Читать книгу: «Неумолимый рок духа времени», страница 6

8. Дворец великих халифов

В великом городе там и тут происходили стихийные погромы, повсюду слышались душераздирающие крики жертв, огонь многочисленных пожарищ освещал тьму улиц, по которым в направлении резиденции великих халифов шел отряд с его человеческой добычей. Наконец они вышли в центр города, который охранялся личной дружиной Тамерлана. В этой части города все было спокойно. Узнав монаха, охрана великого эмира беспрепятственно пропустила отряд стражников с пленниками. Пройдя еще несколько улиц, они вышли на огромную площадь. Прямо перед ними возвышалась громада дворца Аббасидов. Верхние галереи дворца были ярко освещены, из резных мраморных решеток стрельчатых окон доносились искрометные звуки восточной музыки. Пир победителя был в самом разгаре.

Миновав высоченные арочные ворота, отряд оказался в огромном внутреннем прямоугольном дворе, богато украшенном пальмами, фонтанами, резными мраморными скамейками, гранитными бассейнами, доверху наполненными водой. Все стены дворца были покрыты ажурным орнаментом, чередовавшимся с затейливой резьбой по мрамору. Монах, шедший теперь во главе отряда, свернул в угол двора и прошел в невысокие боковые двери. Вслед за ним в здание дворца вошли пленники, подгоняемые стражей. В коротком коридоре, прямо пред ними оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Три стражника, крепко ухватив связанного Джафара, поволокли его к этой лестнице и быстро скрылись из вида. Монах, повернувшись к Олегу, знаком приказал следовать за ним. Пройдя по короткому коридору, они оказались у высоких, отделанных позолоченной бронзой резных двухстворчатых дверей. Монах распахнул их, и они вошли в просторный, слабо освещенный зал с огромными зеркалами, убранный тончайшими полупрозрачными тканями. Монах наконец откинул капюшон на спину и снял платок, скрывавший до сих пор его нижнюю половину лица.

Под платком оказалась черная курчавая борода, резко контрастировавшая с его наголо выбритым черепом. Монах дважды громко хлопнул в ладоши – и тут же одна из занавесей распахнулась и из нее вышли две рабыни. Одна из рабынь несла тяжелый кувшин, полный воды, другая держала медный таз и переброшенное через руку расшитое восточным орнаментом полотенце.

– Ты должен привести себя в порядок, натереться благовониями, облачиться в праздничный наряд и выбрать подходящую флейту. – И монах указал в угол зала, где на столах и на стене были разложены и развешаны всевозможные музыкальные инструменты. Затем монах подошел к высокому, инкрустированному слоновой костью столику на одной ножке, на котором стояли песочные часы, и перевернул их. Песок резво побежал в нижнюю колбу.

– Время пошло, – сказал монах, – ты должен быть готов до падения последней песчинки.

Произнеся эти слова, монах повернулся и вышел из зала.

Олег взглянул на рабынь. Они стояли не шелохнувшись, видимо, ожидая его распоряжений. Ни слова не говоря, Олег взял из рук рабыни таз и поставил его на мраморный пол. Скинув свой жилет, он встал перед тазом на колени и знаками приказал другой рабыне лить воду на его голову. Рабыня с готовностью подскочила к Олегу, с обворожительной улыбкой достала из кармана широких шаровар какой-то пузырек и подала его. Взглянув на содержимое пузырька, Олег решил, что это что-то вроде шампуня, и тут же вылил половину содержимого пузырька себе на голову. Жидкостью оказалось розовое масло. Олега это не смутило, и он решительно продолжил водную процедуру. Покончив с верхней частью тела, он заставил ехидно хихикающих рабынь отвернуться, скинул портки и, встав обеими ногами в таз, самостоятельно завершил мытье нижней части чужого ему тела, пугавшего его своим дистрофическим обличьем.

