Читать книгу: «Последняя жертва», страница 2
Явление четвертое
Михевна, потом Дергачев.
Михевна. Ну, уж это Вадим Григорьич, по звонку слышу. (Идет к двери, навстречу ей Дергачев.) Ох, чтоб тебя!
Дергачев (важно). Я желаю видеть Юлию Павловну.
Михевна. Ну, да мало ль что вы желаете. К нам, батюшка, в дом мужчины не ходят. И кто это вас пустил? Сколько раз говорила девкам, чтоб не пускали.
Дергачев (пожимая плечами). Вот нравы!
Михевна. Ну да, нравы! Пускать вас, так вы повадитесь.
Дергачев. Я не за тем пришел, чтоб твои глупости слушать. Доложи, милая, Юлии Павловне.
Михевна. Да, милый, нельзя.
Дергачев. Что за вздор! Мне нужно видеть Юлию Павловну.
Михевна. Ну, да ведь не особенная какая надобность!
Дергачев. У меня есть письмо к ней.
Михевна. А письмо, так давай его сюда и ступай с богом.
Дергачев. Я должен отдать в собственные руки.
Михевна. И у меня свои собственные руки, не чужие. Чего боишься? Не съем его!
Входит Юлия Павловна.
Явление пятое
Дергачев, Михевна, Юлия Павловна.
Юлия. Что у вас тут за разговор? А, Лука Герасимыч, здравствуйте!
Дергачев. Честь имею кланяться. Письмо вот от Вадима. (Подает письмо.)
Юлия. Покорно вас благодарю. Ответа не нужно?
Дергачев. Ответа не нужно-с; он сам заедет.
Юлия. Что, здоров он?
Дергачев. Слава богу-с.
Михевна. Не держи ты его, отпусти поскорее, что хорошего?
Дергачев. Могу я его здесь подождать-с?
Юлия. Лука Герасимыч, извините! Я жду одного родственника, старика, понимаете?
Михевна. Да, Герасимыч, ступай, ступай!
Дергачев. Герасимыч! Какое невежество!
Михевна. Не взыщи!
Юлия. Не сердитесь на нее, она женщина простая. До свидания, Лука Герасимыч!
Дергачев. До свидания, Юлия Павловна! Как ни велика моя дружба к Вадиму, но уж подобных поручений я от него принимать не буду, извините-с! Я сам ему предложил-с! Я думал провести время…
Михевна. Ну, что еще за разговоры развел?
Юлия. Что делать, у нас это не принято. (Кланяется.)
Михевна (Юлии). Глафира Фирсовна ушла?
Юлия. Ушла.
Михевна (Дергачеву). Пойдем, пойдем, я провожу.
Дергачев раскланивается и уходит. Михевна за ним.
Явление шестое
Юлия, потом Михевна.
Юлия (раскрывает письмо и читает). «Милая Юлия, я сегодня буду у тебя непременно, хоть поздно, а все-таки заеду». Вот это мило с его стороны. (Читает.) «Не сердись, моя голубка»… (Повторяет.) «Моя голубка». Как хорошо пишет. Как на такого голубя сердиться! (Читает.) «Я все эти дни не имел минуты свободной: все дела и дела и, надо признаться, не очень удачные. Я все более и более убеждаюсь, что мне без твоей любви жить нельзя. И хотя я подвергаю ее довольно тяжким испытаниям и сегодня же потребую от тебя некоторой жертвы, но ты сама меня избаловала, и я уверен заранее, что ты простишь все твоему безумному и безумно любящему тебя Вадиму».
Входит Михевна.
Михевна. Кто-то подъехал, никак Флор Федулыч?
Юлия (прячет письмо в карман). Так ты поди, сядь в передней, да посматривай хорошенько! Если приедет Вадим Григорьич, проводи его кругом, да попроси подождать в угольной комнате. Скажи, мол, дяденька у них.
Михевна уходит. Входит Флор Федулыч.
Явление седьмое
Юлия, Флор Федулыч.
Флор Федулыч (кланяясь и подавая руку). Честь имею… Прошу извинить!
Юлия. Забыли, Флор Федулыч, забыли. Прошу садиться.
Флор Федулыч. Да-с, давненько. (Садится.)
