Читать книгу: «Музыкант», страница 3

Почему Антон так безоговорочно верит словам нынешнего коммерческого директора? Почему он так безоговорочно не верит своим людям? Ваня был свидетелем, и не один раз, когда Антон отмахивался от своих руководителей и сотрудников, говоря, что они заблуждаются. С новыми сотрудниками такого не происходит. В отношениях так же – проходит несколько лет, и люди считают, что знают свою вторую половину вдоль и поперёк, без шанса на изменения. Но ведь могут произойти изменения? Ваня посмотрел на оголённые задранные ноги и задумчивые глаза за диоптриями очков, вздохнул и пошёл к своему рабочему месту. Пусть сами разбираются.

Люди верят всем, только не себе. Ваня шёл по длинному, во весь этаж, коридору, который состоял из пола, потолка и стен с дверьми, ведущими в разные отделы. Он сидел в техническом отделе, где располагался отдел закупок и инженеры. Его рабочий стол стоял в левом крайнем углу, возле окна, в которое по утрам и вечерам нагло пролезало солнце, заставляя Ваню затягивать плотнее жалюзи. На столе стоял огромный изогнутый монитор, лежал тонкий ноутбук вместе с беспроводными мышкой и клавиатурой, стоял на изогнутых ножках чёрный телефон, стоял запылившийся и забытый со временем канцелярский набор, который Ване выдали в его первый рабочий день в компании. Давненько это было. Время летит. Время бежит. Время не оглядывается. Будто боится не успеть. Время всегда успевает, это мы опаздываем.

Открытая рабочая почта обнажила и рабочий календарь, в котором все строчки были залиты зелёным цветом, подписаны разными буквами и словами. До первой такой залитой строчки оставалось всего полчаса. Дальше – без продыху. Сплошнозелёная беготня и непрекращающиеся разговоры-переговоры-договоры. Вся наша жизнь – коммуникация. Уже потом игра.

День рабочий кончился. Ваня словно только один раз моргнул. Таймлапс. И так каждый день.

За пять минут до конца рабочего дня Ваня зашёл с телефона посмотреть личную почту. Ответила.

«Ванечка, ПРИВЕТ! Рада видеть, читать. В дороге, да в толкучке, и в самделе хочется „втиснуть мысли“ во что-то. Мне понравился РЭП-ОДИНОЧЕСТВО. Рэповский темп сразу проявился, и тут не до придирок. А в первом и третьем ТРЕБУЕТСЯ обработка, потому как они претендуют на СТИХИ. Молоток, что мыслишь. Прозу еще не прочла, но посмотрю обязательно. Как Даша, с домом справляетесь? Как стадо кошачье себя ведет? Соседи не любопытствуют? Каким способом в Москву проталкиваетесь? Это еще тебе ответ-рассказ или по телефону проще? Расскажи. Антиресно. ЛЯ».

В Москву больше не проталкиваемся – живём всего лишь за несколько станций метро до центра. Живу. Любопытные соседи остались там же, в Подмосковье, в Москве их нет, никто не смотрит по сторонам, словно шоры нацепили. Кошки остались вместе с соседями, за МКАДом. Даши уже нет рядом, с домом поэтому и справляться не нужно, одному всё проще. Краткие ответы. Только жизнь не такая краткая, тянется, словно резинка, лишь бы в ответ не щёлкнула по пальцам или носу.

Ваня не очень часто писал своей двоюродной бабушке на электронную почту. Периодически делился с ней своими стихотворениями, которые корябал в большую виниловую тетрадь. Ещё реже приезжал. В эти редкие приезды они сидели или на кухне, или в её комнате, где она показывала и рассказывала Ване об их многочисленных родственниках, давала советы, как нужно писать, а точнее дописывать. Он внимательно слушал, стараясь ничего не упустить. Вот и несколько дней назад он отправил Ларисе Ивановне Яшиной три своих стихотворения, одно из которых назвал «Одиночество», нацарапанное под светом фонарей, в тишине квартиры, под грохот стройки метро, два других ему даже пришлось вспоминать, открывая начало переписки, потому что не отпечатались, всего лишь отрисовались в тетради, но не в памяти, всего лишь сохранились в заметках.

