Читать книгу: «Будни ваятеля Друкова», страница 3

Неужели из окон московских квартир и кабинетов умудрились они увидеть, разглядеть страну и её народ? Надо же! Какие молодцы! Сумели же… Но ведь такого быть не может. А-а, понятно! Они постигли суть России, пару десятков раз съездив в командировку, в самую глубинку, и при этом вдоволь начитавшись бредовых и сомнительных философских трудов, всяческой отсебятины таких же кабинетных патриотов, как и они сами.

Причём, ведь строят своё благополучие и стряпают личную «звёздность», опять же от… имени народа. Да чёрт с ними! Ведь каждой козявке – своё время! Муха ведь не слон, поживёт день-два и сгинет.

Но неужели пора ему, Друкову, навсегда забыть о том, что не так и давно он числился гражданином самой замечательной страны в мире, России? Вероятно, да. Придётся, видимо, привыкать здесь, в Разгуляндии, к тому, что, как бы, с ним всегда происходило. Но как же писатель Барханов оказался в этих странных местах? Да и он ли перед Друковым?

– Это ты, Алексей Григорьевич? – осторожно спросил мужика жуткого вида скульптор Денис. – Ты, правда, немного изменился, стал симпатичней, но и сейчас, прошу прощения, далеко не красавец. Так это ты, Барханов?

– С мозгами у тебя, Друков, явно, что-то не в порядке, – с обидой заметил мужик. – Какой там ещё Барханов? Какая Россия? Своих не узнаёшь. Иди сюда!

Денис вышел из-за осинового ствола и направился к сидящему человеку или его подобию среди кучи старых шпал.

Они пожали друг другу руки. Пожилой мужик с жутким зелёно-бурым лицом напомнил кое-что Друкову, разъяснил, что и как. Да, он тоже писатель, но великий и гениальный, гражданин страны Разгуляндия, вышел, что называется в люди, из кошмарной нищеты, из многомиллионного сообщества детей трубопроводов. Он – не кто-нибудь, а Геннадий Феофанович Вий, неподражаемый автор бессмертного автобиографического романа «Я поднимаю веки».

Правда, издана, на всякий случай, эта книга за рубежом, потому многоуважаемого писателя Вия постоянно преследует Задорный Теннисист, его окружение и предшественники. Ведь они категорически против того, чтобы что-то там вякал выходец из самых нищих слоёв населения. Правда, когда Геннадий Феофанович был молодым, тогда дети трубопроводов не имели таких ярких и характерных признаков собственного обнищания. Сейчас обездоленных и голодных гораздо больше… Настало тяжкое время диктатуры научного и практического демократизма.

– Ну, теперь вспомнил, кто я и кто ты? – спросил его Вий. – Не будешь теперь говорить о придуманной стране России?

– Не буду! – твёрдо пообещал Друков. – Я всё вспомнил. Ведь то были, всего лишь, сны о России, но… приятные. А ты по-прежнему живёшь в землянке, на берегу Мазутного озера? Я это понял, Но там ведь даже рыба безобразно воняет.

– Нормальная рыба. Вкусная. Всё чаще на удочку попадается двух- и даже трёхглавая. Мутация, мой друг.

– Какая мерзость!

– Что бы ты в этом, Дениска, понимал! Ну, всё! Довольно кукарекать! Пошли в наш славный посёлок. Осталось идти не так уж и много, каких-то триста-четыреста километров. Это расстояние мы махом преодолеем.

Поначалу они спокойно и без приключений шли среди лабиринтов, состоящих из самых разных трубопроводов. Но когда они вышли на пока ещё свободное от всех этих безобразий пространство, то сразу же неожиданно попали под ракетно-артиллерийский обстрел. Их даже бомбили с самолётов, но немного и, можно сказать, бережно.

