Читать книгу: «Рассвет после Заката», страница 17

– Ожерелье, украденное вашим другом, и правда является поддельным. – он указал на фотографии, сделанные не так давно в моем номере.

Когда похитители успели вернуть его обратно остается загадкой. Поддельное или нет оно никак не указывало на того, кто стоит за Брендоном. Я надеялся, что мой друг просто попал под влияние врагов дяди. Однако, дело показывало то с какими опасными людьми взаимодействует Стефан Кённинг.

– Полагаю, вам известна история «Алмаза графа Орлова», – продолжил юрист, я молча кивнул, он заметил. – Возникает вопрос, является ли Стефан Кённинг владельцем настоящего ожерелья, и, где оно спрятано.

– Прошу прощения, что невольно подслушала ваш разговор, возможно я смогу помочь. – подходя к нам заметила Каллиста. – Джейс, можно тебя на минутку.

Мы обменялись с ней взглядами, и я сдался, видимо то, что она хотела сказать, было действительно важно. Я обернулся на Феликса Рихтера.

– Продолжим в лобби? В баре подают прекрасный кофе, я подойду буквально через пару минут.

Мужчина понимающе кивнул и удалился. Я вновь взглянул на девушку, вопросительно приподнимая брови.

– Джейс, – неуверенно начала она. – Генри…вернее я и Генри

Меньше всего сейчас я хотел слушать про её друзей, поклонников и остальных представителей мужчин. Не сейчас, когда я не знал кем, по-настоящему являются люди, которых я считал всю жизнь близкими. Не сейчас, когда совсем недавно я видел ее с нашим соотечественником. Не сейчас, когда, казалась моя жизнь идет под откос.

– В общем мы с ребятами посмотрели видео с камер наблюдения, Брендон он…

– Ты решила сначала мне про своих фаворитов рассказать, а потом обвинить в чем-то моего друга?! – не выдержал я.

– Я не…– пыталась она оправдаться, делая шаги от меня назад.

– Ходишь с одним, вторым, все получше выбираешь?! Может кастинг проведёшь?! Я не намерен выслушивать твои дурацкие теории тем более против дорогих мне людей!

– Наемного убийцу и вора? – перебила девушка меня. – Таких людей ты называешь дорогими?

– Не смей! – пригрозил я ей. – Если ты закончила, я ухожу.

Не глядя на нее, я направился в лобби отеля, где меня ждал юрист. За спиной раздался звук воды и недовольное «Джйсон, твою мать!!!» на газоне, где я оставил девушку включился автоматический полив.

Феликса Рихтера я обнаружил за одним из столиков. Удобно расположившись, он допивал свой кофе, просматривая что-то в планшете, попутно разговаривая по телефону. Завидев меня, мужчина завершил разговор.

– Из хороших новостей – отпечатки пальцев не стерлись, они помогут при расследовании. – без запинки начал адвокат, показывая мне отчеты и фотографии драгоценного камня. – Что касаемо вашего дяди, у нас нет прямых доказательств его вины, однако мы имеем неплохие наводки. – он оторвался от просматриваемых им бумаг и посмотрел на меня. – Что сказала, та девушка? Ей известно что-то?

Из-за своей необузданной вспыльчивости, я так и не смог выслушать Каллисту, у меня не было ни малейшего понятия, что она хотела сообщить и о ком конкретно.

– Толком ничего того, что нам уже известно. К вечеру я попробую узнать…может Брендон что-то…

– Мистер Брендон будет задержан, как только переступит порог отеля. – сухо заметил юрист. – Ваш друг ограбил вас, а также крупный оружейный магазин Франции. Он работает на мафиози, дела которого, хуже, чем у Стефана Кённинга.

– Не смейте приплетать мою семью к мафии! – вставая, заметил я.

– Вашу семью я не трогаю, говорю лишь про дядю. Чтобы не выдавать себя разбойник притворяется лесничим, чтобы поймать преступника нужно думать, как он. Это актерская игра. Ничего более. – мужчина призадумался. – Джейсон, пора перестать быть наивным и позволять себя дальше дурачить. Ваш дядя – крупный преступник, ваши друзья – подставные актеры, работающие на еще более серьезных мошенников. А вы – он сделал паузу. – Вы лишь легко управляемая пешка, служащая для свершения грязных сделок!