Несколько раз обернувшись полотенцем, поспешив таким образом упрятать от посторонних глаз впечатляющий набор выпиравших во все стороны костей, больше приличествовавший анатомическому театру, чем роскошному дворцу, Олег бросился к раскрытым сундукам с одеждой и замер, похолодев от ужаса. В доверху заполненных сундуках лежало неимоверное количество самых разнообразных нарядов, от пестроты и богатства которых ему стало дурно. В полной растерянности он застыл перед раскрытыми сундуками, как статуя, решительно не понимая, что ему нужно выбрать. Между тем половина песчинок в песочных часах уже находилась в нижней колбе, и остававшиеся их собратья в верхней колбе продолжали неудержимо соскальзывать вниз, присоединяясь к их нижним товарищам. В отчаянии Олег бросился к рабыням, умоляя их ему помочь, но они, продолжая глупо улыбаться, не двинулись с места. Видимо, содержания его пылких восклицаний они не понимали, а буря эмоций, ярко отображавшихся на его лице, их изрядно забавляла. Тогда он знаками, бешено жестикулируя, показал им на прикрытое полотенцем тело и на раскрытые сундуки. Наконец девицы поняли, что от них требуется, и весело, наперегонки подскочили к нему, быстро выбрав подходящую для него одежду. Напялив на себя все, что было ему предложено рабынями, он взглянул в зеркало и обомлел: на него смотрел то ли принц, то ли шут из «Тысячи и одной ночи». Махнув рукой от безнадежности, Олег бросился к разложенным в углу музыкальным инструментам.

Когда Олег опробовал очередную флейту, в зал величественной походкой вошел статный мужчина в черном, расшитом золотом халате, подпоясанном широким парчовым поясом. Голову мужчины украшала чалма с красным верхом, высокими перьями и золотой застежкой. Олег не сразу узнал в мужчине ночного монаха. Преобразившийся монах строго взглянул на Олега и заставил его сменить накидку и тюрбан. Еще раз критически осмотрев наряд музыканта, он кивком головы указал на дверь и первым направился к ней. Зажав в руке выбранную флейту, Олег последовал за ним.

Они прошли несколько залов и коридоров, богато украшенных цветным мрамором, мозаиками, набивными тканями. Повсюду была расставлена вооруженная охрана и горели светильники. Наконец они оказались перед тяжелым парчовым занавесом. Из-за занавеса неслись звуки веселого пиршества. Таинственный спутник еще раз оценивающе взглянул на Олега и замер у занавеса, прислушиваясь к происходящему в зале. Через пару минут он решительно потянул занавес в сторону, и они вошли в огромный, высоченный зал с колоннами, убранство которого не поддавалось описанию. Со всех сторон сверкали громадные зеркала в золоченых богатейших рамах, все стены и колонны были расписаны фантастическими узорами нежнейших цветов и оформлены редкими драгоценными материалами. Филигранно выполненные тонкие мозаичные панно на сводчатых потолках как будто светились изнутри, поражая своим бесконечным разнообразием и пышностью. Все это роскошное, потрясающее воображение убранство зала было обращено к его тыльной стене, где на высоком постаменте возвышался изысканный золоченый трон, на котором восседал широкоплечий человек с крупной головой, высоким лбом и длинной рыжей бородой. На голове этого человека красовалась золотая корона, украшенная крупными рубинами, которые великолепно сочетались с парчовым, шитым серебром и золотом кафтаном и высокими бархатными сапожками пурпурного цвета с загнутыми вверх носами. По правую руку от трона, в темных плащах и накидках, толпилась группа суровых на вид бородатых мужчин; по левую руку от трона, в сверкающих жемчугом и драгоценностями светлых нарядах, восседала группа женщин, лица которых были прикрыты искусно ниспадающим с высоких шапок полупрозрачным шелком.

Внимание всего зала обратилось на вновь вошедших. Спутник Олега, ничуть не смутившись, уверенно прошел в середину зала, Олег машинально последовал за ним. Остановившись в десятке метров от человека, восседавшего на троне, ночной монах громко произнес:

– О всемогущий государь, позволь мне, твоему рабу, в день твоего великого триумфа порадовать тебя и твоих сказочных птиц, – в этот момент монах неожиданным изящным поворотом головы указал на сидящих рядом с троном женщин, – одним из чудес Багдада – сладкоголосым музыкантом, способным заставить любого слушателя искренне радоваться или печалиться от прослушивания его нежной, неземной музыки.

После этих слов ночной монах поклонился и отошел в сторону. Все внимание зала теперь обратилось к Олегу. Как всегда, в самые решающие и ответственные минуты мозг Олега работал четко, без сбоев, как холодная вычислительная машина, не позволяя пылким эмоциям даже на секунду вмешиваться в его деятельность. Обведя еще раз царственную аудиторию бесстрастным, оценивающим взглядом, он окончательно решил полагаться только на классический репертуар.

