Читать книгу: «Явление», страница 8

На этом месте иллюзион обрывается, оставляя больше вопросов, чем ответов. После просмотра истории Фаустуса «страшный» иллюзион про инкуб кажется мне теперь по-детски наивным. Мы в сфероиде познания знакомились с религиями прошлого, и скрытая интрига иллюзиона про Фаустуса очень похожа на идею реинкарнации, но почему Рита добровольно согласилась на то, что Фаустус станет частью её сознания? Или, может быть, Фаустус научил внешнее устройство памяти не только записывать информацию из мозга, но и переносить её обратно в другой мозг, а в этом случае Рита – просто матрица для Фаустуса. И Фаустус продолжает жить как часть сознания Риты? Теперь понятно, почему Высший Совет так щепетилен по отношению к этой теме.

Со всеми этими мыслями я пошёл к Элен, вернее, она назначила мне встречу. Я поздоровался с учителем и не знал с чего начать разговор. Она увидела мою растерянность и предложила сегодня провести совместную медитацию. Я был взволнован и смог в ту медитацию опустить точку концентрации внимания только до позвонка, отвечающего за печень. После медитации Элен сказала мне, что она очень переживала за меня и за то, что не смогла сразу понять, как помочь мне победить неявный страх коммуны, но теперь она чувствует, что я взволнован уже не от той детской истории. Для меня, конечно, было странно, что учитель невольно поставила перед своим учеником столько новых вопросов, но детский страх перед коммуной у меня действительно исчез.

Я обещал вернуться к особенности нашего быта, а именно: почему мы не ходим друг к другу в гости. Чтобы объяснить эту обыденность необходимо углубиться в историю. Когда мой отец был ещё подростком, в Урбаюнит395 провели плебисцит под названием «Равенство или возможности?» Общество разделилось почти пополам, но победили всё-таки сторонники равенства. С тех пор в нашем урбаюните все граждане равны, все услуги и товары у нас бесплатны, у нас вообще нет денег. Но сам Урбаюнит395 за все внешние ресурсы должен платить, поэтому учёт затрат всё равно ведётся очень строго, как количественно, так и в полезных единицах, которые, по сути заменяют деньги. Так вот, расходы каждого человека учитываются, хоть он за них и не платит, и если за три года количество затрат на человека превышает количество полезных единиц, которые он принёс урбаюниту, то его могут выселить в startup-урбаюнит на переобучение, причём даже члены семьи не смогут компенсировать убыток этого гражданина своим положительным сальдо, потому что у них нет права распоряжаться своими полезными единицами. И хотя стоимость воды оценивается большим количеством полезных единиц, но не это стало причиной негостеприимности урбаюнитцев. Первые годы равенства все радовались тому, что можно не задумываться о своих тратах, но постепенно Совет установил счётчики на все услуги, а потом потребовал вносить в базу данных отчёт о воде, потраченной гостями, причём гости должны были акцептировать эти показания. Наш сосед Геннадас, к которому в молодости, по словам отца, особенно часто ходили подружки, часто шутил в то время, что он всем «прощает», но когда Совет выставил ему длинный список посещений с длительностью больше часа его апартамента и потребовал отчёт о расходе воды гостями, то Геннадас рассвирепел и кричал на всю округу, что не за это он боролся, когда агитировал голосовать за идеи равенства. Но его перевели на минимальный паёк воды, позволяющий два раза сходить в туалет и утолить естественную жажду. С большим трудом он составил отчёт и упросил подписать его всех посетивших его дам, а после этого уже никого больше не приводил к себе домой.