– Это не правда! – в сердцах крикнул я, беря себя в руки, сбавил тон. – Вы сами утверждали, что у вас нет ни единого доказательства, пока вы мне их не предоставите я не поверю ни единому вашему слову. Я сам проверю. Мне нужно время. – я посмотрел прямо на своего собеседника. – Вы, Феликс Рихтер, можете сколько угодно считать меня дураком, но я вижу – вы не просто так взялись за это, преследуя свои собственные интересы!

Резко развернувшись, я направился к выходу. Просторное и прохладное помещение казалось маленькими душным. Редкие прохожие, казались назойливыми мельтешащими насекомыми.

– Мои интересы просты. Я лишь хочу добиться справедливости! – как-то двусмысленно громко, но не превышая голос ответил мне в спину юрист.

Я не хотел верить словам адвоката, не хотел принимать этого, хотя сам же начал искать информацию по этому делу, сам же нашел неоспоримые доказательства, но все еще надеялся, что дядю подставили. Каким бы холодным не казался Стефан Кённинг, мне казалось, что родственные узы и семейные ценности важны для него. С какой целью он взял меня к себе и воспитывал? Что им руководило и чего он хотел добиться? Я чувствовал себя использованной вещью, обманутым и брошенным ребенком. Всякий раз я был посредником в его грязных делах, словно перчатка, скрывающая опечатки пальцев, каждый раз именно я передавал данные в руки неправильных людей. По телу пробежал холодок, однако внутри все пылало, тяжелое угнетающее чувство, словно свинец разливалось внутри.

«Это неправда, не может быть ей!» – отдавалось в голове, не отдавая себе отчета, все еще пытаясь ухватиться за невидимую спасительную соломинку неизвестности, скрывающей жуткую правду за маской лицемерной и холодной лжи.

А Брендон? Как человек, проводивший столько времени со мной, разделяя муки творчества, годы студенчества, взлеты и падения, как он мог быть просто хорошим актером, для кого дружба лишь пустые слова, а грязный бизнес – смысл жизни. Как?

Я шел в никуда, не преследуя определенной цели, не предполагая куда приведут овладевшие мной эмоции. Место было неважно. Я хотел сбежать, спрятаться и оказать подальше от всего, что окружало меня. Быстро пересекая холл отеля, хотел выйти на улицу.

– Джейсон Френки Стрит, не так быстро! – Каллиста стояла возле одной из колонн у входных дверей.

Я бы прошел мимо, не обратись она ко мне. Девушка, будучи явно готовой вступить в очередной словесный спор, была взмыленной, её волосы, еще не до конца высохшие, влажными прядями были в беспорядке рассыпаны по плечам. Я взглянул на нее, но не ответив, прошел мимо. На ее лице отразилось непонимание, вызванное толи моим лицом, толи тем, что не ответил. Однако это не остановило её. Каллиста пошла за мной, останавливая словами, бьющими сильнее хлыста, обжигающими сильнее пламени и режущими сильнее любого ножа.

– Я не закончила! – ответила она на брошенные мною слова на улице. – Ты самовлюбленный нарцисс! Ты называешь друзьями тех, кого таковыми не считаешь, но строишь из себя несчастного, когда они уходят! Ты лицемер, Джейсон! Ты никогда не испытаешь чувство любви, не поймешь прелести дружбы потому, что в каждом добром поступке ты видишь подвох! Потому что не принимаешь даже попытки тебе помочь…– ее речь лилась рекой, словно Алли давно хотела выговориться. Каллиста повышала тон, думая, что я уйду.

Я не видел ничего, просто стоял. Слова девушки отдавались эхом вокруг меня. Мое внутреннее одиночество вышло из-под контроля, оно словно змей окутывало и сковывало, делая все слабея.

– Ты называешь себя сильным и ни в ком не нуждающимся?! Это маска и ты это знаешь! Ты самовлюбленный эгоист, Джейсон! Это не ты ни в ком не нуждаешься! Никто в тебе не нуждается!