Он начал с «Жаворонка» Глинки. Публика проявила сдержанный интерес. Тогда Олег заиграл итальянскую польку Рахманинова и сразу заметил, что тонкий носок туфельки, торчавший из пышных покрывал одной из сидящих впереди женщин, вдруг начал притопывать в такт музыке. Аудитория заметно развеселилась, присутствующие в зале музыканты начали тихонько подыгрывать Олегу. Больше не сомневаясь, Олег заиграл все зажигательные тарантеллы, которые ему были известны. Музыка звучала все громче, публика все больше распалялась, в углах зала кое-кто не удержался и начал приплясывать. Олег тоже начал постепенно входить в раж и даже встал на одну ногу, поджав другую, как это делал на концертах группы «Джетро Талл» Ян Андерсон, что вызвало дополнительный прилив восторга у публики. Но тут он заметил, что ночной монах подает ему знак к окончанию выступления. На прощание Олег заиграл «Турецкий марш» Моцарта. Закончив игру, Олег низко поклонился трону. Публика взорвалась бурей аплодисментов и восторженными криками. Сидевший на троне человек несколько мгновений внимательно смотрел на Олега, затем медленно поднял руку. Неистовство зала разом прекратилось. В полной тишине повелитель заговорил властным, низким голосом, обратившись для начала к спутнику Олега:

– Спасибо, мой главный визирь, за доставленное мне и моим женам удовольствие.

В ответ главный визирь произнес что-то вроде «рад стараться» и низко поклонился, приложив руку к груди. Затем великий эмир обратился прямо к Олегу:

– Твои дарования, чужеземец, действительно достойны нашего высочайшего внимания, поэтому я намерен оказать тебе высокую честь: ты станешь евнухом в моем гареме, чтобы твое великое мастерство могло и днем, и ночью служить усладой для ушей моих любимых жен.

От услышанной и хорошо понятой великой милости у Олега мгновенно подкосились ноги, потемнело в глазах, а к горлу подкатил внезапный приступ дурманящей тошноты. Он едва мог говорить, но Тамерлан, очевидно, ждал от Олега выражения самой искренней и сердечной благодарности за проявленные к нему таким образом августейшее внимание и трогательную заботу о его беззаботном и завидном счастливом будущем. И Олег, собрав последние силы, сбиваясь и путаясь в словах, залепетал:

– О великий эмир! Твои щедрость и милосердие не знают пределов, но мои сокровенные знания, которые я приобрел в иных землях, намного более обширны, чем одна только музыка!

Лицо человека, безраздельно владевшего половиной мира, моментально побагровело от ярости.

– Что такое? – прогремело на весь зал, разом погруженный в могильную тишину. – Ты хочешь испытать на своей подлой шкуре всю беспощадность моего гнева? Как ты, ничтожная тварь, обрубок хвоста зловонной крысы, смеешь мне возражать?

– Не вели казнить, всемогущий государь, – картинно упав на колени и вспомнив спасительную классику, взмолился Олег, – вели слово молвить!

– Говори, – секунду поразмыслив, приказал Тамерлан.

– Я могу сделать твоих непобедимых воинов парящими высоко в небе и зоркими, как горные орлы. Я способен точно предсказывать будущее для тебя и твоего непобедимого войска на годы вперед. В моих силах…

– У тебя нет никакой силы! – снова загремел на весь зал низкий голос Тамерлана, но уже с более мягким оттенком нравоучения. – Сила есть одна, и она всецело принадлежит всемогущему и справедливому Аллаху, который может ею наградить своих самых лучших слуг и отнять ее у изменников.

После этих слов Тамерлан на минуту задумался.

– Так и быть, чужеземец, – твердо продолжил великий эмир, – ты будешь иметь возможность раскрыть и другие свои дарования, если, конечно, они у тебя есть, как ты это утверждаешь. Я даю тебе на исполнение твоего слова срок в две луны и всех необходимых тебе мастеров в помощники. Твоим непосредственным начальником будет мой главный визирь – досточтимый Хваджа Масуд Савзавари. Если ты исполнишь то, о чем только что сказал, ты станешь очень богатым и знатным человеком. Если же ты не выполнишь свое обещание, данное мне, то за обман ты умрешь самой лютой смертью. Таково мое последнее слово.

