Читать книгу: «Бесконечный путь по цикличной спирали. Часть 2», страница 3

– Чёрная спортивная машина без переднего номерного знака… Кажется, сегодня удачный день…

– Послушай, мы торопимся… Давай вернёмся к тому, на чём остановились… А?

– Боюсь, что нет. Тут уже серьёзно ты попал, парень. Личную обиду, то есть неуважение… Эээм, оскорбление при исполнении я бы замял ещё… Но тут по-взрослому ты влетел…

Раин решил идти до конца напролом.

– Деньги есть… Давай, я заглажу вину и лично перед тобой, и перед законом. Ты же тоже представитель закона. Зачем тебе ещё делиться с этими полосатыми палками?

Соблазн был великий. Но если провернуть всё официально, выгода представлялась тоже весьма весомая. Серьёзный нарушитель. Уход от сотрудников охраны правопорядка на дорогах. И только он один молодец. Его личными усилиями. Благодаря индивидуальным профессиональным качествам. С риском для собственной жизни. Рапорт для отчётности. Официальная благодарность. Премия. Возможно, даже по телевизору покажут. У начальства на хорошем счету. А если всё сложится, то повышение по службе. Прибавка к зарплате. Новое звание побыстрее дадут. Перспективы вырисовывались очень радужные. Решено.

– Нет, парень. Попал ты. Попал.

– Подумай, деньги-то немалые. А мы то-ро-пим-ся.

– Ммм… Нет. Это мой служебный долг, как-никак. Ха-ха! В следующий раз будешь знать, как рыпаться и возбухать на патрульных полиции. Это станет тебе хорошим уроком. Я тебе ещё и дачу взятки припишу до кучи.

Полицейский развернулся к заглохшей машине и, открыв дверь, потянулся к рации. Он не видел, что Раин решительно направился к нему.

Только успев схватить рацию, лежащую между креслами возле коробки переключения передач, патрульный почувствовал, как непреодолимая сила, которой невозможно было сопротивляться, активно тянет его из салона на улицу. Кто-то взял его за ремень и воротник плотной рубашки, резко выдернув из машины наружу.

Рация осталась в руке. Палец рефлекторно нащупал кнопку и судорожно нажал её.

– Патруль ноль… Чьйееет…

Голова полицейского встретилась макушкой с задней дверью машины. Снова его потащило куда-то назад, пришлось быстро перебирать ногами, чтобы не упасть. В месте удара осталась вмятина. Сопротивляться было бесполезно.

– Патруль ноль… Чиыыы…

Второй удар был гораздо сильнее первого. И снова головой в дверь. Несчастный полицейский превратился в живой таран, которым Раин штурмовал задние сиденья служебной патрульной машины.

Силы резко покинули полицейского, он выронил рацию. Разум немного помутнился от сотрясения мозга. Ему стало плохо, голова закружилась, он почувствовал, как теряет сознание. Его нестерпимо затошнило, и патрульный ощутил, что сейчас его вот-вот вырвет.

– Паскуда – ты!!! Я же ясно сказал, что мы торопимся!!! Дал бы нам уехать, всё бы с тобой было хорошо. Жадная ты сволочь!

Третий удар пришёлся не в дверь, а в стекло двери. И снова головой. Осколки расцарапали лицо и затылок бедолаги в форме. Но он этого не почувствовал, потому что уже отключился.

– Вот так-то! Отдохни тут, пока мы уедем.

Патрульный сидел на земле, облокотившись спиной на ту саму дверь, в которой теперь не было стекла, но зато была большая вмятина. На его груди осталось пятно из рвотной массы. Трёх ударов вполне хватило, чтобы вырубить этого «принципиального и неподкупного» блюстителя закона.

Полностью удовлетворённый Раин неспешно и вразвалку направился к своей машине. Подойдя к по-прежнему открытой двери водительского места, он снова услышал обращение в свой адрес.

– Стой!!! Стояяять! Ммммм…

Раин послушался и развернулся.

