Читать книгу: «Моя служба на Тихоокеанском флоте», страница 5

21 мая 1972 года Краснознаменному Тихоокеанскому флоту исполнилось 40 лет. Эту дату отмечали довольно широко во Владивостоке. Впервые был открыт доступ на корабли, стоящие у причала, жителям и гостям города. Наряду с крейсером, большим противолодочным кораблем, эсминцем, сторожевым кораблем, десантными кораблями была выставлена для показа и подводная лодка. Этой чести была удостоена наша субмарина. Мы только что вышли из ремонта и все было выкрашено свежей краской. В ту пору знаменитого мемориала подводной лодки С-56 на набережной Владивостока не было, поэтому желающих посетить подводную лодку было очень много. Да и пропускная способность её намного меньше, чем большого надводного корабля. Запускали посетителей через торпедопогрузочный люк в первом отсеке, а выходили они через аварийный люк последнего, седьмого отсека. Моряков, желающих подать руку посетителям, было очень много. Некоторые с большим удовольствием заглядывали под юбки женщин во время их спуска в лодку и выхода по вертикальному трапу, ведь тогда брюки женщины не носили. А я воспользовался моментом и устроил себе экскурсию по всем надводным кораблям, стоящим рядом с нашей лодкой у причала. Конечно, она была довольно поверхностной, кораблей было много и все хотелось посмотреть. Но все равно, я составил себе впечатление о нашем надводном флоте.

В начале июня 1972 года, наша лодка, почти месяц простояв в базе с загруженной торпедой с ядерным зарядом, вышла в море и взяла курс в Тихий океан, в район плавания американских атомных ракетных подводных лодок. Я уже писал, что в то время баллистические ракеты имели небольшую дальность полета и чтобы поразить цели на территории СССР американские лодки должны были приближаться в нашей территории. Районы их патрулирования находились к востоку от Курильской гряды. В случае обострения ситуации между СССР и США могло быть применение атомного оружия, в том числе запуски баллистических ракет с подводных лодок. Наша задача в этом случае была уничтожение американских лодок. Шли с соблюдением полной секретности. Всплывали только по ночам, предварительно прослушав обстановку гидролокаторами и эхолотами. На лодке была очень напряженная обстановка.

Мы прекрасно понимали, что в случае боевого применения торпеды со спецзарядом шансов выжить у нас практически нет. Это как одноразовый шприц, уколол и выбросил. Применять спецзаряд можно было только по американским ракетным подводным лодками, или по авианосному соединению, где авианосец охраняют многочисленные корабли. И если мы не погибнем от взрыва собственной торпеды, то уйти от кораблей охранения будет невозможно. Это показал опыт Второй мировой войны. Поход был тяжелый не только с психологической точки зрения. Океанская волна отличается от морской большим перепадом, качка другая и многие матросы её плохо переносили, многих рвало. Хорошо, что мы выходили в море не в период ураганов и в настоящий шторм не попали. Но зато были в районах с теплыми водами (течение Курасиво) и в летнее время. Жара в лодке стояла выше 40 градусов, кондиционеры только на время снижали температуру. Обезвоживание личного состава было очень большим.

Ночью, когда всплывали и производили зарядку аккумуляторов, лодка усиленно вентилировалась и жаркий наружный воздух заполнял все пространство лодки. В жаркую погоду запах солярки, прочно въедавшийся в одежду и душу каждого подводника, который плавал на дизельных лодках, вместе с запахом рвотных масс создавал непередаваемую атмосферу. Ограничения употребления пресной воды в некоторой степени компенсировались выдачей соков, но они плохо снимали жажду. Аппетит у многих членов команды значительно снизился, коки готовили намного меньше горячей пищи, чем тогда, когда мы выходили в море в зимнее время. Вообще эта автономка на меня произвела неизгладимое впечатление. Вот настоящий экзамен всего экипажа подводной лодки…

У меня есть книга американца Гэри Уэйра «Красный прилив». В ней на основании рассказов советских офицеров-подводников рассказана история противостояния подводного флота СССР и США в годы «холодной войны». Я на 100% согласен с тем, что написано автором о дизельных лодках Советского Союза. Вообще очень интересная книга и если кто-то захочет больше узнать о том периоде, советую прочитать её. Все так и было. Мир в то время ходил на грани катастрофы. Любой командир подводного ракетного атомохода мог начать Третью мировую войну с гарантированным уничтожением человечества. К счастью, обострение международной обстановки не достигло того предела, когда стороны могли бы применить атомное оружие, и мы благополучно вернулись на базу во Владивостоке.