Вероятно, Задорному Теннисисту, сидящему в плавках, расшитыми и украшенными бриллиантами, на золотом троне с початой бутылкой гавайского рома, срочно через специальную связь сообщили важную новость. Спутниковая разведка обнаружила между двумя трубопроводными системами негодяев, которых надо бы ликвидировать, пока имеется такая возможность. Ведь трубопроводы обстреливать нельзя, да и посёлок, в котором они живут, тоже не хотелось бы.

Правда, при желании и в другое время и Вия, и Друкова можно запросто убрать, ликвидировать любым обычным способом. В Разгуляндии, стране истинных патриотов и настоящих либералов, не место таким капризным негодяям, как Вий и Друков.

Писатель и скульптор шли неторопливо, постоянно делая привалы и питаясь вкусными и жирными дождевыми червями. Во время короткого отдыха мудрый и опальный писатель (значит, на самом деле, патриот) Геннадий Феофанович терпеливо рассказывал своему молодому другу, в чём заключается смысл нормальной человеческой жизни и что такое «свобода» «равенство», «братство».

Вий даже предположил, что, возможно, ошибается в том, что Миня, то есть Михаил Куровальсов, иностранный шпион или агент. Кто его знает? Вполне, допустимо, что он, на самом деле, истинный борец за свободу и нормальное существование нынешних нищих, то есть детей трубопроводов. Но в том, что он вечно живой, сомнений у него не имелось никаких. Не один раз Куровальсов ещё даст знать о себе.

– Ты знаешь, Денис, только абсолютному параноику кажется, – выразил свою точку зрения Вий, – что все происходящее в Разгуляндии – сплошной абсурд. Скорей всего, это жуткая реальность, которой не должно существовать нигде и никогда. Но ведь существует!

– Частично я согласен, что между реальностью и абсурдом иногда очень трудно провести границу, – задумчиво произнёс Друков. – Да и завтра может показаться нелепицей то, что сегодня считается неоспоримой истиной.

– Я всегда предполагал, Друков, что ты разумный человек и многое понимаешь… Но только молчишь себе в тряпочку, не протестуешь. Впрочем, и я уже преобразился, сделался не тот. Устал доказывать недоумкам, что разумом они не обладают.

Далее он стал рассказывать то, о чём хотел изложить в своей, можно сказать, бессмертной книге «Я поднимаю веки».

Так получилось, что в Разгуляндии уже около полвека и особенные в последние тридцать лет с лишним чётко наблюдалось две реальности. Если сказать проще, то это две страны: одна, великая, но нищая, обездоленная, ограбленная и обманутая; другая – маленькая и ничтожная, жирующая на крови и костях подавляющего большинства…

Парадоксально то, что они, всё же, пересекаются, но при этом являются разными… чуждыми друг другу мирами. А ведь совсем скоро они потеряют свои точки пересечения, сольются, став единым целым, да так, что всем чертям и двуногим свиньям у Большой Кормушки будет тошно. В этом Геннадий Феофанович тоже не сомневался.

Тут уж, как ни крутись, а победит большинство, то есть нищие и бедные, проще говоря, дети трубопроводов и огромная масса людей, которые не считают себя таковыми и ещё надеются на нелепое… светлое будущее.

В данном случае, почти каждый всегда вправе посочувствовать «простым» людям страны и, в большей степени, самим себе, пополняющим ряды голодных и бездомных оборванцев, униженных, оскорблённых, ограбленных, доведённых до явного рабства. Очень неразумные и доверчивые люди едва-едва существуют, но верят в какое-то неопределённое и очень-очень далёкое положительное будущее.

Но, вместе с тем, писатель Вий несколько раз умышленно повторил, что в Разгуляндии свершается то, что можно и нужно считать жестоким и кровавым абсурдом. Но ведь он здесь не только реален, но и процветает.

Зловещие и стремительные реформы самых последних лет, проведённые его величеством Клюкиным, то есть Задорным Теннисистом, и его подельниками, в поруганной двуногими бесами стране, безумно оригинальны. Основная часть народа уже не сомневалась в том, что истоки таких новшеств, объявленных, почему-то, демократическими, берут своё начало, вероятней всего от пыточных камер самых разных иностранных разведок. А вот теперь они уютно и беззаботно расположились в кабинетах самых главных чиновников, то есть компрадоров, воров и разбойников.