В знак безмерной благодарности и еще больше от избытка переполнявших его эмоций Олег распластался на холодных мраморных плитах пола. К нему подскочили стражники и, схватив его за руки и за ноги, быстро вынесли из зала. За ними последовал главный визирь. После того, как стражники его бросили у стены, сразу за занавесом, Олег надеялся какое-то время отлежаться на полу, чтобы привести мысли в порядок. Но это ему не удалось – через мгновение он содрогнулся от тяжелого пинка в бок. Олег быстро вскочил с пола и повернулся в сторону, откуда последовал удар ногой. Перед ним стоял главный визирь с перекошенным от злобы лицом.

– Ты что задумал, шелудивый пес, говори немедленно! – захлебываясь от гнева, воскликнул он.

Олег, у которого от полученного удара снова на полную мощность заработали мозги, гордо выпрямился и бесстрашно, даже с некоторым вызовом в упор поглядел в сузившиеся, желтые от злобы глаза визиря. Выдержав многозначительную паузу и продолжая непрерывно смотреть в глаза врага, он, неожиданно для самого себя, вдруг заговорил полным достоинства и самоуверенности голосом:

– Я задумал до последнего вздоха верой и правдой служить господину нашему, владыке вселенной, наимудрейшему и наисправедливейшему Тимуру Гургану. А ты что удумал? – И без того дерзкий взгляд Олега при этих словах превратился в испепеляющий луч. Ярость, пылавшая до того неугасимым огнем в глазах визиря, как-то сразу потускнела от неожиданного преображения ничтожного раба в равного соперника. Олег же, продолжая наращивать напор и одновременно взглядом пробуравливая противника насквозь, уверенно приказал: – И первое, что мы должны сделать для блага и процветания нашего несравненного господина, – это вернуться в келью Джафара и забрать оттуда магический инструмент, пока он не исчез бесследно.

– Что за инструмент? – машинально спросил Хваджа Масуд Савзавари, но уже вполне миролюбивым тоном.

Полностью перехватив инициативу, Олег развернул наступление по всем фронтам.

– Теперь объясняться не время, – твердо заявил он, – на месте увидишь.

Не проронив больше ни слова, они вышли из дворца. По знаку визиря дворцовая охрана подвела к ним двух коней с богатой упряжью. Вокруг них тут же выстроился отряд из вооруженных всадников. Олег, с трудом вспоминая когда-то давно полученные им на Алтае уроки верховой езды, кое-как взобрался на коня, изрядно сокрушив при этом свой шутовской наряд. Опытные воины, наблюдая этот бесплатный аттракцион, едва сдерживали смех. Подняв высоко вверх факелы, кавалькада двинулась вперед неторопливой рысью.

На подходе к ханаке отряду пришлось спешиться и далее идти по узким проходам, поручив лошадей одному из стражников. Войдя во двор ханаки, они сразу увидели, что дверь кельи Джафара открыта и в ней, подсвечивая себе факелами, орудуют какие-то люди. Отряд бесшумно приблизился к двери и с громким криком ворвался в освещенную изнутри келью. Один из перепуганных насмерть мародеров выронил факел из рук, и беспорядочно разбросанные по полу одеяла, ковры и одежда разом загорелись. Стражники, сопровождавшие визиря и Олега, бросились тушить возникший пожар, и это им удалось. Затем они схватили за волосы воришек и поставили их на колени перед визирем.

– Смерть! – жестко сказал визирь одно только слово. Пленники взвыли, и стража тут же вывела их во двор. Через мгновение вой разом прекратился. Стражники вернулись и встали у дверей кельи. Ни слова не говоря, Олег прошел к вскрытому сундуку. На его дне еще оставались лежать пара вещей. Олег выбросил их и бережно вынул со дна сундука нетронутую мародерами, остававшуюся обернутой Машину Судьбы. Олег торжественно поднес ее к визирю и дал знак охране приблизить факелы. Затем он развернул тряпку, и по стенам и потолку мрачной кельи заиграли волшебными огнями отблески драгоценных камней и благородных металлов. Визирь, как зачарованный, долго смотрел на этот безупречно, с невероятной фантазией исполненный шедевр искусных восточных мастеров, не в силах оторвать взгляда от его бесконечной сложности и совершенства. Наконец он поднял глаза на Олега и тихо произнес:

– А ты не такой простой пенджабец, как мне докладывали. – Затем резким знаком руки визирь приказал одному из стражников забрать у Олега доску. Отряд вышел из ханаки и направился обратно во дворец.