Служба шла своим чередом. Комсомольцы избрали меня секретарем комсомольской организации экипажа. Я довольно часто ходил с матросами на всякие экскурсии по городу. Мы посетили и краеведческий музей, и другие достопримечательности этого полюбившегося мне города. Но это было летом, когда тепло.

А вот зимой было совсем не так уютно. Постоянные ветра заставляли кутаться в шинель, которую я специально оставил длинной. На утренних построениях на береговой базе все мерзли и мне даже больше нравились выходы в море, где нет ни суеты, ни построений, ничего того, что омрачает службу. Меня скоро сделали пропагандистом для проведения политических занятий среди матросов. С одной стороны, это заставляло следить за событиями в стране и за рубежом. А с другой – было дополнительной нагрузкой, к занятиям надо было готовиться, чтобы проводить их на хорошем уровне.

Вообще выход в море из бухты Малый Улисс в зимние месяцы был весьма сложен. Перед выходом катер ледового класса раскалывал лед для прохода лодки и потом уже своим ходом лодка выходила в море. Но как бы не было долог период зимней погоды, наступала весна и выходы в море для отработки задач боевой подготовки становились все чаще и чаще. Мне все больше приходилось выходить в море на чужих лодках, так как количество врачей на эскадре не увеличивалось.

Память о моей службе на подводных лодка и противостоянии между СССР и США всплыла в 1991 году. В ту пору я был первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома. К нам в отдел позвонила женщина и сказала, что в Хабаровске находится член наблюдательного совета онкологического центра в американском городе Сиэтле и хотел бы встретиться с руководством края. В этот период мы активно прорабатывали вопрос с Министерством здравоохранения РСФСР о строительстве в Хабаровске современного онкологического центра, поэтому решить вопрос о встрече американца в нашем Белом Доме было просто. Мне поручили провожать американского представителя к председателю крайисполкома Данилюку Н.Н. Встретились с ним на пороге Белого Дома. С американцем, высоким пожилым человеком была такая же пожилая женщина в качестве переводчика. Оказалась русской, жена советского генерала в отставке и американец приехал к ним гости. Будучи членом наблюдательного совета онкологического центра, получил задание проработать вопрос о взаимодействии с русскими оснащение будущего центра современным оборудованием.

Поднимаясь в лифте, переводчица сказала, что американец в прошлом был адмиралом ВМС США, сейчас в отставке. Я сказал, что тоже служил во флоте на подводных лодках в начале 70-х годов на Тихоокеанском флоте. Услышав перевод, американец очень оживился и сказал, что в этот период он был командующим противолодочными силами 7-го американского флота, т.е. моим непосредственным противником. Потом, после встречи с председателем крайисполкома, наш разговор о флоте продолжился. Но у меня были запланированы мероприятия, поговорить с американцем времени не было. Но чувствовалось, что американцу хотелось продолжить эту тему и я получил приглашение на вечер в квартиру отставного советского генерала, где остановился отставной американский адмирал. Купив бутылку хорошего коньяка и цветы, вечером я подъехал по указанному адресу.

Открыла дверь уже знакомая переводчица. Пройдя в квартиру, я увидел еще одну женщину примерно такого же возраста и еще одного мужчину в генеральской форме. И американец тоже был в военной форме адмирала. Мы представились. Из последующего разговора выяснилось, что две женщины были подругами и очень давно, перед Второй мировой войной жили с родителями в Харбине. Потом их пути разошлись. Одна приехала в СССР и вышла замуж за офицера, который потом стал генералом. А другая поехала в США, тоже вышла замуж за офицера, который потом стал американским адмиралом. С началом «перестройки» в СССР и открытия границ подруги установили связь и по приглашению русской семьи американцы приехали к ним в гости в Хабаровск. Вот такая очень интересная история.

Потом разговор перешел на морскую тематику, мы очень долго вспоминали советско-американское противостояние в период войны во Вьетнаме. На прощание бывшие враги, я и американский адмирал крепко обнялись и расцеловались. А потом я получил посылку из Америки, в которой оказались мемуары того самого американского адмирала. К сожалению, на английском языке. Но фотографии о боевом пути адмирала вполне можно было понять. Там были встречи и рукопожатия с американским президентом Никсоном, другими известными политическими деятелями. Вот такая встреча через 20 лет произошла у меня. К сожалению, при отъезде из Хабаровска я сдал мемуары американца в городскую библиотеку.