Юлия (садясь). Я ведь никуда, Флор Федулыч, я все дома – а ежели ко мне кто, я очень рада.
Флор Федулыч. Здоровьице ваше?
Юлия. Да ничего, я… слава богу…
Флор Федулыч. Дюшесы нынче не дороги-с…
Юлия. Что вы так смотрите на меня, Флор Федулыч? Переменилась я?
Флор Федулыч. К лучшему-с.
Юлия. Ну, что вы, не может быть!
Флор Федулыч. Позвольте, позвольте-с! В том мы не ошибаемся, на том стоим. Очаровательность женскую понимаем. (Осматривая комнату.) Домик-то так после смерти супруга и не отделывали?
Юлия. Кто у меня бывает, кто его видит! Зачем же лишний расход?
Флор Федулыч. Что касается приличия, то никогда не лишнее, а даже необходимое-с. А дом этот точно отделывать не стоит. Он почти за чертой города, доходу не приносит, состоит при фабрике, которая давно нарушена, ну, и значит, вам надо это имение продать.
Юлия. А где же мне жить, Флор Федулыч?
Флор Федулыч. Зачем же вам жить в захолустьи и скрывать себя? Вы должны жить на виду и дозволить нам любоваться на вас. Патти не приедет-с.
Юлия. Очень жаль, так я ее и не услышу.
Флор Федулыч. Не услышите-с. Да ведь у вас есть другой дом, в городе-с. Отделать там небольшую квартиру, комнат шесть-семь, хороших: две-три гостиные-с, будуар. Мебель а ля Помпадур-с.
Юлия. Сколько хлопот, да и не привычна я к такой жизни.
Флор Федулыч. Хлопоты-с эти не ваше дело-с, это я беру на себя; вам только и труда будет переехать-с. А если вы не привычны к такой жизни, так мы вас постепенно приучим.
Юлия. Покорно вас благодарю.
Флор Федулыч. А лошадок держите?
Юлия. Пару продала, а то все те же, старые.
Флор Федулыч. Пора переменить-с; да это дело минутное, не стоит и говорить-с. Экипажи тоже надо новенькие, нынче другой вкус. Нынче полегче делают и для лошадей, и для кармана; как за коляску рублей тысячу с лишком отдашь, так в кармане гораздо легче сделается. Хоть и грех такие деньги за экипаж платить, а нельзя-с, платим, – наша служба такая. Я к вам на днях каретника пришлю, можно будет старые обменять с придачею.
Юлия. Все это напрасно, Флор Федулыч, мне ничего не нужно.
Флор Федулыч. Не то, что напрасно, а обойтись нельзя без этого. Уж если у нас бабы, пудов в семь весом, в таких экипажах разъезжают, так уж вам-то, при вашей красоте, в забвении-с быть невозможно-с. Абонемент на настоящий сезон не имеете?
Юлия. Нет, я еще об этом не подумала.
Флор Федулыч. Что прикажете: кресло, бельэтаж-с?
Юлия. Не беспокойтесь, если вздумаю, так еще успею достать.
Флор Федулыч. Теперь позвольте объяснить, в чем состоит цель моего визита.
Юлия. Сделайте одолжение.
Флор Федулыч. Денег приехал занять у вас, Юлия Павловна.
Юлия. Денег? да на что вам? у вас своих девать некуда.
Флор Федулыч. Мы найдем место, употребим с пользой. Я вам хорошие проценты дам.
Юлия. А много ли же вам нужно?
Флор Федулыч. Да все пожалуйте, все, что у вас есть.
Юлия. А у меня-то что ж останется?
Флор Федулыч. Да вам и не след иметь деньги, это не женское дело-с. Женское дело – проживать, тратить; а сберегать капиталы, в настоящее время, и для мужчины довольно хитро, а для женщины невозможно-с.
Юлия. Вы так думаете, Флор Федулыч?
Флор Федулыч. Не думаю, а наверно знаю. У женщины деньги удержаться не могут, их сейчас отберут. До прочих нам дела нет; а вас мы беречь должны. Коли мы за вашими деньгами не усмотрим, нам будет грех и стыдно. Ведь если вас оберут, мы заплачем. А вы мне пожалуйте ваши деньги и все бумаги, я вам сохранную расписку дам и буду вашим кассиром. Капитал ваш останется неприкосновенным, а сколько вам потребуется на проживание, сколько бы ни потребовалось, вы всегда можете получить от меня.
