Читать книгу: «Будем жить по-новому! Освободитель. Книга 3», страница 4

– Там венгры окопались, прикрываются мирными жителями.

– Не мне вас учить, как выбивать всех этих уродов, берущих заложников. Разговор с ними короткий, выстрел в руку с оружием или сразу в голову, смотрите сами по ситуации.

– Приказ понятен, командир.

Таких вот умников отстреливали снайпера, либо раня, либо укладывая наповал выстрелом с тыла или в лоб. Раненых, которые из-за ранения отпускали своих жертв, озверевшие от крови и таких «фокусов» наши бойцы добивали ножами или долго и медленно расстреливали из автоматов, рисуя пулями узоры. Я не лез в это дело и никого не одергивал – «долг платежом красен». Часто к этим экзекуциям присоединялись и освобожденные местные жители, кидаясь на них с лопатами или вилами или прося у нас автоматы и расстреливая захваченных врагов. Помогали они нам выявить места, где окопались все эти фашисты.

Очередная деревня была зачищена от венгров, немцев, румын или полицаев всех национальностей и штурмовые подразделения полка двигались выполнять эту грязную работу к следующей деревне.

При таком подходе, когда вначале летела граната, а за ней шел наш боец, а не наоборот, потерь в батальонах практически не было. Нам гранат и патронов было не жалко, а вот боевых товарищей парни терять не хотели, поэтому уничтожали все, что шевелится и не отзывается по-русски. Зато наверх шли рапорты и сводки об освобожденных населенных пунктах и отсутствии потерь в полку. Нужно отметить, что все бойцы Красной армии не церемонились с врагом, буквально выполняя приказ «Пленных не брать».

После Харьковской операции армия Венгрии перестала существовать на восточном фронте. В ходе боев было уничтожено около 200 000 венгерских солдат и офицеров.

В сентябре прошли награждения во всех частях Красной армии за Курско-Белгородскую и Харьковскую операцию. В нашем полку я и Недогаров получили орден «Суворова II степени», Горяев, Ледков, Кирилов, Семаков, Свистунов, Донов, Евсеев, Чайкин, Орлов, Алексеев и Китов ордена «Александра Невского» или «Кутузова» III степени. Языкова за танковый прорыв наградили медалью «Героя СССР». Как обычно, награжденные были во всех подразделениях нашего полка. Получил награду и сын полка Иван Шалимов – за проявленную доблесть он был награжден медалью «За отвагу».

Немецкий батальон также не был обижен медалями и плановым повышением в званиях его солдат.

Росло и денежное благосостояние воентехников и военных инженеров, служащих в ремонтных батальонах, исправно получающих премиальные за отремонтированные орудия, танки, машины и БТРы. В нашем полку у каждого ПНШ, начальника службы и командира батальона был закрепленный за ним личный легковой автомобиль, причем было уже три автомобиля представительского класса «Хорьх» и мой «Мерседес» Разведчики захватывали тягачи, грузовики, а также пару мобильных ремонтных баз, сопровождающих немецкие танковые группы, за которые были представлены и получили ордена «Красного Знамени», а командиры подразделений ордена «Суворова» III степени. На нас косо поглядывали отдельные командиры полков и даже дивизий, но наезды на совещаниях в штабе фронта я отбивал. Рокоссовский меня поддерживал в вопросе моторизации полка.