Я обернулся на нее, мне хватило секунды, чтобы считать её эмоции. У меня не было сил отвечать или спорить, девушка была права, и она это знала, я лишь горько усмехнулся. Мне было смешно оттого как плохо.

– Тебе даже ответить мне нечего?! – понижая тон, с горечью заметила она.

Недалеко от отеля, если пройти по склону чуть вверх, располагалась небольшая зона отдыха: на белой веранде, откуда открывался красочный вид на заходящее в соленую воду солнце, расположились мягкие подушки, кресла-мешки, несколько декоративных столиков с настольными играми, полки с книгами и журналами. Здесь было тихо и спокойно. Отдыхающие собирались на ужин или вечерние шоу-программы, потому стоявшее в отдалении уютное и атмосферное местечко пустовало. Дыхание было сбито от обиды, злости, тяжелых мыслей и жалости к самому себе. Я не признавал это, но знал: я был жалок.

⁃ АААААА. – вырвался крик отчаяния, вместе с которым на пол полетел один из приближенных ко мне столиков со всем его содержимым.

Я крушил и ломал не видя, бросая и переворачивая все то, что попадалось под руку.

– Стой! – послышался громкий крик от входа, а затем тише и спокойнее прямо за моей спиной. – Остановись.

Я замер. В руках оставался какой-то относительно тяжелый предмет, который с глухим ударом упал на пол. Руки бессильно повисли вдоль туловища. Я почувствовал легкое, неуверенное объятье, словно стоявший позади меня ожидал моей реакции: позволения или запрещения. Я затаил дыхание. Мгновенно и аккуратно, но в тоже время объятье усилилось, чуть сдавив меня в районе ребер.

– Закрой глаза. – спокойно, чуть звенящим голосом сказала Каллиста.

Я повиновался. Веки трепетали, но я не позволял им разомкнуться. Легкие, нежные, чуть прохладные руки девушки скользили параллельно моим едва касаясь их, словно изучая и старясь слиться с ними. Аккуратно взяв меня за запястья, скрестила руки, положив ладони на плечи, сверху накрыла своими.

– Когда нам плохо или тревожно мы нуждаемся в объятьях, они будто создают невидимую защиту, – она легонько начала меня постукивать, словно успокаивая. – Касаясь поочередно каждого плеча считай до 10-ти, это успокаивает…– девушка говорила что-то еще, но я не слышал.

Перед глазами встала картинка из детства: «Мама, сидящая на кровати слегка покачиваясь взад-перед обнимала себя, постукивая поочередно по плечам, что-то шептала, словно молитву. Женщина была напугана, ее бил озноб.

⁃ Это эффект бабочки, психологический прием защиты. Вам лучше позже навестить пациентку. – поправляя очки, говорил доктор, и протягивая руку для рукопожатия Стефану Кённингу.

⁃ Возможно, вы правы. – пожимая ему руку, отвечал дядя. – Надеюсь, вы тщательно выполняете свою работу. Кажется, у нас осталось пара нерешенных вопросов.

⁃ Обсудим их в моем кабинете. – кивнул доктор. – Мальчик?

⁃ Думаю, он хочет побыть с матерью, что скажешь Джейсон.

Я ответил кивком. Как только дверь закрылась мама глубоко вдохнула и открыла глаза. Взгляд был ясный и чистый, без паники, лишь легкие нотки беспокойства угадывались в нем. Я забрался к ней и устроился на груди, обнимая, она поцеловала меня в макушку.

⁃  Береги себя, сынок, хорошо?

⁃ Дядя Стефан хорошо обо мне заботится. – мама замерла от моих слов, совладав с собой коротко ответила.

⁃ Надеюсь, так и будет. – она легонько начала снова раскачиваться.

⁃ Зачем ты делаешь бабочек, тебе снова страшно? – я приподнялся, чтобы заглянуть в её глаза.