В начале июня 1974 года пришел приказ об увольнении меня в запас. Надлежало сдать холодное оружие – кортик. Но для всех морских офицеров кортик – это символ и память о годах службы. Поэтому я его «потерял». Мне был вынесен выговор, я заплатил двойную сумму стоимости кортика. И кортик остался у меня на память.

Немного о том, почему я не остался служить на флоте, хотя у меня были хорошие отношения с командиром лодки капитаном 2 ранга Сергиенко Василием Кирилловичем. Коммунисты первичной партийной организации приняло меня кандидатом в члены КПСС. Неплохое мнение обо мне и у командования бригады и флагманского врача эскадры Чистоклетова. Тому было несколько причин.

Во-первых, я пришел служить на флот после окончания гражданского ВУЗа и мои 6 лет учебы не входили в стаж воинской службы, в отличии от выпускников военных училищ. Поэтому, чтобы иметь хотя бы к 45 годам выслугу 25 лет, мне требовалось послужить много лет в северных гарнизонах, где год службы идет за полтора, а то и два, как на Новой Земле. Значит, со мной в этих суровых местах должны были жить и моя семья, жена и трое детей. Это не устраивало ни меня, ни жену.

Во-вторых, чтобы получить хорошую пенсию, надо было к 45 годам иметь звание минимум подполковника м/с. На подводных лодках потолок – майор. Надо искать должность на берегу. А там таких желающих служить намного больше, чем молодых врачей с кораблей. Когда меня уговаривали остаться в кадрах, максимум, что мне могли предложить – майорскую должность начальника санчасти в Хабаровском учебном отряде.

Третье, и, пожалуй, самое определяющее. Служба врачом на подводной лодке при всей кажущейся простоте тяжелая и рискованная. Ужасные условия обитания на дизельных подводных лодках, теснота, качка во время плавания на поверхности моря, а такое плавание ежедневно для зарядки аккумуляторов. Экстремальные условия, в которых находятся члены экипажа зимой и в самые жаркие месяцы требуют максимального внимания к каждому моряку, чтобы не пропустить начинающееся воспаление или обезвоживание. И риск при каждом погружении под воду. Недаром среди подводников бытует поговорка – чтобы количество погружений было равно количеству всплытий. Красивая форма морских офицеров и внимание к ним со стороны женского пола – самая минимальная компенсация за тяжелые условия службы.

Мне был положен еще отпуск на 30 дней и бесплатный проезд. Мы с женой решили, чтобы не пропал бесплатный проезд, что она с дочерью Наташей, которой только что исполнился годик, поедет к родителям. Сговорились, что те из Сибири приедут на Кавказ к своим родителям, т.е. к Наташиной прабабушке с прадедушкой. Люда летала туда самолетом, очень намучилась, так как самолет ТУ-104 делал во время полета на Кавказ 3 промежуточных посадки. А я оставался дома с двумя старшими сыновьями. Но мне помогала баба Ага, а потом приехали мои родители. Перед увольнением мне подарили на память очень дорогие шахматы. Доска была с перламутровыми вставками, а фигуры вырезаны из слоновой кости. Были вырезаны слова «А.К.Щербакову от моряков» Эти шахматы переехали со мной и в Тюмень, но при последнем отъезде с улицы Щербакова в поселок Молодежный я их оставил соседям по лестничной площадке, у которых сын хотел научиться играть в шахматы.

Так с шахматами ушла память о моей службе в Военно-морском флоте Советского Союза. Парадную форму я еще несколько раз одевал во время работы в больнице № 11 города Хабаровска и отделе здравоохранения Хабаровского крайисполкома и во время празднования дня Военно-Морского флота, который отмечается в последнее воскресенье июля. Ходил с сыновьями, пока они были маленькими. Они смотрели на военные катера, стоящие на рейде, наблюдали за прохождением катеров и стрельбой холостыми снарядами. Ели солдатскую кашу из котелков, которую раздавали зрителям из полевых кухонь. А вот мои кремовые форменные рубашки очень понравились моему отцу, который постоянно носил их на работу. Фуражка и пилотка еще довольно долго были у нас дома. Так же как и кортик, который пропал из дома в Хабаровске. На память остались лишь фотографии со времен службы во флоте. И то, что написано, не изгладится из памяти, пока бьется мое сердце.