По этой же бюрократической причине я столкнулся с большими трудностями, когда начал искать в своём урбаюните пачку бумажных листов, так как писчая бумага не входит в список необходимых для жизни товаров для взрослых. Принцип равенства не позволяет удовлетворять чьи-то прихоти за счет насущных потребностей большинства жителей – так прописано в Кодексе Равенства, который не может нарушить никто, независимо от его статуса. Вначале я обратился с просьбой в Совет Урбаюнита395 и через два дня в моей коммуне я прочитал обоснованный отказ. Многие жители других урбаюнитов удивятся таким сложностям. Действительно, я даже не могу попросить бумагу у кого-нибудь из знакомых, потому что по Кодексу Равенства граждане не могу самовольно распоряжаться имуществом, а если у них появились излишки чего-то, то они обязаны сдать их в Совет, потому что принцип равенства гарантирует только потребление по потребностям, а сверхпотребление является проступком, противоречащим Кодексу Равенства. Но я всё-таки решил эту проблему. Каждый житель Урбаюнита395 имеет право один раз в жизни съездить на море, для этого нужно с самого детства записаться в лист ожидания. И, оказывается, была принята поправка к Кодексу, позволяющая заменить поездку на море на право заказать себе любые не нужные для жизни товары в пределах сэкономленных для Совета полезных единиц. Мне, конечно же, хотелось потрогать руками море и вдохнуть его запах, который невозможно уловить через коммуну, но бумага для меня была важней. Но я всегда верил, что когда-нибудь увижу море.

Перед выходом на пенсию, когда Геннадас уже готовился покинуть наш урбаюнит и возвращался после прощальной прогулки по кольцевому бульвару, я случайно встретил его возле нашего дома.

– Я, Апока, себя на пенсию ещё в молодости отправил, – мрачно пошутил Геннадас, – после того скандала с водой меня больше не выбрали в Совет урбаюнита, и моим мнением никто больше не интересовался, только однажды через десять лет после скандала меня вспомнил член Высшего Совета Кластера Петард002, который приехал в наш урбаюнит по делам. Петард002 подробно расспрашивал меня про причину моего разочарования в идеях равенства, и я открылся ему, назвав свободу более важным для меня проявлением бытия, чем принцип равенства, он же возразил мне такими словами: «Дорогой Геннадас, человечество много веков грезило колонизацией других планет и мало кто догадывался, что в будущем мы будем колонизировать собственную планету Земля, что мы будем вынуждены оставить свои жилища и начать жизнь заново в других местах, а наша прошлая цивилизация исчезнет под многометровыми пластами снега и льда. Существует, правда, Руния, которая выбрала путь акклиматизации в снегах и возвращения к своим древним традициям, в третий раз отрекшись от христианства. Но наше общество находится в развитии, и мы специально дали урбаюнитам свободу выбора общественного устройства, чтобы оценить возможности разных общественных систем. Благодаря твоей активности ваш урбаюнит выбрал равенство и мне странно, что ты теперь разочаровался в этой идее. Изначально никто не хочет возможностей, всем подавай только равенство и свободу, а если бы мы поставили на голосование: бессмертие или возможности, то многие бы выбрали бессмертие. Но потом, после выбора, люди начинают сомневаться в казавшимся им таким очевидным выборе. А ты, Геннадас, по-настоящему готов к свободе выбора? Если я предложу твоему сыну место в лучшей школе сциентифического урбаюнита, то подаришь ли ты ему эту возможность?». Всю ночь я не спал после такого предложения, а утром побежал сказать своё «согласен». Недавно я видел в коммуне новости про древнеегипетские пирамиды, которые поросли лесом. Высший Совет решает, нужно ли очищать пирамиды от леса или это естественный процесс, который уже сам стал частью всемирной истории. И рядом с Петардом002 я увидел своего сына. Я знал, что мой сын стал большим учёным, он присылал мне ссылку на свою книгу о философии вечности, но я не ожидал, что Петард002 так приблизил его к себе и стал для него почти как отец. Вот так Апока, я не стал счастлив ни от равенства, ни от свободного выбора для моего сына. Может зря я смеялся над вежами и никогда их не посещал? В чём счастье, Апока? Прошу тебя, разберись с этим обязательно, это даже важнее бессмертия. А Петард002, как мне показалось, стал выглядеть ещё моложе.