Юлия. Но я могу прожить более того, сколько мне следует процентов.
Флор Федулыч. Это не ваши расчеты; и барыш мой, и убыток мой, на то мы и купцы. Ваше дело – жить в удовольствии, а наше дело – вас беречь и лелеять.
Юлия. Даром я ничьих услуг принимать не желаю: чем же я заплачу вам за ваши заботы?
Флор Федулыч. Разве дети платят что-нибудь своим родителям?
Юлия. Платят, Флор Федулыч, и очень дорого: платят любовью.
Флор Федулыч. Так ведь и мне, кроме этого, ничего не нужно-с.
Юлия. Я вам очень благодарна за доброту; но принять вашего предложения решительно не могу.
Флор Федулыч. Почему же-с?
Юлия. Я выхожу замуж.
Флор Федулыч. Это дело другого роду-с. Позвольте полюбопытствовать! Имя, отчество и звание вашего будущего супруга?
Юлия. Я теперь не могу сказать: еще дело не решено.
Флор Федулыч. Хоть и не решено, но зачем же скрывать-с? Тут дурного ничего нет-с. Я могу быть вам полезен, могу лучше вас разузнать о человеке и вовремя предупредить, если дело не подходящее. Не шутка-с, счастье и несчастье всей жизни зависит.
Юлия. Нет, Флор Федулыч, в таком деле я на людей полагаться не хочу, я сама желаю устроить свою жизнь.
Флор Федулыч (встает). Как вам будет угодно-с. Значит, мои услуги вам не нужны-с?
Юлия. Очень жалею, Флор Федулыч, что не могу принять их.
Флор Федулыч. Значит, вы всем довольны и счастливы? Это очень приятно видеть-с. Ну, хоть какой-нибудь нужды, хоть какой-нибудь надобности нет ли у вас? Доставьте мне удовольствие исполнить вашу просьбу!
Юлия. Мне решительно ничего не нужно.
Флор Федулыч. И дай бог, и дай бог, чтоб всегда так было-с. А ежели чего, сохрани бог…
Юлия. Какая б у меня ни была нужда, я к родным не пойду за милостыней.
Флор Федулыч. Не о милостыне речь-с…
Юлия. Ничего у родных и знакомых, Флор Федулыч, ничего, это мое правило.
Флор Федулыч. Но, во всяком случае, прошу не забывать-с! Милости прошу откушать как-нибудь. Я всякий день дома-с; от пяти до семи часов-с, больше времени свободного не имею-с.
Юлия. Благодарю вас. Постараюсь, Флор Федулыч.
Флор Федулыч. Честь имею кланяться. (Идет к двери.) Росси изволили видеть?
Юлия. Нет, я ведь совершенно никуда.
Флор Федулыч. Хороший актер-с. Оно довольно для нас непонятно, а интересно посмотреть-с. До свидания-с. (Уходит.)
Из боковой двери выходит Дульчин.
Явление восьмое
Юлия, Дульчин.
Юлия (бросаясь к Дульчину). Ах, милый, ты уж здесь?
Дульчин. Здравствуй, Юлия, здравствуй!
Юлия (вглядываясь). Ты чем-то расстроен?
Дульчин. Отвратительное положение.
Юлия. Что такое? Говори скорей!
Дульчин. Ох, уж мне совестно и говорить-то тебе.
Юлия. Да что, скажи, не мучь меня!
Дульчин. Денег нужно.
Юлия. Много?
Дульчин. Много.
Юлия. Ах, милый мой, да давно ли…
Дульчин (хватаясь за голову). А, черт возьми! Уж я не знаю, давно ли, – теперь нужно, платить по векселю нужно, – завтра срок.
Юлия. Что ты прежде не подумал, отчего не предупредил меня?
Дульчин. Совсем из головы вон. Да я надеялся, что он отсрочит, он столько пользовался от меня. А вчера вдруг, ни с того, ни с сего, «нет, говорит, тебе больше кредиту, плати».
