Читать книгу: «Петушиные бои», страница 2

Глава третья: И чего людям не хватает?!

Сегодня, как только испарилась утренняя роса, Константиновна впервые выпустила на выгул наседку Рябу с трёхнедельным от роду выводком. Месяц назад она ещё по-девичьи беззаботно сновала по двору и по меньшей мере один раз в день с готовностью отзывалась на галантные знаки внимания с моей стороны. Это именно ей, одной из лучших цыпочек в моём гареме, Шурка посвятил экспромт:

 
Что-то было в этой курице от птицы.
Взор орла? Иль журавлиный шаг?
Я смотрел на чудо чуть дыша:
Ну чего тебе, пеструшка, не летится?
 

Я по этому поводу напомнил Шурке, что именно Ряба попала в человеческую книгу рекордов Гиннесса, когда, убегая от меня (у неё, видишь ли, не было настроения заниматься сексом третий раз кряду), она совершила полёт длительностью тринадцать секунд. Но Шурка мои монологи слушает, но не слышит.

Некто дедушка Крылов – а чей дедушка, мне неизвестно, во всяком случае, у Чепегиных такого родственника на подворье я не примечал ни правым, ни левым оком – написал: «Орлам случается и ниже кур спускаться; но курам никогда до облак не подняться». Но вот человек, размышляю я, рождён, чтобы ходить по земле, но спускается под землю, поднимается высоко в небо, погружается в морскую бездну, а стал ли он ближе матери-природе, чем орёл, петух, крот, дельфин и иные Божьи создания? В какую стихию ни вторгся бы человек, везде настигают его грозные предостережения от насилия над окружающей средой: самолёты падают, шахты обрушаются, подводные лодки горят и тонут (ох, храни Костю и всех моряков их морской Николай Чудотворец!).

Наблюдая, как мои наседки царапают своими слабыми лапами землю в поисках корма, я явственно вижу другую картину. Сотни миллионов землеройных машин, траншеекопателей и бульдозеров, скреперов и экскаваторов, автогрейдеров и проходческих комбайнов, тонеллепроходческих комплексов и буровых установок, плугов и культиваторов и иных машин перекапывают, перепахивают, перерывают и перерыхляют верхний плодородный слой Земли, лишая его живительных соков. Человек всё глубже зарывается в Планету, оставляет в её недрах гигантские пустоты после извлечения миллионов и миллиардов тонн полезных ископаемых, в результате строительства подземных путей сообщения, тоннелей, бомбоубежищ и иного. Он уже близок к тому, чтобы пробить толщу земной коры. Он рвётся к мантии Земли, к её ядру, в котором, наивно думает Homo sapiens, как в шоколадном яйце спрятан сладкий сюрприз. И уже не может остановиться в своём самоубийственном хозяйничанье на Земном шаре.

Кто-то, Кто над всеми нами, запрудил океаны континентами и материками и населил их животными и людьми. Животным он сказал: будете жить всегда на одном месте, не смешиваясь с иными. А человечество наделил родными палестинами и отметил людей разными цветами кожи – белым, чёрным и жёлтым, чтобы и они жили на заповедованных землях и не смешивались с иными. Но люди не вняли и этому предостережению природы и начали растекаться по всей планете и смешиваться, как масти в перетасованной карточной колоде.

Я ничего не имею против метисов, мулатов, креолов, квартеронов и иных, как не имею ничего против выведенных людьми декоративных пород кур, собак или кошек. Но учёные допускают, узнал я, что смешение разных рас рискованно для будущих поколений, а накопление изменений на генетическом уровне – бомба замедленного действия. Она может взорвать иммунную систему, снизить сопротивляемость инфекциям, сказаться на снижении функций высшей нервной деятельности. На планете будет накапливаться всё больше и больше людей, которые несут патологические гены и нестабильный генотип. И примеры тому есть, говорю я: в бывшей голландской колонии на острове Ява метисы малайцев и голландцев уже в третьем поколении рождают только бесплодных девочек.