– Верховные палачи, политики и олигархи, нашей несчастной страны, – сказал Геннадий Феофанович, – всех мастей и скоростей безбедно жируют и обильно и регулярно прикармливаются бандитами и преступниками. По сути, мерзкое и обнаглевшее меньшинство уничтожает народ богатой, а для подавляющего большинства, бедной и несчастной Земли. Я долго ждал, когда кто-нибудь поднимет мне веки, но никто этого не сделал. Я набрался смелости и самостоятельно открыл свои глаза.

– Об этом лучше громко не говорить, Геннадий Феофанович, -0 предупредил его Друков. Тебя могут услышать. Да мы ведь и не сможем противостоять бандитам с их круговой порукой. У них великое множество вооружённых лакеев.

– Ну, передохнули, Денис, немного, и пойдём дальше, – Вий поднялся, вставая с одной из бережно брошенных ржавых труб, по-хозяйски сваленных в овраг. – Эти свиньи загадили всё! Берут, что плохо лежит, превращая страну в развалины. Они называют фирменный разбой бизнесом. Никакого… такого вот бизнеса не должно быть в нормально стране. Всё принадлежит тем, кто нынче нищ и беден, и точка!

Друков тоже встал на ноги. Он знал, что их разговор продолжится и по дороге. Ведь теперь они шли не наугад, а в тот посёлок, где проживают. Конечно, Денис мог бы даже и не слушать подобных рассуждений. Ведь он – процветающий скульптор, и, как-нибудь, на пищу, одежду и всё прочее сможет себе заработать, но теперь в этом абсурде, в котором он, получается, всегда существовал,

Но сейчас Денис Харитонович начал осознавать, понимать, что идёт планомерное и наглое разграбление страны и её народа. Причём, не только Задорный Тенннисист, Игнат Игнатьевич Клюкин, но и мерзкие существа, подобные ему, утверждают, что так и должно быть.

Во многом Друков верил Вию, но молчал, большей частью, находясь, всё-таки, в некоторых сомнениях.

– Если ты не до самого конца доверяешь моему мнению и книге, в которой я всё изложил, – серьёзно заявил Вий, – то послушаешь, что тебе сейчас скажут говорящие деревья.

– Опять ерундистика полная! – удивился сказанному Друков. – Какие ещё, говорящие деревья?

– Самые обычные. Это сосны, которые в предыдущей жизни были людьми. Они всё видят и знают. Я часто прихожу сюда и советуюсь с ними по многим политическим вопросам. Ты знаешь, Денис Харитонович, они очень мудры.

В небольшую сосновую рощицу, Друков вошёл вслед за Вием, озираясь. Он ведь до сегодняшнего дня нигде и никогда не встречал говорящих деревьев.

Самым разговорчивым среди всех деревьев оказалась сосна среднего возраста и мужского пола по имени Валера. Собственно этот мужчина-дерево больше всех и говорил. Нет сомнения в том, что он пользовался здесь, в своём хвойном коллективе, большим уважением.

Программа политического и экономического устройства будущего государства, которым, как и должно быть, в самой ближайшей перспективе к власти придут не партии, не кланы, не бандитские группировки, а самые активные профессиональные союзы. Вот, именно, через них должны происходить разного рода выборы и референдумы. Деятельность так называемых крупных отечественных и зарубежных бизнесменов, проще сказать, олигархов, обязаны оценивать суд и прокуратора.

Самое гуманное и справедливое, что можно было придумать в этом направлении – это обязательный процесс возвращения государству и народу всего награбленного ворами, бандитами, олигархами, чиновниками и теми, кто путём переворота и узурпации власти довёл народ страны до нищеты, лишил его не только элементарных прав, но и возможности по-человечески существовать.