Напротив него, шагах в десяти, стоял потрёпанный и избитый патрульный. Лицо его было в крови и мелких царапинах. Он держался одной рукой за голову, которая невыносимо болела от полученных ударов. Ноги еле держали тело, тряслись и подкашивались. Его кидало из стороны в сторону, как будто он стоял в лодке, качающейся на воде. Кобура оказалась расстёгнута, но оружия там уже не находилось, потому что вторая рука была поднята и выпрямлена в локте, а кисть сжимала табельный пистолет.

– Сейчас я тебя пристрелю, а меня оправдают, а ещё и наградят. Понял, ублюдок?!

На лице Раина появились черты, которые превратили его в истинного полубеса. Что бы он там не говорил Ишкариоту о том, что не считает себя воплощением тёмной стороны жизни. Сейчас перед патрульным стоял не человек, но зверь. Увидеть настолько искажённое злобой и ожесточённое ненавистью лицо, значит приблизиться на шаг к своей смерти, потому что второй шаг будет последним. Ибо так выглядит хищник, нацеленный на убийство своей добычи, своей жертвы. Он только лишь ждёт подходящего момента для броска, чтобы в следующую секунду растерзать врага.

Вены Раина вздулись и посинели, дыхание стало тяжелее, грудь вздымалась всё чаще, то расширяясь, то резко опускаясь вниз. Кожа стала ещё бледнее. Болезненный сероватый оттенок исчез, и теперь это был чисто белый цвет кожи с яркими, чёткими прожилками синего и фиолетового оттенков. Эти вздувшиеся вены и артерии пугающе пульсировали в такт дыханию.

Пистолет направлен прямо на Раина. В наступившей напряжённой тишине сухо и громко отщёлкнул предохранительный механизм взвода, приводящий оружие в полную боевую готовность. Стрельба будет вестись на поражение, это ясно. Остаётся только нажать на курок, и пули калибра девять миллиметров полетят в молодого и сумасбродного нарушителя.

– Что, страшно, тварь?!

– Нет!

Медленным, но напористым и неотвратимым шагом Раин двинулся к полицейскому. С уверенным и хладнокровным выражением лица он представлял реальную угрозу для существования патрульного. Словно одержимый или фанатик, находящийся не в своём уме, Раин выбрал объект, который был намерен казнить прямо сейчас, расправившись с ним быстро и максимально жестоко. Казалось, что этот парень в чёрном вовсе не знает ничего о таких понятиях, как милосердие, человеколюбие и жалость. Полицейский понял, опасность очень велика, и если промедлить, то его, скорее всего, убьют.

Первый выстрел, оглушивший маленькую узкую улицу, как гром, на мгновение остановил парня в чёрном. Но только на мгновение. Раин посмотрел на ранение. Пуля прошла навылет где-то чуть ниже ключицы, у плеча.

– Хана тебе, урод!!!

Раин кинулся к стрелявшему, в три энергичных прыжка преодолев отделяющее его расстояние. Следующие два выстрела тоже попали в цель, но уже не произвели абсолютно никакого эффекта на разъярённого полубеса. Он принял их своим телом, когда настигал полицейского, который застыл, как вкопанный с животным страхом и паникой в глазах от увиденного. Третья пуля, и вовсе, просвистела мимо головы Раина в роковой близости от его уха. Именно этот выстрел и определил судьбу покалеченного патрульного. Он мог спастись, если бы выстрел пришёлся точно в голову, продырявив её или размозжив череп. Такое прямое попадание смертельно для любого организма, любой человек умирает от пули в лоб, так же, как и любой полубес, и любой хранитель. Не исключением был и Раин. Но вот только вышло всё наоборот.

Левой рукой Раин взялся за ствол пистолета и резко дёрнул его, провернув вокруг оси, которой стала рукоять оружия. Послышался хруст костей. Это сломался указательный палец правой руки патрульного, оставшийся на спусковом крючке. Его вывернуло наружу спусковой скобой, и, конечно, металл оказался крепче костей и хрящей человеческой кисти. Теперь палец был согнут, но не в естественном, а противоположном ему направлении. Больше стрелять тут никто не будет. По крайней мере, патрульный, уж, точно.

