Читать книгу: «Философия творчества», страница 3

В сущности своей, атеизм есть осознанное или неосознанное бегство от веры, причем первое имеет подавляющее преимущество над вторым. Вера требует от человека духовных усилий, веления сердца, т.е. того, что считается, как правило, одним из самых трудновыполнимых требований.

Именно невозможности духовного усилия над собой, в силу тех или иных причин, приводит человека к греху отчаяния. В поисках хоть какого-то решения проблемы, человек бросается верить во что угодно, лишь бы определить интенцию своей веры. Но настоящим объектом веры должен быть только Бог, т.к. именно Всевышним Творцом была предустановленна для человека способность верить – способность не менее важная, чем любить, знать, надеяться и т.д. Все те способности, которые даны человеку Богом, имеют своей целью интенциональную направленность, как на бытие самого Бога, так и на бытие вообще, которое от Бога.

Наконец, для особо воинственно настроенных атеистов, я хочу предложить последний, имеющийся в моем интеллектуальном арсенале аргумент в пользу существования бытия Бога. В историю философии этот аргумент вошел под названием "пари Паскаля". Для меня особый интерес представляет то, что в своем аргументе Паскаль прибегает к помощи такой науки, как математика, точнее – теория вероятности. Великий ученый и философ утверждает, что антитеза "признание Бога – отрицание Бога" суть вариация двух основных жизненных позиции – религиозной и атеистической.

С точки зрения математики, для человека представляется одинаково вероятным существование и несуществование Бога, т.е. мы имеем 50% за существование и 50% против существования Бога, т.к. все имеющиеся суждения и умозаключения по поводу существования или несуществования бытия Бога имеют гипотетический характер. Таким образом, мы не знаем какая из двух позиций истинная и поэтому нам приходится как бы делать ставку наугад на ту ли другую жизненную позицию. Что же мы теряем или выигрываем, если ставим на существование Бога? Потерять мы ничего не можем, а выиграть – все (блаженство, бессмертие и прочее). Если же мы ставим на несуществование Бога, то мы равно как ничего не проигрываем, так ничего и не выигрываем. Ясно, что при таком положении дел предпочтительнее выглядит религиозная позиция, чем атеистическая, даже если бытие Бога окажется иллюзией, мы все равно можем смело ставить в Его пользу. Ведь в этом беспроигрышном варианте есть надежда выиграть все.

Итак, с логической точки зрения, неправомерны как утверждение, что Бог существует, так и утверждение, что Бог не существует. Но правомерными остаются следующие гипотетические суждения: как то, что Бог возможно существует, так и то, что Бог возможно не существует. Парадоксальным остается наличие сомнения в корне самой идеи Бога, причем как в первом, так и во втором суждениях. Логическим образом напрашивается вывод о том, что путь мысли человека к идее Бога лежит через сомнение в существовании Его бытия. Интересно, что путь своей мысли зачастую повторяет в деле и сам человек, подкрепляя сомнение отрицанием бытия Бога в своих поступках. Вспомним хотя бы Августина или Вл. Соловьева, которые пришли к идее Бога далеко не сразу, а после страшного богохульства и атеистического цинизма. Но может быть именно на этом, т.е. на преодолении подобного сомнения и отрицания существования бытия Бога держится самая искренняя вера? Может быть сомнение и есть залог существования самой веры? Все тот же Паскаль говорил: "Сомневаться в Боге – значит верить в Него". Этот же парадокс веры с особой ясностью видел Достоевский, когда писал в письме одной женщине: "Я скажу вам про себя, что я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных". Что же, все дороги разума ведут к идее Бога? Именно так. Просто не каждый человек хочет (а может быть даже и может) признать вслед за существованием идеи Бога существование самого Бога, но путь к Богу не ограничивается одними доводами разума, ведь в духовном арсенале человека есть также и такая способность как вера, которая зачастую бывает не менее авторитетна, чем разум, но которая по природе своей иррациональна, т.е. исключает рамки компетентности разума. Поэтому прав был Гегель, когда определял веру, как способность обличения невидимых вещай, т.к. в этом определении веры со всей отчетливостью отражается ее иррациональная природа.

