Читать книгу: «33 мушкетера и Жемчужина Дао», страница 3

Как д’Артаньян искал письмо, но не нашел

Д«Артаньяна откачали на следующий день – хозяину гостиницы не терпелось содрать с кого-нибудь деньги, которые он не взял с Рошфора. А самым близким к Рошфору человеком оказался именно д’Артаньян: за два дня своего пребывания в гостинице Рошфор больше ни с кем не разговаривал и не дрался. Поэтому, когда д’Артаньян проснулся, первым, что он увидел, был счет, которым хозяин гостиницы размахивал перед носом нашего героя. Увидев сумму в счете, д’Артаньян снова отключился на пару часов. Его привел в чувство только запах обеда.

Отобедав, д’Артаньян устроился на кровати в позе лотоса и начал медитировать. Он вспомнил, что во всех дзенских книгах было написано, что все наши враги – это всего лишь отражение нас самих, поэтому вчерашняя стычка с незнакомцем в черном плаще – всего лишь еще один шаг в бесконечной борьбе с самим собой, которая заканчивается либо просветлением, либо смертью. По крайней мере, если верить книгам. Однако д’Артаньян не чувствовал себя настолько плохим существом, чтобы вести борьбу с самим собой, как это делают последователи кардинала. Поэтому он и принял учение дзен, по которому выходило, что человек борется не с самим собой, а с собственным умом, то есть, с неправильным образом реальности, сформированным в голове. Д’Артаньяну казалось, что эта точка зрения намного ближе к правде. А главное – следуя учению дзен, он мог не отказываться от своих желаний и стремлений, а заодно и не платить огромные членские взносы на нужды кардинала и его людей.

Поняв, что он во всем прав, д’Артаньян встал из позы лотоса.

«Однако вспышки ярости надо бы сократить, – подумал д’Артаньян, подходя к окну. – Хотя вчерашний осел сам виноват – первый начал!»

Хозяин гостиницы в очередной раз предъявил д’Артаньяну счет Рошфора, в ответ на что д’Артаньян пригрозил хозяину гостиницы, что подаст на него в суд за сломанную шпагу. Они уже почти договорились решить дело миром, и д’Артаньян начал собирать вещи, чтобы съехать, как вдруг заметил, что письмо исчезло! И все началось заново.

Д«Артаньян бегал по всей гостинице с криками «Где письмо?!» Хозяин гостиницы перепугался не на шутку – мало того, что он вместе со слугами поднял руку на дворянина, да еще и на дзен-буддиста, так еще вдобавок у этого самого дворянина был похищен какой-то документ государственной важности, как следовало из слов самого д’Артаньяна. Бедный хозяин гостиницы с перепугу уж чуть было не отправился в нирвану, однако тут же сообразил, что поможет ему еще ненадолго задержаться на этой земле.

Итак, хозяин гостиницы подошел к д’Артаньяну и заявил:

– Я знаю, где ваше письмо, уважаемый господин! Пока вы валялись без сознания, тот самый незнакомец поднимался на второй этаж. Я и подумать не мог, что он заглянет к вам с такими недобрыми намерениями. Однако, дверь вашей комнаты была открыта, и он запросто мог…

– Ах, негодяй! – воскликнул д’Артаньян. – Да ведь в этом письме вся моя жизнь! Что же мне тогда делать?

– Я думаю, нам с вами следует обратиться в полицию и заявить на этого преступника! – воскликнул хозяин гостиницы. – Мало того, что этот самозваный дворянин не заплатил мне по счету, так он еще и украл ваше письмо! Уж здесь-то точно имеется состав преступления.

– Вы правы! – сказал д’Артаньян. – Идемте в полицию.