* * *

Наутро в дверь небольшой дворцовой комнаты, в которой теперь обосновался Олег, осторожно постучали. Очнувшись от тяжелого сна, Олег не сразу вспомнил, где и почему он находится. С удивлением разглядывая простершийся над ним балдахин и роскошное ложе, в котором утонуло его тело, он с трудом вспоминал вчерашние события. В дверь постучали во второй раз, но уже настойчивей. Наконец он вспомнил все, резко подскочил на постели и, свесив с нее свои худые черные ноги, громко разрешил стучавшему войти в его покои. Дверь слегка приоткрылась, и на пороге показалась уже знакомая ему рабыня, привычно нагруженная полотенцем, кувшином и тазом. Олег улыбнулся ей, как старой знакомой, и с удовольствием приступил к водным процедурам.

Завершив свой утренний туалет и уже нисколько не смущаясь рабыни, Олег выбрал подходящую для средневекового прораба просторную одежду, накинул легкий короткий голубой халат с огромными дырами вместо рукавов, вместо тюрбана повязал на голову косынку на манер пирата и вышел в коридор. Навстречу ему по коридору торопливой походкой, одетый во все черное, шел визирь. По-деловому поприветствовав Олега и с насмешкой оглядев его наряд, визирь тут же предложил следовать за ним. Они прошли по длинной анфиладе просторных залов и вошли в скромно украшенное, но просторное помещение, по стенам которого были развешаны рисунки зданий в крупном масштабе, карты звездного неба, карты морей, какие-то непонятные схемы с рисунками. В проемах между больших окон стояли высокие, открытые полки, на которых во множестве лежали скрученные в свитки бумажные и пергаментные рулоны. За столами в свободных позах на мягких пуфиках и кушетках сидели и полулежали разодетые в роскошные халаты степенные старцы, уткнув свои длинные крючковатые носы в пожелтевшие от времени старинные манускрипты.

Как только визирь с Олегом вошли в это помещение, старцы, с удивительной для их возраста юношеской резвостью, повыскакивали со своих мест и вытянулись в струнку перед вошедшими. И только один, совсем немощный старик, остался возлежать в своей продавленной до мозаичного пола кушетке, ограничившись низким, затяжным поклоном головы.

Критически оглядев присутствующих, визирь громко объявил:

– Глубокочтимые ученые мужи, верные слуги великого эмира! Наш господин пожелал видеть этого чужеземца, – и визирь бросил короткий, но полный иронии взгляд на Олега, – вашим новым руководителем, под мудрым началом которого вы обязаны неустанно крепить и развивать империю джехангиров и обеспечить на века непобедимость великой армии нашего достославного властелина.

Старцы с нескрываемым удивлением посмотрели на Олега и в знак совершеннейшего согласия низко опустили головы, покорно прикрыв изнуренные чтением глаза тяжелыми веками.

Еще раз разочарованно взглянув на аудиторию, Олег наклонился к визирю и почти шепотом произнес:

– Досточтимый Хваджа Масуд Савзавари, тут произошла какая-то ошибка. В научных изысканиях, в философских откровениях я не нуждаюсь – самыми разумными речами воздушный шар… о, тысячу извинений, летающий шатер не построишь. Мне нужны мастера, люди дела, умеющие собственными руками изготавливать нужные и полезные вещи, а также занимательные безделушки для услады души. Мне нужны кузнецы, медники, стеклодувы, швеи, мебельщики…

Визирь с плохо скрываемой ненавистью посмотрел на Олега и, ничего не говоря, порывисто вышел из зала. Олег последовал за ним. Поравнявшись с визирем, Олег как ни в чем не бывало продолжил:

– Мне нужны отдельный кабинет и пара-тройка просторных помещений под мастерские. Отдельный светлый зал мне необходим для швейного цеха. Помимо швейного цеха… – При этих словах Олега визирь остановился, повернулся к Олегу и сухо сказал:

– Возьми бумагу и напиши все, что тебе необходимо, с указанием даты, к которой это тебе потребуется. Свой кабинет ты получишь немедленно. Завтра тебе доставят четырех расторопных приказчиков, которые обеспечат тебе получение необходимых материалов и людей. По всем возникающим проблемам обращаться непосредственно ко мне. Еще вопросы есть?

