Читать книгу: «Рассвет после Заката», страница 8

– Благодарю. – заметив, что женщина не готова к нашему мероприятию, сказал. – Прошу прощения, что слишком рано…обычно я стараюсь приходить…– замялся я. – вернее это мое первое мероприятие… я могу в машине посидеть. – показывая на окно, заметил я.

Женщина, улыбнувшись ответила: – Расслабься, все хорошо, у нас просто нет некоторого оборудования для записи звука, так я бы тебя не стала задерживать. Я позвонила команде, они уже в пути.

– А вы не похожи на обычных журналистов, у которых…ну знаете, все всегда под рукой.

Анна рассмеялась: – Я и не журналистка.

Я вопросительно поднял брови, попутно делая глоток из кружки, она продолжила.

– Я редактор канала, работаю преимущественно с готовыми текстами, правлю, редактирую и так далее.

– То есть не вы будете мучить меня?

– Ну, если под этим словом ты подразумеваешь вопросы, то да, твой мучитель – я. – рассмеялась женщина.

Раздался звонок в дверь, извещающий нас о пришедшем госте.

– Секунду. – ставя кружку на стол и выходя в прихожую, сказала Анна.

Анна Мейллорроу оказалась очень открытой, приветливой женщиной, рядом с ней чувствуешь себя спокойно и расслаблено, уютно и как-то по-домашнему, словно в гостях у близкой родственницы, не знаю, что дало такой эффект, толи тот факт, что она не журналистка, толи магия и харизма её и её дома. Допивая уже остывающий напиток, я наблюдал в окно за открывающимся видом: редкие проезжающие машины и пересаживающий цветы из одних горшков в другие мужчина средних лет в соломенной панаме, смотревшийся слегка комично в ней в такую погоду.

В прихожей слышались звуки, я выглянул. Несколько мужчин заносили какие-то коробки и провода в комнату, что находилась напротив меня или с правой стороны, если находиться в коридоре.

Люди, заносившие коробки, попутно здоровались со мной, Анна протиснулась мимо них ко мне.

– Думаю, минут через 10-15 сможем начать, наверху есть уборная, если нужно…– не договорив, она обратилась к одному из входивших в дом. – Осторожнее, не урони! – Там будет приоткрыто…– махнув рукой, вновь обращаясь ко мне, сказала женщина, но все её внимание было обращено к оборудованию.

Я поднялся наверх ни столько привести себя в порядок, сколько из любопытства. Мне было интересно, как устроено пространство наверху, какой интерьер и вид из окон, однако вторгаться в личное пространство обитателей дома не собирался, поскольку это выходит за рамки приличия. Я хотел воспользоваться лишь, предложенным мне помещением.

– Там будет приоткрыта дверца, найдешь. – крикнула мне вдогонку Анна, когда я прошел уже половину лестницы.

Второй этаж был довольно светлый. Дневной свет попадал через окна крыши, все-таки это был не чердак, и казался просторнее первого. Фойе, кажется, так называют помещение, соединяющее между собой комнаты, обустроили своего рода в небольшую гостиную: в углу расположился небольшой мягкий диван, на спинке которого лежал небрежно свернутый вязанный плед. Рядом стоял торшер, а напротив расположился шкаф из светлого дерева, где, судя по всему, хранилась одежда, а на внешних полках стояли книги.

Я не то, чтобы увлекался литературой, но и человеком, нечитающим себя назвать не мог. Читал довольно редко в силу занятости музыкой. Я подошел к полке: Шекспир, Вольтер Скотт, Филдинг, Эмилия Бронте, Остин – классика английской литературой, местами разбавленная американскими, французскими и немецкими авторами. Книги были открыты не один раз, об этом говорили загнутые уголки в некоторых из них, закладки и что меня удивило, когда я открыл одну из них, местами текст был выделен яркими маркерами, пролистав книгу, я заметил, что каждым цветом выделяются разные вещи: желтый – цитаты, розовый детали и так далее, довольно структурировано.