Бедняга даже не успел почувствовать боль сломанной конечности, он не вскрикнул, и его лицо не скривило сморщенной гримасой. Всё произошло слишком быстро, а потом организм испытал состояние болевого шока, который разом притупил все чувства.

Правая рука Раина быстрым и коротким движением воткнулась в нижний участок подбородка по диагонали снизу вверх. Удар был не проникающий и размашистый, а чёткий с ограниченной небольшой амплитудой. После столкновения с краем подбородка кулак по той же траектории движения сразу вернулся обратно. Этого незаметного движения хватило, чтобы нанести максимальное увечье.

Челюсть оказалась выбита. Выбита и сломана на две половины. Теперь только кожа, обтягивающая лицо, не позволяла нижней челюсти отвалиться, распавшись на части.

Несчастный патрульный уже не понимал, что с ним происходит, оставаясь подневольным участником событий. От него сейчас и, вправду, мало что зависело. Он был обречён.

Удар голенью чуть выше колена сломил дряблого полицейского. Кажется, что-то треснуло и там тоже. Молодой патрульный словно смиренно преклонил одно колено перед Раином, соглашаясь с его неоспоримым превосходством, уступая ему в виду безоговорочного преимущества и принимая свою участь. Естественно, сделал он это неосознанно. Ему уже не было больно, так как шоковое состояние от страшных травм заглушало все нервные импульсы, мозг отказывался думать, а тело чувствовать. Он окончательно сдался, предвидя свой близкий и страшный конец. Но сопротивляться не было ни сил, ни возможности, а главное даже желания. Остался только страх перед неизбежностью.

Раин склонился над поверженным, положив на левую часть его головы свою сухую и венозную ладонь, полностью накрыв ею ухо. Пострадавший от сильных ударов, нанесённых с предельной скоростью и точностью, находился полностью во власти свирепого полубеса. Раин пристально заглянул в глаза партрульного, в которых не смог разглядеть уже ничего. Полное отсутствие мысли и признаков проявления воли. Даже мольбы о пощаде не прочитал Раин в этом пустом взгляде. Ничего. Но его это вполне устроило, потому что именно этого он и хотел. Полубес был рад, что смог выбить из этого человека всю дурь… Перед смертью.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, Раин обернулся. Около его машины стоял, облокотившись на открытую дверь, Ишкария. Он с интересом наблюдал за тем, как молодой и вспыльчивый парень использует свою необузданную силу. «А может быть, он наблюдет за тем, как эта внутренняя тёмная сила использует меня, как она мной манипулирует, пытаясь изменить?», – подумал Раин неосознанно. Эти слова пронеслись, словно вспышка где-то внутри него. Не в голове, нет, не в разуме, залитом гневом, а в душе, куда мрак ещё не успел проникнуть до конца, полностью пропитав там всё своим тлетворным злом.

«А вот хрен тебе…», – сказал про себя полубес, но сделал это уже вполне осознанно, с выражением.

Раин снова уставился на полицейского глаза в глаза. Первоначальное желание разделаться с ним, размазав его голову о крыло автомобиля, немного отступило, хотя оставалось вполне весомым. Ещё бы. В теле полубеса зияли три дырки, а одна пуля чуть не пробила ему висок. На месте патрульного мог сейчас оказаться он сам с дыркой в голове. Но желание испортить настроение Ишкариоту поступком, которого тот не ждёт от своего подопечного, разжигало сознание молодого полубеса гораздо жарче, чем безумный гнев и личная злоба.

– Запомни этот момент, жалкий жирный слизень… Я могу легко прикончить тебя сейчас… Я хочу, чтобы ты осознал свою беспомощность… Никогда больше не вставай у меня на пути… Никогда… Второго шанса у тебя не будет… Я обязательно убью тебя при случае…

Раин крепко схватился за нос того, кто был сейчас на коленях, и провернул его, выкручивая и сворачивая в бок. Подумав ещё немного, полубес сильно ткнул полицейского в лицо, не отпуская зажатый пальцами сломанный и вывернутый нос. Тот тяжело завалился на спину всей своей грузной тушей.

– Мешок с дерьмом.