– Смертная казнь и пожизненные сроки здесь обязательны, – заметил Валерий. – У них нет жалости к детям трубопроводов и, в целом, к народу, значит, палачей и бездельников не стоит беречь. Они не нужны ни народу, ни государству. Дорого обходятся их «шалости». Нормальные люди всегда травят тараканов, и это не считается преступлением или ярким проявлением антигуманизма.

– Да и разницы в заработных платах и разного вида доходов в двести-триста раз быть не должно, – заметил Вий. – В четыре-пять раз допустимо, но не больше. Следует строить социализм, но без всяких там партий и прочего абсурдного сброда… Только через профсоюзы люди могут выражать своё мнение.

– О чём вы говорите, господа? – возразил Друков. – Во всех городах и посёлках правят ставленники олигархов, бандитов и грабителей из столичного города Труба.

Но тут в сосновую рощу вошёл Миня, то есть защитник гражданских прав детей трубопроводов и, в целом, всего народа страны Михаил Терентьевич Куровальсов. Стряхивая руками пыль с пиджака, он коротко рассказал о том, что будет происходить в самое ближайшее время. Отрылся, всё-таки, выбрался из довольно глубокой могилы.

Между столицей Труба с её окрестностями и основной огромной территорией в силу природно-климатических катаклизмов образуется широкий морской пролив. Бандиты, олигархи и главные чиновники-кровососы будут территориально отделены не только от трубопроводов и сырьевой базы Разгуляндии, но и от основных вооруженных сил и мест расположения стратегических ракетно-ядерных точек и баз.

Вмешательство иностранных «благодетелей» в процесс построения нормального человеческого общества в Разгуляндии дорого им обойдётся.

– Нам есть, господа и товарищи, чем ответить на происки международной буржуазии, – сурово, но относительно с обаятельной улыбкой, сказал Куровальсов. – Они быстренько закончат войну, не успев её начать. Есть у нас такое оружие…

– Иначе в подобной жуткой ситуации и не должно происходить, – заметил Друков. – Мы обязаны защищать нашу родину.

– Это верно, – подтвердил Вий. – Имеются у нас и настоящие, а не столичные генералы. Я говорю о таких военных начальниках, которые готовы встать на защиту интересов детей трубопроводов и всего народа пока ещё не до конца разграбленной страны.

–У меня многие важные мысли были на бумажке записаны, – –сообщил Куровальсов. – Я текст изучил, а бумажку съел.

Друков собрался принести Мине, то есть Куровальсову, свои искренние извинения за то, что лично убил и даже закопал его, но тот, махнув рукой, растворился в воздухе.

Конечно же, все эти добрые перемены произойдут не так скоро, как хотелось бы, но они верили, что истинный господь, а не тот, придуманный разбойниками и палачами, и нелепый, не оставит в беде Разгуляндию. А пока надо спокойно жить, надеяться и верить.

Терпи, гордый и обманутый человек! Терпи и жди… Пока смирись даже с введением последней пенсионной реформы, разрушившей самые последние надежды даже на нечто, отдаленно напоминающее справедливость. Но наивные люди, попавшие в явное рабство, всё же, пока ещё верят… в справедливость. Вера поможет им попытаться пройти даже сквозь крепкие кирпичные стены, чтобы окончательно убедиться в том, что «добрые» традиции, начатые с конца минувшего века, получили глобальное развитие и успешно процветают.

Но это обман, даже не изысканный, а наглый, вызывающий. Такова несчастная Разгуляндия, где реальность так тесно переплетена с абсурдом, что уже трудно понять, где – правда, а где – ложь.

Писатель Вий был глубоко убеждён в том, что возведённый в ранг закона изощрённый садизм господ и дам, возомнивших себя государством, ни в коем случае нельзя назвать политикой. Это беспощадное истребление народа под нелепыми и… наглыми лозунгами является нарушением элементарных социальных, антропологических и экологических норм и правил, поскольку человек не самое последнее живое существо в земном мире. Он – ни в коем случае не может быть звеном «пищевой цепочки».