Внизу раздался шум, словно упало что-то тяжелое, я вспомнил зачем поднялся и отложил книгу. Оглядевшись, заметил две комнаты, обе двери которых были приоткрыты. Я вошел в ближайшую из них, остановившись на пороге, оглядел её.

Комната оказалась не очень большой, но все в ней было расставлено так грамотно, что и места было достаточно, и нагроможденной вещами она не казалась, да и выглядела довольно уютно. В ней не было идеального порядка, но и беспорядка особого не наблюдалось, хотя…как посмотреть…

Напротив двери было расположено большое и широкое окно арочной формы, через которое дневной свет освещал всю комнату, заниженный подоконник был оформлен под импровизированный диванчик, где были разложены яркие мягкие декоративные подушки и в яркую полоску, подобранной в цветовую гамму всей комнаты, матрас, на котором лежали связанные тонкой переплетенной нитью несколько книг, одна находилась рядом, видимо ее уже начали читать.

Кровать, стоявшая параллельно окну, была небрежно застелена, в изголовье сидела мягкая игрушка. На прикроватной тумбочке стоял невысокий светильник, рядом с ним стояла чашка, возле которой примостились фантики от конфет, несколько письменных принадлежностей и какая-то тетрадка. По левой стороне расположился светлый шкаф с резными дверями. Справа от двери примостился письменный стол, где царила странная атмосфера, небольшой беспорядок: книги, учебники, тетрадки лежали друг на друге несколькими кучками, рядом стояла бутылка с водой, стоявший посередине компьютер, словно разделитель двух противоположных половинок стола, с другой стороны от него стояло несколько стаканов, где находились письменные принадлежности в строгом порядке, остро поточенные карандаши стояли в одном, ручки в другом, фломастеры в третьем. В маленькой стоявшей рядом коробочке лежали скрепки, точилка, закладки и стикеры. Стена была увешана какими-то фотографиями, наклейками и плакатами. У подножия небрежно лежала спортивная сумка, словно ждала, когда хозяин комнаты забежит, чтобы сменить вещи и захватив её пойдет на тренировку. Интересно, что на туалетном столике была похожая ситуация, как и на письменном. Только книги и тетрадки сменились на бижутерию, расческу и другие женские аксессуары, а вот косметика, разложенная по разным коробочкам и прозрачным цветным косметичкам, напоминала карандаши. По периметру зеркала была развешана гирлянда из цветных пастельных шариков, которые ярко выделялись на темно-бордо-фиолетовой стене, что придавало комнате какой-то американский стиль. Вообще, атмосфера и дизайн комнаты был противоречащий, но гармонично сочетавшейся и создающей оттенок жизни.

В мыслях промелькнули холодные пустые комнаты домика моей семьи, но я быстро отбросил эти картинки. Беспорядок и хаотичность переходили в чистоту и педантичность, зарождая легкие нотки перфекционизма. Комната не была идеальной, тут были мягкие и острые предметы, хаос, переходящий в гармонию, яркие, пастельные, темные и холодные оттенки, словно сущность самого человека, каждый день которого раскрашен разными эмоциями, поступками и мыслями. Даже в противоречащих друг другу вещах довольно часто находятся точки соприкосновения, что-то общее, что образует единство, как Инь и Янь. Нет ничего идеального, правильного и неправильного, не существует черного и белого, у всего есть две стороны, возможно одну из них не всегда видно в силу другой, доминирующей, однако их всегда две и именно эти две стороны, черное и белое, сливаясь в единство образуют личность.