Успокоившись, Раин окончательно сменил свой гнев на милость и принял решение не убивать это жалкое создание. Он выпрямился, и его тело пронзила боль, как будто его проткнули горячим шершавым стержнем с зазубринами и металлическими занозами от головы до копчика. Боль была одновременно острая и тупая, жгучая и леденящая, но она определённо была невыносимой, такой резкой и внезапной, что всё тело сковало, и стало невозможно пошевелиться, а её эхо отдавало в самую макушку и нервные окончания на кончиках пальцев рук и ног, оставаясь там изнуряющим мучительным гудением.

Всё-таки, ранения стали хоть и не смертельными для Раина, но три простреленных в организме дырки оказались весьма ощутимыми даже для полубеса.

Разум снова чуть было не затмили эмоции, молодой парень вспылил, но, увидев сладкую и довольную улыбку Ишкарии, вовремя одумался и пришёл в себя. Раин подумал, что не убьёт этого полицейского, по крайней мере, сегодня, а пара сломанных рёбер этого жалкого хряка в форме довершат общую картину, сделав её идеальной. Он ткнул лежащего на земле и тихо стонущего полицейского в бок, вдарив ему ногой, но не слишком сильно, чтобы тот не умер от внутреннего кровотечения прямо на глазах у получающего удовольствие Ишкариота.

Постояв ещё немного над искалеченным телом, одновременно приводя в порядок и своё самочувствие, Раин сплюнул прямо на патрульного. Затем он медленно, преодолевая боль в теле, подошёл к открытой двери служебной машины. Аккуратно наклонился, опершись рукой на кузов, и поднял рацию, выроненную незадачливым слугой закона.

– Уж, лучше бы ты взял деньги, мудило продажное!..

Раин кинул рацию рядом с искалеченным телом.

– На вот… Исполняй свой служебный долг, блюститель порядка. Раз ты такой принципиальный. Вызывай теперь кого хочешь… Если сможешь.

Пока молодой парень медленно ковылял к своей машине, бережно поддерживая сам себя за бок одной рукой и прижимая вторую руку к грудной клетке, он краем глаза заметил, как плавно спадала нахальная и самодовольная улыбка с лица его старшего напарника. Лицо Ишкарии стало мрачным и разочарованным, даже разозлённым, а выражение приняло вид, словно он только что вкусил кислый лимон, и его это взбесило, потому что ожидал он медово-сахарного послевкусия во рту.

Может быть, поэтому Ишкария, негласно считавший себя своего рода наставником парня, даже не шелохнулся, чтобы помочь Раину добраться до машины, и молодому полубесу пришлось в одиночку, преодолевая жуткую боль в теле, пройти весь путь самостоятельно. Добравшись, он рухнул на водительское сиденье и, захлопнув дверь, тяжело выдохнул. Убедившись, что всё позади, сел обратно в машину и Ишкария.

– Ты как, Раин?

– Хххх… Куртку мне испоганил…

– А сам как себя чувствуешь?

– Ты знаешь… Хххь… Довольно удовлетворительно… Ххххь… Настроение хмурное… Хх… И немного в затылке ломит… Аххх… Наверное из-за погоды… Или выпил мало… К вечеру должно пройти… Аххх…

Шумное дыхание и свист в голосе говорили о том, что ранения были тяжёлые и серьёзные, но Ишкариот не сомневался, что Раин это переживёт, потому что представлял весь потенциал жизненной силы полубесов, их исключительные качества организма и возможности их физических тел, которые подпитывала полная особых энергий душа. Он сам был когда-то полубесом, до обращения. Тем более, что у Раина оставались силы на неуместный юмор.

– Я так понимаю, что мы уже никуда не торопимся? Верно, Раин?

– Ты правильно понимаешь, мой друг… Хххь… Я немного не в форме… Устал малость.

– Ничего… Ничего… Всему своё время. Всему своё время, Раин. Правильно же люди говорят, что ложка хороша к обеду.

– Что?.. Хххь…

– Это не важно… Не так важно, Раин.

– Думаю, мы отложим всё ненадолго… Ххххх… К концу недели я буду на ногах.