А ещё я вижу в грядущем, как человеческие потоки, перемещающиеся по планете Земля – из города в город, из страны в страну, с континента на континент, – перенесут во все её уголки взвеси смертельных вирусов. Они обрекут народы на общепланетарную изоляцию, на миллиарды человеческих разобщённостей, посеют между разноязычными человеческими племенами настороженность и недоверие. С врождённым животным ужасом и данным мне Провидением ужасом человеческим я заглянул ещё дальше. Вот представители Homo sapiens в скафандровой скорлупе ведут изыскания и промышленные разработки на других планетах. И я вижу, как вместе с космическими биологами и добытыми ими образцами на Землю переселяются причудливые микроорганизмы и проникают смертельными дозами в кровь человечества…

…Ряба – попечительная мать своих птенцов, отказавшаяся от прежних вольностей куриной жизни и переставшая замечать мои заигрывания, осторожно, словно нащупывая брод в реке, опускает лапы на землю, чтобы ненароком не придавить кого-нибудь из цыплят, ошалевших от новых впечатлений. Обойдя далеко стороной будку Чапая (впрочем, вышколенный волкодав и глазом не повёл в её сторону), она увлекла выводок вглубь двора, готовая при любой опасности самоотверженно укрыть цыплят своими крылами.

Я впервые увидел своё потомство, которое Нюра до сего дня выдерживала в доме. Как сказал бы, наверное, ветеринар Волоха, у меня, единственного пока взрослого петуха в хозяйстве, нет повода сомневаться в своём отцовстве. Но если бы подобные терзания были свойственны петухам в той же степени, что и человеческому сильному полу, поводов для сомнений у меня нашлось бы немало. Увы и ах, но курицам, должен я признать, присущи беспорядочные связи с несколькими самцами. Но вот чудо природы: они обладают и неповторимой способностью отторгать уже после совокупления петушиное семя низкой, если говорить человеческим языком, пробы – это обеспечивает здоровое потомство.

А как улучшилась бы человеческая порода, скольких трагедий можно было бы избежать, подумал я, обладай этим неоценимым даром представительницы прекрасного пола у людей. Увы, бедняжки не могут отторгать нежизнеспособное семя мужчин, страдающих наследственными болезнями, алкоголизмом, наркоманией, нравственно и духовно убогих самцов и, главное, насильников. Посреди этих мыслей в моём мозгу зашевелился вдруг червячок какого-то ещё неясного предчувствия, что в семействе Чепегиных в скором будущем произойдут большие перемены. Но с кем? И к чему они совершатся – к добру или злу?

Ряба с семейством прошествовала мимо меня. Я вглядывался в птенцов, но ни левым глазом, способным заприметить высоко в небе ястреба-перепелятника, вернуть меня сквозь непроницаемую пелену времени в прошлое или перенести в грядущее, ни глазом правым, которым я могу выискать в густой траве крохотное зёрнышко проса, я не смог ещё отличить петушков от курочек. Мои сыновья и дочери окажут себя во всей красе позже, и тогда старики Чепегины по совету крестника Волохи будут устанавливать правильное на их взгляд – но не на мой – соотношение полов в курятнике. Безжалостный птицевод с дипломом толковал им, что самцы впервые подают голос в четыре месяца, и с этой поры надо прислушиваться к их распевкам. И если потенциальный производитель ленится заниматься вокализом, он подлежит выбраковке. А это значит, подумал я, что части подросшего выводка угрожает… Впрочем, петушиная природа избавила меня от мучительных страданий по поводу судьбы моего потомства, прореженного, как морковь в огороде. Главным предметом моих очеловеченных тревог являются наследные принцы-петушки, которых хозяева оставят при моём куролевском дворе…