⁃ Нет, сынок, нет. Я отдаю их силу тебе, чтобы в нужный момент стали твоей защитой. Не думай, что это слабое и красивое насекомое. Бабочки выглядят хрупкими и яркими, но именно они несут на своих крыльях бремя жертвы и хищника. За красотой может прятаться хитрость и жестокость…»

Ветер усиливался. Вокруг ощущался морской бриз, смешавшийся с ароматом трав и хвои, что росли, окружая веранду. Вечер вступал в свои права, погружая все в темноту, лишь декоративные лампочки и фонарики, установленные местами, не давали темноте сгуститься. Мимолетная атмосфера спокойствия мгновенно улетучилась.

Я, высвободившись из-под ладоней Каллисты, дернул ее заставляя встать перед собой.

– Откуда ты знаешь про эффект бабочки?! – она была удивлена, возможно, не понимая, о чем я.

Меня это не волновало, я встряхнул ее.

– Что ты еще знаешь?! Говори!

– О чем ты, пусти!

– Конечно! Дурой будешь прикидываться?! С какой цель тогда ты тут стоишь?

Девушка отпихнула меня, потирая предплечья, одно из которых было ранено, а другое покраснело от силы моих рук.

– И правда дура, раз решила помочь такому психу, как ты!

Я с силой пнул подставку для цветов, горшок с растением, стоявший на ней, разлетелся в дребезги. Каллиста вздрогнула.

– Кто я тебе, чтобы ты помогала?! Кто я для тебя, а?!

Она посмотрела на меня, казалось, злость, жалость и какие-то неизведанные, загадочные и чарующие меня эмоции смешались в этом взгляде.

– Никто…– тихо ответила она, но эти слова отдались эхом для меня, казалось они повисли в воздухе, она повысила голос. – Никто, случайный прохожий в моей жизни! – сказав это, она прошла мимо меня, не обернувшись.

– Раз никто, тогда не пересекайся со мной, не попадайся на глаза и не становись на мой путь! – ответил я в пустоту, не видя ушла ли она, могла ли она услышать эти тихие слова.

Я оперся на книжную полку, что-то острое пронзило руку, медленно подняв ее к глазам, заметил осколок от недавно брошенного цветочного горшка. Рука быстро окрасилась в алый, став липкой. Аромат морского бриза разбавился нотками железа. В помещении раздавались глухие звуки падающих алых капель, которые скатывались одна за другой по ладони. Я сжал кулак, резкая боль разлилась, словно краска, по всему телу. Боль была пронизывающей, тянущейся и тугой, однако она не могла сравниться с душевной. Здоровой рукой я скинул книги и журналы, что стояли на полках. Шкаф спасло то, что он был привинчен к стене. Я рассмеялся. Смех распирал меня, распирал до такой степени, что глаза наполнились влагой. Тело сотрясалось дрожью. Сомневаюсь, что это нормально. Я плавно опустился, прислонившись шкафу. Голова упала на руки…

Как бы человек не старался скрыть свою боль, она выплескивается наружу, словно по щелчку пальцев, будто трещит лед или шов одежды. Человек не может вечно прятать свои чувства и эмоции, они все равно возьмут верх, обрушиваясь, будто водяной поток, как водопад или лавина с гор. Порой достаточно легкой, вовсе не обидной шутки, чтобы прорвать этот поток. Тебе вроде смешно, ты улыбаешься, но слезы подступают, только вот это вовсе не слезы радости, а слезы боли и затаившейся обиды, того, что ты скрывал долгий период времени, подавляя в себе год за годом.

Ты смеешься, но смех ли это? Почему все тело сотрясает дрожь, будто в лихорадке? Почему по щекам ручьями скатываются слезы, а из горла доносятся рыдания, а не смех?

Все, что казалось, скрытым в потемках души выходит наружу: страхи, обиды, чувства…

И вроде бы хочется, чтобы кто-то понял и принял, но нет, одновременно с этими огромное желание спрятаться, убежать, как можно дальше от всего окружающего, раствориться и потеряться в толпе, улицах, воздухе. НЕВАЖНО! Просто, чтобы никто не трогал, остаться один на один со своей болью, преодолеть или проиграть ей.

