Билл показал на него большим пальцем за плечо.

– Отдохнуть хочет, железный наш. Тоже, вишь ты, душа живая. Иди, родимый, разбери пудру с помадой.

Ас устало посмотрел на него и сдержал реплику. Но потом всё же решил высказаться у двери.

– Знаешь, Билл.

Билл в полной готовности выставил сложенные калачами руки.

– Ну? Какие ещё правила поведения? Ножницы круглишками подавать? Сгущёнку не заначивать?

Ас опять передумал.

– Нет, ничего.

– Вот, прям, от сердца отлегло. Думал, бить будешь, а я ведь всё-таки царский сын.

Красивый и правильный завиток Глобуса в этот момент прорвал энергетическую клетку Нибиру. Тысячи узелков тьмы развязались на мгновение, страшное напряжение скользнуло по Глобусу – птичку выпустил кулак. Невесомое и железное сжатие ослабилось, полупрозрачный эллипс выскользнул, непреклонно сделав ручкой. Энкиду, следивший за перепалкой самолюбий невнимательно, обморочно шепнул:

– Братцы… Свобода вроде.

Билл замер и кинулся к трёхмерке, жадно и безмолвно шевеля губами.

– Вот теперь погуляем. – Оборачиваясь с безумными распахнутыми глазами, пообещал он банке без кофе, зачем-то прихваченной командиром из ужасной дежурки. – Ну, признавайтесь, у кого какие отклонения в психике?

Ас поглядел неожиданно потеплевшими глазами на свой корабль, мчащийся в синеве. Билл слегка отрезвел:

– Э? Ты на автопилот поставил?

Ас, выходя из дежурки, пожалел:

– А ты жить хочешь всё-таки. Нет, не поставил, конечно.

Билл посмотрел на оставшегося с ним сам-друг Энкиду и повторил с новой интонацией:

– Погуляем.

Энкиду заметил, что он помрачнел. Будто из-под парня табуретку выдернули. Такие перепады настроения были незнакомы Энкиду, но он, в отличие от Аса, почему-то не считал их презренным признаком вырождения. Возможно, на долгом пути, цель которого попросту сомнительна, им понадобится кто-то с таким эмоциональным устройством. А может и нет… может, понадобится нечто совсем иное.

Глобус ввинчивался в пространство, некогда обладавшее особыми свойствами. Конечно, свобода была относительной – Глобус ещё живёт по законам Нибиру, но всё же…

Маленькая движущаяся планета ощутила вокруг себя сумасшедшинку, этакую призвездь, как выразился бы конюх, полети он с ними в опрометчивое путешествие. Это был тот самый тоннель, некогда соединявший злато-красную Родину с маленьким шариком из бирюзы и нефрита, теперь манившим сердца четырёх. Он был выстроен из синергии в чистом виде с минимальными затратами и по самой остроумной смете, – и утратился в результате аварии. Да ведь Ас уже, кажется, упоминал об этом в разговоре со своим господином.

Шанни читала про него в учебнике… надо будет заглянуть в библиотеку. И зачем понадобилось набивать целую комнату книгами?

Она – благо командир разрешил – собиралась первая занять душ.

Но сначала, пожалуй, разобрать вещи. Спальня для гостьи? Она улыбнулась. Режим свободы застал Шанни в раздумьях. Её слегка тряхнуло, и нибирийскую душу посетили нераспознанные эмоции. Те, кто впервые вылетает за врата – радуются и тревожатся. Те же, кто покидает клетку, возможно, навсегда… таких ещё не было.

До этого, когда Глобус переходил из одной стихии в другую, а суровый командир выставил их с грубым предупреждением насчёт уборной, Шанни, посмеиваясь, бродила по западной лестнице…

После повторного инструктажа она вернулась сюда.

На востоке она услышала голос Билла, похоже, он на что-то сердился, и негромкие ответы Энкиду.

Двери наверху, на следующем пролёте были раскрыты, и в глубине Детской в окне она видела, как субконтинент на севере Нибиру превращается в колышущийся листок. Кадка, из которой поднималась пальма, еле видна за перилами.

