Читать книгу: «В полдень у Магнавры», страница 2

Николай оглядел вновь прибывших, а препозит вдруг воскликнул:

– Так это же измаилиты!

Патриарх пожал плечами:

– Не важно.

Он повернулся к священнику:

– Ты объяснил им, что нужно делать?

Тот с поклоном ответил:

– Да, ваше святейшество.

Николай, откинувшись на спинку кресла, приказал начальнику стражи:

– Приведи сюда Евфимия.

Через некоторое время в колоннаду солдаты привели старца. На вид ему было около восьмидесяти лет, довольно высокий и худощавый, седые волосы и борода. Шёл он, несмотря на возраст, твердо и с большим достоинством. Поверх простой рясы на плечах у него был омофор – лента с вышитыми православными крестами. Стражники поставили его перед полукругом кресел и отошли. Старец оглядел присутствующих. Тёмные глаза смотрели строго и серьёзно. Николай, хищно прищурившись, воскликнул, обращаясь к собранию:

– Взгляните на этого бесстыжего!

Священники, сидящие рядом, закричали, вторя ему:

– Распутник!

– Отступник!

Один из них подал знак приведённым измаилитам, которые немедленно заголосили:

– На колени, несчастный!

– Моли о пощаде!

– Мерзавец!

Старик посмотрел на Николая и спокойно сказал:

– Я – Евфимий, патриарх Константинопольский. Сам базилевс Лев Мудрый просил меня принять предстояние. По какому праву со мной так разговаривают?

Николай поймал на себе любопытный взгляд препозита и подался вперед:

– На основании того, что сам великий базилевс Александр, да продлится правление его тысячу лет, попросил меня принять предстояние и занять патриарший престол! Видно август сильно устал от творимых тобой бесчинств! Ты позоришь Святую Церковь!

Евфимий возразил:

– Низложить патриарха может только Собор. Я же вижу здесь трех членов синклита, которые явно ищут твоей благосклонности и потому готовы на все. А где же остальные синклитики? Где архиепископы?

Николай ответил, еле сдерживаясь:

– Вот это твой Собор! Другого не будет.

Старец снова спокойно возразил:

– Николай, я однажды уже принимал твоё отречение. Зачем же ты снова идёшь в эту реку? Неужто бес властолюбия овладел тобой настолько?

Вероятно, слова эти сильно задели Николая, и он выкрикнул:

– Хватит! Замолчи!

Затем он резко вскочил со своего места и, подбежав к Евфимию, сорвал с его плеч омофор. И вдруг, закричав, другой рукой вцепился в бороду старика. Евфимий вскрикнул, схватившись за лицо. В это время к старцу подскочили горожане и два священника, которые повалили его на пол и принялись бить ногами в живот, по голове и рёбрам. Они продолжали кричать:

– Нечестивец!

– Отступник!

– Сластолюбец!

Горожанин склонился над ним и, плюнув в лицо, заорал:

– Поделом тебе, развратник!

Несчастный старик пытался прикрыть лицо, но безрезультатно. Один из горожан уселся на него сверху и стал хлестать ладонями по щекам. Священник, которого отправляли за людьми, сказал:

– Остановись, ещё убьёшь!

Наконец люди отступили. На полу Магнавры лежало без движения тело бывшего патриарха Константинополя. Николай, тяжело дыша, вернулся в кресло и знаком подозвал начальника стражи. Едва тот оказался перед ним, патриарх отдал приказ:

– Убедись, что он жив, сын мой!

Препозит, до сих пор не проронивший ни слова, добавил:

– Если жив, то отправить его в Агафов монастырь немедля.

Онемев от увиденного, я стоял, наблюдая, как бедного старика окатили водой. Он слабо застонал, и в этот момент у меня за спиной послышался знакомый звук. Так стучал деревянный кубик о кружку нищего. Я обернулся и увидел непонятно откуда появившегося здесь слепца, которому вчера подал милостыню. Он знаками показывал следовать за ним. Затем, не дожидаясь меня, нищий скрылся за колонной в галерее. Я шагнул в его сторону и неожиданно оказался в темном помещении, освещенном догоравшей свечой…

Сознание постепенно возвращалось, но рывками – как в ощущениях, так и в воспоминаниях. Сначала пришла боль. Болели руки, ноги, лицо, грудь и спина. Евфимий попробовал приподнять голову и осмотреться, но в полузабытьи сумел увидеть лишь огонёк свечи и освещенную ею стену кельи, как память вернула его в прошлое…

Свеча, стоявшая на изящном столике, освещала небольшой участок стены. Прижавшись к ней спиной, на выложенном узорчатой плиткой полу сидел, спрятав лицо в ладонях, молодой человек. Давно нестриженные черные волосы лежали на голове огромной копной. Евфимий, присев рядом, произнес:

– Твой духовник пришел! Как ты, сын мой?