С тех пор, как в прошлом году Костька привёз отцу в подарок на день рождения транзисторный радиоприёмник «Спидола», я неизменно отираюсь подле Сергея Захаровича и Анны Константиновны, когда те на веранде или садовой скамейке под орехом слушают «Маяк». Радио стало одним из источников пополнения моих знаний о людях и мире. По вполне понятным причинам я с особым интересом внимаю сообщениям о жизни и скандалах в королевских дворах Европы. Углубляясь в эту тему, я уже заглянул одним глазком – прозревающим левым, разумеется, – на несколько десятилетий вперёд, и диву дался. Британский принц Чарльз даже во время брака с Дианой Спенсер будет состоять в связи с сексуально раскованной Камиллой Паркер-Боулз, а принцесса Леди Ди в свою очередь также окажется не безгрешной по отношению к наследнику короны. Но нынешние и будущие супружеские адюльтеры под крышами дворцов, мезальянсы королевских особ, женящихся на топ-моделях и выходящих замуж за тренеров по фитнесу, отказы от престолонаследия и иное я воспринимаю без лишних эмоций. В отличие от четы Чепегиных, которые со священным ужасом восклицают: «И чего, спрашивается, людям не хватает?!»

Мне же поучительно было узнать, что в европейских династиях утвердился устойчивый порядок наследования престола. Стало ясно, что в куролевствах, где петухи, подобно восточным сатрапам, придерживаются многожёнства, смена царствий не может происходить цивилизованно. Как, кстати, и у древних шахов, падишахов и шахиншахов, султанов, эмиров и шейхов, обременённых огромными гаремами и многочисленным потомством. И я стал напряжённо размышлять над этим. И пришёл к выводу, что старшим наследным принцам от разных матерей приходилось, полагаю я, выделять, худо-бедно, хотя бы по провинции. Но где гарантии, что папашин наместник не вздумает провозгласить провинцию по человеческим понятиям суверенной. И вряд ли отец, заботливо, кропотливо собиравший воедино земли, это одобрит и скажет: «Бери, сынок, суверенитета столько, сколько сможешь проглотить». Этак и державу можно растащить по кускам! (На мгновение я впал в оцепенение и под моими перьями по коже побежали мурашки, что со мной случается только тогда, когда из горла вдруг вырываются пророчества). Или с властолюбивого принца станется двинуть собственные войска на отца или брата, а те в ответ ощетинятся копьями – вот вам и гражданская война. А все эти непрекращающиеся в центре гаремные интриги многочисленных принцев, их матерей, жён и наложниц; яд в кувшине с вином или в чашечке кофе; кинжал под халатом великого визиря или шёлковая удавка в рукаве евнуха!

Нечто похожее назревает и в моих владениях. В пять-шесть месяцев от роду пернатые принцы, высиженные Рябой, начнут затевать яростные поединки и пускаться в погоню за курицами. И рано или поздно кто-нибудь из них бросит вызов и мне. Так у нас чаще всего и происходит извержение из куровлевского сана. Вот и недавно после рыцарского ристалища лишился своего положения мой царственный брат Юмбе VIII – Волей Провидения Куролевс Кенийский, Эфиопский, Танзанийский, Сомалийский, Угандийский, Суданский и иных, чей предок увековечен на гербе Кении в виде серебристого петуха с топором. Зашатался насест и под Волей провидения Куролевсом Французским, Швейцарским, Бельгийским и иных – де Коком XXV. Де Коки – потомки галльского золотистого петуха, одного из главных тотемов Франции, равные по родовитости нашей Иерусалимской ветви раскидистого генеалогического древа петушиных. Его образ запечатлён на государственной печати и воротах резиденции человеческого правительства. Я как раз и жду с почтой известий о подробностях происходящего в восточном пригороде Парижа Шан-сюр-Марн, где издревле располагается резиденция де Коков…

У представителей нашего рода, ведущих начало от Кура Великого, и царствующих в большинстве стран мира, некогда существовали начатки письменности. Однако она не получила развития в связи с огромным пространственным рассеянием нашего народа по планете и чисто физическими затруднениями, которые мы испытываем в ручном письме. Найденные археологами обожжённые глиняные черепки с Заветами Кура Великого так и остались нерасшифрованными людьми. Французский египтолог Жак Шампиньон после нескольких лет изучения таинственных иероглифов оставил бесплодные попытки и произнёс в сердцах: «Оh là là! Написано как курица лапой…» Фраза стала крылатой, а Шампиньон до конца дней своих так и остался в неведении, как близок он был к истине.