Здесь на западе вьющееся по стенам растение смахивало на обои. Что-то в обстановке напоминало сквер со шляпами.

На акульей площадке под библиотекой было видно многое: оптическая шутка. Она даже нашла точку, с которой увидела все подробности вплоть до замка на двери дополнительного пункта управления.

Билл говорил где-то сбоку, и его голос разносился, как пойманный ловушкой эха:

– Это возмутительно… что он себе позволяет.

Потом он что-то добавил, и Шанни послышалось: «…заповедные территории».

Энкиду ретировался, так как она услышала шуршание и шаги над головой. Она подняла голову. И тут Энкиду снизу ответил Биллу.

Она нахмурилась, снова посмотрела вверх. И поняла, что это был звуковой фокус. Наверху было тихо. Не подняться ли туда? Она собиралась это сделать, но взглянула на часы.

Теперь она отчётливо слышала, как Билл и Энкиду возятся в жилых комнатах. Она не знала, зачем командир задержал этих двоих, но догадывалась. И снова улыбнулась.

Сговор, самый древний с тех пор, как жизнь вышла из огня первой молнии, расколовшей камень и вскипятившей жизнь в океане. Её улыбка по странной связи напомнила ей о звуках в библиотеке. Так как ей не хотелось идти в свою комнату и по пути разговаривать с разгневанным Биллом, она направилась в библиотеку, откуда ей послышались несуществующие звуки.

На сей раз она обошла по тёмной лестнице, бегущей по стене Глобуса. Здесь её охватило ощущение отгороженности от всего. Переборки между техническими помещениями уплотнены, и лестница совершенно замкнута, как тоннель, правда, прилично освещённый. Ступени были не очень-то широкие, ровно на мужскую ступню, и сама лестница узковата. Шанни встала и посмотрела под ноги: змееобразное тело лестницы закреплено на шероховатой чёрной стене крупными петлями, как для полотенца.

Если придираться, то лестница слегка подрагивала при движении, точно отзывалась идущему: я знаю, что ты идёшь. К тому же, она всё-таки была темновата.

Шанни прикоснулась к стене ладонью. Она знала, что кожух Глобуса прочен настолько, насколько прочна кожа нибирийца. Это не такое глупое сравнение, как может показаться, ведь кожа защищает нашу беззащитную суть от бомбардировки миллиардов частиц в секунду, от заразы и радиации.

И всё же за стеной обитали пустота и смерть.

Ей стало слегка не по себе, и она за первым же поворотом выбралась на боковой переход.

Она обошла по дороге комнату с фонтаном, о которой перед взлётом что-то говорил Билл, видимо, желая произвести впечатление. Ей показалось, что там кто-то есть, но, заглянув поглубже, она убедилась, что это безмолвные струи воды бросали тень на затканную растением стену.

Там скопился влажный воздух, с оттенками земли и непостижимой растительной жизни.

Поднявшись в библиотеку, она никого не обнаружила. Стены в книжных полках помалкивали. Она заметила, что бильярдный стол обрёл свои права и поставлен кем-то в углу.

Голоса стихли. Возможно, она опоздала, и кто-то проверяет систему водоснабжения. Почему-то её это не раздосадовало. Она решила вернуться на боковую лестницу и по спирали обойти Глобус в то время, как он делал последние витки на удаляющейся от Нибиру орбите. Если она не сделает этого сейчас, то потом будет жалеть о пропущенном воспоминании. Следует начать с востока, залитого светом крупных звёзд. Здесь лестница не отделена от жилого и технического корпуса корабля, гораздо шире и прочнее.

Строго говоря, она представляла собой что-то вроде галереи. С деревянной палубы можно видеть, что делается там и сям.

Вот Энкиду устроился на диване в Гостиной и прячет что-то под диван, перегнувшись.

Ас спускался из своей лодочки к техническим помещениям, мимо которых она недавно проходила.

Билла она не видела.

Выпить кофе или, нет – принять душ. Таковы были размышления командира, уводящего корабль в свободный полёт. Пока Глобус вертится, подражая бабочке, вокруг злато-красного огня Родины, можно поковырять ложкой в банке, всыпать горстку крепко пахнущего порошка в чашку, которую следует забить за собой. Вот уж это маловероятно. Учитывая кое-чьи домашние привычки.