Юноша вдруг зарыдал. Потом, не показывая лица, глухо спросил:

– Отец казнит меня, да? Или ослепит? И все из-за того дурацкого ножа?

Евфимий молчал, собираясь с мыслями, а затем тихо сказал:

– Сын мой, ты ведь уже третий год не выходишь из дворца.

Молодой человек поднял к нему заплаканное, измученное переживаниями лицо:

– Что ты хочешь сказать этим?

Монах пожал плечами:

– Если бы твой отец хотел ослепить тебя, то давно сделал бы это. Дело не только в твоём ноже и словах Сантавариноса.

Евфимий вздохнул, задумавшись. Конечно, базилевс Василий, прозванный в народе Македонянином, сына всегда недолюбливал, что уж тут скрывать, Большую роль сыграла и крайняя подозрительность августа. Опять же, а чего ожидать от того, кто сел на престол, убив своего покровителя? Базилевс Михаил, хоть и вёл безбожную жизнь, напиваясь в стельку чуть ли не каждый день, но такого конца не заслуживал. А мать Льва? Михаил-то и женил Василия на своей любовнице Евдокии Ингерине, вот Македонянин и бесился, подозревая, что Лев не от него, а от августа рождён. Игумен Сантаваринос, мерзавец, зная о подозрительности августа, нашептал ему, будто Лев носит в сапоге нож, чтобы при случае отца зарезать. И на охоте базилевс вдруг возьми и попроси у сына нож, а тот и вытащил его из сапога. Отец, увидев это, лишил Льва всех знаков царского достоинства и бросил в темницу. Изначально Василий даже хотел ослепить сына, но патриарх Фотий вместе с синклитом вступились за Льва. И, он, Евфимий, тоже бросился в ноги и умолял не трогать наследника. Василий внял уговорам и заточил сына вместе с женой в Маргерите, есть такое помещение во дворце. Вот уж кто действительно безвинно страдал, так это бедная Феофано! Она – воплощенная Добродетель! Преданная, любящая и такая несчастная. Словно любовь, которую следовало разделить между супругами, вся досталась только ее мужу. Бедная, бедная девочка!

Святой отец закрыл глаза. Он хорошо помнил, как в Магнавре Василий и августа Евдокия Ингерина проводили смотр невест, чтобы выбрать Льву будущую супругу. По традиции в одном из залов собрали дюжину самых красивых девушек ромейской империи. Они сидели в ожидании появления базилевса, а того все не было. Девушки громко разговаривали и смеялись, стараясь скрыть, что они сильно нервничают. Одна гречанка предложила:

– Давайте погадаем, кому же предстоит выйти замуж за сына августа.

Девушки столпились вокруг:

– Давай! Давай!

Гречанка объяснила правила:

– Сейчас мы все садимся на пол и снимаем туфли. Когда войдут базилевс и августа, нужно будет обуться, встать и поклониться им. Та, кто сделает это первой, выйдет замуж за сына базилевса и станет августой.

Удивительно, но первой это сделала действительно Феофано Мартинакия. Девушка была знатного рода и необыкновенно хороша собой. Она так понравилась Василию и Евдокии, что те сразу и остановились на ее кандидатуре. Евфимий обнаружил также, что Феофано ещё и очень набожна. Зимой молодых обвенчали. Феофано любили за мягкий характер. Она проводила много времени в молитвах и знала большое количество псалмов. Особенно же почитали её сирые, убогие и вдовы. Всем этим людям она постоянно раздавала деньги. Её любили все. Все, кроме собственного супруга. Лев как-то на исповеди открылся, и слова эти глубоко задели Евфимия. Молодой человек вдруг тихо сказал:

– Святой отец, я хочу тебе признаться…

– В чем же, сын мой? Что за грех ты совершил?