Вместо ручного письма потомки Кура Первого стали развивать по примеру человека голубиную почту. Только нашими воздушными почтальонами стали дикие голуби перелётного или частично перелётного вида, а также деревенские и городские ласточки, стрижи, трясогузки и кукушки обыкновенные. Заключили мы было соглашение и с воронами – для внутреннего, без пересечения национальных границ, сообщения. Однако они стали использовать служебное положение и таскать с дворов цыплят, и контракт был разорван. В последнее время мы всё реже привлекаем к сотрудничеству и кукушек, которым с трудом даётся воляпюк – межптичий искусственный язык.

На днях я решил дать дополнительный урок воляпюка молодому Кукую, присевшему на тутовник около летней кухни.

– Ну, что, Cuculus canorus, – тщеславно блеснул я латынью, – пока твоя ленивая женушка подкидывает яйца в чужие гнёзда, давай займёмся языком.

– Кто бы говорить! – огрызнулся на ломаном воляпюке Кукуй. – У вас самих яйцо нести одни, а высиживать другие.

Надо же, подумал я, а ведь и правда, тут мы с кукушками как будто похожи, а вслух сказал:

– Ладно, не кукушись, повторяй за мной: Ку-ка-ре-ку!

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку! – продудел как фагот заика в перьях.

– Ку! Ка! Ре! Ку! – терпеливо поправил я.

– Ку… – И на этом Кукуй умолк.

– А чтоб тебе неладно было! Кыш, отсюда, шаромыга! – крикнула от летней кухни Нюра, загадавшая было, сколько ей накукует кукушка.

А я сказал Кукую:

– Ладно, лети, откуда прилетел. Расстанемся друзьями…

– Ага, Петушка хвалит Кукуха, за то, что хвалит он Петушку… – оставил Кукуй последнее слово за собой.

Откуда эта косноязычная птаха знает дедушку Крылова?! Что же касается ласточек, то они по всему миру ревностно служат нашим куролевствам. Вот и сейчас одна из них спорхнула с небес на козырёк крыльца и издала несколько щебечущих фраз, заканчивающихся звуком, похожим на отдалённую трель милицейского свистка. Это прилетела на крыльях долгожданная весть из Франции. Оказывается, де Кок XXV во время линьки, что время от времени случается со всеми петухами, потерял голос, а тщеславный претендент на трон немедленно воспользовался этим, чтобы захватить власть. Король умер (или съеден?) – да здравствует король де Кок XXVI! Также я узнал от вестника, впрочем, без несвойственного мне, когда я нахожусь в петушиной ипостаси, прискорбия, что Волей провидения Куролевс Италии, Австрии, Швейцарии, Словении, Алжира и иных Gallo XXI скончался от птичьего гриппа, а Великий куриный магистр Риги, окрестных мыз и иных Gailis XV погиб под колёсами велосипеда. И ещё одна новость: Куролевс Турции, Греции, Болгарии, Крита, Кипра и иных, наследник Византийских куролевсов, Horoz XXXV, по собственной воле оставил скипетр и державу старшему сыну, а сам затворился в курятнике армянского монастыря, где смиренно призывает братию на утренние, вечерние и ночные молитвы.

С этими новостями я прошествовал на другой конец двора, где меня уже поджидал на заборе мой дальний родственник Певчий Тух – выборный атаман станиц Северской, Новодмитриевской, прилегающих хуторов, железнодорожной станции Афипской и иных, живущий на подворье чепегинских соседей Ермоленко. Выслушав с раскрытым от удивления клювом новости из далёких стран, атаман, косясь на меня правым глазом, с возмущением сказал:

– Ваша Величественность, я тут недавно своими ушами слышал, как соседский кастрированный каплун Петел, откармливаемый на мясо, рассказывал курочкам-пуляркам, будто он происходит из старинного рода бойцовых петухов. С людьми живём, от них и набираемся дурного: хвалимся родом своим, а не своими делами, стремимся казаться лучше, возвыситься над другими… Срамно, но кастрата Петела хозяева используют даже для насиживания яиц…