В экран телефона ударилось мухой шальное сообщение из мессенджера. Написал Антон Семёнов. Потом нужно будет ответить тёте Лоре.

«Ваня

Нужно написать

Отчёт

О»

Текст замер. Пауза.

печатает… – всё, что заполняло паузу.

«Сколько мы продали

По производителям за

Последний год»

печатает… – скорее всего, едет за рулём, поэтому рывками, отрывками, кусками, секундами. Раньше по телефону так звонили. Первые пять секунд бесплатно. Привет. Как дела. Что делаешь. Пойдёшь. Все вместе. Посидим где-то. Я тебя лю. Говори дальше. Давай вместе. Встретимся на том же месте, как тогда, помнишь? И совсем не лишние десять центов записались в минус по счёту.

«Сегодня мне скинь

Сейчас встреча будет»

печатает…

в сети

печатает…

в сети

печатает…

в сети

Ваня ждал продолжения. Через какое-то время настоящее стало прошлым, заменив курсив на был (-а) в 17:59. Что ж, сегодня домой пойдёт позже. Сегодня скинь, потому что встреча сейчас будет. Интересно. Антиресно.

Как только часы показали 18:00, рабочие места опустели, словно кто-то взял и подул на одуванчик, разом разлетелись в стороны работники. У каждого свои дела. Да и домой добираться не пять-десять-пятнадцать минут, минимум час, да и то за счастье – так быстро. У всех строгий график – работа с 9 до 18, перерыв на обед с 13 до 14. Всё остальное – свободное время, не имеете права.

Ваня любил оставаться в офисе после окончания рабочего дня, потому что дневная суета вылетала прочь из офиса следом за улетевшими коллегами. Он достукивал на клавиатуре неизвестные мелодии, эхом подпрыгивавшие к фальш-потолку, усиленно всматривался в напечатанный текст, смотрящий на него из таблиц, словно из-за решёток темницы. Вслед за дневной суетой уходило и солнце, закрывая за собой дверь, включая городские фонари.

И сегодня Ваня заключил тот самый отчёт за решётки экселевских таблиц, отправил его в мессенджер, где сначала увидел две синих галочки, а через несколько секунд, уже на пути к метро, снова мухой стукнулось об экран скудное:

«Ок спасибо»

До дома от станции метро канареечного цвета ветки было пятнадцать минут ходьбы, которые Ваня шёл через дворы. Небо было тёмным – солнце плотно закрыло за собой дверь. На этом небе ничего не было, кроме темноты, будто московское небо стеснялось звёзд, стеснялось их показывать или стыдилось. Вместо звёзд в московской темноте горели созвездиями окна квартир и уличные фонари, складываясь в Гидру, Пегаса, Дракона, Водолея и многих других, уступая право воображению изгибать их линии. Лабиринт сквозь звёзды – найти бы свой путь. Пусть даже Млечный.

«Звёзды! Слышите вы меня?»

Первая строчка чего-то нарисовалась, словно из-под стёртого напыления на лотерейном билете – так же неожиданно и волнительно. Ваня почувствовал, что сегодня появится новая запись в виниловой тетради.

«Звёзды! Слышите вы меня?»

Он смотрел на окна квартир, мимо которых проходил, задрав голову. Вряд ли они слышат, полная звукоизоляция, спаянная из целого мегаполиса. Укрыт мегаполис плотным одеялом своей жизни. Звуки летят вверх и опадают тут же. Как фейерверк. Вшшшшшшшш… Трым трум трам брым брам бром. Разрывается пустота. Разрывается тишина. Тишина в пустоте.

«Там, среди пустоты»

Ваня остановился и достал телефон, на котором открыл заметки и быстрыми движениями пальцев засыпал туда буквы и слова из своего сознания. Память —ненадёжный инструмент. Мозг, конечно, не изучен до конца, но всё равно ненадёжный. Сердце – мощный насос. Тоже имеет моточасы, которые имеют свойство заканчиваться. Нет там никакой любви. Как и у мозга, есть правая и левая сторона. Качает по всему организму кровь разных цветов и насыщенности. А что тогда душа? Двадцать с чем-то грамм? Где она именно? Где-то между сердцем и мозгом. Ничего из этого не прощупать. Может, все люди бездушные? Есть же безмозглые. Есть бессердечные. Никто не видел душу. Хотя видели бездушных людей. И душевных тоже видели.