Лев помолчал и ответил:

– Я ведь совсем не люблю её.

В ответ на недоумевающий взгляд духовника он пояснил:

– Мою супругу Феофано. Не люблю, но разве это грех, святой отец?

Евфимий воскликнул:

– Зачем же ты женился на ней?

Лев, оглянувшись по сторонам, хотя они здесь были одни, зашептал:

– Разве ты не знаешь нрав моего отца? Как можно было перечить ему? Он, если что возьмёт на ум, то не отступится.

Монах долго молчал, но потом ответил:

– Нет, сын мой, это не грех. У любви много лиц. Кто-то любит и любим в ответ – и тогда он видит улыбку Любви. А кому-то менее счастливому видится суровое, а то и уродливое, искаженное ужасной гримасой лицо. Ты можешь не любить свою супругу, но не лишай её уважения.

Евфимий дотронулся до плеча Льва:

– Не печалься, сын мой. Отец не тронет тебя. Видится мне, как стоишь ты в пурпурных одеждах, и все склоняются пред тобой.

Молодой человек посмотрел на него полными надежды глазами:

– Только ты и есть у меня, мой единственный друг. Ты да матушка моя.

Старик попробовал повернуться набок, превозмогая боль во всем теле. Ему это удалось с таким трудом, что он бессильно закрыл глаза и снова погрузился в воспоминания.

Любовь… Потом Евфимий сильно пожалел о тех словах, увидев их последствия. Лев истолковал все по-своему. Через некоторое время базилевс смягчился и оказал сыну милость, заново провозгласив его наследником. А виной тому стал промысел Божий, не иначе. Был у Льва попугай, обученный разговаривать. Вышло так, что базилевс обедал с магистрами в том самом зале, где висела клетка с птицей. В разгар трапезы попугай вдруг закричал:

– Лев – господин! Лев – господин!

Синклитики отстранились от еды и молча сидели с печальным лицами. Базилевс удивленно поинтересовался, в чем причина их внезапной грусти. И магистры ответили:

– Неразумная птица и то кличет господина своего! Как нам пировать, государь, если мы разумны и господину преданы? Ты либо скажи, что сын твой виновен, и мы убьём его, либо отпусти, коли вины на нем нет.

Так Лев стал появляться во дворце и на выездах вместе с отцом. Скорее всего, на базилевса повлияла августа Евдокия. Однако после её смерти их отношения стали ухудшаться, и причиной послужила опять Любовь. По дворцу разнесся слух, что Лев завёл любовницу, но Евфимий не придал значения сплетням и не разглядел вовремя коварной ловушки, в которую попался его подопечный. А дело было серьезное! Сподвижник Василия – всесильный протоспафарий Стиланос Заутца – познакомил Льва со своей дочерью Зоей. Хитрый начальник императорских телохранителей умело расставлял свои сети, обеспечивая будущее себе и своей семье. И надо же такому было случиться, что из всех женщин Константинополя Лев влюбился именно в Зою Заутцану! Феофано по-прежнему молилась и раздавала милостыню нищим. Казалось, она ничего не замечала или не хотела верить сплетням, но наступил момент, когда не замечать происходящее уже было нельзя. Гордость женщины уязвили настолько, что она решилась на отчаянный поступок и пожаловалась на мужа базилевсу. Василий, узнав о недостойном поведении сына, пришёл в ярость. Как только Лев явился к отцу, тот принялся обвинять его в грехе прелюбодеяния. Не слушая оправданий, Василий сначала оттаскал наследника за волосы, а потом повалил наземь и стал избивать ногами. Окровавленного Льва в полуобморочном состоянии унесли в покои. Дабы избежать пересудов, Зою император самолично выдал замуж за Феодора Гузуанитома. Неизвестно, чем все это могло бы закончиться для Льва, если бы базилевс вскоре не уехал охотиться и не погиб там. Поговаривали даже, что это дело рук наследника, но о чем только не шепчут злые языки! Вот чего уж точно Лев не мог сделать, так это заставить лесного оленя проткнуть своими огромными рогами живот Василия. И вот Лев стал императором ромеев, унаследовав трон.