Но я-то Певчего Туха насквозь вижу, даже не глядя на него телескопическим левым. Это камешек в мой огород. В нём говорит затаённая зависть – вот это у него точно от людей – к моему высокому положению, неудовлетворённость своей подчинённостью. Я де, мол, тоже из Курьевичей, а прозябаю на станицах и хуторах. А я примирительно проговорил:

– Атаман, все мы, куры, – потомки королевского тираннозавра, который жил шестьдесят восемь миллионов лет назад (спасибо Волохе, просветил). И кастрированный бедняга Петел, и лишённые женского естества пулярки, и совхозные бройлеры, и карликовые бентамки, и венгерские великаны. И все мы для человека просто… ножки Буша…

Какие ножки? Какого Буша?! У меня снова по коже забегали мурашки. Из оцепенения меня вывел бешенный рык Чапая («И не думай, пор-р-р-ву!»), узревшего взявшуюся за ручку калитки станичную почтальоншу Людмилу Зайцеву. Но ей навстречу уже устремилась Нюра. А через минуту раздался её заполошный крик, который подводник Костя как-то назвал «маминым аварийным голосом»:

– Сергей, телеграмма! Наши сыночки послезавтра приезжают!

Не предчувствие ли приезда Константина и Александра шевельнулось сегодня в моей душе? Нет, не то, не совсем то… Тут что-то другое. Но что, что?

Между тем, долгий, и только кажущийся нескончаемым летний день подошёл к концу. Солнце медленно склонялось к закату, удлиняя тени, которые вот-вот сольются в одно чёрное, как пахота без огрехов, поле. Кто-то, Кто над нами всеми – людьми и животными – словно откручивает назад утренние кадры: Зорька с раздутыми боками прошествовала от ворот к хлеву, Наталка привела на верёвке козу с выгона, птичье население потянулось под крышу ночного убежища, Нюра с вечерним удоем возвращается в дом… Во дворе остается уже спущенный с цепи Чапай и я – мне хозяева не препятствуют устраиваться на ночь не с коровой, козой, курами, гусями, индейками, цесарками и свиньями, которые мешают мне предаваться размышлениям, а на нижней ветке тутовника.

– Странный всё-таки у нас пивень, – сказала как-то Анна Константиновна мужу, наблюдая, как я устраиваюсь на дереве. – Мне иногда чудится, что он всё понимает, только сказать не может…

– Да пускай его, Нюра, ночует хоть на крыше, – примирительно отозвался Сергей Захаровичи, просвещённый крестником-ветеринаром. – Кур топчет исправно и ладно…

Чапай тоже не возражал, чтобы я ночевал под открытым небом: вместе, мол, веселей усадьбу кар-р-р-р-раулить… Положим, ничего весёлого в нраве волкодава я не нахожу, но в чём-то мы походим друг на друга. По китайскому гороскопу Петух – символ бдительности. Недаром ведь по всей Европе наше изображение водружают высоко на башнях: бдите. К тому же из всех двенадцати знаков китайского зодиака мы наиболее склонны к военным профессиям.

Из дома через раскрытое окно послышался голос Анны Константиновны, повторившей несколько раз молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных». Затем она, знаю я, начнёт в голос читать Библию. Это регулярное душеутоляющее чтение началось года три-четыре назад, когда на Костькиной подводной лодке случился пожар, а вечно не высыпающийся Шурка на мгновение задремал на Рижском шоссе под Москвой за рулём своей «копейки», съехал на большой скорости в кювет и чудом остался невредимым…

Нюре даже в голову не могло прийти, что эти ежевечерние бдения воскрешают во мне древние предания, живущие ab ovo – то есть с самого начала, с яйца – в памяти всех потомков Кура Великого по прямой мужской линии.

Глава четвертая: «В эту ночь, прежде, нежели дважды пропоёт петух, трижды отречёшься от меня»

«…Когда же наступило утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти». – Нюра читает Евангелие от Матфея с чувством, словно рассказывая близкому человеку о чём-то выстраданном.