Да, приучить Бильгу сира Баст не пользоваться чужой чашкой – едва ли не труднее, чем в нужное мгновение убедить Глобус, что пора забыть об орбитальном вращении и лететь по прямой.

С егерем, выпускающим зверей, и с леди, очевидно, проблем не будет. Ну – время покажет. И время пришло. Ас повёл плечами в мундире. Нет, сначала нужно избавиться от парадной формы. Склонные мыслить символами нибирийцы много значения придают мелочам. Да, и у Билла станет на одну шутку меньше.

– Ну, как мы поживаем? Можно уже считать, что наши имена вычеркнуты из очереди на государственную жилплощадь? – Услышал он.

Ас вздохнул. Похоже, до соития с чашкой ещё далеко. Он остановился с покорностью, вспомнив, – так как произнёс это слово про себя, – что, уж «если ты покорен, то покорен абсолютно».

Автор рассуждения, широкий и взлохмаченный, занял коридор между зачем-то открытым хозпомещением и дверью с надписью «Фундаментальные блоки памяти: Не входить без приказа».

Энкиду нет в обзоре.

– Что ты здесь забыл? – Спросил Ас не слишком любезно.

При этом он подозрительно оглядел дверь. Билл – ему дилемма, мучавшая кэпа, была неведома – взмахнул огромной уютнейшей кружкой и отозвался взбодренным кофеином голосом:

– Дурацкая надпись. Чей приказ имеется в виду?

Ас сделал усилие, чтобы не вдохнуть сладкий дым над кружкой.

– Тебе-то что за дело, балласт?

Билл опять не обиделся и повёл кружкой. Распространяя запах, доводящий капитана до желания выдернуть сосуд и припасть к нему, он настырно повторил:

– Ты же здесь торчал целую ночку. Так чей приказ нужен?

Ас полюбовался кофейным дымком.

– Мой.

Билл задумался.

– Ты уверен?

Ас посмотрел за плечо Билла на швабру.

– Если я скажу, что не уверен, ты обещаешь не шастать тут?

Билл неожиданно легко согласился:

– Обещать могу.

Внезапно он кое-что заметил и, хищно взглянув на Аса, бросил за плечо:

– Энкиду, слышь?

Из помещения вышел Энкиду с метлой, которую он держал наотмашь. Ас показал:

– Испытываете новые двигатели?

Билл не дал ему уклониться.

– Командир нервничает. Он устал. Надеюсь, мы не запрятали банку с кофе так, что ему придётся искать?

Ас вздохнул.

– Хорошо, ходите и подметайте. Где она?

Энкиду поставил метлу.

– Билл засунул её под мойку.

Билл цокнул от раздражения.

– Рано.

– Лучше я пойду в рубку. А кофе выпью, когда его захочет леди. Над ней-то вы не осмелитесь мило подшучивать.

– Уверен?

– Во всяком случае, не советую.

Билл благодушно оборвал его:

– Да, ладно. В душевой свободно. Там все побывали.

С сомнением глядя на Билла, Ас протянул:

– Да-а…

– Обнюхивать будешь?

Ас взглядом попрощался с чашкой кофе.

– Ну, раз всем всё понятно, все вымылись… и мы примерно представляем, как оно что…

И с этими не очень внятными словами, он замкнул уста и смылся. Мелькнули прыгнувшие на воротнике тёмные пряди.

За стеной послышался шорох, и на повороте появилась Шанни. Вид – рассеянный.

– Хочешь?

Билл показал взболтнувшийся кружок кофе.

– Ты ходила по этой зловещей лесенке?

– Нормальная лесенка. Да, хочу… но из своей чашки, Билл.

Её взгляд нашёл швабру.

– Что, командир уже распорядился насчёт дежурства?

Энкиду улыбнулся.

– Пока нет. Это гражданская инициатива.

Он посмотрел в ту сторону, откуда пришла Шанни. Шанни подумала, что вдвоём ходить по этой лестнице, пожалуй, разумнее. Почему она так подумала, объяснить себе она не смогла.