Евфимий снова тяжело вздохнул, вспоминая. Конечно, конечно, было и хорошее. Лев совершил богоугодное дело, построив монастырь Святых бессребреников Космы и Дамиана в Псамафии. Место это чудесное, тихое и спокойное, расположено недалеко от Золотых ворот. И он, Евфимий, хотел бы лишь там быть погребенным, настолько сроднился он с этим благостным монастырем. Однако, едва воцарившись, молодой базилевс немедленно сместил патриарха Фотия и отдал патриаршую кафедру своему восемнадцатилетнему брату Стефану. И его, Евфимия, произвёл в патриаршие синкеллы. В свое время Фотий не побоялся после убийства базилевса Михаила обвинить в узурпаторстве Василия, за что был низложен и сослан. Правда, через несколько лет Василий все же восстановил его в сане. Фотий же и обучал августейших детей, что все равно не остановило Льва. Но как, как объяснить его следующее решение? Сразу вслед за этим он назначил своим мистиком Николая, уже постриженного в монахи в халкидонском монастыре Святого Трифона. Николая, который был племянником низложенного Фотия! Николая, который именно после низложения дяди удалился от мирских дел! Николая, который недавно чуть не убил его, Евфимия, в Магнавре и сослал сюда! Будто мало было бед от Стилианоса и Самоны, так сюда добавился ещё один властолюбец.

Старик медленно дотронулся до лица и застонал от боли. Неожиданно ему показалось, что в келье он не один. Кто-то лёгкими шагами подошёл к нему. Евфимий приоткрыл глаза и спросил:

– Кто здесь?

Голос, в котором слышалась юность, негромко ответил:

– Святой отец, не пугайтесь! Меня игумен прислал последить за вами. Скажите, как помочь вам.

Евфимий, удивляясь своему утробному голосу, прохрипел:

– Дай воды, инок.

Он услышал, как наливалась в чашу вода. Рука монаха приподняла его голову. Одновременно он почувствовал прохладный и влажный край чаши у своих губ, но попить не смог – трудно было приоткрыть разбитый рот. Евфимий снова застонал, но инок сказал:

– Сейчас, святой отец, сейчас я помогу вам.

Старик вдруг ощутил на губах и во рту влагу, которая понемногу проникала в рот. Вкус был сладкий и очень приятный. Голос произнес:

– Это виноградный сок, святой отец. Я выжимаю губку с соком, так вы сможете хоть немного попить.

Наконец жажда отступила, и Евфимий, устало прикрыв глаза, пробормотал:

– Благодарю, инок. Скажи, где это я?

Мальчишка ответил:

– В Агафовом монастыре, святой отец.

Евфимий пробормотал:

– Это хорошо.

Он вновь видел перед собой Николая, серьёзного и скупого на слова, В качестве мистика или личного секретаря он оказался очень хорош, и Лев ему доверял, отчего-то не замечая его подлой, змеиной природы. Хотя как знать? Время было полное суеты и смуты. Где уж тут заметить… У Льва и Феофано родилась дочка Евдокия, и базилевс души в девочке не чаял. С супругой отношения у него были, мягко говоря, прохладные. Феофано, заботясь о душе, а не о мирских делах, все так же раздавала милостыню и неустанно молилась. Выбрав своим духовником его, Евфимия, она однажды призналась, что под царскими одеждами носит грубую власяницу для умерщвления плоти. Лев её избегал, выискивая улыбки Любви на стороне. И однажды Любовь откликнулась на его призывы и снова подарила императору Льву ещё одну улыбку. Любовь ли? Или то был грех и происки лукавого? По дворцу снова поползли слухи о связи базилевса и Зои Заутцаны. Несчастная Феофано старалась не обращать на это внимания и лишь молилась. И вдруг их девочка, невинное дитя, умирает! Горе не щадит никого – ни убогого, ни базилевса. Лев почти перестал видеться с супругой, находя утешение в объятиях Зои. Однако злая судьба не успокоилась на этом. Следующий год принес ещё один тяжёлый удар – смерть брата, патриарха Стефана. Могущественный Стилианос, используя любовь императора к Зое, раскинул паучьи лапы и опутал Льва со всех сторон своей паутиной. Никто и глазом моргнуть не успел, как он уже сделал патриархом Антония Кавлея. К слову сказать, за годы патриаршества тот много сделал для примирения игнатиан и фотиан. И лишь он, Евфимий, помогал базилевсу своими советами, не позволяя уступить обнаглевшему протоспафарию. Любой может обвинить базилевса в слабости, но не всякий поймёт человека, которого женили в шестнадцать лет на нелюбимой, а потом он встретил ту, которая ему мила. И что делать ему? Не всякий устоит перед соблазном, а человек и так по природе своей слаб. Стоит ли так уж винить базилевса в желании жить с любимой женщиной, продолжить род свой и оставить престол наследнику? Многое можно понять, имея сострадание, но это… В тот день Лев на исповеди сказал:

– Отец мой, я прошу благословить меня.