К вечеру по всем окрестным деревням был развешен на столбах портрет разыскиваемого бандита, прикинувшегося дворянином. В принципе, лицо на портрете больше смахивало на самого д’Артаньяна, нежели на Рошфора. Тем не менее, начальник полиции пообещал д’Артаньяну, что как только они схватят этого бандита вместе с письмом, письмо будет немедленно отослано сенцею королевских мушкетеров. Д’Артаньян, немного успокоенный этим заверением, поспешил покинуть городок, в котором на долю нашего героя выпало столько неприятностей. После двухдневного перерыва путешествие д’Артаньяна продолжилось. Единственным существом, порадовавшимся этой передышке, была лошадь д’Артаньяна, которая за два дня наконец-то сумела отоспаться. Между прочим, лошадь была настоящим мастером сновидения, вот только рассказать об этом никому не могла.

Наконец-то Париж!

Одним словом, прошло еще несколько дней. Д’Артаньян в гневе пытался зарубить несколько сельских жителей, но ничего не получилось из-за сломанной шпаги. Кроме того, д’Артаньяну пришлось временно сесть на диету, пока он проезжал через кардинальские деревни, где никакой еды давно не видели даже сами местные жители. Д’Артаньян за пару дней сгрыз свои ногти, оказавшиеся не слишком питательными. В этом и была суть диеты. Когда д’Артаньян полюбопытствовал, как же все кардинальские крестьяне не умерли от голода, оказалось, что они ели по одному зернышку пшеницы в день, все свое время посвящая медитации. В принципе, это был буддийский способ утолить голод, хотя все буддийские обряды в кардинальских деревнях были запрещены. А что еще оставалось делать голодным людям!

Итак, д’Артаньян сел на диету в кардинальских деревнях, а слезть с нее сумел только на подступах к Парижу, где начали попадаться хорошие постоялые дворы и таверны с хорошей кухней. Ну, и наконец, после нескольких долгих дней путешествия д’Артаньян въехал в Париж с остатками золота из мешка лейтенанта Крюшо в кармане, без рекомендательного письма и со сломанной шпагой.

Париж не встретил д’Артаньяна ликованием. Вернее сказать, Париж вообще никак не встретил д’Артаньяна, если не считать того, что на одной из улиц на голову нашего героя опорожнили ночной горшок откуда-то сверху (д’Артаньян приехал в Париж утром). Отмывшись в платной бане, д’Артаньян пошел на рынок и продал лошадь. Он весьма продешевил, так как лошадь была мастером сновидения и стоила в десять раз дороже обычной. Но об этом не знал и новый хозяин лошади, а самой лошади было по фигу, кто ее хозяин – для нее это было не больше, чем очередной сон.

Так вот, присовокупив плату за лошадь к своим оскудевшим запасам золотых монет, д’Артаньян начал искать место для жилья. В Париже было несколько пятизвездочных отелей (в том числе и с видом на королевский дворец), однако все это великолепие было не по карману нашему герою. Поэтому он переключил свое внимание на двери домов с табличками «Сдаю комнаты». В центре Парижа цены кусались, а жить на окраине д’Артаньян не хотел по причине отсутствия общественного транспорта в городе. (Впрочем, если бы д’Артаньян знал, что такое общественный транспорт в большом городе, он бы предпочел переплатить за квартиру в центре.) В конце концов, нашему герою повезло, и он нашел приемлемый вариант в лице мелкого бизнесмена Бонасье, который сдавал двухкомнатную квартиру на втором этаже. Д’Артаньян вспомнил, как с утра на него опорожнили ночной горшок со второго этажа и, надеясь отомстить, вселился в эту комнату. Ему повезло и не повезло одновременно – в доме месье Бонасье пару лет назад установили некое подобие канализации.

Сняв квартиру, д’Артаньян отправился на соседнюю улицу, где он еще накануне заметил ларек с вывеской «Ремонт обуви и шпаг». В ларьке сидел кавказец, который, поглядев на остатки шпаги д’Артаньяна, потребовал приличную сумму для ее восстановления. Д’Артаньян, конечно, поторговался, но все-таки рассудил, что лучше без денег со шпагой, чем с деньгами без шпаги. Кавказец получил свое, а золотой запас д’Артаньяна приблизился к нулю. И это несмотря на продажу сновидящей лошади.