После увольнения я всю жизнь интересовался, что происходит в военно-морских флотах мира. Особо меня интересовали самые могучие корабли – линкоры, авианосцы, и конечно, подводные лодки. Наш отечественный флот не имел современных линейных кораблей и авианосцев, поэтому об этих кораблях я смог прочитать только в последние годы. Две большие энциклопедии про линкоры и авианосцы до сих пор не просто стоят для украшения, я их периодически перечитываю. А вот про подводные лодки таких книг нет, приходится удовлетворяться сведениями из Интернета и воспоминаний военных моряков. В соперничестве с американцами во время «холодной войны» наши подводные лодки почти ни в чем не уступали американцам, а по некоторым показателям им нет равных. Самая скоростная подводная лодка проекта 661 развила скорость 44,7 узла (более 82 км/час). Самая маневренная и автоматизированная лодка проекта 705 набирала скорость с 6 до 42 узлов в течение 2-х минут (!), а разворачивалась на 180 градусов за 42 секунды. Подводная лодка проекта 685 погружалась на глубину 1250 метров, в то время как другие на 400-600 метров. И по шумности последние подводные лодки не уступали американским. Некоторые виды торпедного оружия и крылатых ракет не имеют аналогов в мире. Поэтому ту же торпеду «Шквал» американцы в договоре по ограничению стратегических вооружений постарались запретить. Так что современная подводная лодка является грозным оружием в умелых руках. Все эти подводные лодки создавались во времена Советского Союза. К сожалению, за последнее время мы растеряли и подводные лодки, выработавшие свой ресурс, и самое главное, потеряли кадры настоящих командиров, которые ставили на уши всю противолодочную оборону США во время учений «Апорт» и «Атрина» в 1985 и 1987 годах. Но все это оружие было надо для поддержания стратегического паритета самых сильных в военном отношении государств мира – США и СССР. А в настоящее время Россия значительно уступает американцам. К сожалению тех, кто как я отдал часть своей жизни служению в Вооруженных Силах.

В последние годы на страницах сайта «Одноклассники» я узнал о судьбе многих моих однокурсников, которые были призваны во флот. В первую очередь тех, кто служил на Черноморском флоте. Мой партнер по выступлениям за сборную института по легкой атлетике Борис Тимоненко служил на подводных лодках в Балаклаве, был флагманским врачом. Очень рано умер, ему не исполнилось и 50 лет. Владимир Перфильев служил на кораблях разведки, потом на многих должностях на берегу. Сергей Куракин не остался служить и сделал очень неплохую карьеру на «гражданке». Долгие годы был главным врачом санатория «Уссури» под Хабаровском. Борис Шевцов, с которым мы поехали вместе во Владивосток, до сих пор заведует инфарктным отделением в Хабаровске, к.м.н., заслуженный врач России, главный кардиолог Дальневосточного Федерального округа. Нашел живущий в Риге командир лодки Б-63 Сергиенко Василий Кириллович, которому же 80 лет. Мы с ним обменялись парой писем в социальных сетях. А вот другие мои сослуживцы не нашлись. К моему большому сожалению. Все же годы службы не забываются. Они сделали из студента мужчину.

Мостик

Раздался ревун «Боевая тревога». Из динамика по отсекам разнесся голос старпома: «Швартовой команде наверх!» В его втором отсеке в швартовой команде был его подчиненный, химик-санинструктор. Он натянул оранжевый спасательный жилет и вышел в третий отсек, где находился центральный пост подводной лодки и выход наверх. Из первого торпедного отсека прошли два матроса в оранжевых жилетах, тоже из швартовой команды. В голове мелькнуло:"Отходим. С Богом!" Второе слово он произнес по привычке. Так всегда его провожала мама.