После некоторого перерыва я вновь продолжаю писать мой дневник. Вчера меня пригласили в Совет урбаюнита. Председатель рассказал мне, что наконец-то подошла очередь дублировать функции нашего урбаюнита. Многие важные отрасли Кластера001, например, программирование, уже давно разнесены по разным урбаюнитами в целях выживаемости при чрезвычайных обстоятельствах. Грубо говоря, если в один из урбаюнитов программирования попадёт, например, метеорит, то другой урбаюнит всё равно останется жизнеспособным. Но Совет нашего сырного урбаюнита кроме очевидной пользы увидел в таком решении и опасность конкуренции. После небольшого потепления климата на северном побережье Средиземного моря стало возможным сельскохозяйственное производство, хотя зима там была ещё довольно холодной. И в глобальных заказах на продовольствие Совет урбаюнита обнаружил заявки на настоящий козий сыр с северного побережья. Там живут народы, которые не подчиняются Совету Кластера, и которых у нас принято считать одичавшими. Чтобы новый сырный урбаюнит не перехватил новую тенденцию, наш Совет решил отправить группу сыроделов за море для установления контактов с северными сыроделами и меня предложили включить в неё как самого молодого сыродела. Я всё-таки увижу море! А вчера нас начали обучать пользоваться личными кошельками в макросети и латентными переводчиками на «тарабарский» язык одичалых. Переводчик представляет собой ошейник и если говорить текст «про себя», то ошейник начинает громко переводить его, при этом даже тембр голоса он подстраивает под голос хозяина, правда вначале переводчик должен адаптироваться к выговору хозяина. А что касается личного кошелька, то в чужой стороне мы будем должны за всё платить – это очень странное ощущение.

День первый.

Сегодня наша экспедиция, а это руководитель Оран201, биолог Майкл325212 и я в качестве технолога, погрузились вместе с оборудованием в серебристую транспортную капсулу, которая перенесла нас в терминал Главного урбаюнита. Когда мы вышли в зал трансфера терминала, то нас встретила тележка с надписью «В добрый путь, Оран201», на неё мы погрузили наш скарб, и тележка повела нас к желтой капсуле. Буквально через полчаса полёта в трубе мы оказались уже в настоящей гавани, и я наконец-то увидел тёмно-серый бескрайний простор моря с белыми кусочками пены, взбирающимися на вершины волн. Дул очень прохладный ветер, и мы одели тёплые куртки с подогревом. Для меня эти ощущения были столь новыми, что я даже не понимал, нравится ли мне всё происходящее или нет. Оран показал нам рукой в сторону площадки с квадрокоптерами и на одном из них замигал маячок – это был наш аппарат. Я много раз «летал» над землёй с помощью своей коммуны, но сегодня мне предстояло впервые подняться в воздух в реале. Почти бесшумно закрутились лопасти квадрокоптера, он поднялся над землёй на высоту самого высокого дома в нашем урбаюните и, наклонившись чуть вперёд, полетел на север. Это было уже не столь быстрое путешествие как в капсуле по трубопроводу, меня даже начало подташнивать, но когда через несколько часов на воде стали появляться отдельные льдинки, и тогда Оран разбудил уснувшего Майкла. Я понял, что скоро будет встреча с терра инкогнита и, действительно, впереди показались горы с белоснежными вершинами, поросшие редким лесом. Наш аппарат залетел в небольшую бухту, где у берега стояло несколько рыболовецких судёношек, и аккуратно приземлился на земляную площадку. К нам подошла группа людей в грубых куртках, капюшоны которых были отточены мехом. Они поприветствовали нас на «хорошем» языке Кластера и забрали из-под сидений несколько ящиков, которые понесли в Таможню. С нами остался только один из них, который представился Филиппом и сказал, что будет нашим проводником. Он провёл нас в Таможню, где мы прошли биометрию, кроме того у нас взяли мазки из зева, а Оран ещё и заплатил за неделю пребывание на Территории Д132 из расчёта по одной полезной единице за один день пребывания. Я вспомнил, что мой трудодень на сырном производстве оценивается в 530 полезных единиц. Оран сказал, что де-юре эта земля принадлежит народам Кластера, но фактически её контролируют группы беглецов из северной страны Рунии, народ которой отказался переселяться на юг и решил остаться жить в вечных снегах. У Кластера нет силовых структур и поэтому Кластер решил платить вождям местного населения за поддержание контроля над территорией. Пока ситуация стабильная, так как в последнее время убежники из Рунии больше не появляются, более того, Руния сама ищет людей для работы на заводах.