Приемная сенцея мушкетеров

Читатель помнит, что в книге Дюма по прибытии в Париж д’Артаньян отправился наниматься в мушкетеры. Что ж, не будем отступать от сюжета.

Особняк сенцея королевских мушкетеров Лесли Нильсена находился в самом центре Парижа, недалеко от королевского дворца на тот случай, если Его Просветлейшеству вдруг срочно понадобятся мушкетеры. Д’Артаньян долго поднимался по белоснежной мраморной лестнице. Вход охраняла парочка мушкетеров, как две капли воды похожих на звезд французского кинематографа. Это были Фанфан-Тюльпан и бывший разбойник Картуш. Оба недавно достигли просветления и были зачислены в мушкетеры. Однако д’Артаньян понял, что оба новоявленных мушкетера особой радости от своего положения не испытывали.

– И какого черта Нильсен поручил нам этот фейс-контроль? – возмущался Фанфан-Тюльпан. – Я привык махать клинком, а не пялиться на пьяные рожи. Стой, проходи, стой, проходи!

– А я скучаю по своему лесу, – вздохнул Картуш, внешне подобный знаменитому Бельмондо в молодости. – А знаешь, до того, как стать мушкетером, я ведь чуть было не создал международную сеть разбойников. Мы с Робин Гудом переписывались, планы строили. А потом его назначили лесником, а меня – мушкетером. Нет, все-таки, наши короли – не такие дураки, как считает народ.

– Это верно, – кивнул Фанфан-Тюльпан. – А как же вы с Робин Гудом переписывались? Через почтовых голубей?

– Ну, он-то мне сообщения присылал на стреле, – ответил Картуш. – Знаешь, так привязывал к стреле бумажку и палил из лука. И что интересно, ни разу не промахивался. Почти всегда попадал в одно и то же дерево. Частенько на стреле помимо бумажки оказывалась и дикая утка – ну, мало ли чего по дороге попадется. А однажды он своей стрелой с сообщением вообще предателя замочил.

– Круто! – кивнул Фанфан-Тюльпан. – А ты ему как отвечал?

Картуш открыл было рот, но как раз в этот момент к двери приблизился д’Артаньян. Оба мушкетера, стоявшие на фейс-контроле, обратили на него внимание как на типа весьма подозрительного (по причине нехватки денег д’Артаньян не брился, не ел и сильно похудел).

– Стой! – обратился Картуш к д’Артаньяну. – Кто такой? Зачем пришел?

– Саньясин д’Артаньян из Марселя, – гордо ответил д’Артаньян. – Прибыл сюда в надежде стать королевским мушкетером!

Оба мушкетера усмехнулись.

– Еще один, – сказал Фанфан-Тюльпан. – Скоро этими кандидатами в мушкетеры можно будет мостовые устилать.

– Сударь, вы что, хотите таким образом спровоцировать меня на дуэль? – вспыхнул д’Артаньян.

– Спокойно, чувак, забей, расслабься, выдохни, проходи, – выдал набор слов Картуш. – Просто у нас этих кандидатов и в самом деле хоть пруд пруди. Только не один еще не подошел под пророчество лорда Дюмона. Сомневаюсь, что ты подойдешь.

– Почему? – спросил д’Артаньян. – А вас обоих как в мушкетеры приняли?

– Я сумел телепортироваться в королевский дворец, точно в покои принцессы, – ответил Фанфан-Тюльпан. – Меня хотели повесить, но не получилось. Тогда меня и зачислили в мушкетеры.

– Вау! – воскликнул д’Артаньян.

– А я хотел создать мафию на три века раньше, чем полагается, – ответил Картуш. – Поэтому и оказался здесь.