– Да, я тоже думаю, что выздоровление много времени не займёт. Видишь, как шатко положение полубесов. Ваше тело очень ранимо, это тонкая и хрупкая структура. Вот о чём я тебе говорил. Какой-то жалкий человек тебя чуть не застрелил. Что же тогда говорить о паладинах света?

– Ничего… Ххх… Это пока что я – полубес… Хххь… Но это не на долго… Ахххь… Посмотрим, на что способны эти твои хранители… Ахххь… Я умирать не собираюсь, это точно… Хххх… Пусть лучше они, чем я.

18

Когда лежишь на спине, деревья кажутся ещё длиннее. Ощущение такое, что они вот-вот завалятся и упадут на тебя. Под таким углом создаётся впечатление, как будто стволы растут не параллельно, а так, словно их основания у земли расставлены широко, но там, на верху, они сходятся друг к другу своими макушками. Видимо, это – секвойи. Как тут замечательно пахнет. Острые, колючие ароматы хвои, такие приятные и бодрящие. Вот он, бодрящий запах девственной нетронутой природы.

Некоторые деревья настолько высокие, что их верхушки прячутся в утреннем тумане, который уже начал понемногу рассеиваться то там, то тут, поднимаясь всё выше к небу, одновременно теряя свою насыщенность и плотность. В воздухе зависла утренняя влага, немного сыро, а кое-где мох и лесная подстилка ещё покрыты каплями холодной росы. Как здесь свободно дышится, несмотря на то, что всё вокруг словно насыщенно чем-то, пропитано особой составляющей, невидимой, но очень объёмной и тяжёлой. Каждый вдох питает организм силами и энергией. Хочется вдыхать глубже и глубже, наполняя лёгкие тем, что витает в атмосфере этого леса. Ещё немного и этим воздухом можно будет наесться, настолько он ощутим во рту, настолько он наполнен таинственным эфиром. Ощущение такое, что его совершенно реально собрать на весу в комок или в желеобразную массу, подержать в руках и надкусить. Но как же легко он проникает в тело, как же благотворно струится по нему. Осязаемый, но кристально чистый и прозрачный целебный воздух с хвойным привкусом. Им невозможно насладиться вдоволь, не покидает непреодолимое желание вбирать его снова и снова, ещё и ещё, как можно больше. Душа ликует от магического удовольствия. И вместе с тем всё это убаюкивает, успокаивает и умиротворяет. Гармония… Полная гармония. И наслаждение. Гармония и наслаждение.

Солнце ещё не взошло… Нет, скорее всего, оно взошло, но пока ещё не достаточно высоко, чтобы своими лучами пробить этот серовато-белый дымчатый туман, нависший над мирным сонным лесом и распластавшийся высоко в кронах деревьев. Белёсая туманная мгла затмила небосвод и покрыла его всей своей призрачной массой так, что высокие деревья уходили своими стволами в эту дымку и терялись, застревая в ней ветками своих крон.

Тихо. Очень тихо. Никаких звуков. Полная тишина. Спокойная тишина, не тревожная и не таинственная. Вовсе нет. Тишина смиренная, уравновешенная, безмятежная. Ничего тут не может произойти страшного или пугающего, это, уж, точно. Лес настолько безмятежный и меланхоличный, что ему просто нет дела до человека, лежащего здесь, между секвойями, на спине, широко раскинув руки и ноги в форме морской звезды.

Находиться в этом месте, безусловно, приятно. Просто замечательно здесь находиться. Так хорошо… Нет таких слов, чтобы описать, как здесь хорошо… Ооо, этот приятный запах хвойного леса, наполненный душистыми ароматами, в которых слышались полусладкие и полутерпкие нотки, удивительным образом сочетающиеся с утренней прохладой и свежестью.

Раннее утро… Поэтому так тихо. Природа сама, наверное, ещё спит. Что же, пора её немного побеспокоить. Только очень тихо и аккуратно. Поделикатнее, чтобы не нарушить и сохранить эту магическую атмосферу.