Билл, запрокинув кружку, затем неопределённо глянул в том направлении, куда ушёл командир.

– Ну, до ужина время есть. Вот, начистим пёрышки. Коготки это самое… Чтобы инопланетяне не подумали, что все нибирийцы чумазые. Помнишь, как министерство культуры запретило одной северонибирийской рок-группе ехать на конкурс? Чтобы не подумали, что все северонибирийцы ходят в масках домовых и чертей.

– Да… хорошо. А ты бы шёл, вещи разложил. А то домовые подумают, что все нибирийцы такие неряшливые.

– Э. Э. Смешно…

Энкиду внимательно глянул на них и, ни слова ни сказав, ушёл тоже. В сторону тёмной лестницы.

Билл подмигнул Шанни, пробормотал:

– Гуляй, где хочешь, а под деревом не сиди.

Он сгинул, только мелькнула грива за углом.

Билл шёл вдоль открытой лестницы, на повороте к Западу темнеющей. Здесь вдоль стен вились плети растения, заползшего на восток. Билл задумчиво потрогал лист с узлом в основании, похожим на папин жучок.

По этой лестнице было куда веселее шастать. Свет звёзд точками отражался внутрь и пронизывал струями всё полушарие, смешиваясь с искусственными потоками освещения.

В Игровой половину занимало небо со звёздами. Шарики звёзд катились. Одна прыгнула и раскрутилась, оказавшись кометой. Рассматривая её хвост, Билл заметил:

– Молоденькая, наверное.

Походил по комнате.

– Ладно, спи в Детской. Я тут перекантуюсь.

Кукольный домик, лошадка-качалка, медвежонок, мяч, птичка-свистелка.

Стены обработаны живыми обоями, и картинка менялась. Звери и птицы Нибиру то и дело превращались в цветы.

Множество взаправдашних карт, прилепленных к стенам, показывали звёздный дом в разных срезах. Даже Большая Воронка присутствовала – правда, тут карта была попроще: даже изображение этой штуки до странности небезопасно, поэтому в Игровой вряд ли бы поместили её схему, приближенную к реальности.

Билл огляделся – игрушек, по правде говоря, маловато. Полки почти пусты. Его внимание остановила дверь на выдвижной балкончик.

– Э, не надо. Комр сказал – не выдвигать. – Мягко напомнил Энкиду, наклонившийся в дверях над своим рюкзаком.

– Твой комр скажет тебе не выдвигать челюсть, когда смеешься, услышав, как Билл молвил что-либо достойное смеха.

– Он сказал – на крайний случай. – С тяжёлым терпением ответил на хамство Энкиду. И уже спокойно пояснил:

– Он кое-что там переоборудовал.

Билл испытующе поглядел на него:

– И когда успел…

Тон был такой, что непонятно, к кому относилась реплика.

– Слушай, – Билл подошёл поближе и взялся за ворот куртки Энкиду. Тут же он отвлёкся:

– Не пора ли нам переодеться к обеду? Это одеяние чересчур маскулинное и пахнет свободным бегом по сильно пересечённой местности. Смотри, командир тебе замечание сделает… при посторонних.

Энкиду взглядом убрал его руку. Билл усмехнулся.

– У него карта случайностей очень недурна. – Ответил Энкиду, вернув разговор на прежнюю тему совершенно непринуждённо.

С полочки в дальнем конце комнаты что-то упало. Ни тот, ни другой не посмотрели.

В Спальне Шанни прислушалась к голосам. То есть, она старалась не прислушиваться – она же считалась цивилизованной нибирийкой.

Ящик комода был выдвинут. Она снова занялась чемоданчиком и вдруг подняла голову. Нахмурилась. Ей показалось, что она задвинула все ящики, проверив их на предмет в частности, сюрпризов от Билла.

Она подошла, заглянула. Ящик был пуст.

– Знаешь… ты не переодевайся. И вообще, повремени пока с омовениями. Пропустим вперёд даму и командира.

– А как же пересечённая местность?

– Это я утрировал.

Энкиду сделал на лице выражение, равносильное у другого пожатию плеч.