– Тоже вау! – кивнул д’Артаньян.

– Чувак, проходи, не задерживай очередь, – сказал д’Артаньяну Фанфан-Тюльпан. – Кто там следующий, тоже проходите.

– Так вот, а я отправлял Робин Гуду сообщения… – продолжал Картуш, но д’Артаньян уже не расслышал этот рассказ про новый способ связи, изобретенный разбойниками.

Наш герой вошел в приемную, где увидел толпу парижан, ломившихся на прием к сенцею королевских мушкетеров. Естественно, Лесли Нильсен ограничил вход в свой кабинет, поставив парочку охранников у двери и обзаведясь собственной службой бюрократов. Один из этих бюрократов подскочил к д’Артаньяну с пачкой анкет в руке.

– Заполните анкету, пожалуйста! – улыбнулся бюрократ.

– Зачем? – не понял д’Артаньян.

– Укажите там ваше имя и цель вашего визита, – ответил бюрократ. – Месье Нильсен вас вызовет.

– Ну ладно, – сказал д’Артаньян и взял в руки анкету.

В графе «Цель визита» он совершенно честно написал: «Какой-то астральный призрак велел мне стать мушкетером».

Бюрократ, забрав анкету у д’Артаньяна и прочитав ее, выразил на своем служебном фейсе некоторое удивление, но все равно положил анкету в стопку и отнес в кабинет Лесли Нильсена.

Д«Артаньян остался ждать в приемной. Это была роскошная комната, битком набитая посетителями. На диванчике у двери сидели двое мушкетеров. Они занимали самое привилегированное положение, – остальные посетители стояли. Один из мушкетеров внешне напоминал японского Хотея, второй же смахивал на эльфа из «Властелина Колец» в исполнении Орландо Блума. Сходство усиливалось за счет того, что Орландо Блум, кажется, тоже буддист.

Мушкетер, внешне напоминавший Хотея, поглаживал рукой свою расшитую золотом перевязь, на которой висела шпага весьма внушительного размера.

– А я тебе говорю, что я эту перевязь купил! – сказал мушкетер. – И никакая герцогиня мне ее не дарила! Хотя, признаться честно, за мои-то любовные подвиги десяток этих герцогинь мог бы подарить мне пол-Франции! Так-то, дорогой мой Арамис!

– Право же, Портос, не разыгрывайте меня! – воскликнул Арамис. – Конечно, наши герцогини любят полных мужчин, но чтобы пол-Франции! Сомневаюсь. Хотя на такую перевязь вашей любовной активности вполне бы хватило.

– Вы слишком низко меня оцениваете, Арамис, – сказал Портос. – У вас-то роман с этой…

– Тихо! – предупредил Арамис.

– С этой… этой… – запнулся Портос. – Ну, с той самой, а я ж молчу!

– Портос, я тоже буду молчать, когда узнаю, кто подарил вам перевязь, – сказал Арамис.

– Все-то вам надо знать, – вздохнул Портос. – Впрочем, хватит говорить обо мне. Что слышно о других мушкетерах и их бабах?

Арамис собирался что-то сказать, но в этот момент из двери высунулся секретарь Лесли Нильсена и канцелярским голоском проскрипел:

– Месье д’Артаньян, заходите!

Не-делание смерти

Д«Артаньян, сожалея, что не услышал сплетен о бабах, зашел в кабинет. Лесли Нильсен сидел за столом в черном кимоно. Д’Артаньян не успел рассмотреть все детали его облика, так как Нильсен встал, вежливо сказал: «Обождите минутку», подошел к двери, сам выглянул в приемную и проорал:

– Атос! Портос! Арамис! Живо ко мне! Все трое, чтоб вас!

Д«Артаньян от неожиданности вжался в стену, чувствуя, что еще немного магических практик – и он сможет пройти сквозь стену спиной вперед.

Лесли Нильсен вернулся за стол, а в кабинет вошли два мушкетера из приемной.

