Читать книгу: «Жгугр. Будем жить!», страница 3
О последнем бастионе
Стоял поздний мартовский вечер. Тихо покачивали коронованными головами розы и мялись в складках гвоздики на мосту. Легкий бриз шелестел флагами, тревожа бесчисленные фотографии и рисунки с изображением героя, расставленные вперемежку с лозунгами: «Так победим!», «Борись», «Россия будет свободной». Именно здесь, напротив Кремля, несколько лет назад упал на асфальт, пораженный трусливой пулей наемного бандита, известный политик, видный мужчина, предводитель оппозиции Перцов. Как говорится: «свято место пусто не бывает» – с тех пор оно не пустовало ни минуты. Ни дня, ни ночи не прошло без настойчивых активистов, толп паломников и иностранных гостей. Герой умер за нашу и вашу свободу, герой должен спать спокойно, в уверенности, что дело его живо. Так рассуждали двое мужчин – пожилой в потертой спортивной куртке и меховой шапке-ушанке, с глубоко прорезанными морщинами на волевом лице, и другой, молодой и смазливый, наряженный в модное двубортное приталенное пальто, с любопытством пялившийся по сторонам. Они лишь недавно заступили на дежурство, сменив паренька из «Справедливости», и теперь вдумчиво сидели на гранитном бордюре, отделявшем пешеходную часть моста от автомобильной и смотрели на реку, готовясь к бессонной ночи. Тот, что постарше, с седой бородой и веселой искринкой в глазах, периодически импульсивно вскакивал и бороздил мостовую, чтобы внимательно осмотреть свои владения, поправить покосившиеся таблички или равномернее распределить цветы. Цветов у героя должно быть много! Их тащили активисты, несли фаны и сторонники погибшего, а каждое утро сюда приезжала спецмашина из оранжереи, и пожилая флористка в платке трудолюбиво распределяла цветки по букетам, перевязывала красными и желтыми лентами, вкладывая все свое чувство прекрасного в эту незамысловатую икебану. Между цветов горели, аккуратно разложенные вдоль стены, свечи, за ними следили дежурные, зажигая новые по мере прогорания старых. Традиция дежурить на этом месте зародилась вскоре после вероломного убийства – море людей закидало цветами всю округу, их вывозили грузовиками! – с возбуждением рассказывал молодому пожилой, а тот внимал, склонив голову. Буквально через несколько дней сюда пришли вандалы, раскидали таблички, разбросали цветы, порвали портреты, написали баллончиком оскорбительное слово и скрылись. Тогда-то и пришло понимание, что охранять память погибшего надо круглосуточно. Периодически мост пытались зачистить сами власти с помощью коммунальных служб, но не тут-то было! Активисты решительно пресекали их иезуитские замыслы. Было и еще одно назначение у самодеятельного мемориала. Он служил точкой сбора и притяжения для всех прогрессивных сил, демократической общественности и оппозиции, для людей, желающих что-то изменить в этой стране. Вечным огоньком он горел в центре столицы, искрой готовой разжечь пламя демократической революции в России.
– Я был первым, кто стал здесь дежурить, – рассказывал пожилой. После разгрома я пришел сюда, чтобы собрать букеты, вернуть на место фотографии, зажечь свечи и стереть гнусные надписи. Я защитил героя своим телом, закрыл собой кровоточащую рану, и монумент выжил! Сколько раз я гонял отсюда провокаторов… Сколько раз я в одиночку противостоял «Гормосту», гонял отсюда «Ваших», «Наших», «Идущих вместе и порознь» и прочих кремлядей. Не дай бог тебе при этом присутствовать!
– И часто такое… ээ… происходит? – озадачился молодой активист.
– Ну как… Периодически. Сегодня ночью может быть вполне!
– Откуда вы знаете?
– Всегда возможно. В каждую ночь возможен наезд.
Молодой задумался. Треща поломанным мотором, мимо протарахтела машина, послышался женский визг, залаяла собака, но все быстро успокоилось.
– Я тут второй раз, – заговорил он, – в прошлый раз я дежурил с утра, пришла журналистка, вроде из Швеции, прекрасно разговаривала по-русски, хотя и с акцентом. Спрашивала, зачем мы тут находимся, до каких пор намереваемся стоять. Я ей ответил: будем стоять, пока власти не поставят официальный монумент, памятник и табличку. А она такая: я слышала, что погибший оставил огромное наследство, что вы про это думаете? Я не знал, что ответить, сказал что ничего про это не знаю.