– Как скажешь.

Билл подбоченился.

– А тебе вообще есть, во что переодеться?

– Конечно. Набедренная повязка и шкура с перьями.

Билл сделал обе ладони – извини, зарвался.

– Всё забываю, что ты не дикарь, а цивилизованный нибириец. А жалко, мы котяшку не взяли. Космос могли бы назвать.

Далековато расположено, сказала себе Шанни.

– Далековато, а?

Она обернулась. Билл стоял с ворохом одежды, перекинутом через локоток. Шанни пригляделась – чего только нету. Даже галстук свисает из вороха.

(К слову, сам он был одет. Это так – к слову.)

Билл поймал её взгляд. Приподнял суетливый груз.

– Да вот… после омовения хочу сразу принять нибирийский, или, как говорит моя мама, человеческий облик.

Шанни с сомнением рассмотрела кончик галстука, смятый, будто им пришвартовывали целый корабль к пристани, или чего доброго – учитывая блеск в глазах Билла – связали скользящую петлю на небритом горле пирата. И взлетел пират на рее, и задралась мученически бородка пиратская, пахнущая смолою и мочёными яблоками из бочки, в побелевшее в его глазах небо…

Билл понял её интерес по-своему, исходя из своих представлений о действительности.

– Что? Нравится?

Он вскинул своё одеяние, пальцем зацепил удавку.

– Да…

Шанни рассмеялась и на вопросительный теперь блеск ответила.

– Представила, как в клубах пара чьи-то непривычные пальцы связывают галстук университетским узлом.

Билл не обиделся, то есть сперва обиделся, но тут же принял шутку и пробормотал:

– Ужо я ему…

– А?

Билл взглянул, так ласково, так по-домашнему, что Шанни подивилась. Уж не обманулась ли она, чего доброго, на его счёт.

– Я-то решил, что ты уже опробовала крантики.

– Нет, пока не буду. Я вещи разберу. Я всегда сначала вещи устраиваю.

– Вот как. – С уважением к системе чужих привычек, Билл что-то прокатал в уме. Они улыбнулись друг другу.

– Чтобы на полу никаких луж. – Приказала она.

Он отдал честь.

Через некоторое время сквозь плеск льющихся струй и шипение уходящей в железное устье воды, уносящей, будем надеяться, заботы и дурные мысли, командир, подставлявший лицо под самые последние сладкие капли, услышал шаги в коридоре и голос Шанни, говорящей:

– Кажется, там занято…

Не удивляйтесь: слух командира таков, что он должен слышать, как мышь пищит под полом, как цветочек в горшочке расправляет косточки. Потому ему Судьба и поручила управлять Глобусом. А не Биллу. Пока он прислушивался, он, впрочем, не мог похвастаться концентрацией иных органов чувств.

Так оно всегда. Слышишь нежный голос хорошо, а вот руку, просунувшуюся в приоткрытую дверь за занавесочкой, не видишь.

Рука эта в рыжей шерсти и закатанном рукаве явилась полминуты назад. Она ловко подхватила одежду капитана и втянулась обратно в проём двери.

И вовремя. Командир отдёрнул занавеску, и глаза его, расширившиеся от ужаса и негодования, сморгнув капли с ресниц, увидели, что одеяние его, как в легенде про царя-лебедя, украдено.

Капитан выскочил из ванны, как заяц. Полотенце, впрочем, было в наличии… самое небольшое.

Кто-то повернул с той стороны ручку, и капитан прильнул к двери. По его плечу сползал мыльный ошмёток, как у однажды помянутой богини.

С той стороны голос Энкиду зашуршал:

– Кэп… кэп…

Командир весь превратился в напряжённый слух.

– Чего? Там кто…

Энкиду приблизил губы к ручке:

– Кэп… давай выходи.

– Но… – Молвил командир и вяло огляделся.

Тут же с той стороны Энкиду был свидетелем чуда: дверь разразилась адскими ругательствами и там будто выпустили из клетки древнего, очень голодного хищника, вставшего не с той лапы.

Энкиду переждал гром.

– Быстрей…

– Чёртов Билл.