«Я душу позволил бы… тры-ты-ты»

Окончание строчки убежало, хихикая, прочь, но не очень далеко, озорно остановилось за углом, тихо выглядывая. Телефон стал частью городского созвездия – светил, тускло, по сравнению с окнами и фонарями, но светил. Ваня всматривался в тёмное небо, на котором были видны отблески всех этих окнофонарных светил.

«Светил телефон и был частью светил» – шальная строчка попыталась сбить Ваню. Не получится. Не променяю. Про меня. Ю. Меня. Ю. Точно.

«Я душу позволил бы выменять»

Слово встало ровно, как нужно. Ваня пошёл дальше. Он давно видел звёзды. Но не так давно, чтобы забыть, как они выглядят. Как тёмная тема на телефоне. Фон тёмный, буквы белые. Так лучше видно. Как же они все далеко. Где-то там далеко, вполне возможно, так же смотрят и на них, думая о звёздах. Хотелось бы долететь до какой-нибудь? Что там? Жизнь? Смерть? Стать самому звездой. Повисшей в полном вакууме. Или в худощавом вакууме. Быть звездой и светить миллиарды триллионов лет. Душу променять. Выменять на то…

«На то, чтобы быть, как вы»

Четверостишье сверсталось, буквы твёрдо стояли на своих ногах и ножках в телефонной заметке. Останется только перенести это всё аккуратно, ничего не расплескать, не потерять.

Ваня зашёл в квартиру. Свет не торопился включать, а сам свет не торопился загораться. Прожекторы доставали на цыпочках до его этажа, осторожно заглядывая в тёмную и пустую квартиру. Нет никого, уходите. Всё равно что-то нужно. Любопытство – очень сложно пересилить. Дома никто не встречал, кроме этих прожекторов. Нужно ответить тёте Лоре. Ваня сел на тумбочку в коридоре, достал телефон и открыл личную почту. Правда не нужна, некрасивая она.

«Стадо кошачье весьма забавно – сейчас уже привыкли и вьются постоянно около, потому что т. Ира их постоянно баловала.

На работу проще электричками добираться, но это даже лучше, потому что теперь читать могу больше.

В целом у нас всё хорошо, соседи днём прячутся на работе, а вечерами за стенами, потому с ними не пересекаемся, не знаем никого.

Общаюсь с Сашей и её мужем Пашей, в субботу они всем семейством приезжали на 40 дней.

Жизнь здесь тише, чем в Москве».

Прочитал только один раз и нажал на кнопочный самолётик. Отправить. Пусть лучше в таком виде будет правда для неё. Не надо знать, что кошки остались где-то там. Не надо знать, что с Дашей пути разошлись. Так будет спокойнее.

Ваня после написанного ответа включил свет, который хлопнул слегка по глазам, заставив их ненадолго прищуриться. Достал свою виниловую тетрадь, которая его преданно дожидалась. Руки взяли в руку ручку. Так приятно написать своими руками слова. Ваня аккуратно вывел четверостишье.

 
Звёзды! Слышите вы меня?
Там, среди пустоты?
Я душу позволил бы выменять
На то, чтобы быть, как вы.
 

Прочитал несколько раз. Глаза и язык ни за что не зацепились, занозы не нашлось. А что дальше? Дальше пока ничего. Никаких новых слов и предложений. Никаких предложений и пожеланий. Никаких пожеланий и замечаний. Никаких замечаний и претензий. Никаких претензий и придирок. Пусть тетрадь ждёт завтрашний день. Завтрашний день ждёт пусть тетрадь.