В отсеке остались трое, все, кто должен быть по боевому расписанию. Он – командир отсека, начальник медицинской службы подводной лодки, лейтенант медицинской службы, второй электрик из БЧ-5, старшина второй статьи, и третий СПСовец, старший матрос. Так называли шифровальщика – специально подготовленного специалиста. Делать ему особо было нечего, поэтому мы привлекали его к проворачиванию оружия и техсредств, что делалось каждое утро, пока лодка находилась в базе. Он вращал всякие маховики и рычаги. А вот трюм был вотчиной электрика. Там стояли огромные аккумуляторные батареи, которые и обеспечивали движение подводной лодки в подводном положении. А его место было у динамика, получать команды из центрального поста и докладывать туда после их выполнения. Не такая уж трудная работа.

Послышался из динамика голос командира: «Отдать швартовы». Он ясно представил, что сейчас делается там, наверху, на надстройке подводной лодки. Приспособленная для плавания под водой, лодка имеет покатые обводы и очень узкую плоскую палубу, по которой можно ходить. Вот и сейчас члены швартовой команды под руководством боцмана выбирают толстые пеньковые канаты, сброшенные с кнехтов на пирсе. Канаты тяжелые, нужно три человека, чтобы затащить их на палубу. Потом канаты свернут в огромные бухты и спрячут под палубой, в пространстве между легким и прочным корпусом подводной лодки.

Через некоторое время в отсек вернулся санинструктор, снимая спасательный жилет. Мимо прошли и два других члена швартовой команды из первого торпедного отсека. Лодка пришла в движение. Это не ощущалось, по-прежнему ровно горели электрические лампочки в плафонах, не было шума двигателей. Но он знал, что швартовка происходит под электромоторами, а они работают почти бесшумно. Недаром дизельные подводные лодки, идущие на малом ходу, практически невозможно услышать, их издавна называют «черными дырами». Лишь чуть-чуть был слышен шум воды за бортом.

Из динамика раздался голос командира: «Погружение. Все вниз!». И он вспомнил, как однажды чуть не остался без штанов, услышав такую команду. Случилось это в одном из первых выходов в море. На дизельной подводной постройки первых послевоенных лет минимум удобств для экипажа. На семь отсеков всего два туалета, которые обычно функционируют только во время длительного пребывания под водой. А так есть наружных туалет, которые представляет из себя выгородку в ограждении боевой рубки с отверстием в полу. Напоминает общественный туалет тех лет. Конечно, никакого слива там не предусмотрено, при погружении лодки все смывается забортной морской водой. И как-то он, сидя над отверстием со спущенными словами, услышал команду «Срочное погружение. Все вниз!» Размышлять было некогда. Он быстро натянул на себя брюки и перчатки, схватил свой жетон с цифрой 2 и бросился в люк. Уже отработанным движением, держась только за поручни и не касаясь ногами ступенек вертикально расположенного трапа, скатился вниз. И уже там, в центральном посту застегнул и брюки, и ширинку. Но зато экипаж уложился в норматив, который дается для срочного погружения.

Сейчас подводная лодка будет проходить дифферентовку, подумал он. Сложное для экипажа любой субмарины действие. Надо добиться, чтобы нос и корма лодки были на одном уровне, как говорят. Подводники, имеют ровный киль. Лодка, выходя в море, загружалась боеприпасами, продовольствием, топливом, пресной водой, другим имуществом. Учесть все то сложно, но я лодке есть уравнительные системы в носу и в корме. Перекачивая из нома в корму или обратно воду, механик подводной лодки вместе со старшиной трюмных добиваются постановки лодки на ровный киль. А некоторые люди иногда гадают, почему это подводная лодка, отойдя от пирса на середину бухты, начинает то погружаться, то всплывать. Он и сам так думал, когда впервые увидел выход подводной лодки в море из базы.

Это был далеко не первый его выход в море на подводной лодке, но первый боевой. Поэтому присутствовало волнение. Она всегда есть у моряков, когда подводная лодка погружается. Очень уж сложный механизм субмарина, и любая техническая неисправность или из-за выработки ресурса, или по ошибке экипажа, может привести к гибели. Недаром у подводником не тот девиз, что у моряков – «Семь футов под килем», а другой – «Чтобы количество всплытий разнялось количеству погружений». А в данном случае волнение усиливалось из-за наличия в одном из торпедных аппаратов специальной торпеды, с ядерным боезарядом. Вообще в первом, соседнем отсеке, торпедном, было много огромных сигар диаметром 533 мм. Часть из них были загружены в шесть торпедных аппаратов, часть лежали на стеллажах. С одного борта над торпедами были койки личного состава, а с другого борта торпеды лежали в два яруса. Но моряки умудрялись на них положить матрасы и в ночные часы отсек превращался в большой жилой кубрик. Применение торпеды со спецзарядом разрешалось только по команде из Москвы, когда начнется «горячая» война, «холодная» уже шла долгие годы. Именно поэтому его, выпускника гражданского медицинского института, направили служить в Военно-морской флот. И не его одного, и во все флоты – Северный, Балтийский, Черноморский и Тихоокеанский. Велось активное строительство боевых кораблей – крейсеров, эсминцев, сторожевых кораблей, ракетных и торпедных катеров.