Тишина длилась не долго, вслед за шумом из гостиной послышался громкий, рычащий и приближающийся звук мотора, который быстро стих. В несколько шагов пересекая комнату, я уже стоял возле окна, высматривая источник шума, однако ничего не замечал. Дерево, что росло перед домом скрывало за листвой практически весь вид. Встав боком, мне удалось рассмотреть припаркованный у дома впечатляющий, довольно мощный черный матовый мотоцикл. Я старался разглядеть получше, кто был водителем, но не сумел, то ли из-за дерева, то ли оттого, что он уже скрылся в доме. Пытаясь найти лучший ракурс, случайно задел книги, которые почти упали. Поставив их на место, я обратил внимание на ту, что лежала отдельно от перевязанных веревочкой, «Джен Эйр» – Шарлотта Бронте. Книга была совсем новой, однако было видно, что ее уже открывали, с первых страниц выпал выдранный из тетрадки листок, где была на скорую руку записана цитата: «Когда нас бьют без причины, мы должны отвечать ударом на удар – я уверена в этом, – и притом с такой силой, чтобы навсегда отучить людей бить нас.»² Кажется, это была тема для эссе. Ниже уже более аккуратным почерком и другой ручкой, видимо писали будучи дома, было написано размышление: Удары – удел слабых. Что нас отличает от наших обидчиков, опустись мы на их уровень? Ничто. Мы станем подобны им. Бить проще, ведь ударяя, можно пригубить вкус силы, вкус победы, но это самообман.

Отвечать на удар ненужно! Ведь обидчик, словно собака, если бежать или отбиваться – нападет, пройдешь мимо – отстанет.

Кому-то покажется бредом, но сильный и мудрый поймет. Один раз уступив, пройти промолчав, можно выиграть, выиграть в первую очередь у себя, оставаясь человеком, а не собакой.

«Победи себя – и будешь, не победим!» (Суворов).

– Какого чёрта? – послышалось за моей спиной, голос показался знакомый.

Я обернулся. Девушка, стояла на пороге комнаты, небольшой рюкзачок, закинутый на одно плечо, вот-вот хотел сползти, Каллиста поймала его.

Сказать, что я был удивлен – трудно, обескуражен, пожалуй, да. Но я быстро взял себя в руки, не показав этого.

– Ты бы завязывала со своими преследованиями, правда уже начинает надоедать, – я сделал пару шагов в сторону девушки, остановившись напротив зеркала, чтобы поправить прическу. – У меня интервью, не знаю кто тебя пустил и как ты узнала…

– Ты совсем спятил? Преследования? Юноша, спустись на землю, уж больно высоко взлетел, падать больно будет!

Она сделала пару уверенных шагов в моем направлении, небрежно кинув рюкзак в сторону кровати, он упал у подножия. Я ухмыльнулся.

– Серьезно! В первую нашу встречу, ты утверждала, что не слушаешь мою музыку, а сейчас ведешь себя покруче самых ярких фанаток, если ты думаешь, что этим впечатлишь меня, глубоко ошибаешься! Кажется, тут взлетел не я, а кто-то другой и падать будет, ой как больно! – слегка копируя ее последнюю фразу сказал я и продолжил более серьезным тоном. – Тебя отец не учил, что мальчикам нравятся скромные и непреступные девушки?

Она не ответила, к её щекам прилила кровь, придавая легкий румянец. В голубых глазах Каллисты блеснула ледяная сталь, чувство злости смешалось с чувством…обиды?

Улыбнувшись, я заметил, но не успел договорить: – Твои щеки, словно два поми-(дора).

Раздался хлопок, щеки коснулось что-то холодное и тяжёлое. Одновременно с этим раздался возглас Анны: – Каллиста!

Моя щека вспыхнула.

– Твоя щека ничем не отличается от моей, убирайся! – заметила девушка, затем повысив голос сказала. – Я сказала ПОШЁЛ ВОН!

В дверях столпилась команда представителей СМИ во главе с Анной.

Щеки вспыхнули с двойной силой, к удару девушки добавилось чувство стыда. Я был унижен. Быстрыми шагами пересекая комнату, лестницу, вышел на улицу.

– Мистер Джейсон!

– Джейсон!

Раздавались голоса сзади.

Среди них выделился один, женщины, что предложила мне кофе, когда я пришел.

– Джейсон, пожалуйста, опустим этот момент. Приношу свои извинения.

Я остановился на крыльце, Анна была приятной, доброй женщиной – не хотел её обижать. Она нагнала меня, я стоял спиной.