– Господа, я возмущен вашим поведением! – воскликнул Лесли Нильсен. – Эй, вы, закройте дверь! – крикнул он д’Артаньяну. – Да, вы, вы, чего встали?

Д«Артаньян, слегка растерявшись, все же закрыл дверь как можно плотнее, чтобы в приемной не могли слышать, как сенцей орет на своих мушкетеров.

– Отлично, господа, теперь я могу проораться, – с наслаждением вздохнул Лесли Нильсен и заорал. – Почему последние две недели у вас не было ни одной стычки с людьми кардинала? Король вами весьма недоволен. Знаете, что он сегодня сказал мне за завтраком? Он сказал, что у него такое впечатление, будто он зря платит вам зарплату. А вы знаете, что если Король недоволен вами, то он недоволен и мной. А если Король прекратит платить зарплату вам, то прекратит платить и мне. И тогда нам всем с вами придется наниматься на службу кардинала, чтобы улаживать его связи с общественностью. Черт побери! Я не хочу быть PR-шестеркой, господа! И мне кажется, что вы тоже не хотите этого.

– Не хотим, сенцей! – хором сказали оба мушкетера.

– Так что ж вы сидите сложа руки? – спросил Лесли Нильсен. – Последний раз вы трое отличились три недели назад, когда закидали Рошфора тухлыми яйцами перед балом-маскарадом. Поздравляю-поздравляю, он выглядел в точности как цыпленок Король тогда долго смеялся, но с тех пор вы вообще никак не отличились!

– Мы занимались самосовершенствованием, – ответил Портос. – Так что я не думаю, что мы тратили время даром.

– И в чем же вы себя усовершенствовали? – спросил Лесли Нильсен. – Вы, Арамис, написали еще десяток своих бездарных лирических поэм и мюзиклов? Сколько раз вам говорить, что эту чушь про горбуна и цыганку народ смотреть не будет. А эта песня, которую вы написали вместе с тем англичанином… забыл, как она называлась?

– «Бэлль», сенцей, – подсказал Арамис.

– Да, точно, «Бэлль». От этих завываний у моей собаки разболелись зубы, и пришлось вести ее к ветеринару-телепату, который полчаса ее допрашивал, два дня лечил и содрал с меня кучу денег, потому что, как он сказал, «нельзя так издеваться над животным!» – воскликнул Лесли Нильсен. – Я надеюсь, Арамис, вы за последнее время ничего больше такого не сочинили?

– Никак нет, сенцей, – сказал Арамис.

– Хоть это радует, – облегченно вздохнул Лесли Нильсен. – А вы, Портос, опять состязались в обжорстве с полком кавалеристов?

– И я победил, сенцей! – гордо заявил Портос.

– Оно и видно, – усмехнулся Лесли Нильсен. – И затем вы опять соблазняли старых герцогинь? Сколько же раз вам пришлось выпрыгивать из окна при появлении их мужей на этой неделе?

– Трижды, сэр, – виновато ответил Портос.

– Задница побаливает? – спросил Лесли Нильсен.

– Угу, – кивнул Портос.

– Неделя отпуска, – пробормотал Лесли Нильсен. – Впрочем, какая неделя, что я несу! Отправляйтесь сегодня в караул, будете всю ночь стоять, чтоб задница не болела. А вы, Атос? Кстати, где Атос?

– Он все еще практикует не-делание смерти, сенцей, – ответил Арамис.

– Я здесь, сенцей, – донесся слабый голос, и из-за портьеры вышел человек, в котором торчали три шпаги.