Второе четверостишие

Будильник на телефоне хранит в себе неизменные четыре цифры и двоеточие, гремит ими, когда совпадают они с часами и минутами, трясётся и ждёт, когда человеческая рука его успокоит, погладит, нажмёт, заставит одиночество отступить. Ведь будильник не спит. Будильник ждёт, когда можно будет потревожить. И тогда будильник закричит своим тонкописклявомерзким голоском, а может, и каким-то другим, непонятным, ненастоящим. Закричит от одиночества, будя своего хозяина. Тихо, не кричи так, подожди пять минут. Потом ещё пять. Почти уже встал, голова тяжёлая, тянет к подушке, можно ещё полежать. А может, ещё пять? Цифры не опаздывают, они усердно, секунда в секунду, напоминают будильнику, когда нужно закричать.

Будильник закричал в 4:30. В 4:31 раздался звонок. Ваня резко открыл глаза, выкинул ноги из-под одеяла, оттолкнулся телом от кровати, почувствовал холод пола, по глазам ударили любопытные соседи – прожекторы.

– Моё почтение! – раздался знакомый голос. – Знаю, что уже не спишь, а я ещё не сплю. Сможем через полчаса на том же месте кофе попить?

– Да, конечно, – Ваня откинул одеяло, выпрямляя тело от скомкавшего его сна.

– Благодарю! До встречи!

Телефон замолчал. Будильник молчал. Ваня молчал.

«Какого чёрта ему так рано нужно?» – мысль, прервавшая молчание, не смогла повлиять на ход дальнейших событий, Ваня на автомате отправился умываться, не включая в квартире свет, пробираясь по памяти. Работа в продажах, она такая – заказчик главный. И дело вовсе не в том, чтобы безоговорочно прогнуться, а дело в том, чтобы построить доверительные отношения. Что такое доверительные отношения? Это когда с тобой разговаривают как с живым человеком. Когда разговаривают не шаблонными фразами. Когда кофе зовут пить в 5 утра. Когда все вопросы решаются на равных.

То же место, где они пили кофе, находилось в десяти минутах на машине от дома Вани, и было не чем иным, как заправкой. Периодически они встречались с одним и тем же человеком, которого звали Аркадий, чтобы обсудить текущие проекты. Аркадий являлся представителем одного из министерств и с ложной скромностью любил повторять, изогнув левую бровь, что: «Я бы поверил на слово высокопоставленному чиновнику министерства на твоём месте». Ваня не особо стремился узнать, какого именно министерства и в каком статусе там пребывал странноватый Аркадий, ему был достаточен результат – доведённые до конца совместные проекты. Встречи всегда происходили вне рабочего дня – всегда после пробок, вот только сегодня приспичило встретиться рано утром. Хотя за Аркадием ранний подъём замечен не был, потому что тот являлся скорее совой, чем жаворонком. В отличие от Вани.

На телефоне Ваня нащупал беложёлточёрную иконку приложения такси, запустил его, начал вводить адрес заправки, который полностью всплыл через пару букв ввода, потому что приложение уже знало этот маршрут. Заказал такси. Словно закинул удочку, а от поплавка пошли круги по воде, оглашая окрестности всполошенными криками по очереди в машинах такси. Доверчивые водители стараются быстрее вцепиться в наживку, ведь есть всего лишь несколько секунд, поскорее приехать, не важно куда, поскорее доехать, неважно куда, слепо доверяясь выстеленной зелёножёлтокраснобордовой дорожке поверх московских дорог. Ехать самому за рулём совершенно не хотелось.

За окном всё так же светили прожекторы. Всё так же светили редкие окна многоэтажных домов. Всё так же светили уличные фонари. И такая пустота на улице, что даже крика никто не услышит. Не услышат крика даже звёзды.

«Звёзды! Ору я отчаянно»

Ваня нащупал какие-то слова с утра, вдобавок ко вчерашним, нужно было их срочно записать. Пришлось из коридора в комнату, к тетради, ручке, откинуть листы, как одеяло. Прочь сон! Буквы не спят! Щурились бы на ходу. Или пищали. Но они безучастно молчат и молча таращатся. Строчка поместилась немного ниже четверостишья, обозначив продолжение. Что будет дальше?

«Вас ожидает машина на 04:53»

Вот что будет дальше. Водитель заглотил наживку, теперь его приведёт разноцветная дорожка прямиком к подъезду Вани. Слова останутся дома одни, главное не шалить, лежать смирно, тихо дожидаться, не плясать. Пляшут они только перед глазами, больше никогда. Абсолютно так же, как в зеркале появляется отражение, если в него смотреть, зеркало в пустоте ничего не отражает, потому что отражают глаза. Зеркала души отражают зеркало.