Сегодня же я имел опыт впервые заплатить за себя: консьерж гостиницы поднёс браслет на своей руке к браслету на моей левой руке, экран моего браслета ожил и на нём замигала сумма оплаты за номер и баланс моего счёта. Я поднёс своё правое запястье к мигающему экрану, браслет булькнул, цифры остановились и экран погас, а консьерж удовлетворённо кивнул головой. А завтра мы на том же самом квадрокоптере вылетаем в скотоводческую деревню.

День второй.

В этот раз в квадрокоптер загрузилось на одного человека больше, с нами полетел Филипп. Воспользовавшись тем, что квадрокоптер над дикой территорией переключился в полуавтоматический режим, мы подняли его до высоты горного хребта. Сверху перед нами открылся фантастический вид: мы летели вдоль зеленовато-стальных склонов горной гряды, сползающих в бескрайнее тёмное море, а за высокой грядой простиралась загадочная снежная пустыня. В салоне стало холодно, так как он не был рассчитан на северные условия. Но уже через полчаса мы приземлились в большой красивой долине, защищённой от ветров высокими горами, здесь было гораздо теплее. Несколько посадочных площадок были пронумерованы и находились на другом берегу ручья по отношению к спрятанной в чаще леса деревянной базе. Нас расселили по отдельным комнатам, в которых совсем незнакомо пахло деревом, и дали час на знакомство с лагерем. Сидеть в номере не хотелось, и я выбежал из дома на широкую террасу, которая смотрела на отвесную скалу, с вершины которой низвергался вниз узкий поток воды. Я так увлёкся обследованием территории, что чуть не пропустил обед. В просторной светлой зале были накрыты длинные деревянные столы, мы сели с того края, что был ближе к окну. На столе уже стояли графины с каким-то ягодным напитком. Мы наполнили бокалы и стали обсуждать насыщенный многокомпонентный вкус напитка, как вдруг появились две юные официантки, одетые как в древних фильмах в белые передники и с ободком на голове, покрытым собранной в складки белой тканью. Они стеснялись смотреть нам в глаза и просто молча расставили перед нами подносы с закусками и почти убежали. Мясо, нарезанное пластами, произвело на нас ужасающее впечатление, у нас почти пропало желание трапезничать за этим столом, но Филипп быстро унёс этот нежелательный поднос обратно в столовую. Он извинился за девушек, которые работают совсем недавно и ещё не умеют отличать приезжих из Кластера от гостей из Рунии. А мы стали пробовать сырную тарелку, отказаться от которой уже не могли в силу профессиональных обязанностей. Кстати, такого многогранного накатывающего волнами послевкусия мы в своих изделиях добиться так и не смогли.

После обеда я решил протестировать своё оборудование и разложил его компоненты на столе у себя в номере. Окно было открыто, и я увидел, что наши официантки, уже переодетые в какие-то местные костюмы, сидели на лавочке под деревьями, о чём-то болтали и смеялись. Я попытался с помощью ошейника-переводчика уловить смысла их речей, но до официанток было далеко, и мой переводчик ничего не понял. Потом они достали из карманов довольно неплохие доски и стали снимать себя, корча всякие смешные рожицы. Как я позже узнал, одну из девушек, хрупкую непоседу, зовут Жозефина, а другую, сильную и коренастую – Адель. Жозефина совсем не боялась выглядеть дурнушкой и строила своим личиком такие некрасивости, что я даже испугался за её нормальность. Внезапно они одновременно посмотрели на часы, и Жозефина вскочила со скамьи и подбежала к высокому дереву. Она как пантера стала пробираться к вершине дерева, перескакивая с ветки на ветку. Где-то уже возле макушки дерева я заметил привязанную к ветке длинную верёвку. Жозефина отвязала её и, обмотав ею несколько раз вокруг кисти, прыгнула вниз. Она полетела по дуге, потому что дугой конец верёвки был привязан к вершине ещё более высокого дерева, и в итоге упала в большой стог сена. Жозефина раскинула руки в разные стороны и рассмеялась, а её толстые, как солома, светлые волосы слились с сеном на вершине стога. А Адель снимала всё это представление на свою доску. Что это было?