– Быстрей, говорю. Она вернулась в комнату, я сказал, что слышал там странный звук.

Стало тихо. Затем дверь поблагодарила:

– Спасибо. Ты уверен…

– Если ты поторопишься, то проскочишь.

По ту сторону двери командир лихорадочно огляделся. Ей-Богу, если бы тут оказался аварийный люк…

– Где она?

– Сейчас будет здесь, и если ты…

Затем Энкиду помолчал и спросил деликатно:

– Там что-нибудь есть… э?

Дверь промолчала и открылась. Выглянула мокрая голова командира. Оглядевшись, голова сказала:

– Ты…

Снизу за поворотом послышался голос Шанни:

– Энкиду, тебе креститься надо… там ничего не упало и… ты где?

Энкиду промолчал и, помотав головой, безмолвно проартикулировал:

– Беги.

Вслед за головой вынырнули плечи, и командир, выскочив из ванной, припустил так, что Энкиду помотал головой: скорость была хороша.

Тень командира ринулась к лесенке-переходу и, повернув, так что выявились кое-какие очертания, исчезла на тёмной боковой лестнице Запада. Тотчас с Востока взошла золотая голова и вся Шанни, говоря:

– Это что розыгрыш? Если так, то берегись…

Она остановилась, и хотя командир смылся, и след его простыл, ей всё же что-то не давало покоя, так как она озадаченно сказала:

– Берегись домового. Что здесь?

Энкиду прикрыл глаза.

– Ничего. Мне показалось. За это я первый помою посуду.

Он предложил:

– Ну? Иди скорей, пока кто-нибудь не занял.

Он подождал. Шанни посмотрела на тёмные пятна на полу. Одно имело отчётливую форму крупной босой ноги.

– Домовой… – Начала она, но Энкиду буквально – хотя и деликатно – затолкал её в ванную.

Оттуда сначала послышалась вопросительная тишина, потом тихий смех.

Энкиду вслушался в этот смех. Шанни высунулась.

– Не в службу, а в дружбу… подкинь мне полотенце из Спальни. Здесь ни одного… даже самого маленького для рук.

Она исчезла, и снова раздался смех. Энкиду ушёл. И вправду, – не в службу же.

Билл и Энкиду перекусили поспешно на кухне. Ас явился весь блестящий от мытья, в безупречной одежде – белая рубашка, а штаны военные. Заглянул.

– А, вы здесь.

Вид бесстрастный, приветлив. На Билла не взглянул.

– Ты садись. – Несколько нечленораздельно пригласил Билл, оседлавший угол стола. – Мы тут нашли отличные консервы – голубцы. Аппетитные куски, командир, и тщательно обёрнуты капустой.

Ас с лёгким отвращением оглядел бивуак со вскрытыми банками там и сям. Объявил твёрдым костяным голосом:

– Первый и последний раз терплю это неряшливые посиделки. Эта партизанщина ведёт к саботажу принятых норм общежития. А нам необходимо их соблюдать. Вы не забыли, что миссия будет, возможно, дипломатической? И как вы? С голубцами в зубах?

Он повернулся, чтобы уйти.

– Вот те раз. – Прошамкал ему в спину Билл. – А я думал, ты военная простая душа. Тебе чем меньше церемоний, тем легче.

Билл протянул ему из-за плеча тарелку:

– Вот здесь капустный лист совсем маленький, но главное-то под ним.

Энкиду наблюдал с банкой у окна. Ас переосмыслил мизансцену и отменил скандал. Он решил исчерпать тему.

– Одноразовые тарелки. Нет, так не пойдёт…

– А что?

– Надо достать нормальный сервиз. – Отрезал Ас. – Фарфоровые тарелки.

– О нет… и мыть…

– В этом прелесть бортовой дисциплины. Нам нужно что-то вроде семейных ужинов с салфетками на коленях и разговорами. – Вдохновился Ас. – Это дисциплинирует, не позволяет расслабляться и формирует дух экипажа.

Он рассмотрел мойку, нагнулся и отодвинул дверцу. Выдвинул ведро с использованными пластиковыми тарелками.

– А это отмыть. И не вздумайте открывать аварийные люки, чтобы выбросить.