Но особенно большое внимание уделялось строительству подводных лодок. Строились огромные атомные, он видел их однажды, когда их «дизелюха» оказалась в базе атомоходов. Отрабатывалась задача торпедной стрельбы и его лодка должна выполнять роль мишени для атомной лодки. Эти лодки показались огромными по сравнению даже с крейсерскими дизельными подводными лодками 551 проекта, называемых «утюгами». Ему приходилось выходить на этих «утюгах», которые были вооружены четырьмя крылатыми ракетами в огромных пусковых установках. Условия обитания экипажа на этих лодках были намного лучше. У врача там была своя каюта на две койки, внизу его, а на втором ярусе для больного, требующего изоляции. Но оставались в строю и дизель-электрические подводные лодки. Именно так правильно их было называть. Потому что для хода в надводном положении использовались дизеля. Они же и производили зарядку аккумуляторных батарей подводных лодок, чтобы потом под водой можно было идти под электромоторами, не тратя кислород. Но только на небольшой скорости и не очень долго. Особенно на нашей лодке, которая была в строю уже почти 15 лет. А вот на атомных лодках не надо было экономить ни дизельное топливо, ни заряд в аккумуляторах. Ядерный реактор обеспечивал всем, и кислородом и пресной водой тоже. Но зато атомные лодки были шумными и их легко можно было услышать современными гидролокаторами. А вот его лодку трудно. Поэтому они и использовались как лодки ПЛО, т. е. для противолодочной обороны.

Именно на рубеж противолодочной обороны и должна пойти его субмарина. В то время дальность полета баллистических ракет подводных лодок было не очень большая, и поэтому лодки вероятного противника дожны были занимать полигоны для стрельбы недалеко от наших границ. Вот там и будут подстерегать их подводные лодки, и его в том числе.

Ему вспомнилось, как он в детстве захотел стать моряком. Тогда все мальчишки увлекались романом Каверина «Два капитана». Прочитал его и он, но желания стать летчиком у него не появилось. А вот купленную в местном магазине небольшую книгу в мягкой обложке о том, как наш небольшой эсминец охотился во время войны за немецким рейдером, обстрелявшим поселок на одном из островов в Баренцовом море, он прочитал до дыр. Особо понравились названия «эсминец», т.е. эскадренный миноносец» и звание командира этого корабля – капитан-лейтенант. И тогда появилось желание стать командиром и получить такое же звание. Он представлял, как с мостика эсминца отдает команды «По местам стоять, со швартовых сниматься», «Отдать швартовы» или «Полный вперед, курс норд-вест-вест».

И эта мечта стала понемногу сбываться. В начале его детскую фуражку моряка заменила настоящая фуражка офицера, которую ему подарили родственники, жившие в городе, где было мореходное училище. Они же подарили ему и настоящую тельняшку, плод зависти все мальчишек в поселке. В то время это был большой дефицит. И потом в фуражке и тельняшке он форсил по палубе казавшегося огромным двухпалубного речного парохода, по бокам которого вращались огромные колеса с лопастями. Его пускали везде – и в машинное отделение, и в рубку, и на мостик. И стоя там и глядя на волны, которые разбирались о корпус парохода, он представлял себя на мостике эсминца.

Для того, чтобы лучше узнать устройство кораблей, записался на кружок «Моделирования» в школе, попросил отца выписать ему журнал «Моделист-конструктор». И на кружке сделал из дерева две модели – тральщика и подводной лодки. Подводная лодка ему понравилась больше. У неё был движитель – закрученная резинка, которая давала ход модели. А поставив горизонтальные рули на погружение, он добился того, чтобы лодка уходила на глубину. Там она проплывала всего несколько метров, но в глазах своих сверстников-пацанов он выглядел волшебником.