Утренняя тишина везде разная. В Москве она какая-то настороженная, будто всё время ждёт чего-то – подставы, неожиданного поворота. У московской тишины внутри таится страх. Словно безродная дворняжка, по кличке Москва, зашуганная миллионами прохожих и проезжих, закиданная камнями, палками и словами. Московскую тишину очень легко спугнуть – от любого малейшего шороха забивается в самый дальний и тёмный угол. Вот эту самую тишину Ваня успел увидеть и услышать, как редкого дикого зверька в черте города.

Немногословный таксист довёз до той самой заправки за 7 минут, не забыв взять дополнительные рубли за платное ожидание. Виновата строчка. Бросились деревянные рубли водителю в карман, послышался звон упавших монет, тоже закатились в дальний угол. На заправке не было никого кроме скучающего заправщика в промасленной куртке. Ваня вообще не любил кофе, но на встречах всегда поддерживал кофеманов, кофелюбов, фанакофов, кофейных гущелюбов, или кактамещёихназвать, для которых этот напиток богов был спасительной коричневой жижей, растапливающей организм. Будто соляра. Или розжиг для углей.

Ваня вышел из здания заправки с заправкой для кофежоров. Небо светлело, солнце всё ближе подбирается к горизонту, скоро начнёт забираться на подоконник города, любопытно заглядывая в его огромное окно. Многочисленные многоэтажки многолико тянулись ввысь, многострадально стараясь достать своими многоэтажами до неба. А ведь они даже не поскребутся туда. Смогут поскрестись только обезумевшие башни Москва-Сити. Огромный монумент богатству и расточительству, под стать богатой столице, словно модный аксессуар, вроде дорогой сумочки или маленькой ручной собачки. Город качает и перекачивает финансовые потоки. Огромная аорта, не знающая усталости и сна, бед и печалей, не чувствующая ничего. Москва-Сердце.

«Ну и где он?», экран телефона показал время 05:16.

Замочек блокировки открылся, заметив знакомое лицо перед экраном. Ваня провалился в электронный почтовый ящик. Ответила.

«Спасибо за полный, хоть и краткий ответ. Сам знаешь: КРАТКОСТЬ – СЕСТРА чья?»

Ваня перечитал несколько раз. Потом несколько раз свой ответ. Даже двойное несколькоразовое чтение не открыло тайну смысла. Что не так с его ответом? Вроде всё по существу, по тем вопросам, которые тётя Лора задавала. Тётя Лора. Странная традиция всех родственников называть тётями и дядями, даже если у них другая родственная принадлежность. Тётя Лора. Всегда отличалась резкой справедливой правдивостью. Даже сейчас не промолчала.

– Моё почтение! – Аркадий неожиданно вклинился в сеанс связи с прошлопрошедшенастоящим.

– Приветствую! – Ваня протянул руку, сжал рукопожатием рукопротянутую ладонь.

– Сразу к сути, – перед Ваней стоял человек возрастом около сорока лет, одетый в белую рубашку с чёрными прямоугольными запонками, чёрный пиджак, немного мятый, видимо из-за того, что в машине сидя ехал, такие же чёрные брюки с такими же следами присутствия сидячего положения тела, бело-серые кроссовки с двумя латинскими буквами сбоку, с огромным выпирающим животом над тоненькими ногами, руки усыпаны десятью длинными пальцами и еле видными веснушками, по лицу рябью бегали сокращающиеся мимические мышцы, небольшие глаза бегали вместе с ними, а сверху на голову и с головы падал достаточно внушительный водопад русых волнующихся волос, доставая почти до плеч.

– Сейчас нужно внимательно слушать.

– Как всегда, весь во внимании.

– По тому самому проекту на двадцатку. Известные нам ребята под кодовым названием «Водопад», – Аркадий выпустил саркастический смешок наружу. – В заказчике написали его ещё аж в прошлом году. Но поддержка для них закончилась в этом году с приходом вашего покорного слуги, – Аркадий выразительно наклонился и заглянул в глаза Ване. – Итак. Мы знаем, что они там прописали, правильно?