Аксель приподнялся, опершись на руки. Затем медленно встал и огляделся. Вокруг не было ни души. Он прислушался. Кажется, ему послышалось еле уловимое журчание воды. Но только послышалось. Он не был уверен, может, это плеск струящейся лесной речки, а может, он просто слишком резко вскочил с земли, и в голове что-то помутилось. Парень постарался напрячь слух, но второй раз ничего уже не услышал. Что же, надо проверить. Всё равно дел пока особо никаких нет. И Аксель зашагал куда-то, надеясь наугад выйти к предполагаемой воде, если только это было действительно журчание.

Пройдя несколько шагов, он поравнялся с одним из наиболее широких деревьев, чей ствол рос среди навала из пары-тройки каменных валунов. Ничего не подозревая, парень прошёл мимо.

– Приветствую тебя, Аксель.

– Оу!!! Уууххх!

От испуга парень аж подпрыгнул на месте и мгновенно развернулся. Рефлексы сделали своё дело, и он весь сжался, как пружина, напрягая все свои мышцы, готовый к любому продолжению событий. Но, увидев напротив себя Соломона, опустил руки, выдохнул и расслабился. Лицо озарила довольная и благодушная улыбка. Аксель был рад встретить в этом дивном месте своего товарища.

– У меня чуть сердце не разорвалось от страха. Нельзя так с людьми, Соломон. Нельзя.

– Я искренне прошу прощения. Просто не хотел тебя будить. И нарушать твоё личное пространство. Безусловно, я виноват. Нужно было догадаться и предусмотрительно выйти отсюда пораньше, чтобы не напугать тебя… Я не подумал.

– Ничего, всё в порядке. Ты давно здесь?

– Это в зависимости от того, что принимать за условный эталон, оговорив начало отсчёта и единицы измерения, при употреблении слова «давно».

Соломон, как всегда, был непроницаем и говорил совершенно серьёзно. Но Аксель уже привык к характеру и индивидуальным особенностям этого человека. К тому же за последнюю неделю парень лично убедился, что время, так же как и пространство – понятия весьма условные.

– Да, это ты правду говоришь. Время для меня уже давно потеряло смысл. Время… Пространство… Законы физики… Все эти эзотерически-астральные… Эээм… Не знаю, как выразиться, чтобы ты меня понял. Всё так зыбко, так тонко… Я словно на пороге величайшего открытия, словно предстал пред чем-то грандиозным, но только любуюсь всем этим чудом, не в силах осознать весь масштаб, всю суть, чтобы воспользоваться этим откровением и применить на благо… Словно я чего-то не понимаю… Но даже то, что мне открылось и открывается до сих пор… Это… Это… Волшебно… В общем, я начинаю привыкать. И знаешь, мне нравится. Сначала я воспринимал происходящее, как нечто особое, нереальное, выходящее за привычные рамки…

– А теперь?

– Теперь?.. Теперь это всё для меня и есть реальность. Всё это – часть моей жизни. Мне кажется, я начинаю проникаться чем-то новым… Хорошее чувство. Интересное.

– Чувство познания?

– Возможно, очень похоже на него…

– Желание жить полной жизнью? Желание жить, созидая?

– Да! Вот именно… Жить, познавать и созидать… Только в одно слово! Как это будет, Соломон? Ты должен знать.

Но Соломон только улыбнулся в ответ, поджав губы и отрицательно покачав головой из стороны в сторону.

– …К сожалению, Аксель. Жизнь слишком многогранна, чтобы сводить всё в одно слово. Но я тебя понимаю, поверь.

Аксель не заметил, но они уже не стояли, а неспешно брели по пробуждающемуся лесу. Брели просто так, без особой нужды и определённой цели. Они гуляли и беседовали, как старые закадычные друзья.

– Сколько прошло времени с момента, как мы сидели там, на пляже? Какой сегодня день?

– Если не ошибаюсь, когда наши физические тела проснутся, будет уже суббота.

– Ооо, значит на работу не нужно завтра. Класс! Знаешь, а у меня такое чувство, что прошло уже полгода. Ох уж, эти внетелесные путешествия. Хочется кричать от переполнения эмоциями.