– Почему?

– Мусор в космосе это безнравственно и опасно. Включим утилизатор, как только полностью устоится вентиляционная система.

– Чтобы мы не столкнулись с обмылком, да? Или не начали переговоры с мусорным мешком, решив, что это форма разума? В нибирийском сенате есть парни… если бы я увидел кого-то из них в окошке Игровой, то кинулся бы за аптечкой и лично вкатил бы себе сюда неограниченное количество уколов. Есть у нас такие средства?

Энкиду припомнил:

– Аптечку видел… в ванной, кажется. Командир, ты…

Ас сказал поспешнее, чем намеревался:

– И назначим дежурства сегодня же. Консервы я отменяю. Вредно, честно говоря. К тому же, это стратегический запас. Будем готовить еду из припасов, не имеющих грифа Хранение Не Ограничено.

Билл вздохнул и запустил в рот кусок.

– Тогда тебе ничего не грозит, сухарь ты.

Он старательно затолкал в рот декоративную гирлянду из капусты.

Ас направился к дверям. Энкиду окликнул:

– Съешь хоть что-нибудь. Ты же на ногах сутки.

– Что за трогательная забота. – Шанни не торопилась войти.

Разминувшись с ней, командир так демонстративно отодвинулся, что коснулся плечом косяка. Шанни попыталась поймать его взгляд – безуспешно, зато она в полной мере насладилась военным одеколоном «Холодная вода без примеси».

– Просто Энкиду надеется, что он меня простит. До того, как всё кончится… я хочу сказать, до конца путешествия.

– За что простит?

Ас передумал уходить. Он открыл ящик с утварью и погремел там чем-то:

– Пустяки, я не мстителен практически. Билл успел разбросать игрушки. – Объяснил он Шанни.

Билл возмутился:

– Мы ничего не выносили.

– А это что?

Ас вытащил из кармана маленький клубок цветных ниток.

– Всё не можешь мне простить, что я не разрешил вам взять животное?

Билл недоумевал вполне правдоподобно:

– Я этого не видел.

Шанни взяла клубок.

– Зато я видела… это было в этой, как её… библиотеке.

– Ты уверена?

– Ну, да… кажется. Может, это другой, такой же.

– Может, это домовой?

Ас забрал свою собственность и бросил клубок на стол.

– Не знаю. Жучков там нет. Можете играть спокойно. И вот что, Билл…

Билл отдёрнул руку от клубка.

– Не вздумай подкладывать на стулья всякие издающие звук предметы…

– Вот те раз. Что, тебе слышатся звуки? Можешь изобразить?

Ас опять показал рукой – не вздумай, – и его фигура заслонила свет в коридоре. Билл печально извлёк из кармана резинового утёнка и покрякал им. Потом высадил утёнка в незадвинутый командиром ящик.

В Гостиной они его не застали. В убранстве комнаты не было ничего особенного, разве что мебели многовато. Создавалось ощущение, что сюда с любовной досадой уместили всё, что уже не нужно, так как новую мебель уже купили, а эту жалко выбрасывать. Диван и кресла имели чуть потёртый вид. Ясно, папа всегда найдёт способ сэкономить, когда это не касается прослушки, понятно.

– Ну, тут ничего такого.

– Кроме этого стола. – Заметил Энкиду.

Оба стояли на разных концах. Билл молвил Гм с таким глубокомысленным видом, что оно не сразу долетело до другого конца. Энкиду за это время успел сказать:

– Почему он такой длинный… длинный?

– Может, здесь жила большая семья?

Энкиду не сразу возразил, но спросил через некоторое время, пока Билл шёл вдоль стола к нему:

– Где?

Сам он в это время тоже пошёл вдоль стола с другой стороны.

Билл, встав на место Энкиду, задумчиво молвил:

– Где-то, где стоял этот стол, и они рассаживались вокруг и хрустели гренками… свежими и горячими.

Энкиду на эту ахинею ответил вполне разумно. Он спросил, вставая на место Билла:

– Ты не наелся голубцами?

– Отчего же… ведь ты съел только капусту. Всё остальное досталось мне.