Юлия. Да кто он-то?
Дульчин. Салай Салтаныч. А кто он такой, кто же его знает. Обалдуй-Оглы Тараканов… турецкий жид, армянский грек, туркмен, бухарец… восточный человек… Разве в них жалость есть, он зарежет равнодушно.
Юлия. Как же быть-то?
Дульчин. Как быть? Надо платить.
Юлия. Где же взять-то?
Дульчин. Где-нибудь надо. Мне не дадут, конечно, и толковать нечего.
Юлия. Отчего же, мой друг?
Дульчин. В Москве и всегда было мало кредиту, потому он и дорог; а теперь и совсем нет. Капиталисты – какие-то скептики. Далеко еще нам до Европы; разве у нас понимают, что кредит – великий двигатель? Ну, что мы, крупные землевладельцы, без кредиту? Все равно, что без рук. Подумай хорошенько, Юлия, поищи, попроси у кого-нибудь!
Юлия. Где же мне искать, у кого просить? Решительно не у кого.
Дульчин. Ах, отчаяние! Вот! урок, вот урок! Ведь меня арестуют!
Юлия (испугавшись). Как арестуют?
Дульчин. Так; посадят в знаменитую московскую яму. Ведь это конец всякой репутации, всякого кредита.
Юлия. Ах, мой милый, так надо искать денег, непременно надо.
Дульчин. «Надо, надо!» Разумеется, надо. А как найдешь? (Махнув рукой.) Э, да что тут! Лучше не искать.
Юлия. Что же? как же?
Дульчин. Так. Сесть в яму попробовать.
Юлия. Ах, срам! Что ты, что ты?
Дульчин. Может быть, это образумит меня несколько, исправит. Ведь ты все-таки меня будешь любить, не разлюбишь за это?
Юлия. Какие глупости!
Дульчин. Одного только боюсь: потеряешь уважение к себе, потеряешь самолюбие. А без самолюбия легко сделаться грязным трактирным героем или шутом у богатых людей. Нет, уж лучше пулю в лоб.
Юлия. Ах, перестань! Какие страшные вещи ты говоришь.
Дульчин. Нисколько не страшно. А коли, на твой взгляд, это уж очень страшно кажется, так ищи денег.
Юлия. Погоди, дай подумать. Вот сейчас у меня был богатый человек; он обещал и предлагал мне все, что я пожелаю.
Дульчин. Вот и прекрасно! Что же ты ему сказала?
Юлия. Я ему сказала, что ни в чем не нуждаюсь, что у меня свой капитал; да если б и нуждалась, так от него ничего и никогда не приму.
Дульчин. Зачем же это, Юлия, зачем? Это просто возмутительно! Эх вы, женщины! Человек набивается с деньгами, а ты его гонишь прочь. Такие люди нужны в жизни, очень нужны, пойми ты это!
Юлия. Да ведь эти люди даром ничего не дают. Он действительно осыплет деньгами, только надо итти к нему на содержание.
Дульчин. Да… вот что… Ну, конечно… а впрочем…
Юлия. Как: «впрочем»? Ты с ума сошел?
Дульчин. Нет, я не то… Все-таки с ним нужно поласковее. А так, по знакомству, он не даст тебе? Взаймы не даст?
Юлия. Не знаю, едва ли. Но как просить у него? Сказать ему, что я солгала, что у меня капиталу уж нет? Так ведь надо объяснить, куда он делся. Придется выслушивать разные упреки и сожаления, а может быть, и неучтивый презрительный отказ. Сколько стыда, унижения перенесешь! Ведь это пытка!
Дульчин (целуя руки Юлии). Юлия, голубушка, попроси, спаси меня!
Юлия. Надо спасать, нечего делать. Тяжело будет и стыдно, ох, как стыдно.
Дульчин. Это уж последняя твоя жертва, клянусь тебе!
Юлия (задумавшись). Я думаю, что выпрошу. У женщин есть средство хорошее: слезы. Да коли они от души, так должны подействовать.
Дульчин. Нет, зачем, нет, зачем! Юлинька, ангел мой, он тебе и так не откажет. Ты пококетничай с ним, я позволяю.