Выяснилось, что в советских танках даже если и есть радиостанции, то слушать их невозможно из-за слабой системы подавления шумов. Наши радиоинженера и радиолюбители выработали схему улучшения качества радиоприема. На башню танка выносилась антенна, реактивное сопротивление соединительного кабеля согласовывалось с сопротивлением входных контуров приемника, добавились селективные емкостно-индуктивные цепочки входных фильтров. В сам тракт радиостанции, устроенной по принципу прямого усиления, была введена автоматическая регулировка усиления, в усилитель были введены отрицательные обратные связи по току, спаянные на резисторе и конденсаторах. В общем, примитивные танковые радиостанции серьезно дорабатывались, доводя выходной сигнал до приемлемого уровня восприятия. Танкисты из-за сплошной трескотни, а если сказать технически грамотно, то радио- и электромагнитных помех в эфире, с периодически прорывающимися через этот шум отрывками голоса командира танковой роты, раньше просто отключали свои радиостанции, чтобы не болела голова. Поэтому, опробовав наше ноу-хау, выразили большое одобрение данным доработкам. Я подал на всю группу разработчиков в лице Чайкина, Орлова, Размазнова, Бушина, Наумова, Олега Трофимова и нескольких радистов представление на ордена «Красного Знамени», документы на рацпредложение и выписал премию в размере пяти размеров денежного содержания. По этому образцу были доработаны все танковые радиостанции на восстановленных нами советских танках. На немецких же танках радиостанции были очень приличными. Лишними танковыми радиостанциями стали снабжать наши полковые командные БТРы.

Красноармейцы ходили или бегали по своим делам, что-то там делали полезное, а я сидел на пне дерева, наслаждаясь последними теплыми деньками, вдыхая аромат осени и думая о вечном, то есть о перспективных планах действий нашей части, когда эту идиллию прервал Чебанян.

– Палыч, слушай, надо что-то делать.

– В смысле, если надо что-то делать, давай сделаем.

– Мы ремонтируем танки, их у нас уже под сорок штук готовых. Давай усиливать полк танковым кулаком. Механизированная часть у нас уже есть – БТРы, да мотострелки, теперь надо и танки добавить к оснащению полка.

– И как я тебе это проведу? Это же надо все через кадры фронта проводить, изменение штатной численности, довольствие, обмундирование – все нормы менять надо. Как я это проведу при установленных Наркоматом обороны штатах части?

– Ты же командир, голова всего, вот и думай!

Собрав подготовленные мне Аташевым, Недогаровым и Клепченко документы и справки о нашей численности и выдержки из кадровых приказов отправился я к самому Рокоссовскому. Попав к нему в кабинет и поприветствовав его, приступил сразу к делу:

– Товарищ комфронта, в нашем полку сложилась следующая ситуация. Имеется мощнейшая для нашего уровня ремонтная часть, мы восстанавливаем кучу бронетехники и отдаем ее в профильные части. Мы же диверсионный полк, у нас есть моторизованный батальон для проведения рейдов. Считаю крайне целесообразным провести реорганизацию нашего полка и увеличить его численность и количество различных боевых подразделений.

– Кольцов, ты подумал, что сказал. Как я тебе увеличу определенную Москвой численность?

– Константин Константиныч, вы же имеете право создания подразделений и определенных кадровых маневров в рамках фронта. Давайте обзовем наш полк экспериментальным, а правильнее сказать, особым, тогда все это можно будет менять вашими приказами по фронту. Мы будем не стандартная единица, а особая, созданная для определенных целей.

Примерно в таком духе и шел наш разговор в течение получаса. Я доставал выписки со ссылками на различные приказы, приводил обоснования в части боевого использования нас с учетом танковой техники, логистические и ремонтно-эксплуатационные моменты.

– Вот же, как клещ вцепишься, пока не добьешься своего. Только лишь зная тебя, что все это для дела будет использовано, иду навстречу твоим пожеланиям.

– Дежурный, соедини меня с Корчагиной. Елена Анатольевна, зайдите ко мне.

После этих побед на фронтах наступило некоторое затишье, связанное с зачисткой освобожденной территории и подтягиванием резервов к передней линии. Рокоссовский в этот период стал приглашать меня в числе ближайшего окружения на «семейные посиделки», на которых отмечали победы последних операций, разговаривали о будущем, о военной и мирной жизни. Здесь я спокойно общался с Рокоссовским, Малининым, Талановой и некоторыми командармами, например, с Батовым и Горбатовым.