Как бы там ни было, но правомерность на существование бытия Бога, хотя бы и гипотетическая, остается в силе. Но основная цель данной главы моей книги заключается вовсе не столько в доказательстве этой правомерности, сколько в выведении из этой правомерности основания для существования всего мирового бытия. Мое понимание мироздания немыслимо без идеи Бога, ибо такое понимание (т.е. атеистическое понимание), на мой взгляд, неминуемо ведет к абсурду. Данное суждение, кстати, подтверждено мыслью и жизнью А.Камю. Смысл мироздания определяется благодаря существованию Бога, равно как и смысл Бога определяется благодаря существованию мироздания.

Как, наверно, давно уже понял читатель, я принадлежу к тому разряду людей, которые не могут отказаться ни от искренности веры, ни от обоснованных доводов разума, одной из главных задач моей книги (да и всего моего мировоззрения) будет то, чтобы синтезировать в одно познавательное русло способностей веры и разума и чтобы они не мешали и не отстраняли друг друга от поиска истины, а укрепляли и усиливали друг друга в этом поиске. Данная позиция вовсе не есть повторение первородного греха человека, как об этом неустанно твердили Лютер или Шестов, видевшие суть первородного греха в рациональном знании, которое дано было человеку от плодов с дерева познания добра и зла. Догматический иррационализм веры, отстаиваемый Лютером и Шестовым, на мой взгляд, есть дорога к рабству веры человека – рабству, в котором умаляется само достоинство человека.

В контексте данных размышлений, я хотел бы обратить внимание читателя на правильное понимание слов апостола Павла о том, что грех есть все то, что не от веры. Прежде всего хочу здесь сказать, что не стоит воспринимать эти слова дословно (как это делают, например, все те же Лютер и Шестов), так как это влечет за собой утрированное смыслопрочтение. Мне видится основная суть данной мысли апостола Павла в том, что посредством отрицательного определения греха, великий мистик и вероучитель христианства указывает нам тем самым и на критерий греха, т.е. на то, посредством чего мы можем для себя определить что является грехом, а что им не является. Исходя из этого, мы точно знаем, что все то, что влечет за собой ослабление нашей веры в Бога, должно считаться грехом. Отсюда вовсе не следует то, что необходимо признать саму природу разума греховной. Происхождение разума явилось результатом грехопадения первых людей, но это не означает того, что люди грешны в силу своей разумности. Кстати необходимо указать, что Лютер и Шестов особенно упорствуют и настаивают именно на том, чтобы поставить в прямую зависимость греховность человека от его разумности. Иррациональный догматизм этих философов не позволяет им заметить одного очень распространенного явления в жизни людей – того, что именно разум часто является основной опорой для веры человека. Ошибка Лютера и Шестова в том и заключается, что они не могут (или не хотят) отказаться от своего предвзятого отношения к разуму и от своего одностороннего взгляда на его природу. Разум сам по себе не является греховным, несмотря на то, что он явился одним из последствий грехопадения первых людей (наряду со смертью, болезнями и проч.). Но в зависимости от того, каким образом человек пользуется своим разумом, в зависимости от того, к чему приводит это пользование – можно говорить о греховности человека. Если рациональное познание мира усиливает нашу веру в Бога, то о каком же грехе здесь может быть идти речь? Другое дело, когда наше познание, разочарованное поиском истины, приводит нас к отчаянию и утрате веры в Бога. Суть греха – отсутствие или утрата нашей веры в Бога, поэтому противоположностью греха, его антиподом является не добродетель, а вера.

Религиозна вера, таким образом, есть укоренение нашего бытия в Боге, обличение бытия самого Бога.