– Это провокаторы! – возбудившись, старик вскочил на ноги и сорвался на визгливый фальцет – Они повсюду! Даже среди иностранных журналистов они встречаются: контора не спит, вербует пачками. Ты никогда не знаешь, кто перед тобой. А я их за километр чую! Чай не первый год в правозащитном движении! Ребенком, вместе с матерью, я часто сиживал в гостях у близкой подруги и сподвижницы Андрея Дмитриевича Сахарова Эллы Леонидовны Слуцкой. Это была чудесная семья – там все сидели! Все прошли через ГУЛАГ – мать сгинула в лагерях, сама Элла Леонидовна осуждена как ЧСИР и даже дочь ее Марина родилась в концлагере под Пермью. По вечерам, в изолированной комнате с пятислойными обоями, мы слушали BBC и «Голос Америки» по транзистору, а уж Солженицын там как ходил, как ходил! В самиздате, тамиздате и лично переписанный изящной ручкой Танюши – машинистки из особого отдела. Тонкие листы папиросной бумаги мы читали молча, потому что у стен есть уши… – он наклонился близко-близко к уху собеседника – Я хочу дать тебе совет, ты еще совсем зелен, многого не понимаешь, но этот совет может тебе пригодиться…
Молодой человек подставил ухо в знак внимания, как вдруг пилой завизжал мобильный. Жилистой рукой старик достал из кармана надрывающийся аппарат. Голос в трубке был настойчив и требователен.
– Тихо, тихо, – перебил старик и вдруг сорвался на крик. – Это не телефонный разговор. Меня могут услышать! Поговорим при встрече!
Отдышавшись, продолжил:
– Это был прекрасный дом, чудесная семья. Каждое утро мы начинали с BBC, либо с «Голоса Америки»! Транзистор мы слушали в бункере с двойной обивкой! По ночам мы читали «Архипелаг ГУЛАГ». А когда развалился СССР и Берлинская стена пала, сколько было счастья! Мы упивались свободой, черпали ее ладонями, глотали кружками и чайниками. Но недолго музыка играла, недолго пел аккордеон… Эти монстры из КГБ снова прибрали власть к рукам. Да они ее и не теряли никогда. Они сами организовали перестройку, чтобы нагнать отставание от цивилизованного мира, а гласность доложили, как индийский чай к продуктовому набору. Красной номенклатуре нужны были технологии! И как только они их получили – сразу вновь закрутили гайки. Как были чекисты у власти, так и остались! В 80-х коммунистическая партия еще представляла им оппозицию, а как приказала долго жить, не осталось других хозяев. Чекисты бессменно правят Россией с 17-го года! Я помню как они сопротивлялись сносу истукана с Лубянки! Но мы их заставили! Я лично был в организационном комитете! Знаешь, – он перешел на шепот, – У главного, в кабинете, до сих пор висит портрет Дзержинского. Но чтобы никто не видел, висит он лицом к стене!
Он повернулся к Кремлю и, подняв кулак, окинул проклятые башни полыхающим ненавистью взглядом. – Минет еще ваш век…
Дефолт
С утра Саша собрался сходить в экспо-центр на ярмарку мобильных устройств двенадцатого поколения, но жизнь приготовила сюрприз: «Правительство Российской Федерации объявляет технический дефолт по государственным облигациям РФ и отказ от удержания курса рубля в рамках валютного коридора», – просто и незамысловато, но при этом оглушающе, звучало официальное сообщение ТАСС. Значит, все эти бесчисленные фонды: национального благосостояния, стабилизационный, нефтегазовый сберегательный и другие, с неслыханными миллиардами, оказались пустышками? Сообщения Минфина – фейком? Как только цена на нефть опустилась ниже 20 баксов – сразу дефолт? Это слово звучало страшно. Напоминало о голодном 98-м – после смерти отца им пришлось переехать в деревню, единственным источником дохода оставалась их городская квартира. Сами они пололи картоху, сажали моркву и окучивали репу. Саша ходил в деревенскую школу, где нередко получал по щам, за то что «городской».