Юлия. Ты позволяешь, да я-то себе не позволю. (Со слезами.) А лгу, ведь, может быть, и позволю. Что не сделает женщина для любимого человека? (Подумав.) Много ли тебе нужно?
Дульчин. Я должен около пяти тысяч, а ты проси уж больше, проси шесть. Нужно заплатить за квартиру.
Юлия. За квартиру заплачено.
Дульчин. Я и не знал. Надо расчесться с извозчиком за коляску за два месяца.
Юлия. Я заплатила.
Дульчин. Ах, какая я дрянь! Зачем ты платила за меня, зачем?
Юлия. Э, мой друг, я не жалею денег, был бы только ты счастлив.
Дульчин. Да ведь я жгу деньги, просто жгу, бросаю их без толку, без смысла.
Юлия. И жги, коли это доставляет тебе удовольствие.
Дульчин. В том-то и дело, что не доставляет никакого, а, напротив, остается после только одно раскаяние, отчаянное, каторжное, которое грызет мне душу. Одно еще только утешает, спасает меня…
Юлия. Что, скажи?
Дульчин. То, что я могу еще исправиться; потому что я не злой, не совсем испорченный человек. Другие губят и свое, и чужое состояние хладнокровно; а я сокрушаюсь, на меня нападают минуты страшной тоски. А как бы мы могли жить с тобой, если б не мое безумие, если б не моя преступная распущенность!
Юлия. Мы и теперь можем жить хорошо. Нет чистых денег, так у меня еще два дома, заложенных правда, да ведь они чего-нибудь стоят; у тебя большое имение. Ты займешься хозяйством, будешь служить, я буду экономничать.
Дульчин. Да, Юлинька, пора мне переменять жизнь. Это я могу, я себя пробовал, стоит только отказаться от излишней роскоши. Я могу работать: я учился всему, я на все способен. Меня только баловать не нужно, баловать не нужно, Юлия… Уж это будет твоя последняя жертва для меня, последняя.
Юлия. Я на всякие жертвы готова для тебя, мой милый, только я должна признаться, мое положение становится очень тяжело для меня. Мои родные и знакомые откуда-то проведали о тебе и начинают меня мучить своим участием и советами.
Дульчин. Что твои родные! Стоит обращать на них внимание. Их успокоить легко. Только бы мне расплатиться с этим долгом, я переменяю жизнь и кончено. А то, поверишь ли, у меня руки и ноги трясутся: я так боюсь позора.
Юлия. Да расплатимся, расплатимся, не беспокойся!
Дульчин. Верно, Юлия?
Юлия. Верно, мой милый, верно: чего бы мне ни стоило, я через час достану тебе денег.
Дульчин. Только ты помни, что это твоя последняя жертва. Теперь для меня настанет трудовая жизнь; труд, и труд постоянный, беспрерывный: я обязан примирить тебя с родными и знакомыми, обязан поправить твое состояние, это мой долг, моя святая обязанность. Успокой своих родных, пригласи их всех как-нибудь на днях, хоть в воскресенье. Я не только их не видывал, я даже по именам их не знаю, а надо же мне с ними познакомиться.
Юлия. Да, да, конечно, надо.
Дульчин. Вот мы их и удивим: явимся с тобой перед ними и объявим, что мы жених и невеста, и пригласим их через неделю на свадьбу.
Юлия. Что же значат все мои жертвы! Ты мне даришь счастье, ты мне даришь жизнь. Какое блаженство! Я никогда в жизни не была так счастлива. Я не нахожу слов благодарить тебя, милый, милый мой!
Дульчин. Юлия, ты мало себя ценишь; ты редкая женщина, я отдаю тебе только должное.
Юлия (положив руки на плечи Дульчина). Нет, я тебя не стою. Ты моя радость, моя гордость! Нет и не будет женщины счастливее меня. (Прилегает к нему на грудь.)
Действие второе
Действующие лица
Флор Федулыч Прибытков.
Глафира Фирсовна.
Лавр Мироныч Прибытков, племянник Флора Федулыча, полный красивый брюнет, с внушительной физиономией, большие бакенбарды, тщательно расчесанные, одет богато и с претензиями. Держит себя прямо, важно закидывает голову назад, но с дядей очень почтителен.