Евфимий уточнил:

– Что за благое дело задумал августейший сын мой?

И Лев произнес те ужасные слова:

– Благослови, святой отец, мой брак с Зоей Заутцаной. Она родит мне наследника.

Сказанное отняло у духовника дар речи. Он смотрел на базилевса и не мог ничего ответить. Наконец Евфимий выдавил:

– Так ведь у тебя есть супруга, сын мой. Как же можно так поступать с августой Феофано?

Лев долго молчал и затем тихо добавил:

– Ты ведь и сам знаешь все, отец.

После смерти несчастной Евдокии отношения между Львом и Феофано совсем испортились. И однажды на исповеди августа заявила:

– Святой отец, я решилась принять постриг в монастыре, что рядом с храмом во Влахернах.

Евфимий, как до этого в разговоре с её царственным супругом, потерял дар речи и лишь спросил:

– Для чего тебе это, дочь моя? Ты и так все свое время проводишь в молитвах и бдениях.

Она кротко улыбнулась:

– Знаешь, отец, когда слуги уходят из опочивальни и оставляют меня на ночь одну, я ложусь на простую циновку на полу и сплю там. Каждый час я просыпаюсь и возношу хвалу Спасителю в молитве.

Духовник возразил:

– Дочь моя, нет у тебя причин для пострига. И так блаженна ты без меры.

Феофано снова кротко и горько улыбнулась:

– Не нужна я никому, отец. Одиноко мне во дворце. Муж мой не любит меня, что уж тут поделаешь… Он поселил Зою во дворце, не скрываясь. Только тебе я могу открыться, а больше никому. Будешь навещать меня в монастыре?

Странно было слышать настолько горькие слова от совсем молодой женщины. Она ещё не успела увять, и красота её сохранялась, но глаза… Полные боли и одиночества. Евфимий вдруг решительно заявил:

– Нет, дочь моя, благословения моего на такое ты не получишь. Не нравится тебе во дворце – изволь, душа моя, живи в монастыре, но без пострига. Глядишь, и супруг твой образумится рано или поздно – жениться на Зое он не сможет.

Конечно же, Льву стало известно об этом разговоре. Возможно, сама царица и сказала, пытаясь усовестить неверного супруга, что, мол, и отец Евфимий не позволяет принять постриг, дабы император не женился на Зое. Базилевс стерпел и ничего не сказал духовнику. Феофано поселилась во Влахернском монастыре, не принимая монашества. Лев воспринял её отъезд с плохо сдерживаемой радостью и с головой погрузился в омут Любви. Стилианос, увидев для себя такую необыкновенную возможность, тут же принялся за дело, науськивая Зою. И та, конечно, исподволь начала давить базилевсу на больную мозоль, говоря об отсутствии наследника. Делалось это нежно, как умеют женщины, но Лев держался, памятуя о живущей во Влахернах Феофано. В это время скончался Феодор Гузуанитом, муж Зои. Таким образом, возлюбленная императора вдруг оказалась свободна. И вскоре, будто гром среди ясного неба, пришла ужасная весть – преставилась несчастная императрица Феофано, не дожив и до тридцати лет. Всего три года прошло, как поселилась она в монастыре, и вот уж похоронили её в царской усыпальнице в церкви Святых Апостолов. Жизнь свою прожила она так добродетельно, что после смерти у её гробницы стали исцеляться люди, и происходили чудеса. Базилевс возвел рядом храм в память о ней и позволил канонизировать бывшую супругу.

Евфимий открыл глаза. Сквозь крохотное окошко пробивался солнечный свет и узкой полоской ложился на пол кельи. Где-то за спиной кто-то пошевелился, и сразу послышался голос инока:

– Святой отец, как хорошо, что вы поспали. Теперь будет вам полегче.