«Надо срочно забрать деньги из банка!», – выбежал Саша из дому. По дороге он чуть не сбил пожилую женщину в венке из кладбищенских грязных цветов с плакатиком: «Русские люди! Покайтесь за преступления коммунистов!» Обогнув блаженную, он помчался вперед: все банкоматы были сломаны, либо красноречиво свидетельствовали: «денег нет», вокруг них угрюмо бродили люди, стуча палками. Электронные табло обменников застыли мертвыми дощечками. На двери отделения Сбербанка висело красноречивое: «В связи с повышенным спросом на наличные средства сегодня банк работать не будет!» Люди толпились, ругались и спорили. К одному из банкоматов вытянулась длинная очередь, и Саша без промедления рванул в ее конец, пристроившись за стариком в папахе. За ним встал вояка в камуфляже. Очередь трещала и побулькивала, но двигалась. После каждого счастливчика, которому удавалось вытащить из машинки свои кровные, по всему изнывающему от жажды денег человеческому удаву проносился вздох облегчения – «Дает!» «Только бы на меня хватило,» – молился Саша. На эти скромные средства он намеревался свозить Симу в Барселону. Если она вернется, конечно.
– Ох помру скоро, лекарства американские запретили! – простонал старичок.
– Скоро и выезд запретят! – подлил масла в огонь кто-то.
– Да и выезжать будет некому, в Новокузнецке еще один ТЦ сгорел вчерась, – не успокаивались страждущие.
Саша открыл интернет: в сети набирала обороты истерика. «Доллар по 500!», «Кабздец Рашке-говняшке» и «Спасайтесь, кто может!» – были самые спокойные комментарии, из тех, что попались Саше на глаза. Между тем его очередь почти подошла. Старик перед ним так долго возился с чудо-машиной, что стоящие сзади уже подгоняли его – давай, дед, скорее, жги! Но тот лишь дрожащим пальцем указал на мертвую надпись – «Наличные средства закончились. Обратитесь в отделение». «Закончилось!» – исполненный отчаяния крик пронесся по очереди.
– Это ж, право, кошмар какой-то… – причитал дед, оседая.
– Это тетка в шубе все забрала, сейчас догоню суку! – почему-то решил военный и бросился наутек. Саша опупело глядел на массивный рекламный щит на стене здания напротив банка: по нему шла реклама «Вискас», на экране играли котики. Они плотоядно поедали черные рассыпчатые хлопья. Внезапно хлопья на экране ожили, превратившись в жирных черных опарышей, а рыжий кот ощерился нехорошей ухмылкой. Сашу передернуло: на месте кошачьей мордочки образовалась тигриная харя. Над ней светился золотой конус.
Битва на мосту
Ярко сияли звезды на Кремлевских башнях.
– Кстати, как тебя зовут? – внезапно обратился пожилой к молодому человеку.
– Петр, – отозвался тот.
– А я Эрнест. Эрнест Никодимович. Будем знакомы. Откуда будешь, Петр?
– Я из Питера.
– О! Питер я очень люблю, – обрадовался старик. – 30 лет назад я там жил, ходил в рок-клуб, бывал в «Сайгоне». Какие люди там собирались! Одних уж нет, а те далече! Какими судьбами в Москве?
– К ребятам приехал из главного штаба «Справедливости». У нас в Питере слабо развит политический активизм, не то что здесь, все бурлит! Друзья меня пригласили сюда, на мост, помочь в дежурствах, заткнуть дыры.
– Когда домой?
– Да уж завтра, утренним поездом.
– Петр, – Эрнест конспиративно понизил голос, с опаской поглядывая на Кремль,. – Говорят, у вас в Питере… Было ЭТО! Ты в курсе?
– Что? – переспросил Петр, догадываясь, о чем речь.
– Ну, атака… ядерная?
– Да, было, да! – возбудился молодой человек, – Я дома сидел, а тут.. Я подумал – все, война началась. Смотрю на часы – а они 12 ночи показывают, хоть и времени середина дня. До метро мне ехать долго, где это бомбоубежище, один черт знает, я стал Богу молиться, хоть и атеист! Мне потом рассказали: куча народу погибло – кого раздавили, кто от инфаркта окочурился, многие до сих пор в больницах. Через пятнадцать минут все закончилось, но что там стряслось – никто не знает! Остается только гадать!
– Это точно, – вздохнул старик. – Я сам не видел, но мне доложили достоверные источники – сотни человек похоронены на разных кладбищах, чтобы следы замести! Власти все замалчивают – делают вид, что ничего не произошло! Даже на «Свободе» и BBC – молчок. Кремль их тоже купил! Многие и вовсе не верят, но я-то знаю, как было дело! – он перешел на шепот. – Это все искажения в брамфатуре! Чудовище проснулось! Шшшш… Оно еще преподнесет нам сюрпризы. Ты вообще об ЭТОМ не распространяйся: говорят, с теми, кто об ЭТОМ болтает, нехорошие вещи случаются!