Грех есть категория религиозная и поэтому ее не следует отождествлять с категорией зла, которая является (наряду с категорией добра) одной из основных категорий этики. Добром является все то, что утверждает жизнь в мире. Соответственно злом является все то, что направлено против жизни. Зло, таким образом, может являться грехом, но не всякое зло будет являться грехом. С другой стороны, всякий грех будет являться злом, так как утрата веры в Бога влечет за собой утрату ценностного содержания самой жизни и, как следствие из этого, наше пренебрежительное отношение к жизни, причем не только к чужой, но и ко своей собственной. Именно грехопадение первых людей привело к тому, что в мире стало возможным существование различных форм зла. Если вера и неверие – это формы отношения человека к Богу, то добро и зло – это формы отношения человека к миру, т.к. воля Бога проявлена и установлена именно в мироздании и посредством мироздания.

Итак, всякий грех есть зло, но не всякое зло – есть грех. Это происходит потому, что грех связан с недоверием Богу, а зло – с незнанием того, что есть воля Бога. Но если недоверие Богу само по себе есть грех, то незнание воли Бога само по себе злом не является, а лишь может приводить к злу, делать человека злым. Таким образом, грех есть результат отношения человека к Богу, а зло – результат отношения человека к жизни мира (и к другому человеку как неотъемлемой части этого мира).

Из сказанного выше, становится ясно, что в мире существуют две основные формы зла: зло моральное или грех (зависть, чревоугодие, ненависть, лицемерие и т.д.), и зло физическое (смерть, страдание, телесные уродства, насилие и т.д.). Все множество разновидностей зла составляет содержание понятия "небытия", но не исчерпывает его полностью. Дело в том, что сущность небытия заключается в ниспровержении бытия – формы существования, установленной Богом. Само же бытие не исчерпывается феноменом жизни. Иерархия бытия включает в себя не только существование органического пласта бытия, но также и существование неорганического, психического и духовного пластов бытия.

Нападки на разум таких авторитетных мыслителей, как М. Лютер и Л. Шестов, и обвинение его в греховности, на мой взгляд, не имеют под со бой достаточных оснований: наоборот, история показывает, что правильное пользование разумом очень часто приводит человека к вере в Бога, делает эту веру просветленной и благодатной. Доказательством этому может являться хотя бы тот факт, что на исторической арене исканий человеческой мысли наряду с теизмом благополучно сосуществуют такие религиозные концепции, как деизм и пантеизм. Для того, чтобы искренне верить в Бога, вовсе не обязательно быть посвященным в то знание, которое несут в себе священные книги различных вероисповеданий (будь то Библия, Коран, Веды или другие священные тексты), т.к. собственно говоря, само бытие мироздания является для человека откровением Бога, откровением не менее авторитетным и значительным, чем, например, та же Библия. Трудность здесь заключается, однако, в том, что далеко не каждый человек оказывается способным правильно понять это откровение, ибо для этого необходимо также умение правильно пользоваться таким орудием познания как разум. По принципу аналогии хочу привести пример, подтверждающий данную мысль. Всякий здоровый человек умеет передвигаться на своих ногах. Но лишь единицы во всем мире могут пробежать 100м. быстрее, чем за 10 секунд. Так и с разумом: его имеет каждый здоровый человек, но отыскать истину с его помощью способны только единицы.

Разногласия и противоречия между разумом и верой могут происходить по следующим основным причинам: либо человек не умеет правильно пользоваться разумом; либо он не умеет правильно пользоваться верой; либо он не умеет правильно пользоваться и разумом, и верой. Это легко доказывается тем фатом, что направленность векторов разума и веры, которая предустановлена самой природой этих способностей человека, одинакова, т.к. истинной целью этой направленности является истина. Но если разум априорно (т.е. независимо от опыта) удостоверяет человека в том, что есть истина, то вера апостериорно (т.е. исходя из имеющегося опыта) указывает человеку на то, что, по крайней мере, не является ложью, т.е. на то (того), что (кто) не может или не должно (не должен) его обмануть.