Я покинул разрушенное помещение, остановившись по среди пустой улицы просто, чтобы отдышаться. Грудная клетка тяжело, но уже спокойно вздымалась, дыхание слегка затруднилось, от заложенности в носу, а глаза все еще были застелены влажной пеленой.

Это не конечная точка, лишь первая волна, истерика не похожа на град или грибной дождь, который приходит внезапно и довольно быстро успокаивается. Истерика больше похожа на бушующее море. После первой волны, волны внезапности и разрушения, приходит вторая – принятие. Она куда сильнее первой и, пожалуй, самая длительная, к переполняющим эмоциям и мыслям присоединяется осознание, своего рода смирение: «ты проиграл, оказался не властен контролировать бушующий поток, который поглотил тебя». Состояние второй волны странное, непонятное и непредсказуемое, ты вроде бы спокоен, казалось бы, все прошло, приходят какие-то новые мысли, начинают строиться логические цепочки, а затем опять накатывают слезы, остановить которые невозможно, нужно лишь дождаться, когда вся вода выйдет, а соленые ручейки на щеках высохнут. Шторм отступает, море успокаивается, огромные волны сменяются невзрачным и спокойным прибоем – это третья волна. Период, когда слезы высохли, силы иссякли, в голове, вернее в висках, осталась противная, ноющая и тупая боль. Волна выбора. Момент принятия решения, сидя в звенящей тишине, окруженный обломками, человек уже ни о чем не думает, его отпускает. Он лишь сидит или стоит, (это неважно,) слегка покачиваясь, собираясь с силами, делает выбор, первоначально не осознавая этого в силу того, что перед глазами все еще стоит пелена истерики, эмоционального срыва. Выбор не сложный, человек лишь решает: подчиниться эмоциям, проиграть самому себе, закрыться от окружающего мира и жить вечно со своими страхами и ситуациями, что сломили, или, подняв голову, собрав последние силы в кулак, бороться и строить нового самого себя.

Говорят, мужчины не плачут, а человек иногда может дать слабину. В таком случае, какое из высказываний ошибочно? Мужчина не человек или человек, словно робот, и не может поддаться слабостям?

Глава № 25 (От имени Джейсона)

Одним из плюсов жить в отдалении является недоступность и скрытость от любопытных глаз. Возвращаясь домой, есть время обдумать произошедшее за день или помечтать. Идя по бегущей вперед дорожке, вдыхаешь морской бриз, позволяя организму и телу немного расслабиться.

Я жил отдельно от ребят в небольшой вилле, что стояла практически на окраине отеля. Домик был неприметным для отдыхающих, вокруг него всегда было тихо и спокойно отчасти благодаря ограждающей живой изгороди. Он был настолько далеко и так не похож на общий стиль и интерьер отеля, что казалось даже не относится к нему.

На пороге моей двери стоял цветок в горшочке. Я наклонился, чтобы взять находку. Осыпанный иголками еще совсем маленький кактус помещался на ладошке, между его иголочек аккуратно была вставлена записка, свернутая в трубочку, а сверху, на макушке, пробивался нежно-розовый бутон. Горько улыбнувшись, развернул записку, где уже знакомым мне подчерком были выведены слова:

«Возможно, наши пути были случайны. Я не решусь больше беспокоить и попадаться тебе на глаза. Пускай это делают его колючки…

Но все же я скажу эти последние слова тебе. Джейсон, ты заморожен. И когда решишься открыть свой разум, растопить сердце и найдешь в себе силы сбросить маску «Нарцисса» – посмотри то, что сокрыто в этом кулоне. Оно ранит, однако, найди в себе силы принять прошлое, чтобы жить светлым будущем, которое ты построишь сам. Говорят, кактус символизирует упорство и выносливость, самодостаточность и целеустремленность…вы даже в чем-то похожи, но не хочешь ли ты избавиться от колючек?»

– Чтобы избавиться от них, предстоит пройти нелегкий путь. – вслух заметил я, обращаясь толи к цветку, толи к записке.

Смотря на кактус, я словно видел свое отражение: одинокий и израненный, но все еще не до конца сломленный. Бутон, который я видел еще минуту назад, превратился в нежный чарующий белый цветок. Он источал сильный сладковатый аромат, быстро привлекающий ночных бабочек, которые уже кружили вокруг, опыляя его.