Оба многозначительно замолчали, а Петр с удивлением взглянул на старикана.
– Знаешь, Петр, – его голос заиграл деловыми обертонами. – У меня в Питере племянник живет. Сашей зовут. Аполитичный как слон, бизнесом бредит. Но власть дюже не любит! Может, ты с ним встретишься, поговоришь? Ему, вероятно, будет интересно, может он поучаствует в акциях… или поможет с рекламой – он очень в этом хорош!
– Можно попробовать, – согласился Петр.
– Да уж попробуй, попробуй. Номер запиши… – Старик подслеповато полез в сумку нащупывая телефон или записную книжку. – Я ничего не вижу! Очки, где мои очки? – запричитал он. – Петр, ты не видел моих очков? Я пришел сюда в очках, а теперь их нет. Такие крупные, в роговой оправе, левая линза треснута.
Петр в растерянности огляделся вокруг.
– Может в карманах, – предположил он.
Старик стал лихорадочно рыться в карманах куртки, брюк, рубашки. Очков нигде не было, они бесславно сгинули.
– Черная дыра затянула! – разочарованно протянул он. – Вечно, вечно эта дыра, этот вселенский анус, заглатывает мои вещи, ощущения, мысли… Она здесь, совсем рядом, но мы ее не замечаем. Только временами, – когда бесследно исчезают вещи! – она дает о себе знать. Очки! Только что они сидели мирно на моем носу, радовали хрусталик кристальной точностью изображения – и нет уже их. Все потому, что мир наш не рационален, искажен как кривая Безье в Гильбертовом пространстве. Убежденный в постоянстве бытия ты просыпаешься с утра, драишь зубы, спускаешься в метро, работаешь до белого каления, усталый, но довольный возвращаешься домой. Все лишь до тех пор, пока не упадешь в дыру, не утонешь в мутном хаосе коллективного подсознания. Ты, наверное, думаешь, я сумасшедший? Совсем нет, многие великие мира сего знали об этом: Льюис Кэрролл описал все в мельчайших подробностях: помнишь, как Алиса, надышавшись холотропки, падает в кроличью нору и попадает в искривление пространственно-временного континуума? Об ее приключениях ты наверняка наслышан с детства? – он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот утвердительно кивнул.
– В таком случае ты знаешь, чем там закончилось – ей удалось оттуда выбраться. Но не всем удается! Теоретически существование альтернативной реальности, существующей бок о бок с нашей доказал в 30-м году австрийский немец Курт Гёдель в теореме о неполноте. Он на пальцах, – старик продемонстрировал свои крючковатые, крепкие пальцы, – доказал, что в каждой с виду непротиворечивой системе, каковой мнится наш мир, содержится иррациональное, не выводимое и недоказуемое зерно. Возьмем математику. Думаешь, дважды два всегда четыре? – разошелся старик, переходя на крик. – Как бы не так! То есть чаще всего, конечно, четыре, да. Но бывает и пять! И шесть! Даже семь бывает. Все возможно! Как об этом говорил поэт, – он прытко вскочил на постамент:
Прекрасен и ладен нотный строй
Как когорта спартанцев
Строг и логичен ряд простой
Чисел и карбованцев
Но вороном белым мелькнет вопрос
Лебедем черным крякнет:
Припудрит ли барракуда нос
Когда брамфатура квакнет?
Когда расслоится небосвод
Радугой меж сетей
Когда ощерится чеширский кот
Иблисом средь детей
Когда в полночь взойдет заря
Вопль сорвется с губ
А вы ноктюрн сыграть смогли бы??!
По мере чтения его голос становился все мощнее, а на последней строчке и вовсе сорвался в патетический рев.
– Артист! – восхитился молодой.
Старик так увлекся декламацией, что не заметил, как двое верзил, в ярко красных пуховиках с надписью «RUSSIA», выросшие, будто из-под земли, на другом конце цветочной аллеи, принялись громить мемориал – пинать букеты с цветами, топтать портреты героя, разбрасывать и тушить свечи. Первым заметил их Петр и бросился наперерез: – Что вы делаете? Остановитесь немедленно!