Ирина Лавровна, его дочь, девица 25 лет, с запоздалой и слишком смелой наивностью.
Юлия Павловна.
Василий, лакей Прибыткова.
Богатая гостиная, изящно меблированная; на стенах картины в массивных рамах, тяжелые драпировки и портьеры, в глубине дверь в залу, налево в кабинет.
Явление первое
Флор Федулыч сидит в креслах с газетою в руках. Входит Василий, потом Глафира Фирсовна.
Василий. Когда прикажете кушать подавать?
Флор Федулыч. Еще рано, погоди; может быть, подъедет кто-нибудь.
Входит Глафира Фирсовна.
Видишь, вот и гости. Через четверть часа закуску, через десять минут после закуски – обед.
Василий. Слушаю-с. (Уходит.)
Глафира Фирсовна. Здравствуйте, Флор Федулыч, вовремя ль я пришла-то?
Флор Федулыч. Момент самый благоприятный – к обеду-с.
Глафира Фирсовна. Я уж и позавтракала, и обедала раза два, и полдничала.
Флор Федулыч. Это ничего-с. У нас простые люди говорят: палка на палку нехорошо, а обед на обед нужды нет.
Глафира Фирсовна. Да я и не откажусь лишний раз пообедать; беда не большая, стерпеть можно. Совсем не обедать нездорово, а по два да по три раза хоть бы каждый день бог дал.
Флор Федулыч. Покорнейше прошу садиться.
Глафира Фирсовна. Присяду, присяду; окружила-таки я нынче Москву-то.
Флор Федулыч. Я сам только сейчас вернулся.
Глафира Фирсовна. Видела я, батюшка, вас, видела, я только от Юлии Павловны, а вы к ней.
Флор Федулыч. Да-с, сегодня я ей визит сделал.
Глафира Фирсовна. И поговорили-таки с ней?
Флор Федулыч. Говорил-с; но разговор наш был без результата.
Глафира Фирсовна. А я-таки допыталась кой до чего, тайности ее выведала.
Флор Федулыч. Надеюсь, что вы от меня ваших сведений не скроете?
Глафира Фирсовна. Батюшка, да что мне скрывать-то, с какой стати! Вот еще, была оказия! Что я ей мать, что ли? Все дочиста выложу, как есть. С чего начинать-то?
Флор Федулыч. С чего угодно-с.
Глафира Фирсовна. Так вот-с, приятель у ней есть и очень близкий.
Флор Федулыч. Так и ожидать надо было.
Глафира Фирсовна. Дульчин он, Вадим Григорьич.
Флор Федулыч. Дульчин-с? Я его знаю-с, в клубе встречаюсь; с виду барин хороший.
Глафира Фирсовна. И я его знаю, года три назад он в одном знакомом доме сватался, так я у него даже на квартире бывала. А теперь захотела узнать покороче; есть у меня одна дама знакомая, она сваха, так у нее все эти женихи на счету. Я с ней в ссоре немножко, семь лет не кланяемся, да уж так и быть, покорилась, – сейчас была у нее. Вот вести какие: жених хороший, живет богато, шику много, на большого барина хватит. Только, говорит, если с этим женихом в хороший, степенный дом сунешься, так, пожалуй, прическу попортят; за это, говорит, ручаться нельзя, на какого отца нападешь. Другой разговаривать не любит, а прямо за шиньон.
Флор Федулыч. Аттестат не очень одобрительный-с.
Глафира Фирсовна. Надо, говорит, узнать, на какие он деньги живет, на свои или на чужие, и что у него есть; а это, говорит, я вам скорехонько узнаю.
Флор Федулыч. Значит, надо подождать-с.
Глафира Фирсовна. Чего ждать-то? Пока он ее ограбит совсем? А жениться-то он и не думает, чай; так водит изо дня в день, пока у нее деньги есть.
Флор Федулыч. Что же мы можем предпринять?
Глафира Фирсовна. Вы не мешайте только мне, а уж я похлопочу; разобью я эту парочку.
Флор Федулыч. В таком случае большую благодарность получите.
Глафира Фирсовна. Да разве я из благодарности? Жалеючи ее делается. Конечно, я – человек бедный; вот, бог даст, зима настанет, в люди показаться не в чем.