– Извините мою дочь, трудный период, она бывает заносчива… – Её слова перечеркнули все во мне, я не хотел её обидеть или задеть, но и оставаться в этом доме не собирался.

Остановившись, но не оборачиваясь, ответил.

– Она сама виновата, нечего было выставлять меня перед всеми в дурном свете!

Себастьян подходил к дому, завидев переполох, парень спросил: – Джейс?

– Интервью не будет! – ответил я другу, смотря в глаза. Я сошел с на подъездную дорожку. Развернувшись к женщине, заметив, что окно в комнате девушки приоткрыто, громко повторил: – Интервью не будет! Анна, ваша дочь достаточно взрослая, чтобы самой извиняться, вам не следует краснеть за неё. – сделав акцент на этих словах, ушёл.

Я не хотел ни с кем ни видеться, ни говорить или объясняться. Все что мне было нужно – быстрая езда, пустая трасса и звук ревущего мотора.

Оставшийся в полном недоумении Себастьян еще раз меня окликнул, заведя машину, я резко вырулил и вдавил в пол педаль газа.

Глава № 13 (От имени Джейсона)

Человек, сталкиваясь с трудностями, страхом, в первую очередь пытается сбежать, уйти подальше, спрятаться там, где никто не найдет. Но возможно ли убежать от эмоций, мыслей, чувств, от самого себя? Да или нет? Трудности наступают на пятки, буквально сопровождая человека на каждом шагу его жизни. Каждый из нас проявляет свою реакцию, однако наиболее часто встречается страх. Не существует в мире человека, которой ни разу не испытывал это чувство. Даже самый безбашенный супергерой сталкивается с ним.

Страх, как и сам человек, бывает разным: скрытым, проявляющимся в какой-то острой ситуации, ярко выраженный – фобии, страх потери близкого, страх остаться одному или страх перед социумом, страх школьника перед экзаменом, что больше можно отнести к опасениям. Страх перемен или серой рутины…Все это разные грани одной эмоции, лежащей в основании, в фундаменте человека.

А что такое гнев? Как бы сказали психологи, это простая эмоция, одна из многочисленных, встречающихся в человеческой жизни. Спорить тут сложно, да и не особо нужно. Я бы сказал, гнев – не просто эмоция, это внутренний зверь, который живет не просто с нами, а является в каком-то смысле нашим отражением, истинной стороной, скрывающейся ото всех.

Гнев и агрессия – это порождение зла, своеобразная маска, созданная для устрашения, дабы скрыть свое «истинное я». Блуждающий в потемках своей души человек обнаруживает нечто демоническое – дремлющего зверя, который просыпается внезапно. Он буквально способен разодрать человека изнутри.

Однако буйствует демон недолго, он уязвлен, ранен и рана это называется страх. Он сковывает и поглощает, уничтожая медленно и болезненно, заставляя зверя утихнуть так же быстро, как и проснуться. Гнев и страх часто идут рука об руку, словно давние знакомые. Первый может породить второе, как и из второй эмоции выйдет первая, но агрессия всегда является прикрытием страха. Эта парочка – не самые лучшие, однако одни из самых сильных эмоций, что испытывает человек. Они, как две стороны одной медали, своего рода симбиоз, показывают силу и слабость личности, докапываясь до глубины, разбивая маску, обличают человека в первую очередь перед самим собой, а во вторую перед теми, кто стал невольным свидетелем их проявления.

У каждого своя стезя борьбы с эмоциями, кто-то полностью отдается в их власть, позволяя взять верх над разумом, другие, быстро, овладевая собой, берут под контроль вырывающегося и изнывающего зверя. Тут правильного и неправильного нет, все зависит от личных качеств человека, его характера и восприятия мира. Человек таким рождается, однако некоторые свои качества, например, как контроль эмоций или выносливость, приобретает в процессе жизни. Да, порой возникают мысли, которые хочется отогнать куда подальше, ибо они угнетают, подавляют, делают человека слабым в его же глазах. Таких мыслей он стыдится, а между тем, они являются частью его. Себя стыдиться – грешно!