– Астральная проекция – часть твоей жизни не менее значимая, чем материальная. Мир материй не единственный. Определённо, ты сам этому свидетель. Твоё сознание прекрасно может существовать и вне физического сосуда. Но есть и другие миры.

– Например?

– Например, такие, где существуют единственно энергетическая или духовная составляющие. Есть миры, в которых господствуют исключительно чистый разум и сознание. В таких местах нет понятия материи. Если можно так выразиться, то всё материальное и осязаемое там – есть проявление чуда.

– Я даже не буду спрашивать, откуда у тебя такая информация…

– Как хочешь, можешь не спрашивать.

Соломон, видимо, был готов продолжить разговор на тему иных миров. Но по своему обыкновению в очередной раз не понял, что ироничное высказывание Акселя являлось вовсе не утвердительным, а имело тонкий подтекст и выступало именно в качестве вопроса. Парень в свою очередь добродушно простил это кадровику, не напирая на товарища и не задавая лишнего.

– Вот скажи мне, Соломон, я правильно понимаю… Если утрировать понятия… То есть физическое тело, так?

– Да.

– Есть разум… Так?

– Да.

– И есть ещё душа… Так?

– Да, сознание. Но чаще люди, почему-то, употребляют термин душа.

– Ага… Ну, да… А что из перечисленного самое главное?

– Очевидно, что это весьма субъективно.

– И всё же…

– Могу лишь высказать своё мнение, которое я определяю по отношению к себе же.

– Поделись… Мне интересно…

– Тебя интересует развёрнутый ответ или более краткий, в виде тезисов?

Зная всю скрупулёзность Соломона в подобных вопросах, Аксель понимал, если кадровик увлечётся, то ответ может затянуться надолго, причём, вероятно, больше половины из того, что скажет Соломон, Аксель и вовсе не разберёт.

– Постарайся покороче.

– Ну, хорошо… Попробую ответить максимально сжато в публицистическом стиле.

Аксель улыбнулся. Наивности и искренности Соломона не было предела.

– Как ты уже сказал ранее, условно можно выделить три тела существования жизни, которые составляют единую совокупность в определённой системе мироздания.

– Попроще, Соломон, прошу…

– Это ясно пока?

– Да, но ты на грани понимания.

Глаза Акселя искрились улыбкой, но лицо сохраняло внимательное и сосредоточенное выражение.

– Тогда продолжим. Три тела: тело духа, тело разума и тело материи.

– Ага.

– Обрати внимание, для меня порядок именно такой, как я перечислил.

– Значит для тебя главное – душа? Сознание?

– Определённо. Но человек, как сложное и уникальное творение жизни – есть целое из трёх тел, одновременно существующих и взаимосвязанных.

– А душа? Почему для тебя она на первом месте? Почему она так важна? Что в ней особенного?

– Душа?

Соломон немного замялся, Аксель почувствовал, что кадровик немного смутился, словно ему было неудобно говорить об этом. Как будто разговоры о душе являлись для него темой интимной и слишком личной.

Подумав немного, Соломон гордо поднял голову, с выразительным видом и присущей только ему статью открыто начал свою речь. Немного задумчиво, но необычайно вдохновенно кадровик говорил уже не с парнем, а словно сам с собой, вслух озвучивая негласные истины.

– Душа – есть единое из неделимого. Душа – есть мудрость, воля и любовь. Поэтому душа – есть начало всего, часть всего и конечная цель всего. Душа – есть опыт и созидание.

Аксель обалдел от такого ответа. Это было по-настоящему сильно.

– И что это значит?

– Ты запомнил, что я тебе только что сказал?

Парень, глядя себе под ноги, по памяти мысленно повторил произнесённые Соломоном слова, как скороговорку, параллельно заучивая её.

– Кажется, да…

– Тогда ты сам должен понять смысл. Это важно.

– Я постараюсь.

– Кто знает, вероятно, осознание этого добавит тебе стигматов на руках.

– Ты про эти символы в виде татуировок?

– Именно.