В этот период я находился в хорошем, даже умиротворенном настроении, связанном с общей эйфорией Победы. Я на радостях отписал письма Мессингу, Боголюбову Мишке и Вере Евгеньевне Васильевой, поблагодарив, в том числе, за огромную работу по продвижению идеи производства пенициллина – первые партии поступили во фронтовой госпиталь, как раз в сентябре этого года, Алевтине Вениаминовне Шагаевой, с которой мы частенько переписывались, и в Ташкент.

Прочитал пришедшее мне письмо от Пряновой, в котором она рассказывала о знакомстве с Мессингом и о своей подруге и соавторе темы военном психиатре Татьяне Гапоновой. Вместе они скооперировались и развивают тему НЛП тестов по определению психопортрета человека. Жаловалась, что хорошо было бы сделать «детектор лжи», о котором я рассказывал, для опробирования тестов. Я написал ей о своих делах и о том, чтобы о детекторе она особо помалкивала. Вот закончится война, тогда я и займусь этим делом.

Неожиданно пришло письмо от Ольги из Кубинки. Она рассказывала о своих делах, и спрашивала, как идут мои. Я написал ей ответ, в котором говорилось о том, что если буду в ее краях, то с удовольствием повидаю ее и мужа. Оказалось, что она вышла замуж за того самого заводилу, с которым когда-то был инцидент нашей группы, только сейчас он стал бывалым летчиком, командиром эскадрильи, орденоносцем и глупостями не занимается.

Приезжали с концертами артисты, как из столицы, так и коллективы с других городов СССР. Также войска, стоящие в Курске, Белгороде, Харькове, Орле подверглись нашествию, как настоящих военных корреспондентов, так и представителей центральных и местных газет.

Снова увидел в штабе фронта корреспондента «Известий» Марину, которая явно кого-то искала. Я помахал ей рукой, которую она не увидела, и, подойдя к ней сбоку, поздоровался.

«Ой, здравствуйте, – ответила она, – а я вас искала специально. В штабе фронта сказали, что вы тоже будете среди комсостава на концерте».

– Вас не обманули, я уже тут. Ну, что, займемся тем, чем обычно занимаются корреспонденты – взятием интервью?

– Вы знаете, товарищ полковник…

– Простите, Марина, но вы военный корреспондент, поэтому обратите внимание на этот нагрудный знак «Гвардия», значит гвардии полковник.

– Товарищ гвардии полковник, Александр Павлович, у меня с вами получаются хорошие интервью, их редактор печатает практически без корректировок, поэтому расскажите о Курской дуге своими словами, а я запишу.

– Давайте, Марин, я расскажу о Курской дуге, а вон майора видите – это Геннадий Микулов, а рядом капитан Владимир Шаламов, вот они расскажут вам о «Малой земле», а вон наши радистки Рита и Аня, с ними пообщайтесь тоже о работе радиодивизиона.

Марина много записала в блокнот, потом нас сфотографировал фотограф газеты и довольная, она ушла общаться с командирами и солдатами других частей.

«Марин, если вам не трудно будет, в случае если о нашем полку вышлите штук 10 газет!» – выкрикнул ей вслед я.

Концерты давались в разных армиях разными артистическими коллективами. Поскольку наша база была в Курске, то все свободные от дежурств и боевых выездов бойцы подтянулись к центральной площади города, где была установлена сцена и артисты выступали со своими номерами для солдат. Среди коллективов я снова увидел наших старых знакомцев по Сталинграду. Они дали три концертных номера, уступив место следующим артистам. Я еле продрался через людскую толпу, чтобы подойти поближе и попытаться пообщаться. Размахивая руками и называя девушек по имени, смог привлечь их внимание, прежде чем они погрузились в свой автобус. Люба, а потом и другие артисты узнали меня, особенно после того, как я напомнил им про совхоз Котлубань. Наобнимавшись и нацеловавшись с молодыми, да какими ж молодыми – почти моими ровесницами, можно сказать, артистами, мы немного поболтали об их творческих планах. Так я, заодно, и познакомился с Галей, после чего они уехали дальше.