День третий.

Наш руководитель Оран всё своё время посвящает переговорам с местными руководителями, поэтому к вечеру он обычно уже еле стоит на ногах. Мы с Майклом сегодня целый день провели на ферме, забили наши криокамеры образцами сыров со всех этапов производства. Честно говоря, нам очень непривычен вкус местного сыра, он пахнет чем-то животным, поэтому вечером мы с удовольствием пошли в столовую, где можно заказать более привычные нам блюда. В зале никого не было, а официантки курили на лавочке. Мы вначале удивлялись, что в деревне люди по собственной воле вдыхают в себя настоящий дым, но в этих краях такое времяпровождение как норма. Мы всё же решили выяснить у девушек, в чём состоит удовольствие от курения?

– Вам, чипированным, этого не понять, вы, наверное, и к девушкам только по сигналу подходите, – отшутилась Адель.

– Что означает «быть чипированным»? – не понял Майкл.

Я объяснил ему, что «чип» – это древнее название специализированого микромодуля и, видимо, она имела в виду, что мы с Майклом по их пониманию представляем из себя андроидов. Майкл рассмеялся и попросил у Адели закурить. Она с удивлением посмотрела на него, но угостила. Майкл один раз вдохнул и закашлялся. Подруги расхохотались, особенно Жозефина, при этом она почему-то закрывала лицо руками, как будто хотела остановить свои бесконечные гримаски.

– А угостите и вы нас – вином, – неожиданно предложила Жозефина, и, не ожидая ответа, как будто уже знала его, продолжила, – вон там за деверьями есть беседка вне зоны наблюдения, мы придём туда после работы.

Вино мы купили после ужина, правда, было не понятно, как мы потом отчитаемся за списанные с моего счета полезные единицы, но спрашивать об этом у Орана мы не стали. Расположившись в беседке с видом на скалу с водопадом, мы любовались прекрасным видом. Оказывается, отличие путешествия с помощью коммуны и путешествия наяву состоит в том, что тело начинает вести себя по-другому: меняется дыхание и его дразнят неизвестные запахи и касания ветра. Мы стали непроизвольно улыбаться и тут как раз пришли наши официантки. Они опять переоделись и в этот раз через блузки у них светились мерцающие бюстгальтеры. К их удивлению, мы не знали, как открыть бутылку вина, а они, хотя и знали, но заставили нас сделать это самим, правда, в титановые стаканчики вино разлила уже Жозефина. Майкл сел на одну лавку с Адель, а я – с Жозефиной. Я сказал какой-то тост из древнего фильма и девушки заулыбались, но вино не пилось ни нами, ни хозяйками, было видно, что вино они тоже пробуют в первый раз и пытаются понять, нравится оно им или нет. Я сидел на краю скамейки и решил подвинуться ближе к Жозефине, но она вдруг быстро скинула свою обувь, забросила ноги на скамейку, вытянула их и почти уперлась голыми ступнями в меня. Я извинился за своё неожиданное движение, сказав, что мне просто неудобно было сидеть на краю. Жозефина засмеялась со словами: «Ладно, можешь потрогать». И я неожиданно для себя провел руками по её ступне, а затем по голени. Я вспомнил, как учитель Элен говорила о том, что для того, чтобы понять человека, нужно посмотреть вначале в его глаза, а потом на его стопы. У Жозефины был очень высокий свод сильной топы, почти такой же как у Элен, но учитель занималась специальными техниками уже много лет, а откуда у этой официантки такая феноменальная стопа? А голень у неё, наоборот, оказалась мягкая, абсолютно расслабленная. Я признал для себя, что мне очень далеко до физической формы Жозефины, и не смог удержаться от любопытства.

– Жозефина, ты занималась у какого-то учителя-вежи? – я показал пальцем на её стопу.

– У нас нет таких, я, так, просто танцевала, – уклончиво ответила она, – кстати, опять забыла твоё имя.