Не только страх и агрессия, но и другие эмоции меняют и воспитывают человека, порой изменения приходят не с самым приятным опытом, однако это закаляет и формирует то, что человек имеет на сегодняшнем этапе своей жизни. Упомянутые выше типажи людей (сильный и слабый) встречаются не так часто, как третий. Наиболее распространенный тип людей приходит к компромиссу между эмоциями и разумом, сначала отдаваясь и подчиняясь во власть своего внутреннего зверя, а в процессе какой-то деятельности, будь то спортивные тренировки, просто прогулка, крушение того, что окружает, остывают, огонь эмоций уступает место холодному разуму, извилины мозга начинают работать, прокручивая яркие сцены, пробудившие демона, находя логическое объяснение случившемуся или пытаясь его найти…

Я находил себя при быстрой езде, сливаясь с машиной, заглушая собственные мысли и эмоции, наслаждался звуком ревущего мотора, будто давал свободу рвущемуся наружу зверю. Быстрая езда как метод медитации и уединения. Садишься и не думаешь вообще ни о чем: только я, скорость и дорога. Не ощущаешь ничего, лишь слышишь рев движка, иногда повизгивают шины, а потом…потом сливается все воедино, пейзажи становятся размытой картинкой, я, словно единый механизм с машиной…После таких выездов в голове все встает на свои места.

У меня не было конкретной цели, я просто гнал по извилистой дороге, телефон, который бросил на соседние сидение неустанно вибрировал, оповещая о многочисленных звонках от людей, которых я оставил уже за несколько километров позади. Я не обращал внимания. В какой-то момент все затихло, стрелка спидометра падала вниз, машина сбавляла ход, картинки пейзажа становились отчетливее, а дорога длиннее, я словно плыл по течению.

Свечение от экрана телефона привлекло мое внимание. Если бы не новая раздавшаяся вибрация, я бы и не заметил, что какое-то время телефон молчал. Высвечиваемый номер определился как «неизвестный.»

Свернув на обочину, я остановился. Телефон затих и спустя несколько коротких и быстрых секунд завибрировал вновь. Сжимая руль, я медленно втянул воздух, закрыл глаза…и выдохнул. Телефон неустанно издавал еле слышные звуки. Я принял вызов.

– Джейсон Френки Стрит? – послышалось на том конце провода. – Я Феликс Рихтер, юрист, мы можем встретиться? – голос мужчины не был мне знаком, как и его имя.

У музыкальной группы был юрист, но все вопросы обсуждались не через участников, а через Стефана Кённинга. Звонок меня смутил.

– Когда вам будет удобно? – коротко спросил я.

– Это я должен был у вас спрашивать, – мягко заметил собеседник. – Однако, если вас не затруднит, через часа два…он задумался. – возле моего офиса есть неплохое кафе. Я вышлю адрес.

– До встречи. – так же коротко, как и на протяжении всего разговора, ответил я.

СМС с адресом пришло моментально, вбив его в навигатор, сменил маршрут, плавно выруливая на дорогу вдавил педаль газа практически в пол, разгоняясь по пустынной дороге.

Приехав в центр Мюнхена, я довольно быстро нашел офисное здание и ресторанчик, где Феликс Рихтер назначил мне встречу.

Во мне смешалось чувство любопытства и абсолютного безразличия. Недалеко от входа стоял высокий мужчина в костюме, поверх которого был накинуто легкое пальто, он поглядывал на дорогие часы, видимо ожидая кого-то, из чего я предположил, что это был нужный мне человек, но дабы удостовериться, написал короткое: «Я на месте», пристально следя за действиями мужчины.

Он, достав из внутреннего нагрудного кармана телефон, смотрел на экран, видимо, читая. Буквально через несколько секунд мне пришел ответ: «Ожидаю вас у входа».

Я вышел из машины и направился в сторону ожидавшего меня человека, после короткого рукопожатия мы заняли один из многочисленных столиков. Феликс Рихтер, как казалось, посещавший это заведение довольно часто, сразу дал девушке-официанту знак, заказав крепкий черный кофе. Я воздержался от заказа. Возникла небольшая пауза, которую нарушил мой собеседник, сложив вместе ладони перед собой.