– Вон, за теми трубопроводами, Денис, – показал рукой в низину Геннадий

Феофанович, – находится наш с тобой посёлок. Только ты живёшь в добротном доме, а я – в землянке на берегу Мазутного озера.

– Перебирайся в мой дом, – предложил Друков. – Я ведь уже давно тебе это советовал, Геннадий Феофанович. Только уволь меня от ваших революций. Я уже итак окончательно испортил отношения с Задорным Теннисистом. Но при первой же возможности… я буду рядом с вами.

– Странно такое слышать от Лауреата государственной премии и Кавалера Ордена Задорного Теннисиста Третьей степени. Я, конечно, верю тебе, Денис, но только наполовину. Я пока никому не верю, даже Куровальсову.

Здесь их пути разошлись. Вий направился в сторону Мазутного озера, а Друков в посёлок. Он скульптор и уж, как-нибудь, сумеет прокормить себя и даже тех, кто рядом с ним. Высшие Силы дали ему такую возможность. Но, конечно же, Денис сочувствовал детям трубопроводов. Страшная участь, жестокая доля.

Огромная толпа детей трубопроводов шла мимо Друкова. Голодные, в изорванной и ветхой одежде женщины, дети, старики, да и мужчины, не имеющие никакой работы. Но даже те, кто её и имел, временную или относительно постоянную. на жалкие гроши, которые платили им новоявленные князья и бояре, не в состоянии был прокормить даже самого себя.

Они шли с севера с большими узлами, с грязными корзинами и пошарканными чемоданами, где лежал их небогатый домашних скарб. Понятно, что их согнали с насиженного места, выгнали из землянок, новые хозяева этих просторов. Может быть, они бы так не поступили. Но, скорей всего, на месте табора нищих и бездомных была найдена нефть, газ или золотоносная руда. В недрах Разгуляндии многое можно найти и по сходной цене сбыть за кордон. Стремительно небольшие кучки копеечек таким образом превращаются в миллиарды долларов и евро.

А нищих путников просто выгнали с помощью полицейских и приставов и отправили бродить по свету, по огромной стране, которая уже давно не принадлежала ни детям трубопроводов, ни тем доверчивым людям, которые очень скоро станут таковыми. Обязательно станут, если ничего не изменится.

На окраине посёлка давно уже было построено добротное двухэтажное здание. На самом входе в него висел яркий красный транспарант, на полотнище которого большими белыми печатными буквами было написано: «Ярмарка вакансий». Но народу рядом с этим зданием не наблюдалось. Люди опасались входить в красивое здание, и на то имелись веские причины. Тот человек, из бедного и нищего народа, который входил туда, назад уже не возвращался.

Страшное место было своеобразным местом переброски так называемых лишних людей в нежилые места планеты Земля. Вошедший туда в надежде найти хоть какую-то работу мгновенно оказывался или среди льдов на Северном Полюсе, или в центре какой-нибудь огромной пустыни, или высоко в горах… Он перебрасывался, телепартировался в то место, где невозможно выжить – ни пищи, ни воды. Происходило, как бы, гуманное решение проблемы. Никто, вроде бы, и никого не убивает, но смерть, всё же, настигает самых наивных и доверчивых, проще сказать, зомбированных лохов.

Что касается посёлка, в котором обитал Друков, то это населённый пункт имел свою давнюю, ни с чем несравнимую, историю. Уже в начале семнадцатого века, по предположениям историков Разгуляндии разных направлений и степеней стремительно возрастающей и ныне активно процветающей толерантности его называли Холуи. Вероятно, по той простой причине, что среди обычных людей проживали в ней и своего рода подхалимы и низкопоклонники.