«И связавши Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю. Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осуждён, и раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря: Согрешил я, предав кровь невинную. И бросив сребреники в храме, он вышел, пошёл и удавился. Первосвященники, взявши сребреники, сказали: не позволительно положить их в сокровищницу церковную, потому что это цена крови. Сделавши же совещание, купили на них землю горшечника, для погребения странников…»…

Анна Константиновна на мгновение умолкла, переводя дыхание для продолжения, а я бестелесно, единым духом оказался в Иерусалиме во дворе горшечника Самуила…

– Я умываю руки, радость сердца моего, – сказал Самуил жене Соломее, заложив в печь для обжига последние двенадцать горшков. – Я замешивал глину и лепил горшки ещё задолго до того, как ты была посвящена мне в жёны согласно вере и закону Моисея. Теперь у нас выросли сыновья – Аким, Посланный Богом, и Яков, Следующий по пятам. Хочу передать им эту печь и землю, богатую прекрасной горшечной глиной. А я присмотрел продающуюся посудную лавочку старого Сендера у Яффских ворот. Хочу её купить и самому торговать нашей посудой, а то перекупщики – чтоб их рот никогда не закрывался, а задний проход никогда не открывался – сбивают на неё цену…

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Смотри, чтобы потом соседи не сказали: «Самуил – а хухэм а ид, слишком уж явно он возжелал перехитрить всех, и его раскусили», – сварливо отозвалась Соломея и ушла со двора в дом.

За несколько дней до праздника Песах в память об Исходе еврейского народа из Египта она с сыновьями и дочерью Бейлой согласно завету – «К первому дню Песаха устраните квасное из домов ваших» – начала при свете свечи очищать жилище от хамеца до последнего кусочка величиной с оливку. А четырнадцатого числа месяца ниссана Самуил с первенцем Акимом пойдут утром в Иерусалимский храм вознести молитвенную благодарность за спасение первенцев Израиля во время «десяти казней египетских». Ибо сказано в Моисеевом законе – Пятикнижии, что после отказа фараона освободить порабощённых евреев на Египет были обрушены десять бедствий. И только после того, как «в полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своём, до первенца узника, находившегося в темнице, и всё первородное из скота… фараон призвал Моисея и брата его Аарона и сказал: «Встаньте, выйдите из среды народа моего, как вы, так и сыны Израилевы»…». Так в ночь на пятнадцатое нисана 2448 года от рождения Адама евреи покинули место своего четырёхсотлетнего рабства и во главе с Моисеем направились в Землю обетованную…

Смогу ли я, наделённый даром человеческого разума и способностью разделять человеческие чувства, когда-нибудь постичь, чем может быть оправдана, обоснована, обелена необходимость столь страшной небесной кары, обрушенной на головы первенцев древних египтян и первенцев ни в чём не повинных лошадей, быков, коз, ослов, мулов и иных. И чьим делом должно быть обретение истинной свободы – самого человека или высших сил? И свободен ли избранный народ от того, чтобы на земле отличать добро от зла?

Как-то братья Чепегины, съехавшиеся ещё в пору учения под родительскую крышу на каникулы, стали свидетелями последствий нашествия саранчи на Краснодарский край. «Это была просто какая-то казнь египетская», – сказала сыновьям Анна Константиновна. Шурка, в недавнюю сессию сдавший зачёт по научному атеизму, не преминул блеснуть своими познаниями, частью полученными на занятиях явно, а частью тайно, от своего однокурсника Додика Фельдмана (я тогда же предсказал, что он вскоре после окончания университета уедет с родителями в Израиль), и ввернул в разговор:

– Хорошо, что не десять казней египетских, которые навлёк на себя и своих подданных упрямый фараон, вообразивший себя богом, и утверждавший: «Нил мой, и я создал его»…

– Может, он ещё и Суэцкий канал создал? – вставил Костя.

Анне Константиновне хотелось известить Шурку о своем сегодняшнем разговоре с батюшкой Иоанном после вседневной утрени. Старый священник, знавший сыновей Чепегиных ещё детьми и крестивший Наталку, сказал Нюре, что встретил Александра в станице и приязненно интересовался его учёбой и жизнью в Ленинграде.

– Одно скажу вам, сестра Анна. Олександр – легкомысленный атеист. Учёного атеиста ещё можно переучить, а молодому и легкомыслящему неверцу надобно в темноте духовной раз другой наткнуться на острые углы жизни, чтобы начать размышлять о горнем…

– Спасибо, отец Иоанн, я молюсь за него.