– Что ж прейдем сразу к делу…Спасибо. – приняв свой кофе и поблагодарив девушку, он посмотрел на меня, потер переносицу, видимо, собираясь с мыслями.

Решив ему помочь, я спросил: – Что-то не так с делами группы, я просто…– я замялся. – Дядя не вводил меня в курс дела, возможно заработался.

– Не-нет, я не занимаюсь делами вашей группы. Я адвокат Френки Стрита. – он многозначительно посмотрел на меня. – Вашего отца. Мы работали с ним вместе и какое-то время мне приходилось работать с вашим дядей, Стефаном Кёнингом.

– Стоп, что простите…– я сделал паузу. Мужчина молча ожидал моей реакции. Собравшись с мыслями, ответил. – Феликс Рихтер, не знаю, как вы вышли на меня, возможно это чья-то неудачная шутка…Мой отец умер, когда я был ребенком.

Мужчина кивнул, принимая мой ответ и видимо делая для себя определенные выводы. Он сделал глоток своего кофе.

– Я понимаю вашу озадаченность. -мужчина сделал паузу. – Мы работали с Френки достаточно сплоченно несколько лет. Я вел дела по отелю и…

Я перебил его: – Вы снова ошибаетесь. Мой отец не владел отелем, у него было небольшое кафе-пекарня.

– А отель принадлежит Стефану Кёнингу, верно? – скорее утверждая, нежели спрашивая заметил мой собеседник.

Феликс Рихтер оставался спокойным, речь его была размерена, а на лице не отражалось ни единой эмоции. Спокойствие его было, видимо, от природы, оно отражалось в жестах и мягких чертах лица. Человек, сидевший напротив меня, очевидно был, тем у кого всегда все делается по правилам и без единой ошибки, о чем свидетельствовал внешний вид мужчины: галстук, обрамленный белоснежными воротничками рубашки, был туго затянут, пальто висело на спинке стула, а бумаги, которые мужчина достал из кожаного портфеля аккуратно лежали перед ним.

Он не став дожидаться моего ответа, ибо и так знал, что прав, продолжил.

– Отель «Cold Rose de France resorts and spa», изначально носивший название «Blooming Rose de France resorts and spa» названный в честь вашей мамы – Розетты Фишер, принадлежал по большей части вашему отцу, а его брат числился как директор по финансовой работе, пока не захотел большего…Кафе-пекарня, которую вы упомянули, была открыта позже, и скорее относилась, к своего рода хобби, это была отдушина и место неисчерпаемого источника спокойствия и вдохновения для вашего отца.

Все, что говорил мужчина лет 50-ти, сидевший напротив меня, наводило на сомнения, вызывало огромное количество вопросов. Каким из его слов верить, а каких опасаться? Факты, которые он рассказывал так спокойно, словно собственные воспоминания были известны мне лишь отчасти и то совершенно под иным углом…Во мне закрались сомнения, возможно у дяди появился тайный враг, которых хочет через меня подобраться к нему ближе…Однако, откуда ему стали известны имена родителей…ведь они были хорошо скрыты ото всех и известны лишь малому кругу людей, как Феликс Рихтер нашел мой телефон? Сомневаюсь, что пиар-менеджер группы тут помогла, ведь дядя самолично перепроверяет по нескольку раз всех тех, кто общается с музыкальной группой.

– Как вы вышли на меня, какую цель преследуете? – напрямую спросил я.

Мужчина ничуть не смутился моих вопросов, напротив уголки его губ еле заметно поднялись, словно, он ожидал именно такого поведения.

– Ваш напор и интерес восхищает, думаю мы с вами будем сотрудничать так же слажено, как и с мистером Френки Стритом.

– Любой будет напорист, когда дело касается его семьи.

– Высоко цените семейные узы, даже если они так холодны, как у вас с мистером Стефаном Кёнингом?

– Я не собираюсь обсуждать личные принципы и ценности с вами.