Потом на сцену вышел Вольф Мессинг. Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это его здесь. После своего номера он спустился со сцены и подошел ко мне. Мы обнялись.

– Сознайся, Александр, что не ожидал меня увидеть!

– Сознаюсь, Вольф, вот кого-кого, а тебя не ожидал увидеть – удивил.

Мы отошли в сторону и, как и в прошлый раз в Москве, пошли гулять по Курску.

– Вольф, давай заглянем в наш полк, посмотришь, как я обитаю, а обратно мы тебя на «Мерседесе» подкинем, попробуешь своим организмом, как себя чувствует пассажир в этом чуде немецкого автопрома.

– А пошли, Александр! Знаешь, я тоже решил повидать тебя. Мы побеждаем и провидцы становятся лишними, в их услугах уже нет такой нужды. Будь осторожен, если что – решай все кардинально, в своем духе, но даст Бог, обойдут стороной тебя эти беды.

– Спасибо Вольф, буду иметь это в виду.

– Я тоже уезжаю на постоянное место жительство в Новосибирск подальше от Москвы.

– А что так?

– Душно мне в ней под постоянной опекой, да и завистников много у меня – надоело!

– Давай! Тем более, что похоже на знак Бога и ты едешь за своей судьбой. Вольф, я не знаю, как сложится моя судьба в будущем, но я очень рад, что мы стали товарищами!

– Я тоже рад, Александр. Товарищей в мире мало, а у меня, так, практически, и нет никого.

– Тебе «Мерседес» не нужен? Я знаю, денег у тебя хватит, а вот купить машину ты не можешь, ибо, не продают.

– Спасибо, все равно фронту передам ее, к тебе же и вернется.

– Ко мне вряд ли, какой-нибудь генерал-интендант себе приберет.

Пообщались и по вопросу психологии. Он сказал, что пусть девушки занимаются этими темами, станут первопроходцами этой области науки и все у них идет нормально, особенно, после проведенных им сеансов гипноза, когда они на себе почувствовали эффект ясности сознания в ощущении и понимании самих себя, своей психологии. Раз они себя осознали, то и с чужой проще разбираться будет.

Вольф обошел наш полк, заглянул к раненым и дежурным. Я представлял его коллективу. После чего он показал несколько номеров в лазарете, где я ассистировал ему в соответствии с получаемыми указаниями. Потом я выписал ему официальную благодарность от командования полка.

– Теперь, Александр, если мне кто-то скажет, что я отсиживался в тылу, то мне будет, что ему показать в ответ.

– Это точно, Вольф.

Напоследок он произвел несколько выстрелов из разных пистолетов, СВТ и автоматов на нашем полигоне. С лета 1043 года полк стал получать очень удобные пистолет-пулеметы Судаева «ППС-43», похожие на немецкий «Шмайсер», только по полтора килограмма легче и надежнее в эксплуатации.

– Александр, мне понравился «Вальтер».

Я выписал ему наградные документы на пистолет «Вальтер Р38» в комплекте с глушителем и сотней патронов, немецкий нож, уложенных в нашей фирменной шкатулке и все это торжественно вручил в присутствии комсостава полка. После чего мы посидели у меня в кабинете, махнули по рюмочке кавказского вина и я отвез его на «Мерседесе» к концертной бригаде.

Выйдя из машины и проводив Мессинга, я дослушал окончание концерта. Потом бесцельно гуляя по площади, отошел к её краю и услышал заинтересовавший меня разговор двух ефрейторов, стоящих ко мне спиной.

«Ты понимаешь, Петь, вот служил я год в пехоте, в атаку ходил, в окопах сидел и ни одной медали не выслужил. А тут узнал наш комполка, что я красиво и грамотно пишу и забрал меня в писари. И вот после Сталинграда сижу я и придумываю, как лучше описать подвиги солдат, заполняя на них наградные бланки, – рассказывал один солдат другому, – а тут полковник наш заходит и спрашивает меня: «Гарин, а ты имеешь медали?»