У д’Артаньяна невольно вырвался вздох восхищения. Он и представить себе не мог, что и в самом деле существуют люди, способные практиковать не-делание смерти – одну из сложнейших практик, о которой лишь вскользь упоминалось в учебнике Дон Жуана под редакцией Кастанеды. Суть этого не-делания состояла в том, что если человек путем множества сложных практик, связанных с регулярным приемом галлюциногенов и выполнением чисто физических и энергетических упражнений (тоже, довольно сложных, кстати) сдвигал свою точку сборки в такую зону, где отсутствует намерение смерти, его тело (как физическое так и энергетическое) становилось практически неуязвимым для любого негативного воздействия. Д’Артаньян всегда считал, что вещи, подобные не-деланию смерти, являются чем-то вроде теорий, замешанных на хитрых построениях вышей магии, ибо высшая магия построена на таких принципах, что все в ней становится относительным – жизнь и смерть, конечность и бесконечность, наш мир и другие миры – все это сосуществует и какими-то странными путями переходит друг в друга. На основании этих принципов полубезумные маги создавали какие-то хитроумные теории, по которым получалось, что смерти нет, что с помощью реинкарнации в новое тело переходит не личность, а только энергетические остатки памяти, а также, что каждый день каждый человек творит собственный мир по собственной воле. Конечно, это все звучало красиво и в чем-то даже было похоже на правду, но д’Артаньян и понятия не имел, что какие-то практики, пусть даже самые сложные, могут позволить человеку спокойно расхаживать по улице с тремя шпагами в теле.

– Атос! – дружно воскликнули все присутствующие.

– Да, это я, сенцей, – тихо ответил Атос. – Вы меня звали, вот я и пришел.

На лице Атоса было несколько отстраненное выражение, словно бы он не видел ничего перед собой и не понимал, где находится. Лесли Нильсен вскочил из-за стола и подошел к Атосу.

– Как вы, друг мой? – спросил Лесли Нильсен. – Давно вы ходите со всем этим металлоломом в теле?

– Первую шпагу в меня воткнули гвардейцы кардинала три недели назад, – ответил Атос. – Когда я шел по улице со шпагой в груди, меня увидели кардинальские инквизиторы и воткнули в меня вторую шпагу. Где в меня воткнули третью, не помню.

– И как же вы себя чувствуете? – спросил Лесли Нильсен.

– Несколько некомфортно, пожалуй, – ответил Атос. – И что-то аппетита нет. Три дня уже ничего не ем, даже китайского риса.

– Что ж вы раньше-то не пришли?! – воскликнул Лесли Нильсен.

– Однажды мне уже удалось приручить смерть, – ответил Атос. – Хотел попробовать еще раз. Знаете, почти удалось, если бы не эта третья шпага. Она меня щекочет и не дает сконцентрироваться.

– Сейчас мы вам поможем, – сказал Лесли Нильсен и повернулся к д’Артаньяну. – Позовите шамана или друида, или обоих, они вечно в приемной обретаются, просят какие-то ингредиенты типа мандрагоры и прочие гадости. Ну, что ты встал, парень, зови обоих!

Д«Артаньян открыл дверь, высунулся в приемную и крикнул:

– Друида и шамана сюда! В человеке три шпаги!

Толпа зашумела, тем не менее, к двери протолкались двое – седой старичок в белой мантии и с длинной бородой, а также индеец в кожаных лохмотьях, увешенный разнокалиберными амулетами. Эти двое вошли в кабинет, а когда следом за ними в кабинет попыталась хлынуть и остальная толпа, д’Артаньян с огромным трудом запихал любопытствующих обратно в приемную и захлопнул дверь.

– Ага, вас-то двоих мне и надо! – воскликнул Лесли Нильсен, увидев друида и шамана. – Вот, один из моих мушкетеров практиковал не-делание смерти и допрактиковался.

Друид подошел к Атосу и начал внимательно изучать что-то. Видимо, прикидывал, под какими углами в тело вошли шпаги. Подсчитав углы, друид изрек:

– После такого люди не живут!

– Меня пять раз вешали, – тихо сказал Атос. – Девять раз расстреливали и раз пятнадцать протыкали насквозь шпагой.