Можно верить во все, что угодно, но должно верить только в то, что достойно веры. Но что может быть достойным веры? Достойным веры может быть только то, что никогда и ни при каких условиях не сможет нас обмануть, т.е. достойным веры является то, что всегда и везде является тождественным самому себе. Что же всегда и везде является тождественным самому себе? Ответ один: Бог. И только Бог, как убедительно доказывает история человечества, никогда не обманывал и никогда не обманывает человека. Люди придумывали для себя множество религий. Люди верили в самого человека, в государство, в науку, в абсурд, но все эти религии на самом деле оказывались псевдорелигиями, т.к. объекты их веры и поклонения рано или поздно, но в конечном итоге всегда приводили людей лишь к обману и разочарованию. Истинным основанием веры человека может быть только Бог, Который является Творцом нашего мира. Бог установил законы этого мира, и если Он захочет, то сможет отменить их действие. И тогда 2x2 не будет равняться четырем, а закон всемирного тяготения или какие угодно другие физические законы нашего мира окажутся всего лишь нелепой выдумкой человеческой фантазии. То есть всякая относительная истина, которая стала достоянием человеческого разума, имеет подчиненное положение у Абсолютной Истины (т.е. Бога), которая стала достоянием истинной человеческой веры. Иными словами можно сказать, что всякая относительная истина есть установление и отражение Абсолютной Истины, и все относительные истины имеют своим основанием Абсолютную Истину (т.е. Бога).

Унижение достоинства разума, на мой взгляд, есть унижение достоинства не только человека, но и самого Бога. Ведь человек, не имеющий разума, не сможет иметь обоснованного знания о том, что Бог есть и что есть Бог. Вера дает человеку знание о том, что Бог есть, но знание это ничем не обосновано. Знание же, хоть и относительное, самой природы Бога (т.е. Его чтойности) дается человеку только посредством разума, и именно разум выступает в роли обоснования правомерности интенций самой веры. Человеческую природу необходимо понимать как производную от природы божественной, но между этими двумя природами не может мыслиться абсолютного тождества, а только – тождество относительное (хотя бы потому, что человек может выбирать между добром я злом, а Бог – нет, ибо все, что Он делает, – само по себе есть добро). Разум человека есть инструмент познания, а то, что некоторое знание может привести человека к греху,– еще вовсе не доказывает того, что сам разум имеет греховную природу. Разум может уличить себя в грехе только (и только) при одном условии: если он будет подчинен воле, исходящей из отрицательной свободы 12 . Поэтому Лютер и Шестов обосновывают теорию рабства воли и взваливают всю вину за греховность человеческой природы на разум (и рациональное познание), оставляя гносеологический примат за кристально чистой (т.е. непросвещенной разумом) верой человека в Бога. Я не могу согласиться с подобной установкой. Реабилитация разума перед верой – это та проблема, мимо которой не может спокойно пройти ни один религиозный философ, хоть сколько-то постигший истинную сущность мироздания и подлинное назначение человека на этой земле.

Несоизмеримость природы человека и природы Бога совсем не означает того, что человеку вовсе не стоит стремиться к познанию Бога: она означает лишь то, что не стоит стремиться к абсолютному познанию Бога. Человек не может знать всего, т.к. он – существо относительное, но человек может знать достаточно для того, чтобы прийти к вере в Бога. "Понимаю, чтобы верить" – этот тезис провозгласил Петр Абеляр, за что и был осужден на одном из Церковных Соборов. Абеляр противопоставил данный гносеологический принцип господствующему в те времена принципу Августина-Ансельма – "верую, чтобы понимать". Но церковь не могла допустить примата разума над верой в познании мира человеком, т.к. это грозило возникновением еще больших трудностей в толковании Священного Писания христиан.