Но те не спешили слушаться – не обращая ни малейшего внимания на молодого человека они продолжили погром. В руках у одного возник брусок арматуры, у другого цепь. Он орудовал ей как кистенем.
Эрнест прервался и перевел взгляд на источник шума. Он сразу все понял. Глаза его налились кровью.
– Это провокаторы! – заревел он, резво спрыгнув с постамента, и решительно побежал к молодчикам. Тараном налетел он на мужика с ломом, сшиб его с ног и вырвал у него металлический прут. Теперь ситуация перевернулась – вандалы оказались в невыгодном положении. Еле увернувшись от удара, обезоруженный молодчик зачесал в направлении Красной площади, крикнув приятелю: «Эй, сваливаем, этот ненормальный и убить может!» Тот кинулся вслед и оба они задали такого драпака, что пятки сверкали, а старик припустил за ними. Впрочем, вскоре он выдохся и остановился, тяжело дыша: его мощная грудь так и ходила ходуном, из глотки вырывался клекот. Сплюнув сквозь зубы Эрнест повернул назад. Большая часть ансамбля была разрушена. Россыпью валялись разбитые горшки, горько плакали растоптанные растения, искоса смотрели разорванные портреты. Оскверненный мемориал выглядел печально.
– Чего стоишь, помогай давай! – прикрикнул старик на Петра, застывшего как столб, в растерянности от происходящего. Тот вздрогнул, очнулся и принялся суетливо и беспорядочно помогать Эрнесту приводить все в порядок – расставлять по местам горшочки и бутылочки, возвращать на место картины и лозунги. Самый крупный рисунок, тщательно прорисованный тушью, изображавший героя со взглядом, исполненным тревоги за судьбу страны, оказался разорванным напополам. Его пришлось склеить скотчем, нашедшимся на самом дне бездонной сумки старика, ветхой и поношенной, но содержащей массу полезных вещей. Наконец дело было закончено, мужчины устало присели на бордюр. Под ногами Петр заметил продолговатый предмет с дужками и крупными линзами. Он протянул его Эрнесту. – Ваши? – О, очки! Нашлись! – обрадовался тот. – Я же говорил, эта дыра отпускает… Поигрался бес и хватит! – Он надел очки на нос и сразу стал похож на ученого-изобретателя из фильма «Назад в будущее». Холодало. Старик выволок из сумки и накинул на себя замызганный плед.
– Я немного подремлю, а ты внимательно смотри! Если они вернутся – сразу толкай меня, я им покажу где раки зимуют!
Склонив седую голову и прижав подбородок к груди, он умолк. Стало тихо. Лишь ветер устало свистел, облетая опустевший город, с его вечно живой душой, перенесшей столько, что никакому человеку не снилось – города благословенны долголетием и выносливы поболее людей.
Светало. Утренний туман колыхался над Москвой-рекой, застилая молочным маревом просыпающийся город. Доносились голоса спешащих на работу уборщиц и менеджеров, подземный гул метро, далекие гудки катеров. В тумане по мосту поехали первые машины. Хотелось крикнуть – «Лошадка!! Ежик!!» И точно, как призрак появился из белого пара ежик… нет, сменщик, мужчина лет 40, с сосредоточенным взглядом, представитель одной из общественных организаций, коротко поздоровался, поинтересовался, как прошла ночь.
– На нас был наезд! – взволнованно говорил Петр, – но мы отбились! Вот, сейчас уже сейчас, все в порядке, мы все прибрали, все восстановили.
Сменщик угрюмо осмотрел заметанные следы ночного шабаша.
– Кто налетчики? – спросил угрюмо.
– Да кто их знает, каждый раз новые черти, – буркнул старик. – Я пойду?
– Можете идти, я позабочусь.
Тот неторопливо собрал вещи, прощупал очки на глазах, напялил овчинную шапку, плотно защищающую уши от ветра, по брови и заковылял прочь.
– Эрнест Никодимович, Эрнест Никодимович, подождите! – окликнул его Петр.
– Что надо? – огрызнулся тот.
– Вы… вы что-то хотели мне сказать, дать мне какой-то совет! – догнал Петр старика. – Мы говорили о чем-то очень важном, но тут прибежали эти варвары и… А мне так интересно узнать!
– Ты уверен, что хочешь это слышать?
– Да.
Поблескивая остекленевшей радужкой, старик наклонился к Петру и зашептал ему прямо в ухо: «Опасайся провокаторов! Они повсюду!» Резко развернувшись, он зашагал по направление к Красной Площади.