– Абсолютно, – Ваня отпивал по маленькому глотку кофе, смотря, как светлеет небо, боясь обжечь нёбо. – Техническая составляющая вопроса давно решена.

– Так вот. Нужно написать какое-то опупительно-красивое сопровождающее письмо, которое опишет всю техническую картину в сферическом вакууме, где нет места для уже написанного решения. Дальше. Я показываю взрослым дядям данное письмо, которое вызовет у них незамедлительное желание пересмотреть уже написанный «Водопадом» проект. Затем. Пишем свой проект, выбираем абсолютно любого другого производителя, вкорячиваем всё, что можно вкорячить – внедрение, поддержку, сервис. Получаем на выходе вычислительный кластер высокой плотности с поддержкой 24/7. Сможем?

Небо светлело, покрываясь светло-бронзовыми отблесками вскарабкивающегося солнца, нёбо горело, свисая рваными облаками к языку, потому что не помогали даже маленькие глотки.

– Да, сможем, ничего сложного. Только времени нужно не ко вчерашнему дню, – Ваня с ним встречался и общался не первый год, всегда было так напутано-запутано-перепутано. Всегда нужно было распутывать его запутанные лабиринтом речи, приводить этот сумбур в порядок, делать так, чтобы всё это было возможно реализовать в реалиях федеральных законов. Но благодаря работе с ним у Вани появилась квартира и машина. Квартира, которая находилась в пределах МКАДа, из которой до работы было близко. Машина, на которой Ваня принципиально не ездил из-за пробок на работу. Всё хорошо, жаловаться можно не жаловаться.

– Тогда хорошего дня! Спасибо за конструктивный диалог! День обещает быть весьма продуктивным, – рукопожатие появилось в сопровождении лёгкого поклона Аркадия и шаркающей подошвой его левого кроссовка.

– Взаимно, – Ваня остался смотреть на светлеющий горизонт, допивая горькую жижу. Когда Аркадий уехал на своей чёрной тойоте, он выкинул бумажный стаканчик с недопитым содержимым в урну.

«Как же горько. После того, как попьёшь, сразу горло начинает першить, словно орал на улице несколько часов».

Ваня решил поехать обратно домой, нащупал снова в телефоне беложёлточёрное приложение, вызвал такси, откликнулся водитель с непроизносимым с первого раза именем, Ваня снова залип в горизонт.

Орал несколько часов. Ору я отчаянно. Звёзды! Слышите вы меня? Они уже почти убежали. Скрылись. Солнце почти залезло на подоконник. Ору я отчаянно. Как же горько. Словно орал на улице. Несколько часов. Звёзды! Глотку криком. Ору я отчаянно. Глотку криком. Криком. Криком. Звёзды! Ору я отчаянно. Глотку криком. Разрывая. Срывая. Убивая. Уничтожая. Никуда я. Не пойду.

Машина остановилась на заправке прямо возле Вани, он автоматически сел на заднее сиденье.

Глотку криком. Что делать? Я? Разрезая. Бросая. Срывая. Взрывая. Кидая. Стреляя. Не зная. Узнаю. Не ставя. Блистая. Вселяя. Сметая. Мимо только одинокий асфальт. Катая. Кто-то шёл по пешеходному переходу с глазами в телефоне. Залипая. Слепая. Вставая. Сажая. Веселя. Стараясь. Все слова длинные. Как пустые московские улицы. Днём они намного короче. Как слова в мессенджере. Срезая. Отвечая. Напрягая. Куда подевалось это слово? Закатилось, как солнце за горизонт. Пусть теперь вместе с ним вскарабкивается. Глотку. Стирая. Глотая. Болтая. Босая. Такая. Не злая. Глотку. Криком. Пугая. Умоляя. Зовя. Стеная. Садня! Глотку криком садня!

Так долго Ваня искал последнее слово, что, найдя, наконец увидел окружающий мир, в котором такси уже подъехало к его дому, таксист терпеливо ждал, рассматривая его задумчивый вид в зеркало заднего вида.