Флор Федулыч. Шуба за мной-с, хорошая шуба.
Глафира Фирсовна. Ну, уж куда мне хорошую! Хоть бы какую-нибудь, только, отец родной, чтоб бархатом крыта, хоть не самым настоящим. Как его, манчестер, что ли, называется. Чтоб хоть издали-то на бархат похоже было.
Флор Федулыч. Для вашего удовольствия все будет исполнено.
Глафира Фирсовна. Что это, я смотрю на вас, вы как будто не в духе?
Флор Федулыч. Неприятности есть-с, от племянников.
Глафира Фирсовна. От кого же и ждать неприятности, как не от своих. Который же вас огорчает?
Флор Федулыч. Да все-с. Мотают, пьянствуют, только фамилию срамят. Жена умерла, детей не нажил; как подумаешь, кому состояние достанется, вот и горько станет.
Глафира Фирсовна. Женились бы, Флор Федулыч.
Флор Федулыч. Поздно, людей совестно-с.
Глафира Фирсовна. Что за совесть! Были б свои наследники.
Флор Федулыч. Это дело такое, что разговор о нем я считаю лишним.
Глафира Фирсовна. Как угодно, батюшка Флор Федулыч, к слову пришлось. Ну, а Лавр Мироныч как поживает?
Флор Федулыч. Лавр Мироныч больше других беспокоит, потому жизнь неосновательную ведет.
Глафира Фирсовна. Ему-то бы грешно: он всем вам обязан; сколько вы его из ямы-то выкупали.
Флор Федулыч. На яму он мало обращает внимания-с. Пристроишь его к должности, он человек способный-с, живет год-другой хорошо и вдруг в одну минуту задолжает; когда успеет, только дивишься. И ничего его долги не беспокоят, платить он их и в помышлении не имеет. Хоть бы глазом моргнул-с. Наберет где-то с полсотни переводных французских романов и отправляется в яму равнодушно, точно в гости куда. Примется читать свои романы, читает их дни и ночи, хоть десять лет просидит – ему все равно. Ну, и выкупаешь из жалости. А выкупишь, сейчас расчешет бакенбарды, наденет шляпу набок и пошел щеголять по Москве, как ни в чем не бывало.
Глафира Фирсовна. Уж какой из себя видный, точно иностранец.
Флор Федулыч. Настоящий милорд-с! Ему бы только с графом Биконсфильдом разговаривать-с. Отличные места занимал-с, поведет дело – любо-дорого смотреть, за полгода верно можно ручаться, а там заведет рысаков с пристяжными, – году не пройдет, глядишь и в яму с романами-с. И сейчас имеет место приличное – около десяти тысяч жалованья; кажется, чего ж еще, можно концы с концами сводить.
Глафира Фирсовна. Разве нуждается, денег просит?
Флор Федулыч. Это бы ничего-с. Широко зажил; слух идет, что деньги бросает. Значит, какие-нибудь источники находит: либо должен, либо… уж кто его знает. Дело не красивое-с.
Глафира Фирсовна. По надежде на вас действует. Дочку его, внучку свою вы облагодетельствовали, ну, думает, и отцу что-нибудь перепадет.
Флор Федулыч. Да чем же я ее облагодетельствовал-с?
Глафира Фирсовна. Еще бы! Триста тысяч за ней денег даете.
Флор Федулыч. И все это его сочинение-с.
Глафира Фирсовна. Что-нибудь-то дадите, ну, а прилгнул, так ему простительно: всякому отцу хочется свое детище устроить.
Флор Федулыч. Да все-таки чужими-то деньгами распоряжаться, не спросясь, не следует.
Глафира Фирсовна. Уж по всей Москве гремит ваша внучка. Кто говорит, дедушка даст за ней двести тысяч, кто триста, а кто миллион. Миллион уж лучше, круглее.
Флор Федулыч. Вот изволите видеть, я-то последний про свое благодеяние узнал-с.
Глафира Фирсовна. Ну, да ведь не все и верят.
Флор Федулыч. Все-таки, значит, есть люди, которые обмануты-с.
Входит Лавр Мироныч под руку с Ириной.