– Я отвечаю, что нет, не имею.

Тогда полковник и говорит: «Пиши на себя наградной лист на орден «Красной Звезды». Я ему отвечаю, что неудобно, а он тогда поручил написать на меня второму писарю. Так вот, проверяя наградные бланки, видать, он моего бланка не заметил и написал на меня наградной лист на орден «Отечественной войны» 2-й степени. Вот так я и получил эти два ордена за 2 недели службы в штабе.

Тут они повернулись и, говоривший о своих орденах, явно испугался.

– Здравия желаем, товарищ гвардии полковник.

– Здравия желаю, товарищи красноармейцы, а по поводу своих орденов не переживай. Ты честно служил в пехоте, а потом не воспользовался своей возможностью вписывать себя в наградные листы. Поэтому по справедливости, пусть позже, но награда нашла тебя сама. И полковник ваш, молодец, что поощряет солдат, они лучше служить будут, получая такой дополнительный стимул.

Мужики заулыбались и, отдав мне честь, отошли и затерялись в солдатской толпе.

Глава 4. Охота на «Вервольфа»

Несмотря на затишье, война продолжалась, так же были боевые столкновения и гибли люди. Войска Центрального фронта под командованием уже генерала армии Рокоссовского приступили к проведению Черниговско-Припятьской наступательной операции, являющейся первым этапом битвы за Днепр. К началу операции общая численность войск составляла почти 600 000 человек. И 26 августа вся эта армада живой силы и техники перешла в наступление.

Через пять дней Малинин доложил Рокоссовскому: «Товарищ комфронта, по докладам командармов на направлении главного удара на город Рыльск они встретили упорное сопротивление противника. К исходу 31 августа мы смогли вклиниться в немецкую оборону всего на 20-25 километров».

– То есть мы ошиблись с выбором направления?

– Так точно, немцы просчитали наши ходы и создали мощный укрепрайон. Однако, Константин Константиныч, на вспомогательном направлении наступления советских войск немецкое командование не подготовило надёжной обороны и не располагает необходимыми резервами. Давайте послушаем генерала Черняховского.

Генерал Черняховский встал и кратко доложил командующему фронта: «Товарищ командующий фронтом, моя 60-я армия, используя слабые оборонительные рубежи на Конотопском направлении, прорвала вражескую оборону и с боями продвинулась на 60 километров, вступив на территорию Украинской ССР. Перед нами лесостепи, где практически нет серьезных оборонительных рубежей. Мы сможем ударной группой прорваться вплоть до Десны, а при организации четкого снабжения, в частности горючкой для танков, то и к Днепру».

Рокоссовский немедленно вылетел в район наступления и, оценив обстановку, принял смелое решение о переносе направления главного удара в полосу 60-й армии. С рыльского на конотопское направление срочно перебрасывались танковые и другие части прорыва. В результате этого наступления через неделю советские войска уже освободили Конотоп.

Наш полк находился на Рыльском направлении и так же, как и вся армия, топтался на месте, выполняя забросы групп в ближний тыл противника, и противодействуя работе его радиослужб, точно так же мешающих работе наших радистов. За это от армейского командования приходилось выслушивать упреки и жалобы, что радиодивизионы не обеспечивают защиту оперативной радиосвязи при управлении фронтами. В общем, мы были виноваты в топтании на месте из-за трудностей в управлении войсками. Я отбивался, что мы тоже не всесильны, и не может полностью блокировать немецкие службы. А топчитесь на месте, потому что думать надо, а не переть армадой на укрепления противника в лоб, как бараны на новые ворота, «ширше» думать надо. Крик стоял мощный на таких совещаниях, ведь когда что-то не получается, то обязательно надо найти виноватого, пока самого не сделали таковым. Споры между командующими частей командным голосом прекращал Рокоссовский.