Кулон, который я видел относительно недавно на шее девушки, сейчас был обвит вокруг глиняного горшка, быстро стянув его, повесил на себя. Сидеть в комнате я не хотел, несмотря на позднее время знал, что не усну. Я пошел бродить по отелю, направляясь к морю. Пляж от моего домика находился относительно недалеко, его отделяла небольшая аллея, усажанная с обеих сторон тисовыми деревьями, что делало её похожей на лабиринт.

Я шел в полной тишине, лишь изредка нарушаемой стрекотанием кузнечиков и других насекомых, казалось кроме меня никого нет. Однако, делая шаг за шагом, знал и чувствовал – меня сопровождают, словно тень, тихо и беззвучно, будто защищая и оберегая невидимой, но очень ощутимой поддержкой.

– Я, словно, сломанная машина, – вслух начал я, зная, что мой спутник не покинет меня и будет слушать до конца. – двигатель, что уже не завести. Каждое утро просыпаюсь, проживая очередной день. Но свою ли жизнь я живу или играю по хорошо продуманному сценарию, сюжету какой-то очередной истории? Действия, что я совершаю ежедневно, кажутся привычными, но почему я чувствую, будто оказался не в своей тарелке? – я помолчал, размышляя над своей жизнью. – Все чаще мне начинает казаться, что я от кого-то зависим, словно кто-то невидимый руководит мной, предрешая каждый шаг…Одевая маску певца теряю настоящего себя…– я вздохнул. – Каждый человек носит маски, но надевает их осознано. Мою же, кажется, приклеили ко мне. Я не выбирал славу и карьеру – мне это навязали, в том возрасте, когда личность человека только-только начинает формироваться. Будучи ребенком, я стал марионеткой. Не создал себя сам. Меня слепили, заживо похоронив мое истинное «я» в потемках души, не позволяя выйти и показаться свету. Кто-то скажет, что я продал душу сатане. Но это не так. Дьявол завладел ей. И дьявол этот мой родной дядя…Стефан Кённинг. – я словно исповедовался, рассказывая свои накопившиеся за многие года чувства и эмоции, мой спутник слушал, впитывая каждое слово, но все же оставался молчалив, ничем не выдавая себя. – Я хочу вырваться из этого омута. Хочу наконец вынырнуть и с полной грудью плыть дальше. Меня бросает из стороны в сторону, из прошлого в будущее и обратно. Я торможу себя, совершая ошибку за ошибкой, разочаровываю и раню и без того слишком маленький круг людей, которых еще могу назвать близкими. Эти изнурительные мысли не щадят. Я устал от самообмана…устал вести двойную игру и скрываться от самого себя…– дойдя до конца аллеи, не спешил выйти на пляж, подозревая, что потеряю сопровождающего меня. Я не хотел этого. Прислонившись к дереву, продолжил. – Одиночество, сопровождающее меня практически всю жизнь, оберегает и уничтожает одновременно. Оно стало настолько привычным, что кажется уже частью меня. Просто так оно не исчезнет, не пропадет. Я обессилел от всего: от мыслей, образа жизни, что веду, от вечно окружающих проблем. Мной движет желание скрыться, сбежать туда, где никто не знает, собраться с силами, сорвать маску и начать все заново. – я отошел от дерева и сделал еще пару шагов на встречу морю, тисовые деревья плавно сменялись кустами, которые все еще скрывали моего молчаливого собеседника. – Я знаю, чувствую каждой клеточкой своего тела, что, скрывая свои истинные чувства и эмоции многое упускаю. Находя утешение в музыке, познаю иную ее сторону: постоянные концерты и толпы фанатов, от многочисленных глаз которых не скрыться. Они поджидают на каждом углу и, кажется, знают обо мне больше, чем я сам. Недоброжелатели и завистники жаждут увидеть мое падение, а представители СМИ всегда наготове, чтобы рассказать об этом промахе каждому. Я проживаю эту жизнь и ненавижу её. Ты права, что выбрала именно кактус, Алли…– я неслучайно назвал имя девушки, она сдержала данное обещание в своей записке, оставаясь невидимой для меня, Каллиста стала тем слушателем, в котором я так нуждался.