Их, пожалуй, можно сравнить с такими субъектами, которые легко и просто могут предать, продать, купить, ограбить или с необыкновенной лёгкостью ради собственной шкуры перейти из одной партии в другую и… наоборот, сделать обратный ход, когда запахнет жареным. Как бы сказали относительно грамотные и эрудированные граждане и даже тамошние телевизионные «политолухи», что, как раз, то и были обыватели, готовые пресмыкаться перед кем попало ради личной ничтожной, сиюминутной или даже сомнительной выгоды… в перспективе.

Но прошло время… И ни с того и ни с сего внезапно, спонтанно и поочередно в определённые сроки произошли сразу две исторические революции или государственные перевороты. Дальновидные политики новой «левой» формации это село специальным постановлением срочно переименовали. Они дали ему крылатое и, возможно, в какой-то степени, неувядаемое название Красные Холуи.

Надо сказать, что время никогда не стояло на месте. Наступил и дикий период и весьма условной и дозированной демократии и активного и внезапного появления на территории страны миллиардеров и мультимиллионеров отечественного и зарубежного производства. Они торжественно и назвали благоустроенный посёлок городского типа Хэллоуином. В самом деле… Надо же ведь было учиться новым веяниям у самых демократичных зарубежных стран.

Как обычно и как всегда, доверчивый народ с восторгом принял географическое обновление, но так до сих пор и не понял, что самое первое название подходило бы к посёлку гораздо больше, чем новое. Причём, со стремительным развитием ряженой для «простого» народа и полной свободой для воров, жуликов и бандитов практически и, по сути, холуями новоявленных бояр да князей стало, того не ведая, и большое число жителей огромной страны.

Люди попали от многочисленных чиновников и, как бы, бизнесменов в очень серьёзную и основательную зависимость.

«Но, попробуй, скажи им сейчас, кто они есть на самом деле, эти палачи, узурпаторы и бандиты, – очень тихо подумал Друков, – так они не просто поднимут тебя на смех, а забросают обломками кирпичей, которые остались ещё от многочисленных разрушенных предприятий относительно добрых времён».

Внезапно появившиеся в Разгуляндии олигархи не просто очень многое подгребали под себя, но ещё и активно разрушали с помощью разного рода бандитской мелкоты всё, что имелось.

Даже из самой пошлой, нудной и безграмотной песенки, как говорится, слов не выкинешь, тем более, из такой… «весёлой» и затянувшейся. Всё наглее и самоуверенней и свиные рыла, да и ответственные чиновники и покровители разного рода бандитов жизнерадостно улыбаются с экранов телевизоров, правда, не всегда, как говорится, в «рифму». Проще сказать, их улыбки уже не обвораживают народные массы великой, но изрядно… ограбленной страны. Они раздражают… голь перекатную.

Но что остаётся делать рабам? Тоже улыбаться.

Таким вот толерантным образом на географической карте появился относительно благоустроенный посёлок с новым и оптимистическим названием, которое резко в обновлённом населённом пункте изменило у его населения и восприятие действительности. Зарубежный праздник, по сути, торжество всякого рода и вида нечисти, в Хэллоуине страны Разгуляндия начали активно отмечать не только в канун Дня всех святых, но практически ежедневно.

Добродушные люди, из коллектива не совсем одичавших, ходили в страшных масках людоедов, гномов, чертей и гоблинов не только в продовольственные магазины, но и высаживали в них на своих участках картошку и другие овощи.

Ребятишки и воспитатели в местном детском саду и, разумеется, школьники и учителя из местного, как бы, лицея настолько обстоятельно и чётко освоили историю происхождения праздника, что систематически к ним на стажировку приезжали академики из самых мерзких и непредсказуемых зарубежных стран.

Никто ведь раньше и не представлял себе, что свобода на иностранный манер станет острой необходимостью и неотъемлемой частью жизненного уклада тамошнего посёлка городского типа под названием «Хэллоуин». А знаменитый «Светильник Джека» – зловещая тыква, освобождённая от внутренностей, потрохов, с глазами, ртом и носом и с горящей свечой внутри, очень скоро сделалась символом довольно крупного и, в какой-то степени, не всегда унывающего посёлка.