Командование полка сидело на нашем полковом совещании и обсуждало последние вести с фронтов. Я делал доклад по обзору общей ситуации на фронте с учетом послезнания, потому что многие операции советских войск до меня никто, естественно, не доводил, например, о Закарпатском рейде партизанского отряда генерал-майора Ковпака.

– Товарищи мои, вот что я вам скажу, в сентябре мы выйдем к Днепру и нашему полку надо проявить себя.

– Согласен, командир, но что можно придумать, мы выполняем текущие задачи, а решить что-то кардинально на фронте у нас нет сил.

– Сейчас совершает свой стодневный рейд по вражеским тылам примерно двухтысячный партизанский отряд Ковпака, который начав свой путь из Белоруссии, прошел с севера Житомирщины и сейчас воюет где-то в Прикарпатье. Я думаю, что этот рейд имеет кроме явных военных целей, а именно, оттягивания на себя войск противника во время Курской дуги, нарушения коммуникаций противника еще и тайные, политические. Хотя нет, все-таки нет, слишком уж он западнее прошел.

– А политические мотивы, командир, какие и, что значит, нет?

– Как какие, Владимир Тимофеевич, самые, что ни на есть советские – установление советской власти на территориях, где мало немцев, свершение возмездия над предателями и полицаям и так далее, поднятие на борьбу с оккупантами местное население.

– А что вы имели в виду, когда сказали, что все-таки нет?

– Я подумал о том, что этот рейд мог иметь тайную цель захвата ставки Гитлера на Украине. Поясню свою мысль. Близ села Стрижавка, что под Винницей, есть тайный бункер с названием «Вервольф» или «Логово Вервольфа», в котором сейчас находится Гитлер и вся его Ставка, то есть верховный командный состав всей Германии, и будет находиться там примерно до 15 сентября. А что это означает? Наш разведчик Николай Кузнецов месяца два назад вроде бы должен был сообщить командованию об этом бункере, но он не знает координат, а я знаю.

Вот я и подумал вначале, что данная информация по агентурным каналам должна быть у советского командования и неявной задачей Ковпака является атака и захват этого бункера. Но все-таки, нет, его рейд слишком западнее проходил, если не ошибаюсь, то он двигался на Ровно, в котором располагается рейхскомиссариат Украины во главе с настоящим палачом Эрихом Кохом, да и сил у него мало.

– Так Ковпак напал на Ровно?

– Нет, Ровно Ковпак не стал атаковать, маловато сил у него было. Вот я и подумал, что он мог повернуть на Винницу и быть здесь. Но он повернул на Тернополь. В Житомирской и Винницкой областях действует крупный отряд генерал-майора Наумова, но он тоже, получается, что не в теме, где находится этот бункер.

«Это очень важная информация о бункере, вы уверены в этом, Александр Павлович? – напряженно сказал Горяев.

– Само собой, дорогой Владимир Тимофеевич.

– Если вы уверены в этом, то я обязан проинформировать Члена Военного совета фронта Телегина.

– Согласен, Владимир Тимофеевич, обязательно проинформируйте. Итак, продолжим разговор о том, что собой представляет этот бункер. Это целый наземно-подземный комплекс из 81 объекта. Чтобы надежно замаскировать наземные сооружения, над ним высажены около 800 деревьев и несколько тысяч кустов. Центральная зона огорожена колючей проволокой и проволочной сеткой, за которой находятся: служба гестапо, телефонная станция, жилые дома для высших офицеров, бомбоубежище, церковь и бревенчатый домик фюрера. Подземная часть «Вервольфа» имеет семь этажей. На нижних этажах располагаются технические службы – целая станция жизнеобеспечения. Третий этаж – резиденция фюрера, а остальные имеют административное назначение.