Это не было мимолетное видение или мое желание, я точно знал о её присутствии, ощущая легкую, чуть отстающую походку, чувствуя её непередаваемую атмосферу. В её молчании, скрывалась нежная, но сильная поддержка. Услышав свое имя, девушка не сделала следующий шаг, она замерла, вытянувшись, словно струна. Едва заметно улыбнувшись, я продолжил. – Он так же одинок, хочет любви и тепла, получить которые не в силах из-за своих колючек. Колючки – его темница и моя маска.

Краем глаза я заметил вальяжно и не спеша прогуливающегося по берегу стильного парня с перекинутым через плечо фотоаппаратом. Я не подал вида, что заметил его, тайком следя за ним. Парень, переглянувшись пару раз с кем-то, кто, казалось, стоит недалеко от меня, лишь подтвердил догадку о моем тайном спутнике.

– Джейс! – обратил на меня свое внимание фотограф.

– Андрэ! – помахал я парню, выходя навстречу. – Не знал, что ты тут, какими судьбами?

– Не поверишь, на свадьбу приехал! – парень встретил меня на полпути, похлопывая по плечам, не дал мне обернуться.

– Да ладно, ты женишься и даже не пригласил! – подыграл я ему, высвобождаясь, обернулся, но там, где, по-моему, предположению была моя спутница пару мгновений назад, уже никого не оказалось.

– Фотографирую! – приподнимая фотик, пояснил мой друг. – Прокатимся?

Мы шли вдоль береговой линии, недалеко был небрежно припаркован кроссовер. В дороге юноша рассказал о том, что прилетел всего пару часов назад по работе, получил выгодное предложение от организаторов той же свадьбы, где будет выступать группа «Dark Moon». Молодой человек болтал о дружелюбном персонале, веселой команде спасателей и всех прелестях отеля. Я не удивился, что именно спасатели стали его хорошими друзьями. Иногда Андрэ напоминал мне Джареда, несмотря на разницу в возрасте в пару лет, эти двое умели быстро заводить знакомства со всеми подряд, были безбашенными и веселыми, но порой становились или деловыми и серьезными трудоголиками, или довольно неплохими психологами.

Мы с Андрэ сидели на берегу дикого пляжа, точнее я сидел, а он, развалившись на мягком, еще теплом песке, что-то чертил на нем прутиком. Недалеко шумели волны, плавно сменяя друг друга. Костер, что мы развели, уже догорал, угли периодически потрескивали и выпускали искры, словно напоминая о своем тепле. Лениво опустившись на дерево, которое лежало позади меня, я повернул голову к Андрэ.

– Почему ты летишь не прямым рейсом? Так по мне соскучился?

Я знал, что парень должен был перед учебой лететь в Америку, чтобы представить свои работы на выставке. У него было расписан неплохой тур по городам станы возможностей, его присутствие здесь казалось мне странным, хотя у меня и было предположение, что он лишь хотел повидать свою подругу.

– Нью-Йорк не будет плакать без тебя? – поинтересовался я.

– NYC, пожалуй, одно из самых красочных противоречивых и от того удивительных мест, где я был. – начал парень с самодовольной улыбкой, устраиваясь поудобнее.

Я знал о его поездке в Штаты, но не подозревал, что он был в самом дорогом городе страны. Проведя рукой в воздухе, мой знакомый фотограф продолжил.