– Что вы, я вовсе не собирался, прошу прощения, если задел вас. – он сделал паузу, должно быть, давая возможность поразмыслить или ответить.

За несколько минут, что мы вели диалог, я изучил его манеру общения. Феликс Рихтер хоть и вызывал хорошее впечатление в первые минуты знакомства с ним, но также и вызывал некоторую неприязнь. За излишней вежливостью, казалось, скрывалось что-то иное, словно этот человек для собственной выгоды и наживы, пойдет по головам. Его аккуратность и правильность во всем наводила на мысль, что мужчина боится ошибиться, просчитаться в очередном своем шаге или действии. Казалось, его не заботили чужие чувства, мысли, принципы, все что волновало мужчину – как достичь собственной цели, неважен путь их достижения, главное – результат.

Сделав еще один маленький глоток кофе, он продолжил.

– Просто стало удивительно, что вы так защищаете Стефана Кенинга, человека, лишившего вас детства…

– Мой дядя дал мне прекрасное образование. – перебил я собеседника, он, словно не слыша, продолжил.

– Лишил вас семейного счастья и любви…

– Каждый проявляет любовь по-своему

– Убивший своего брата. – чуть тише, чем все предыдущее сказал мужчина, а затем понизив и без того тихий голос, добавил, – Лишивший вас отца.

Эти тихие слова казались произнесены громче остальных, они словно раскат грома, отразившийся на мгновенье в бесшумном небе, после которого остается звенящая тишина. Тишина, нагнетающая, предостерегающая, та тишина, которая несовместима со спокойствием. Ей знакомо беспокойство и нагнетающая интрига. Чувство зарождающейся бури, которая может обойти стороной и не тронуть, а может задеть так, что оправится будет практически невозможно.

Слова Феликса Рихтера эхом отдавались в голове то тихо, едва слышно, доносившееся, будто из далеко, то настолько громко и отчетливо, словно звон колокола. Я сидел пораженный, прокручивая каждое слово вновь и вновь.

Я не мог поверить, что дядя мог пойти на такое. Он холодный, не подпускающий к себе никого, однако Стефан Кённинг был благороден.

– Вы лжете…– тихо заметил я. – Кто вас подослал? – уже громче спросил я. – У моего дяди много завистников, но я не позволю ни одному из них подобраться к нему!

Юрист поднял на меня глаза. Я не отвел взгляда, смотря прямо на него добавил: – Какие бы между нами не были отношения, я не позволю обвинять Стефана в столь низком поступке.

– Такая самоотдача родственным узам – похвально, даже благородно. – заметил мой собеседник. – Однако вы окружены сомнениями. Вами руководит желание узнать правду, иначе вы не поехали бы так далеко, как находится Кёльн, не стали бы ворошить прошлое и вновь открывать дело семьи Летман.

Меня все больше и больше поражали слова этого мужчины, все больше во мне рождалось противоречий.

– Не ужели вы следили за мной или моим дядей, я может и не компетентен в сфере юриспруденции, однако хорошо осведомлен, что преследование и вмешательство в чужую жизнь карается законом!

– Как и убийство. – кивнул он головой.

– Я не намерен с вами спорить, как и находится более тут. – я собирался было покинуть его.

– Подумайте, мистер Джейсон, глупо начинать расследовать дело и отказываться от помощи, того кто действительно может помочь. – он повысил тон, но его голос по-прежнему был спокойным. – Если уж взялись за это, расследуйте до конца, а не убегайте, словно щенок, поджав хвост при первой неудаче или информации, которая вас задевает!

Я обернулся на его слова, мужчина стоял позади меня.

– Будьте спокойны, я доведу дело до конца, но верить в слова неизвестного мне человека и идти против единственного близкого не собираюсь.

– В таком случае желаю удачи и благодарю за встречу. – с этими словами он протянул свою визитку. Кивнув в очередной раз, обойдя меня он поспешил удалится.

Маленькая бумажка с контактной информацией смялась у меня в кулаке.