Но это все лирика, а вот теперь об охране объекта: на территории вокруг ставки предприняты беспрецедентные даже для военного времени меры безопасности. Охранная группа специального назначения «Ост» или по-нашему «Восток» контролирует район от попадания в него неблагонадежных и подозрительных лиц. В округе установлен жесткий охранный режим: все жители переписаны и имеют личные аусвайсы, в округе введен комендантский час, на аэродроме в Калиновке базируются два полка истребителей, а непосредственная защита бункера возложена на подразделения дивизии СС «Адольф Гитлер». После создания «Вервольфа» военнопленные, принимавшие участие в строительстве, были расстреляны, а самолет с немецкими инженерами и наемными рабочими, возвращавшимися в Германию, взорвался в воздухе. Это все, что я знаю об этом месте. Что мы можем предпринять, прошу высказываться?

Начались бурные дебаты, главным мотивом которых была мысль взять в плен бункер.

«Товарищи командиры, давайте бункер в плен брать не будем, ограничимся Гитлером и захватом его высокопоставленных жителей, если уж на то пошло. Но, а если говорить серьезно, то нашему подразделению это не под силу. Здесь нужна дивизия, не меньше – слишком уж мощно он охраняется.

– А если Гитлер уедет оттуда, что тогда, командир, когда бункер пустой останется?

– Тогда там будет ставка Манштейна.

«Командир, давай я с десятком бойцов схожу на разведку, в реальности оценить, что там творится, – подал голос Петр Птицын, – возьму снайперов, вон Женя Малеев засиделся уже в преподавателях, следопытов, сапера, радиста, силовиков и слетаем, осмотримся».

– Понимаешь. Петр, впустую это сейчас, да и трудно к логову этому подобраться. Я так полагаю, что выследить вас там запросто смогут. Слишком большие силы задействованы в охране. Да еще и окопаться за пару лет хорошо смогли, «секретов» понаоборудовать, так что я – против этой авантюры! Хотя кто его знает, как госпожа История поведет себя из-за меня?

– Командир, откуда ты все это знаешь?

– Это не важно, важно, что я все знаю.

Горяев ездил в штаб фронта, после чего меня вызвали к Рокоссовскому.

«И ты молчал о таких знаниях, я даже не спрашиваю, откуда ты это знаешь! – распинался Рокоссовский. – Это же информация государственного уровня, а он – против! Видали стратега! В Ставке знают, что есть бункер где-то под Винницей, говоришь «Вервольф» называется, но где-то под Винницей, это считай половину области надо исследовать, а ты указываешь точную деревню».

– Товарищ Рокоссовский, я против того, чтобы направить нашу разведгруппу, потому что толку не будет, но совсем не против десантной дивизии.

– Значит так, направляешь свою группу, одновременно пойдут самостоятельно группы фронтовой разведки и Осназа. Я получил соответствующие указания обеспечить проведение разведывательной операции, по результатам которой будет проведена войсковая операция, скорее всего, десантной дивизией Воронежского фронта Ватутина.

– Так точно, товарищ комфронта, сегодня будет подготовлена группа и в ночь отправится на задание.

– Вот так и надо действовать, исполняй!

Вечером я вместе с разведгруппой прибыл на аэродром. Парни улыбались, важность задания будоражила кровь, возможно, получится увидеть самого Гитлера в прицел винтовки – это ли не подвиг! Рядом стояли ребята из армейской разведки 60-й армии, а чуть дальше стояла группа Осназа. Немного отдельно от армейцев стояла стройная темноволосая красивая девушка в камуфляже с парашютом и рацией. Я представился и заговорил с ней: «За какие провинности такую красивую девушку сослали на такое задание, тут парням тяжело будет?»

«Почему сослали, я сама вызвалась, и не смотрите, что я худенькая, я спортсменка, бегаю и стреляю хорошо, так что многим парням не уступлю!» – ответила девушка.

Подошел Птицын и командир группы армейцев.

«Товарищ гвардии полковник, вы, пожалуйста, нашу Олю не сбивайте с правильного пути, она хороший специалист своего дела», – сказал мне капитан.

– Хорошо, не буду сбивать прекрасную девушку Олю с правильного пути, тем более, что это ее сознательный выбор, как советского человека.