– Тогда, наверное, можно что-то сделать, – пожал плечами друид. – Только я раньше с такими не сталкивался. Если бы ранения не были сквозными…

– Погодите, я посмотрю, – сказал шаман и осмотрел Атоса. – Ерунда, мы дома в империи Инков довольно часто практиковали нечто подобное – слава богам, испанцев вокруг было вдоволь. У нас ребята-индейцы и с десятком шпаг в спине бегали. А про пули я уже вообще молчу.

– А что ж вы в Париж переехали? – спросил Арамис. – Раз у вас такая богатая практика на родине?

– Так нагваль пирамиду телепортировал, – ответил шаман. – Три деревни без работы остались. Так и пришлось… приспосабливаться.

– Это все безумно интересно, – сказал Лесли Нильсен. – И все-таки, что нам делать?

– Сначала вынуть шпаги, – ответил шаман.

– Вы уверены? – спросил Портос.

– Конечно, в таком состоянии ему будет безразлично, есть ли шпаги в теле или нет, – ответил шаман. – Потом придется зашивать отверстия, а для этого мне нужно серебро. И на последней стадии мне понадобится золото, чтобы влить в него жизненную силу.

– Друид, вы с этим согласны? – спросил Лесли Нильсен.

– У нас немножко другие обряды, но в целом, суть верна, – кивнул друид.

– Это хорошо, значит, будете работать вместе, мне этот человек нужен живым и как можно скорее, – сказал Лесли Нильсен.

– Сделаем, – сказал шаман. – Итак, какая шпага была воткнута последней?

– Не помню, – ответил Атос. – Но помню первую и вторую.

– Какая же была первая? – спросил шаман.

– Вон та, дешевенькая, что с отстойным рисунком на эфесе, – ответил Атос. – Вторая побогаче будет, с позолотой на рукоятке. Не пожалели, иезуиты проклятые. Она еще, небось, и серебряная.

– Да нет, обыкновенная, – заключил шаман. – Ну, значит, последней была воткнута та, что с черной ручкой. Кто-нибудь, держите пациента, я буду вытаскивать.

Портос и Арамис схватили Атоса за плечи, и шаман начал вытаскивать из него шпагу под бдительным наблюдением друида, Лесли Нильсена и д’Артаньяна. Так, одну за другой, шаман вытащил из Атоса все три шпаги и аккуратно сложил их на полу. Д’Артаньян заметил показавшийся ему странным факт – крови на шпагах не было.

– Теперь мне нужно серебро, – объявил шаман. – Любое – ложки, вилки, шпаги, серебряные монеты, что угодно. Необходимо закрыть серебряным предметом каждую дырку с двух сторон, чтобы энергия вновь начала циркулировать в поврежденных местах.

– Эй, слуги, где вы все, тащите все серебро, что есть в доме! – крикнул Лесли Нильсен. – Хоть посуду, хоть украшения, хоть что угодно!

Через десять минут ко всем отверстиям, оставленным шпагами в теле Атоса, были приложены серебряные предметы. Портос, Арамис и Лесли Нильсен поддерживали ложки, вилки и монеты точно у отверстий, пока шаман читал заклинание.

– Можете отпускать, – сказал шаман, закончив с заклинаниями. – Теперь не отвалятся.

Действительно, серебряные предметы будто бы прилипли к телу Атоса и не желали подчиняться закону гравитации.

– Вот так, отлично! – шаман облегченно вздохнул. – Теперь мне нужны носилки и комната, куда можно отнести пациента. И еще мне понадобится золото – столько, сколько сможете найти. Лучше в слитках.

– Конечно, королевская казна рядом, щас сбегаем, – сказали Портос и Арамис.

– Носилки сначала принесите! – одернул их Лесли Нильсен.

Вскоре Атоса унесли, и д’Артаньян так и не узнал, в чем же заключалось лечение золотом, и как Портос с Арамисом добыли золотые слитки.