Они снова посмотрели друг на друга, каждый со своего конца. Вообще, ими овладела необъяснимая задумчивость – возможно, связанная с большим количеством голубцов, а может и более возвышенного толка. Скорее, это была какая-то одурь, и потом, позже, ни один из двоих не мог объяснить, что собственно с ними происходило.

Энкиду, опустив руки, а Билл, присев на край стола, смотрели друг на друга. В комнате, переполненной старыми вещами, над всеми предметами сгустились облачка тишины.

– Забавная комната. – Энкиду старался сбросить с себя дурацкое ощущение. Он слышал или вспоминал множество разговоров, которые велись между двумя креслами и диваном.

Билл сначала промолчал. Его светлая грива, мягким шлемом обхватывающая голову, почему-то привлекла внимание брата. Именно – на затылке волосы отчётливо приподнялись. Энкиду снова хотел что-то сказать, но Билл повернулся к нему – до этого он стоял к брату в полупрофиль. Энкиду увидел, что глаза Билла широко раскрыты и полны чувства, которое определить словами было бы трудно, а проще было бы определить одним словом. Это слово было – ужас.

Энкиду не таков, чтобы вскрикивать. Он быстро шагнул к царскому сыну, причём отметил краем сознания, что ему пришлось сделать усилие.

– Билл.

И тут вот, что произошло: грива на затылке брата улеглась, а глаза приняли обычное выражение. Билл напряг свою волю подобно кулаку, разбившему три дня назад ему уголок рта.

Взглянул на приблизившегося и застывшего брата иронически.

– Где я, кто я.

Энкиду отошёл от дурацкого стола и сел на пол возле кресла.

– У тебя был такой вид, – небрежно сказал он, на самом деле обдумав все слова, которые скажет, – будто ты увидел что-то этакое.

Билл прилёг на стол, как купчиха на подоконник, и вгляделся в Энкиду.

– Что?

– Что-то этакое.

Тут Билл увидел, что Энкиду поднимает взгляд за его плечо. Оттуда от двери голос Шанни сказал:

– Я тоже видела привидение.

Билл поспешно вскочил и обернулся. Энкиду поднялся в знак приветствия. Шанни спросила, подарив Биллу одобрительный взгляд:

– Тренировался для бильярда?

Она взглядом разрешила Энкиду сесть и сама прошла и села на диван.

– Какое привидение?

– Оставляющее мокрые следы на полу. – Объяснила Шанни.

Билл хмыкнул и принялся уверять, что домовой уже их зачислил на паёк. Они ему понравились. И якобы Билл его уже видел.

– Ты веришь в домового?

Билл набрал воздуху, чтобы ответить, но вмешался Энкиду.

– Видишь ли, Шанни, домовой сродни любви. В неё не веришь, пока не влюбишься. Так же обстоит дело и с другими явлениями необычного порядка.

Шанни замешкалась и кивнула в знак того, что мысль достойна обдумывания, хотя и сомнительна. Она заметила:

– Дух дома, ежли он, и вправду, обитает тут, пока не проявлял себя.

Тут она подумала об отодвинутом ящике. Энкиду молвил:

– Ты о чём-то вспомнила?

– Мысленно собираю всё, что знаю о явлениях необычного порядка.

Билл, которому не очень понравилось, что тут появился ещё один эксперт по домовым, поспешил:

– Пробежать в лунном свете… вот это он запросто.

Шанни содрогнулась и попросила, чтобы её заранее предупредили.

– Как это, интересно?

– Ну, сон пусть увижу.

Она поднялась.

– Давайте обследуем корабль. Командир явно дал понять, что нам нужно обустроиться. Нужно начать с кладовых.

На тёмной стороне располагались возле лестницы кладовые и хранилища.

Билл возразил с вызовом:

– Я бы начал с семейных альбомов.

– А ты прихватил с собой?

Билл помялся.

– Нет… но, может, тут уже есть. Завалялись от кого-нибудь.

Шанни нахмурилась.

– Ну, хватит болтать. Вы проводите меня? Есть ли у нас домовой или нет, но я спокойно признаюсь, что побаиваюсь темноты.