– Истинно, сестра, молитва – это привлечение благодати Божией и тому, за кого молятся…

Однако Нюра, сама не зная почему, не стала говорить Шурке о встрече с батюшкой…

…От размышлений и воспоминаний к действительности меня вернул голос Нюры, продолжившей чтение – теперь уже Евангелия от Марка:

«И говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы… Пётр сказал Ему: если и все соблазнятся, но не я… И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне в эту ночь, прежде нежели дважды пропоёт петух, трижды отречёшься от Меня. Но с ещё с большим усилием говорил: хотя бы мне надлежало и умереть с Тобой, не отрекусь от Тебя»…

Нюра вздохнула со всхлипом, а я снова незримой частью своей сущности оказался на заходе солнца в знакомом дворе в Иерусалиме.

– А́ба, что случилось с Тарнеголем, он прошлой ночью не пел? – спросил отца Яков.

– Ничего страшного, бен, просто наш петушок линяет. В это время петухи не поют.

Яков, дождавшись, когда в доме все улягутся, встал с постели, закутался в покрывало, выскользнул на двор и пошёл в Гефсиманию…

«Пришли они в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь… Кончено, пришёл час; вот предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдём; вот, приблизился предающий Меня», – проливался из окна на меня и на весь окрестный мир текст Священного Писания.

«И тотчас, как Он ещё говорил, приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его и ведите осторожно. И пришед тотчас подошёл к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его. А они возложили на Него руки свои и взяли Его»…

«Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня; но да сбудутся Писания. Тогда, оставивши Его, все бежали… Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них»…

…Яков, задыхаясь от горя и стыда, вбежал во двор, и, таясь, пробрался в жилище, чтобы прикрыть наготу. А затем вернулся наружу, куда тотчас вышел Самуил, разбуженный приходом сына. Он сказал:

– С Тарнеголем творится что-то необычное. Смотри, он взлетел на крышу курятника и словно окаменел, как обожженная глина…

Яков взглянул на петуха: тот неотрывно смотрел в сторону дома первосвященника Каиафы…

«И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к Нему все первосвященники, и старейшины, и книжники. Пётр издали следовал за Ним, даже внутрь двора первосвященникова; и сидел со служителями, и грелся у огня… Когда Пётр был на дворе внизу, пришла одна из служанок первосвященника. И увидевши Петра греющегося и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назарянином. Но он отрёкся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь, и вышел вон на передний двор; и запел петух. Служанка, увидевши его опять, начала говорить: этот из них. Он опять отрёкся. Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твоё сходно. Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите. Тогда петух запел во второй раз».

– Аба, аба, Тарнеголь запел. Ах, вот ещё раз! – возопил Яков.

А Тарнеголь слетел с крыши и сказал:

– Отныне я не Тарнеголь, а Волей Провидения Кур Первый, Куролевс Иудеи, Иерусалима и иных. И потомки мои распространятся по всей земле…

Самуил и Яков его слушали, но не услышали. А Кур Первый прошествовал к куче мягкой глины возле печи, и, вдохновенный свыше, начертал Заветы своим наследникам.

– Посмотри, Яков, какой красивый орнамент нечаянно нанёс на глину своими лапами Тарнеголь. Перенесем узор на наши горшки…

– Скоро, скоро оставишь ты свое ремесло, Самуил, чечевичная похлёбка в последний раз вольётся в твои горшки, а твоя земля прорастет могилами странников! – изрёк Кур Великий своё первое прорицание, чувствуя, как под линяющими перьями побежали мурашки…

«И вспомнил Пётр слово, сказанное ему Иисусом: прежде, нежели петух пропоёт дважды, трижды отречёшься от Меня. И начал плакать», – закончила читать Нюра и зевнула. Ибо только дух неутомим, а телесные силы человека сосчитаны.

А я взлетел на нижнюю ветку тутовника, чтобы оказаться ближе к солнцу, которое уже вскоре проклюнется, как птенец из яйца.