Ольга немного засмущалась, но было видно, что ей приятна похвала, собственно, как и любой девушке.

– Товарищи, большая просьба к вам, будьте осторожны! Там в охране лучшие егеря собраны, они в лесах и полях получше нас ориентируются. Еще не доверяйте местным жителям, всех коммунистов и сочувствующих давно выбили, остались либо нейтральные, либо ярые приверженцы нового режима, помните об этом!

«Не может быть, там же советские люди, а мы освобождать их идем! – возразил капитан.

– Мое дело предупредить, ваше услышать. Хотя, зря все это, историю не повернуть вспять, Гитлера мы, к сожалению, сейчас не достанем. Петр, если что, то отступай на север в леса Житомира и ищи там партизанские отряды Наумова, они где-то в том районе сейчас воюют. Или двигай на Чернигов, куда мы также нацелились, так что ждем тебя там.

Вышли экипажи самолетов, которые летели на трех самолетах под каждую группу и подана команда на загрузку.

Я помахал уходящим парням рукой. Обернулась и Ольга – я активно помахал ей, она махнула в ответ. Ребята загрузились, в самолетах закрыли люки и, разбежавшись по полю, они ушли в небо.

«О чем задумался, Сань?» – спросил Вадим, положив мне руку на плечо.

– Да так, Вадим, непонятно что-то мне, что нас впереди ждет.

– За группу волнуешься.

– Да, я всегда волнуюсь за ребят. Просто часто это «в рабочем порядке происходит», вот и незаметно, а сейчас неспокойно на душе. Ты же тоже переживаешь?

– Ясное дело, ведь с ребятами столько лет вместе плечом к плечу воюем.

Группа должна была десантироваться западнее Винницы километров на двадцать. Приземление прошло успешно и, спрятав парашюты, группа Птицына выдвинулась к Виннице, которую собиралась обойти с севера. Партизанских отрядов тут практически не было, точнее сказать были они малочисленны и разрозненны – обширные степи вокруг не давали возможности прятаться большим соединениям, да и сами жители особо не рвались в партизаны. Группа шла ночью, обходя хутора, согласно инструкции, скрываясь ото всех.

Армейская группа также приземлилась удачно километрах в пятнадцати от Стрижавки. Собравшись, те также выдвинулись на поиски объекта. Пройдя километров 7-8, командир принял решение отдыхать и, дождавшись утра, сориентироваться на местности. Впереди лежало озерцо и недалеко были видны мазанные домишки с камышовыми крышами какого-то села.

«Судя по карте, мы где-то здесь, рядом должна быть еще пара озер и речка, связывающая их», – посмотрев на карту, сказал капитан.

Вдоль берега с более сочной травой, чем в поле, бродили выпущенные на выпас коровы.

«Хорошо местные живут: коровки, овечки – мне бы такое хозяйство не помешало. Как думаешь, Оль», – обратился лейтенант из последнего пополнения разведбата, усердно пытающийся ухаживать за девушкой.

– Я городская, к коровкам не приучена, а если вам, товарищ лейтенант, такое не помешало, то в будущем и заведете себе стадо.

– Ух, какая ты серьезная.

Капитан ухмыльнулся про себя: «Молодец Оля, не дает спуску этому лейтенанту. Прислали его на месяц в часть, и сюда комбат навязал, мол, у него кто-то в штабе дивизии родственник, так что пусть за боевым орденом сходит. Парень, конечно, крепкий, но какой-то он мутный, «не наш человек».

Группа перемещалась вдоль неглубокой заросшей кустарником ложбины и подошла к небольшой речке, впадающей в озерцо. На берегу озера стирали белье несколько женщин. Разведчикам пришлось пройти несколько десятков метров по открытому пространству, чтобы начать переходить речку

«Бабоньки, дивитися, партизани, клич охорону!» – заголосила одна тетка, а вторая метнулась в село.

«Она что, сдурела, на своих, советских, кричит?» – спросил старшина разведчик.