– Апока.

Тут у неё завибрировал браслет, и она быстро вскочила и отбежала подальше от нас. Она с кем-то резко говорила через браслет, а потом позвала Адель, и они без прощания бросились бежать через кусты.

День четвёртый.

За завтраком я попытался выведать у Жозефины причину их вчерашнего внезапного исчезновения, но ничего не получилось.

– Если тебе интересна моя жизнь, – вдруг ласково сказала Жозефина, то можешь подписаться на мой аккаунт, только он платный, и она показала свою доску с универсальной меткой в углу экрана, и я зафиксировал эту ссылку на всякий случай, хотя у меня нет права платить из личного кошелька за такие развлечения.

После завтрака наш проводник Филипп повёл нас в другую деревню и я, воспользовавшись долгой дорогой, стал расспрашивать его про Жозефину.

– Жозефину я знаю плохо, она приехала к нашему охотнику Димитру и живёт у него. Он говорит, что она его жена, хотя сама она никогда его мужем не называет; честно говоря, я думаю, что ей просто негде жить, да и на нашей Территории такой девушке нельзя оставаться одной. А вот отца её я знавал. Лет пятнадцать назад он увлёкся идеями рунов, бросил семью и с помощью частных визитёров из Рунии уехал туда. Через год он вернулся и стал организовывать на нашей территории товарищество руноборцев, чтобы бороться за выход из-под влияния Кластера, который, по его словам, попирает все наши вековые традиции и устои, а руны – наши ближайшие родственники, у нас общие с ними обычаи и язык. Как-то раз мы хорошо выпили с ним, и он проболтался про житьё в Руне – это столица Рунии. Город этот промышленный и хоть засыпан вечными снегами, но лежит вокруг большого незамерзающего озера. Вдоль берега озера построена большая красивая набережная, а в центре озера высится огромный памятник Великому Руну – это их вечный правитель, говорят, что он живёт уже больше двухсот лет. На набережной озера – вечная слякоть из грязного снега, а голова памятника правителю часто скрывается в серой пелене то ли низко ползущих туч, то ли в смоге от многочисленных заводов. Те руны, которые к нам прилетают на отдых – очень важные люди в своей стране, а остальные жители никогда не выезжают из снегов, да они и не поедут никуда даже под угрозой смерти, потому что боятся чипирования. Отец Жозефины при очередной поездке в Рунию попал в облаву на городской набережной и сгинул навсегда. Дело в том, что электроэнергию у рунов вырабатывают атомные станции и раньше на урановых рудниках работали только одни несогласные с учением Великого Руна, но когда уже всех врагов переловили, то там некому стало работать. Самым справедливым решением тогда посчитали начать облавы, в которые будут попадать совершенно случайные люди. Такое решение соответствует вековым понятиям рунов о принципах справедливости, выполняя которые, они и могут жить вместе – семьи тех, кто арестовывал, и семьи тех, кого арестовывали.

– А почему руны не двинутся на юг? – спросил я.

– Этого я не знаю, вроде как между Великим Руном и Высшим Советом Розового Лотоса есть какой-то договор, который заключён ещё столетие назад. Но советую тебе на эту тему не болтать, да и зря я с тобой разоткровенничался.

День пятый.

Сегодня я понял, что мои представления о жизни сильно изменились, и я без колебаний подписался на платный аккаунт Жозефины. Здесь меня ждало новое открытие – Жозефина в своём аккаунте оказалась красавицей. Как будто целый пул имидж-обработчиков колдовал над её осанкой, добрым, искрящимся, но горделивым взглядом, мягкой улыбкой. Она бы точно стала самым популярным персонализированным виджетом в Кластере. А в столовой я снова увидел немного стеснительную деревенскую девушку Жозефину, поздоровался с ней и доложил ей, что мы скоро улетаем, а мне бы очень не хотелось терять с ней коммуникацию. Скорее всего мне это показалось, но после этих слов она погрустнела.

– Можешь поздравить меня с днём рождения в моём аккаунте, у нас так принято, – и Жозефина назвала близкую дату текущего месяца.

День шестой.