Еще Ф. Бекон говорил, что "философия, если ее отведать слегка, уводит от Бога, если же глубоко зачерпнуть ее – приводит к Нему" 13 , а великий Эйнштейн утверждал, что "в наш век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди" 14 , – чему он сам был прекрасным примером. Современные ученые все больше и больше приходят к мнению, что между наукой и религией не должно (и не может) быть принципиальных противоречии, ведь если религия приводит человека к Богу, основываясь на непросвещенном чувстве зависимости первого от второго, то наука приводит человека к Богу, основываясь на знании, полученном с помощью конкретных фактов и аргументов.

Доводы разума в пользу существования бытия Бога не могут безоговорочно одолеть доводов разума против существования бытия Бога, но первые, укрепленные верой в Бога, дают человеку возможность отыскания смысла собственного существования, вторые же, укрепленные неверием в Бога, не могут дать человеку этой возможности. Тот смысл жизни, который предложил А. Камю ("Миф о Сизифе"), в сущности, не дает человеку спасения от абсурда собственного существования, спасения, которым наполнены грезы всего человечества. Философия Камю есть философия абсурда, хотя сам философ так никогда не называл своего учения 15 . Человек не может найти спасения в жизни, если нет Бога. Жить, чтобы жить, но без Бога – все равно, что вовсе не жить. Смысл жизни человека в том, чтобы жить для Бога и с Богом, ибо Бог живет для человека и с человеком. Ведь смысл существования Бога в том и заключается, чтобы быть Абсолютом для человека, быть основанием человеческого бытия и источником смысла существования самого человека. Но подробнее об этом – в последующих главах этой книги.

§

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то мутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он –

Тогда смиряется души моей тревога.

Тогда расходятся морщины на челе.

И счастье я могу постигнуть на земле

И в небесах я вижу Бога!

В этих замечательных строках лермонтовского стихотворения очень тонко отражена та сокровенная мысль, которой, по существу, была посвящена большая часть этой главы: бытие мира может (и должно) мыслиться познающим субъектом как производное от бытия Бога. Но чтобы понять это, необходимо иметь определенную долю духовной и душевной состоятельности, ведь мир достаточно иррационален, а поверхностный анализ его структуры и сущности может привести к достаточно нелепым (вплоть до абсурда) выводам. Здесь приходится констатировать весьма печальный факт, что тем людям, которые оказываются не в силах узреть в окружающем их бытии продукт творения Бога (причем продукт абсолютно совершенный из всех возможных продуктов творчества), не смогут помочь преодолеть это никакие практические рекомендации. Ну что, например, из того, что некоторые из подобного рода людей, в поисках доказательства данной истины, отправляются в кругосветное путешествие по нашей планете, чтобы собственными глазами увидеть великое разнообразие и красоту ее животного и растительного миров; чтобы узреть внушительную безбрежность глубин Мирового Океана и неповторимое очарование Крыма, Кавказа, Тибета или Амазонии; чтобы ощутить чистый воздух вдохновляющих высот Гималайских гор, пустынное целомудрие Сахары или безмолвное величие Арктики и Антарктики; чтобы услышать громогласные каскады Ниагарского водопада или увидеть безмятежное спокойствие Большого Каньона? Можно продолжить этот путеводитель еще на нескольких страницах, но это существенно делу не поможет. Ведь для того, чтобы узреть в окружающем нас бытии результат творчества Бога, необходимо вовсе не количественное разнообразие восприятия этого бытия, а качественное прочувствование самой ничтожной, как казалось бы нам, но в то же самое время и самой сокровенной для Бога былинки бытия. И это уже проблема не гносеологическая и эстетическая, а этическая и психологическая. Тут проблема лежит не вовне человека, а внутри него. А в этом кроется одна из главных причин, побудивших меня к написанию данной книги. Причина эта – попытаться найти решение данной проблемы.