– Год назад пересекая океан, находясь в нескольких тысячах километров над землей я был уверен, что это просто путешествие, страна, где каждый квартал – кадр из фильма! И Рай для человека с камерой! Но несмотря на это был убежден, что это не мое место, не то, где захочется побывать вновь. Прошёл год, а я все больше вспоминаю свободный, но в тоже время грязный, ужасно шумный, но такой приветливый и красочный город. Удивительно, как страшно было ехать и как свободно там себя чувствовал, словно моложе на несколько лет, хотя это фраза звучит довольно комично из уст человека, которому всего 21. – Андрэ усмехнулся. – По чему я скучаю больше всего, так это по приветливым улыбкам преподавателей, их искренним рассказам о жизни города, о его странностях и минусах, но рассказанных с такой любовью и умилением. – молодой человек поймал мой удивленный взгляд, слышать от него про учебу было чем-то странным. – Да, я действительно скучаю по тому учебному процессу, до сих пор задаваясь вопросом, как предмет не твоего профиля можно изучать с таких разных аспектов, что ты вроде занимаешься хобби, а по факту пишешь целое исследование и защищаешь проект. Этот город такой разный, шумный, быстрый, но почему-то даже его минусы вспоминаются с улыбкой. Возможно, потому что это напоминает жизнь со всеми ее белыми и чёрными полосами. – паренек призадумался. – Пусть, я пропущу этот город, но уверен остальные подарят мне не меньше эмоций и впечатлений! – парень вглядывался в линию горизонта, чуть помолчав, заметил. – И нет, дружище, ты уж меня извини, но я тут не ради тебя! Лучшая подруга и карьера на первом месте! – повернувшись на бок и забросив в рот очередную жареную зефирку, Андрэ сказал. – У тебя концерты по всей Франции, но почему ты уже месяц торчишь тут?

– Предположим, отсюда удобней добираться до следующего места… – друг недоверчиво изогнул бровь. Я усмехнулся. Он явно ждал, когда я продолжу. – Мне чертовски нравится тратить дядины деньги на частные самолеты.

– Ахах, – довольно громко рассмеялся мой друг, после чего серьезно добавил. – Звучит убедительно, если не брать в расчет то, что половина его дохода – это твои концерты.

– Черт, а ты хоть и мел…(я чуть не сказал мелкий) корчишь из себя шута, но чертовски умный!

– Между прочим в мире литературы шуты всегда выступают, как одни из самых мудрых персонажей! Кстати, это новая фишка или твое любимое слово?

– А? – не понял я замечания друга.

– Я к тому, что только за последнюю минуту ты уже трижды упомянул черта!

– А ты внимательный!

– Ты не представляешь на сколько! Я заметил, что ты опять сравнил меня с ребенком своей группы! – он послал мне воздушный поцелуй! И тут же сменил тему, задавая вопросы прямо в лоб. – Уж не по той ли ты причине завис в этом месте, что вон там – парень указал рукой куда-то назад и продолжил. – в отеле работает наша общая знакомая, которая, помнится мне, тебя недолюбливает?

– Андрэ! Серьезно! – на пару минут мы замолчали. Каждый думал о своем. – По правде сказать, я запутался…– я вздохнул поглубже. – Всякий раз она выводит меня на эмоции, которые я не хочу показывать окружающим, эта девушка заставляет повышать голос и после чувствовать вину. Мне не нравится это, но как же не хватает ее ругательств и придираний. Пару дней назад… – я почувствовал, как Андрэ напрягся.

– Что произошло пару дней назад? – как-то резко спросил он, а я понял, что Каллиста, видимо скрыла эту историю от своего лучшего друга.

– По моей вине она сильно поранила руку. – у Алли возможно были свои мотивы ничего не рассказывать…Уважая ее решение, я завуалировал то, что действительно случилось. Никогда мне еще не приходилось чувствовать такое угрызение совести! Я все еще переживал страх за нее… что если бы что-то пошло не так…

Перед глазами встала сцена нашей последней встречи, не контролируя свой гнев причинил ей боль по еще незажившей ране. Я зажмурился, отгоняя неприятные мысли.

– Так тебе и надо! Эта глупышка, даже не сказала про это! Я ведь сразу спросил про тебя, с каких пор она защищает такого засранца, как ты?! – Андрэ взглянул на меня, я лишь пожал плечами, а в душе разлилось приятное тепло. – Знаешь, Джэй, я тебе готов вмазать, и я бы вмазал – смягчился парень. – Не будь я таким ленивым. – сказал он, закинув руку за голову. – Блин! Угораздило меня быть между вами двумя!!! – Андрэ сел. – Ваша зарождающаяся история любви заставляет поверить в то, что искренняя и чистая любовь все еще живет в сердцах людей.