Аксель вытянул руки перед собой. Теперь кроме двух первоначальных непонятных иероглифов на бицепсах с внутренней стороны, обращённой к телу, на его руках проявились ещё несколько рисунков чёрно-серого цвета, среди которых можно было определить что-то, напоминающее спирали, прерывистые чёрточки и нечто, похожее на короткие тексты. Выглядела такая роспись эффектно, хотя сам парень никогда не мечтал о модных татуировках на своём теле, считая это глупостью и легкомыслием, навеянными сомнительной культурой и модными течениями. Но тут уж от него, как оказалось, мало что зависело.

Эти стигматы проявлялись сами собой, словно выжигая участки кожи изнутри, оставляя ожоги на теле в виде таких вот тёмных пигментных пятен. Он не знал принцип, по которому они образовывались, но мог только догадываться, вспоминая слова Самсона о жизненной силе, сопоставляя их со словами Соломона о накоплении опыта. У Соломона и Самсона тоже были похожие тёмные пятна на теле в виде узоров и символов, но у каждого свои, особенные, словно подчёркивающие их индивидуальность.

– Однако, единственно душа – вовсе не главное. Гораздо важнее её гармония и естественное сочетание совместно с разумом и плотью. Ни в коем случае нельзя забывать о развитии разума и, разумеется, тела материи, то есть тела физического.

– Да, я понимаю, о чём ты.

– Запомни одно. Предела нет. Всегда.

Аксель не нашёл подходящего ответа и решил просто промолчать. Но слова эти остались в его памяти так же, как и та «скороговорка», которую он только что заучил наизусть. Парню захотелось развить тему разговора, и он продолжил задавать вопросы без всяких плохих мыслей, поддерживая интересную беседу.

– Ну, а если же вернуться к моему вопросу и говорить о значимости души, материального тела и разума, то вот тебе простой пример. Есть одно выражение: «Сначала ты ищешь справедливость, а потом ты просто ищешь работу».

– И что?

– А то, что тяжело думать о высоком, сражаясь за идеалы, когда тебе нечего есть и ты находишься на дне жизни. Согласен?

– Вероятно…

– Это я и имею в виду. Невозможно пробудить мысли о высоком там, где их быть не может в принципе. Ты слышал что-нибудь о пирамиде потребностей Маслоу?

– Да, конечно.

– И что скажешь?

– Хорошая теория. Вполне применима к жизни.

– Вот видишь, простой пример, подтверждающий мои слова.

– Но я всё-таки возражу, с твоего позволения. Если не думать ни о чём, не верить ни во что, не представлять себе прекрасное и светлое будущее, то так и останешься где-то внизу этой пирамиды.

– Это всё лирика…

– Нет, Аксель, это работает, поверь. Сначала «мысль» потом «форма».

– Это ещё что?

– Имеется в виду, что ничего не бывает из пустоты. Материя тесно связана с мыслью, разумом. Если ты о чём-то подумал, представил что-либо, значит, это уже есть. В сознании, в твоей ментальности, и это уже реально, это уже существует. Только ещё не реализовалось. А если это откровенно и искренне, если ты действительно поверил в это, значит, оно обязательно обретёт материальную форму. Как угодно, но обретёт, нужно только быть готовым это принять.

– Чтобы что-то получилось, нужно что-то сделать…

– Это вопрос или нет?

– В смысле? Я не понял…

– Если ты утверждаешь, то снова зацикливаешься, замыкая свои мысли на материальном, это не совсем правильно. А если ты спрашиваешь, то я отвечу: «Да, нужно сначала что-то сделать. Например, сконцентрироваться ментально, подумать, осознать нечто, очень сильно этого захотеть, определиться, сформировать образ, который будет планомерно обретать форму».

– Опять ты с начала. Мы, как глухой с немым…

– Только изменив себя, человек изменит своё окружение, но человек никогда не станет что-то делать вдруг, для этого первостепенно он обязан изменить свой разум, образ мысли и только потом сможет обратиться к форме, прилагая все усилия. А начинается всё с души.

– Возможно…

– Вполне возможно… Так и есть.

Аксель и Соломон, прогуливаясь по утреннему лесу, оба получали удовольствие от разговора друг с другом. И природа располагала к этому, как нельзя лучше.