А Друков, оказывается, не просто долго обитал в этом посёлке, но и был родом отсюда, из Хэллоуина, Уже взрослый дяденька, сорокалетний, успешно завершивший заочное обучение в одном из университетов страны, где осваивал тайны филологии, родной язык, историю литературы. Не обходил стороною и грамматические правила языка Разгуляндии, Потом уже самостоятельно вникал в суть специальности художника и скульптора. Горы литературы перечитал. Скульптор-самоучка, но талантливый. С этим не поспоришь.

Деньги на первый год обучения на филологическом факультете университета ему собирали нищие люди. Многие отдали последнее. А потом он уже крутился и сам, как уж на сковородке, чтобы выучится и получить специальность.

Немного поработав учителем в местной школе, он умудрился стать скульптором, причём, довольно известным на областном уровне. А сейчас Друков ежемесячно отдавал больше половины своих гонораров особо нуждающимся детям трубопроводов, и это раздражало двуногих бесов республиканского и местного значения. Зачем кормить никчемных людей?

То, что бедные люди в трудные минуты в этой стране, к примеру, собирали деньги тяжёлобольным детям на лечение, было тоже нормой. Ведь не бандиты, не компрадоры же и чиновники будут помогать несчастным людям в трудную минуту. Нет. Верхние, как бы, государственные чины, славно жили за счёт собираемых налогов, главным образом, практически с неимущих граждан.

Разного пошиба разбойники были озабочены личным благосостоянием и возможностью что-то и где-то украсть. Разумеется, взятки брали и средних полномочий и «полёта» чинуши потому, что… ответственны и кое-какой властью обладают.

Ведь они тоже стремились жить почти так же, как и те мерзавцы, которые, в основном, подгребли богатства страны под себя. Да и с кем же делиться главным «рулевым» и представителям крупного «бизнеса» небольшой частью награбленного добра, как ни с чиновниками и депутатами разных уровней? Но бедным жителям отсталых зарубежных стран Задорный Теннисист и его предшественники очень здорово помогали, особо денег не жалели.

Надо же было зарабатывать себе международный авторитет на костях собственного народа. Одним словом, тут всё было понятно, но не всем.

Друков считался человеком активным во всех отношениях и творческим, одновременно, скульптором и поэтом. Постоянно работать нигде не собирался, вот и решил всю свою сознательную и даже оставшуюся посвятить яркому и оригинальному самовыражению. Таким образом, стремился притягивать народные массы к настоящим истинам и бессмертным ценностям, в частности, к замечательному «хэллоуинскому» шабашу. Проще говоря, помимо писания коротких и нерифмованных трёхстиший с глубоким внутренним и внешним содержанием, он занимался и художественным литьём.

Он довольно талантливо создавал из расплавленного чугуна двух- и даже трёхметровые скульптуры всякого рода нечисти – трёхголовые мужики, гномы с огромными половыми органами, ведьмы с шестью грудями… Всего и не перечислишь. Но в основе основ его творчества, конечно же, находился в самых разных видах и воплощениях чугунный «Светильник Джека».

Все эти скульптуры, само собой, раскрашивались в яркие цвета. Для этого у Дениски имелся запас солидной краски по металлу. Разумеется, скульптурные фигуры, размером более двух метров, по готовым формам производились на одном из самых ближайших заводов, из числа уцелевших и ставших по странной причине частной собственностью.

Кстати, в этом самом Хэллоуине стремительно понастроили себе дач и даже особняков те, кто официально утвердил себя и запатентовал свою особенную личность на ниве отечественного творчества во всех направлениях и активного разбоя. Куда же от этого деваться, если «кесарю – кесарево, а богу – богово»?

Так что, в Хэллоуине жили и здравствовали самые разные субъекты. Даже имелись миллиардеры и мультимиллионеры. Как говорят злые языки, пусть земля подобным им будет пухом задолго до их рождения или, в крайнем случае, сразу же после появления на свет. Да и в данном случае пух можно и нужно запросто заменить на стекловату вперемешку с сапожными гвоздями.