Наш отряд погрузился в квадрокоптер, и я с какой-то тоской смотрел на суровую природу северного побережья. По всем правилам нашего урбаюнита я не должен был увидеть море, но всё же увидел! Может быть у меня получится вопреки всему вернуться и в эти края. А пока у меня ещё оставалась возможность пользоваться личным кошельком, я перевёл на аккаунт Жозефины несколько полезных единиц и послал ей сопроводительное поздравление с днём рождения. Когда наш квадрокоптер уже поднялся в воздух, я получил благодарный ответ от Жозефины и стал машинально просматривать историю её аккаунта – какое же было моё удивление, когда подписчики аккаунта поздравляли её с днём рождения в совершенно другой зимний день! Жозефина меня провела и вначале я был удивлён, даже обижен. Или человек, достигший взрослого состояния среди одичалых, уже не сможет принять наши ценности? Да и ценности ли они для неё? Она никогда не полагалась на общество, не привыкла жаловаться и перекладывать на других свои проблемы, за маленькие деньги она дарит в своём аккаунте праздник свободы и счастья тем, кто сам на это не способен. Любым знаниям нужно учиться, а Жозефина умеет создавать настроение, хотя, я уверен, она нигде этому не училась! Я решил не обижаться на неё, а постараться понять. Я ткнул пальцем в её аккаунт, но её аватара побледнела, а сбоку появилась надпись «you're blocked». Мне неожиданно стало больно, как будто из меня выдернули частицу души.

Оран, который тоже тыкал пальцем по своей доске, вдруг пристально посмотрел на меня.

– Ты зачем перевёл полезные единицы на счёт какого-то Димитра? – удивился он.

– Я поздравил Жозефину и поблагодарил её от всего нашего отряда за хорошее обслуживание, – слукавил я.

– Это было напрасной тратой, Апока. Местных девушек нельзя купить, они признают либо силу, либо очаровываются безграничной щедростью, на которую способны только богатые руны из снегов. Мы не в их вкусе, да и сами они быстро превращаются в грубых тёток, любящих только местный алкоголь.

– И что, никого из них нельзя спасти?

– То, что ты называешь «спасением», для них хуже «чипирования», которого они все тут бояться. Наши менталитеты за сотни лет раздельной жизни разошлись очень далеко друг от друга и это хорошо, потому что кто бы тогда по доброй воле стал жить в снегах? А тебя за такие нарушения, скорее всего, больше не выпустят из зоны контроля.

Потом он посмотрел на Майкла, который как бы спрашивал взглядом: и это всё? Чувствовалась, что Оран колебался, но потом всё же продолжил.

– Вы думаете, что жизнь среди одичалых на самом деле такая безоблачная? Хотя формально эта территория находится под нашей юрисдикцией, но нас не трогали здесь только потому, что была договорённость с фактическим хозяином этих людей Большим Кабаном. В местную полицию здесь никто не обращается, потому что полицейские будут тянуть время, жаловаться на загруженность, писать отписки, а на самом деле ждать сигнала от Большого Кабана. Если сигнала не будет, то и делать ничего не будут. А этот Кабан меня пытался споить в баре и всё выведывал важный для него вопрос. Дело в том, что в прошлые века и Розовый Лотос и Великий Рун пытались купить преданность полудиких, а один рунский генерал, ныне захороненный в пантеоне великих людей, даже вёл переговоры с главарям одичавших об организации маленького бада-бума, чтобы создать повод для ввода своей армии на побережье. Но потом все денежные подачки с обеих сторон как отрезало. И Большой Кабан не может понять, что же посулил Розовый Лотос Великому Руну за отказ притязать на территории Северного побережья? Да мне и самому это интересно. У рунов есть ракеты, они, по слухам, даже хотят запустить первую в новой эре пилотируемую станцию на орбиту Земли, а у нас нет даже отрядов самообороны. Тут есть какая-то тайна.

***

Марк дочитал брошюру с первой частью фантастического романа «Кластер» писателя Ивана Древесного, которую дал ему Евгений Подстебенко, и задумался о том, как трудно сказать что-то новое в фантастике.