– Спасибо! – Ваня почти вывалился в спешке из такси.

Он забежал в подъезд, побежал по лестнице до самого тринадцатого этажа, перепрыгивая через ступеньку, осторожно сжимая между извилин родившуюся вторую строчку. Никуда бы не деть слова, дотащить до тетради. Хотя ведь можно было бы и не спеша записать в телефон, спокойно, не прыгая и не бегая, подняться на лифте, тихо зайти домой, кивнуть ушедшим соседям-прожекторам, степенно достать ручку, аристократично раскрыть тетрадь, перелистнуть несколько страниц, по ходу снисходительно пробегая глазами по написанным строчкам, строкам, строфам. Строчкфам. Вместо этого – утренняя пробежка с зажатыми намертво, до посинения, до онемения, словами. Тетрадь была рада.

Антон никогда не приезжал на работу раньше 10 утра. На то было несколько причин – незачем, не выспался, не хотелось, всегда можно успеть. Он легко относился ко времени – оно его не пугало, не ввергало в благоговейный шок или трепет, оно всегда было где-то на второстепенном плане, совершенно не важном, абсолютно отстранённом. В этом Антон был похож на мать. Они вдвоём постоянно находились в моменте опоздания. Но никогда не считали это опозданием. Хотя многие ждали от них пунктуальности.

Антон не любил торопиться. Именно поэтому всегда были нестыковки по времени вылета, выезда, приезда, заезда, отъезда, начала, конца. Но эти нестыковки были у других людей, не у Антона, потому что он с открытой душой и улыбкой встречал всё перечисленное, одаривая людей знакомых и незнакомых своим заразительным позитивом, именно поэтому все шероховатости сглаживались, не доставляя никому зудящего неудобства.

Антон был редким посетителем офиса, как и подобает собственнику бизнеса. Он врывался на пятый этаж офисного здания, где находилась его компания, как вихрь, полный каких-то идей, нововведений, целей, курсов, векторов, интегралов – прям совсем как учебник по алгебре и началу математического анализа в старших классах школы. Он раскидывал всё это по кабинетам, с улыбкой и позитивом, словно вдыхая новую жизнь во что-то старое. Только вот огонь не сложно зажечь, его сложно поддерживать. Поэтому Антон взял на работу Андрея Орлова, чтобы тот поддерживал огонь, даже разгонял до бушующего пламени, чтобы компания жила и пульсировала, чтобы работа кипела, принося результаты. Но, как это зачастую бывает, нанятые люди не горят этим огнём, от силы, в максимуме, могут дрова подкидывать, правда дрова могут быть отсыревшими, подкидывать они, забывшись, могут уже в золу и пепел или дотлевающие угли, когда следов от огня, тем более пламени, совсем не останется.

Антон всегда находится в движении, ему сложно остановиться, ему нравится такой ритм жизни – он заряжает. Ведь самый главный смысл жизни – брать от неё всё, совсем как в забытой рекламе из телевизионного прошлого. Быть на позитиве – ещё одно кредо Антона, которым он разбрасывается, будто бесплатными рекламными листовками, так же много и в разные стороны, без разбора. Любой негатив Антон отвергал, словно его не существовало никогда и при нём существовать не будет. И он не любит тех людей, которые ему приносят негатив, он от них отстраняется или прекращает слушать, постепенно удаляя из своего круга взаимодействия и общения. Для Антона жизнь должна быть постоянным поставщиком адреналина, без изменений настроения и эмоционального микроклимата, а сам Антон в этой жизни – несломленный герой, решающий абсолютно все вопросы и проблемы. Не проблемы! А всего лишь рутинные рабочие моменты! Несломленный герой помогает всем и всегда, решая самые замысловатые задачи, самые головоломающие вопросы, самые неразрешимые головоломки. Он самый мудрый наставник. Он всегда знает, как выйти из сложившейся ситуации. И он всегда знает, как покинуть сцену без лишних вопросов из зала. Буря оваций. Какие-то слова вдогонку. Занавес. Героев не судят.