Быстро преодолев расстояние, разделявшее меня с машиной, я выехал за пределы города. Сумерки начали сгущаться. Вечер вступил в свои полноправные права.

Я хотел побыть наедине с собой и одновременно хотел найти утешения у кого-то. Хотел найти ответы на вопросы, но остерегался увидеть самое страшное. Как бы я хотел оказаться в прошлом, где дома всегда ждали теплая улыбка и забота мамы, крепкие объятия и мудрый совет отца…Я ехал на север, загород …

Зверь, что живет внутри нас, рождается с нами или появляется в определенный момент? Как в одно мгновение из бушующего, разрушающего все на своем пути он превращается в раненого, пугливого и изнывающего…где та грань, что разделяет агрессию и страх и где искать средство, что успокоит и усмирит обе стороны одной души?

Глава № 14 (от имени Каллисты)

Беспокойство не покидало меня последние несколько дней, неудавшееся интервью и сцена с самолюбивым певцов нарушали нашу тихую идиллию с мамой. Мне было грустно от того, что она взяла вину за мой поступок на себя, но виноватой перед парнем я себя не чувствовала. Маму же не покидало чувство обиды и стыда перед окружающими и зависящими от нее людьми. Что тревожила нас обеих так это то, что владелиц канала поставил условие: либо интервью выходит, либо половина команды, включая Анну Мэйллороу будет уволена. Пару этих дней, сидя за партой в школе, обслуживая столики в кафе, я продумывала, как вернуть все на свои места, не унижаясь перед мистером Поющим Нарциссом (именно такое прозвище я решила дать Джейсону). Однако, все идеи казались провальными так же быстро, как и рождались в голове.

Анна Мэйллроу не была из тех людей, кто долго обижается и выражает свою обиду молчанием и игнорированием. Мы общались так же, как и раньше, однако в общении сквозил холодок, беседы не затягивались, а сменились короткими фразами, каждая из нас проводила больше времени наедине с собой, работая или занимаясь учебой.

Говорят, понедельник – день тяжелый, в моем случае первый день недели был чуть ли не самым легким, другое дело среда, куда, казалось, вместились все мои дела: утром учеба, после которой я периодически, как сегодня, помогала ребятам в кафе, а потом, спустя пару часов бежала на тренировку. Домой я приходила поздним вечером.

– Фух, наконец-то я дома. – выдохнула я, закрывая входную дверь и прислоняясь к ней.

С кухни были слышны звуки закипающего чайника и звон посуды. Мама дома. Я улыбнулась. Пытаясь одновременно поставить сумки и ничего не уронить, я старалась освободить кусочек сводного места среди наших вещей.

– Ты ограбила библиотеку? – услышала я ее голос.

Мама стояла, облокотившись на косяк стены, и вытирала руки полотенцем, поглядывая на горы моих сумок, среди которых была небольшая стопка книг.

– Что? Нет, – пыхтя отвечала я. – Зашла в книжный магазин за материалами для проекта. – я взглядом указала на папку, что торчала из сумки, которая норовила вот-вот соскользнуть с моей руки.

Улыбнувшись, мама сказала: – Я помогу, – взяв половину сумок, добавила, – иди переоденься…я на кухне.

– Угу. – ответила я через плечо, собирая волосы толи в хвостик, толи пучок, уж не знаю на что это больше похоже.

Спускаясь вниз, захватила небольшой подарок, который купила сегодня для мамы, краем глаза заметила небольшую подарочную упаковку на журнальном столике в гостиной, когда проходила мимо нее.

– Идешь к кому-то в гости? – спросила я.

Мама подняла на меня вопросительный взгляд, ставя передо мной тарелку со стейком и салатом.

– Подарок на журнальном столике. – намекнула я.

– Так это твой подарок, – улыбнувшись ответила она. – сегодня выдалась свободная минутка. Поешь и посмотришь, как дела в школе?

– Вместе посмотрим, – я протянула ей свой подарочек.

Мы рассмеялись.

– В школе как обычно, – откусив кусочек стейка, начала я. – скучно и однообразно, нудно в общем.