– Никак нет, – по-военному ответил Олег, и они снова, уже молча, зашагали по коридору.

Полученный от визиря кабинет понравился Олегу. Достаточно светлый, небольшой, но вместительный, он был совершенно пуст. Вдоль стены навытяжку стояли три дюжих молодца с полуголыми могучими торсами. Визирь представил их Олегу как его охрану и его же новых верных слуг по совместительству, поступавших с данного момента в его полное распоряжение. Молодцы тут же получили от Олега задание найти и доставить в кабинет шефа пару столов, дюжину стульев и пару закрывающихся шкафов.

Распрощавшись с визирем, Олег встал у высокого резного окна и выглянул во двор. Ему открылся великолепный вид: освещенные ярким солнцем пальмы отбрасывали свои рассеянные тени на многоярусные пышные пестрые клумбы; хрустальные струи многочисленных фонтанов наполняли сухой жаркий воздух спасительной влажной прохладой; в слегка волнующихся зеркалах прямоугольных бассейнов отражалась яркая голубизна неба. Олег подумал, что условия для плодотворного творческого процесса вряд ли могут быть лучше. Тем временем заказанная Олегом мебель уже прибыла в его кабинет. Распорядившись поставить столы буквой Т, а шкафы и стулья выставить вдоль стен, Олег отпустил было охрану за дверь, но тут же спохватился и приказал себя обеспечить всеми необходимыми письменными принадлежностями и небольшим, но звонким колокольчиком. Сам же, усевшись во главу стола, ненадолго задумался.

Через некоторое время письменные принадлежности и очаровательный бронзовый колокольчик, выдававший чистый малиновый звон, уже находились на его столе. Поблагодарив охрану за службу и указав на ее место за дверью, он стал разбирать средневековые канцелярские товары. Хотя бумага и не была нарезана в формат А4, а была свернута в рулоны и ее цвет был весьма далек от ослепительно-белого, но ее качество было вполне удовлетворительным. А вот вместо карандашей и ручек Олег получил толстую пачку тростниковых палочек и круглый пузырек густых чернил, больше похожих на тушь. К этому всему прилагался набор линеек, угольников и лекал. Но больше всего Олега поразил прямой, инкрустированный драгоценными камнями обоюдоострый нож, скорее кинжал, которым можно было запросто за один взмах распороть брюхо целого быка. Его назначение Олег разгадал только тогда, когда взял в руку тростниковую палочку, которую охранники называли «калам». Недоуменно повертев калам в пальцах, он наконец сообразил, что его нужно заточить как рейсфедер.

Закончив приготовления, Олег взял заточенный калам в руку и решительно обмакнул его кончик в пузырек с чернилами. Затем, придвинув к себе развернутый бумажный лист, он старательно вывел на нем цифру 1 и рядом по-русски написал печатными буквами: «Шелк». Строчкой ниже он вывел цифру 2, поставил точку и также по-русски написал: «Нитки». После этого Олег на минуту задумался, взял другой лист бумаги и принялся что-то быстро чертить. Он крупно изобразил монгольскую юрту, а вместо дна пририсовал к ней точно такой же купол, каким был верх юрты, но перевернул его макушкой вниз. Удовлетворившись изображенной конструкцией, он проставил ее размеры: диаметр юрты – 15 метров, общая высота вместе с двумя куполами – 25 метров. Проведя затем по поверхностям юрты горизонтальные и вертикальные разделительные линии, он принялся за вычисление площади поверхности всего сооружения и расчет потребного метража ниток для сшивания отдельных кусков шара. Не забыл он и о корзине и крепительных канатах. В скрупулезных подсчетах и записях он провел остаток дня. Назавтра он решил заказать дворцового писца и продиктовать ему свою спецификацию потребных материалов, попутно осуществляя необходимый перевод единиц измерения.