Сегодня в офис нужно заехать на пару часов, кое-что доделать. Ещё нужно поговорить с Ваней Ивановым. Антон проглотил обе эти мысли на завтрак, вместе с чашкой кофе, заел их лентой новостей из социальной сети, на десерт прогнал фотографии другой социальной сети, запив всё это подборкой коротких видео. Часы показывают 10:37, когда Антон выходит из квартиры, поцеловав жену, не закрыв за собой дверь, услышав шуршащий звук замка за спиной, открывая железную дверь подъезда, разгоняя что-то клюющих голубей у крыльца, подходя к красному мерседесу. Часы показывают 10:38, когда Антон нажимает кнопку зажигания двигателя, закрывая за собой водительскую дверь, будя спавший всю ночь несколькосотеннолошадный двигатель, ставя ногу рядом с акселератором, надевая солнцезащитные очки, пристёгивая ремень безопасности через плечо, рассматривая улетевших не так далеко голубей. Часы показывают 10:40, когда Антон нажимает на акселератор, выезжая из дворовой территории, вставая в короткую пробку, объезжая пробку по встречной полосе, выдавливая добрую половину лошадиных сил, обгоняя по трамвайной линии, не замечая правил дорожного движения, игнорируя их полностью. Часы показывают 10:50, когда шлагбаум, заботливо отгораживающий парковку бизнес-центра от нежданных посетителей, приветственно поднимает свою единственную конечность, впуская Антона, загораживая въезд другим, обеспечивая покой и порядок. Часы показывают 10:51, когда Антон закрывает за собой водительскую дверь, оставляя автомобиль в ярко-красном одиночестве, заставляя разочарованно щёлкать остывающий двигатель и тормозные колодки. Только потом Антон Семёнов проходит через входные стеклянные двери, держа в руках прямоугольный кусок пластика с затёртой фотографией и не менее затёртыми буквами, из которых с трудом уже можно сложить имя и фамилию владельца, потому что максимум на что эти буквы способны, так это на « |он …ё..ов». Кто его узнает по пропуску?

Часы показывают 10:52, когда лифт закрывает свои двери, дёргая натужно металлический трос, таща свою добычу наверх, сменяя синие цифры на табло, отсчитывая этаж за этажом. Странно-привычный электронный звук возвестил о прибытии на 5 этаж, залебезив, двери лифта пропускают Антона вперёд, немного ждут, закрывшись после непринуждённо и шумно. Часы показывают 10:54, когда коридор длиной в этаж тихо встречает Антона, закрыв двери всех кабинетов, пряча сотрудников в будничной суете, не выпуская их на встречу с генеральным директором. Его личный кабинет находится в самом конце этого коридора, на самом краю офисной обетованной земли, рядом с запасным выходом, который ведёт в неизвестность, будто кроличья нора. Часы показывают 10:55, когда в его кабинете своим шершавым плеском Антона встречают две черепахи в аквариуме, бросаясь в воду от услышанных внешних звуков, спешно скребя лапами по гальке, раскиданной по дну, подслеповато щурясь сквозь толстое аквариумное стекло. Часы показывают 10:56, когда вентилятор ноутбука взвизгнул и начал свой разгон, будя рабочую электронную душу своим резким голоском. Официально рабочий день открыт.

– Лена, принеси мне чай, – не дождавшись полного включения ноутбука, Антон позвонил своей помощнице. – И ещё Иванова позови, – ответом прошуршали слова из динамика, которые трудно было расслышать на расстоянии более двух сантиметров от телефонной трубки, но которые были похожи на что-то вроде: «Да, Антон Андреевич».

Из окна кабинета Антона открывался вид на какое-то то ли жилое, то ли офисное здание через дорогу, кусок огромной бесплатной парковки, которую раскатали по асфальту вместе с началом строительства новой ветки метро светло-фиолетового цвета, железнодорожные рельсы, несущие в сторону Москвы и обратно электрички вперемежку с пассажирскими поездами, отреставрированную дорогу, протянувшуюся вдоль этих железнодорожных путей, за которой молча стояли серые здания с параболическими антеннами на крышах. Из окна был даже виден горизонт, хотя в Москве это роскошь. Офис с видом на горизонт. Отличный продажный слоган. Должны оценить.