О землянках детей трубопроводов можно рассуждать долго. Только зачем? Ведь все «ахи» и «вздохи» уже оскомину набили. Разумеется, вид подобных жилищ не обрадует даже завзятых мизантропов. Ведь и бараки, и покосившиеся от времени другие постройки, тоже нельзя было назвать жильём… даже условно.

Не о какой-нибудь же заграничной королеве вести речь. Ведь она для подавляющего большинства жителей Разгуляндии просто никто и даже не числится в троюродных бабушках, к примеру, и нескольких десятков до нитки ограбленных нищих. Нормальным, вполне, обычным людям, свежие новости подобного рода до самой высокой… звезды.

Не сразу, но некоторым гражданам, доведённым до нищеты или крайней бедности, стало понятно, что наглым образом, естественно, «от имени народа», была разрушена огромная, почти процветающая, страну. Подготовка к этому шла несколько десятилетий и снаружи, и внутри Разгуляндии.

По сути своей, уголовные элементы сразу же загнали бедствующий народ в землянки и в могилы. При этом улыбчивым палачам удалось зомбировать основную часть населения Разгуляндии. Наплевав на возможные недовольства малого количества несистемной оппозиции, они узаконили частную собственность для отдельно взятых, «сложных» не только отечественных, но и зарубежных, господ и дам, странным образом разбогатевших.

Хитроумный и коварный алкоголик Задорный Теннисист, поддерживая, как ни странно, материально новоявленных капиталистов и практически многократно увеличивая количество детей трубопроводов, фактически, при этом умело и планомерно уничтожал их.

Далеко не всем, но иным людям даже подросткового возраста было предельно ясно, что по странным и довольно жутким законам новоявленных столичных чиновников и олигархов основная часть населения большой страны существовать долго не сможет. Потому увлечённых идеями «фикс» самого разного рода и вида в многострадальной Разгуляндии, всё же, становилось всё меньше и меньше.

Методичное зомбирование населения с помощью целого ряда специальных программ телеканалов центрального телевидения уже начало давать существенные сбои. Эти жалкие, как бы, творческие потуги зачастую не котировались и некоторыми нищими даже не воспринимались всерьёз.

«Злые» языки утверждали, что рановато жители Разгуляндии начали переименовывать города и посёлки. Поторопились, как обычно. При активном старании средств массовой информации, которые по не совсем понятным причинам сконцентрировались, в основном, в столице страны Труба, и некоторых «культурных» центрах и точках.

Бандиты, чиновники и депутаты стали особенными личностями и… необузданными, ненасытными. Но, вместе с тем, они механически, по инерции стали и смертниками не в такой уж и далёкой перспективе. Ведь ничего страшнее протеста рабов и нищих не придумаешь.

Но, как будто, даже Задорный Теннисист со своим фальшивым рейтингом пока ещё не понял того, что происходит, и позволил себе то, что недопустимо для чиновников его уровня и ранга.

Об этом думал Друков, входя после долгого пути в посёлок городского типа Хэллоуин. Он даже бормотал себе под нос, новые стихи, которые сочинились сами собой, появились на белый свет назло тем, кто не желал их появления:

– Мы не сумеем насытить плоть твою, боров,

прильнувший ушами к большому корыту.

Время пришло забивать подобных тебе.

Разве же спрячется за Большим Океаном тот, кто явился не только продолжателем, но и творцом новых великих бед? Нет, справедливый суд униженного и оскорблённого народа найдёт негодяя и там. Напрасно он считает, что неподсуден. Это субъект особенный, прощение подобных – великий грех. «Впрочем, пустые слова и надежды, – саркастически подумал Денис Харитонович, – Даже если запахнет жареным, то с голов этих субчиков ни один волос не упадёт. А пострадают невинные, те самые, которые просто проходили… мимо». В мире абсурда не обойтись без сакральных жертв.