Потом эта детская мечта ушла, он очень увлекся спортом и ему хотелось стать чемпионом, чтобы ему рукоплескали трибуны. Он стал чемпионом школы, района, много позже даже края среди студентов. Но море вернулось с другой стороны. В медицинском институте, куда он поступил, была военно-морская кафедра, которая готовила врачей для флота. На первом курсе, где изучали устройство кораблей, он выделялся как самый знающий студент. Даже на экзамене получил «пять с плюсом» и о нем написали в многотиражке института. Но все же стать врачом на флоте ему не хотелось. Хотя он с удовольствием поехал на практику после 5 курса, хотелось увидеть настоящие боевые корабли. И попал в бригаду подводных лодок в одном отдаленном гарнизоне. Их, шестерых студентов, распределили по экипажам подводных лодок. И когда его подводная лодка должна была выйти в море, вязли и его. Тогда он впервые очутился в чреве «потаенного судна», как когда-то называли подводные лодки. А после того, как он вместе с экипажем погрузился на глубину 150 метров и потом выпил плафон холодной морской забортной воды, он имел полное право называться подводником. Как говорится, прошел «крещение». Потом он устал рассказывать своим товарищам по практике, что чувствовал во время погружения и вообще во время суточного пребывания на подводной лодке.

Именно в этот выход он впервые увидел море. Настоящее, а не ту соленую воду, которая плескалась в базе у бортов подводных лодок вперемешку с пятнами дизельного топлива. Простор водной глади покорил его. После тесноты подводной лодки он впервые ощутил, как огромен мир и это море без конца и края. А потом он увидел, как экипаж решил подшутить над вахтенным одинокого траулера, неспешно идущего в это раннее утро по своим делам. Лодка неслышно пошла под электромоторами и когда поравнялась с траулером, старпом, стоящий вахту в эти часы, громко через мегафон приказал траулеру остановиться. Из рубки выскочил взъерошенный штурман и стал ругаться, что нельзя так пугать советского человека. Все, кто стоял на мостике лодки в это время, и он в том числе, расхохотались. А чуть позже он окунулся в морские воды, когда их в один из воскресных дней отпустили погулять по поселку. Ну как тут удержаться и не испытать, как морская вода держит тело и не попробовать её на вкус. Вот так он, уроженец далекого поселка на севере, впервые вместо привычных для купания мутных вод многочисленных котлованов вокруг поселка, где добывали золото и работали драги, погрузился в прозрачные воды и плавал, плавал, несмотря на не очень уж и теплую воду. И думал, когда снова смогу это сделать.

И судьба преподнесла ему сюрприз. На распределении он услышал из уст ректора – «А вас, молодой человек, мы направляем на флот». А вот в отделе кадров флота на подводную лодку он попросился сам. Здоровье спортсмена позволило попасть в подплав. Потом месяц подготовки для сдачи зачета на самостоятельное управление медицинской службой, несколько месяцев плавания на всех типах дизельных подводных лодок эскадры, подменяя уходящих в отпуск врачей, кратковременная подготовка по хирургии и вот он со своим экипажем подводной лодки готовится выполнить первый в жизни автономный поход. Впереди два месяца плавания в теплых водах Тихого океана. Но куда и на сколько, никто не знал. Военная тайна, которая станет известной, только когда мы выйдем в море.

Он осмотрелся в отсеке. Вроде все как всегда. Ровно горит освещение в проходе и в кают-компании, которая является его боевым постом в походе. Именно в кают-компании на обеденном столе он будет должен оперировать больного в случае нужды. Правда, к столу будут прикреплены специальные приспособления для фиксации больного. А пока они вместе с операционными инструментами в упаковках лежат в одном из шкафов кают-компании. Там же и небольшой ящичек с набором медикаментов, инструментов для оказания помощи в отсеках субмарины. А вот лампы-софиты, которые используются во время операции, висят над столом постоянно, правда, не все лампы включены в обычных условиях. Напротив кают-компании каюта старпома. Но сейчас она отдана старшему на борту во время этой автономки, замкомбрига, капитану 1 ранга. С ним вместе он часто выходил в море на других лодках. В этом же отсеке есть еще несколько кают. Естественно, каюта командира, потом каюта командиров боевых частей и служб. Там четыре узких койки в два яруса, и одна из них его. Есть также каюта заместителя командира по политчасти и каюта для старшин. И небольшое помещение для умывальника.