Старик попробовал приподняться. Движения по-прежнему отдавались болью во всем теле. Он слабо улыбнулся:

– Что-то непохоже.

Инок смочил ему губы виноградным соком. От сладкой влаги Евфимий почувствовал себя лучше и заснул. Пробудившись, старик долго лежал, не двигаясь. Он вспоминал, какая мысль вызвала вчера в нем тревогу. Она промелькнула и исчезла, оставив неприятное ощущение. Что же такое вдруг тревожно кольнуло его? И вдруг он вспомнил. Ну, конечно, это же Зоя Заутцана!

Стилианос после смерти Феофано удвоил усилия, так ему хотелось, чтобы дочка стала августой. А поговаривали, что не только муж ее Феодор, но и покойная императрица не без помощи Зои ушли на тот свет. И ведь как знать? Больше, конечно, похоже, что к этому приложил руку Стилианос. Этот ни перед чем не остановился бы, но то все были лишь слухи. Лев о таком и слышать не хотел. Евфимий, будто бы тот разговор происходил сейчас, услышал:

– Святой отец, император пожаловал!

Инок склонился в поклоне, а в келью вошёл Лев. Ему нравилось вот так неожиданно приезжать сюда, в Агафов монастырь. Одет скромно, и только пурпурные сафьяновые туфли выдают его. Евфимий приветствовал базилевса:

– Сын мой, я так рад видеть тебя! Все ли хорошо?

Лев не любил в разговоре с ним наводить тень на плетень. Было заметно, что им овладела какая-то мысль. Так и вышло. Присев, он произнес:

– Отец мой, видишь, как вышло? Супруга моя Феофано преставилась. Живу я один, а то негоже базилевсу без наследника оставаться.

Евфимий ждал продолжения. Лев пожал плечами:

– Думаю, мне нужно найти себе новую жену.

Духовник развел руки в стороны:

– Желание такое понятно, и я поддерживаю тебя в подобном решении. Ты уже подыскал невесту?

Лев улыбнулся:

– Да, святой отец, нашёл я такую. И думаю, что будет мой брак очень счастливым.

– Кто же такая она, эта девица?

Лев улыбнулся:

– Зоя Заутцана, дочь Стилианоса. Я её люблю, и она меня тоже.

Как же сразу ему не пришёл в голову такой ответ? И все же он застал Евфимия врасплох. Старик воскликнул:

– Мало власти Стилианосу? Так он ещё и с базилевсом породниться захотел? Разве ты не слышал, что про Зою говорят?

Лев нахмурил брови:

– Ты о чем?

– Да о том, что Феодор Гузанитом мог бы ещё долго жить.

Базилевс раздраженно махнул рукой:

– Мне ли не знать, как можно оговорить любого, будь он даже сыном императора. Я три года не выходил из дворца из-за лжи поганого Сантавариноса.

– И Феофано не выходила вместе с тобой. А Зоя поступила бы так?

Лев помрачнел:

– Твоя драгоценная Феофано не смогла мне дать наследника, а Зоя даст. Ты помешал мне тогда, и я ничего не сказал. Думаешь, мне не известно, что это ты не позволил Феофано постричься в монахини? Теперь-то что?

Евфимий вдруг ясно представил себе радостно потирающего руки Стилианоса и, поднявшись на ноги, твёрдо сказал:

– Я этот брак не благословляю, сын мой!

Лев изумленно воскликнул:

– Почему?

Старик ответил:

– Потому что это беззаконное и нечестивое деяние. Неужто ты приведешь на ложе твоей святой супруги эту блудницу Зою? Вы оба при живых супругах изменяли им, вот потому и нечестиво это.

Лев рассвирепел:

– Что!? Вот как ты заговорил? Хорошо же!

Он вышел стремительно, не попрощавшись. Уже через три дня явились стражники и прочитали Евфимию указ императора. Лев велел ему немедленно выехать в монастырь Святого Диомида. Вот тогда они в первый раз рассорились надолго. А Лев женился на Зое и даровал магистру и логофету дрома Стилианосу ещё один титул, сделав его базилепатором. Базилеопатор Стилианос – отец императора! Он, верно, светился от важности, когда объявляли его новый титул. Второй брак Льва – была ли то улыбка Любви или всего лишь похоть? Судя по тому, что патриарх Антоний, узнав о бракосочетании, изверг из сана священника, обвенчавшего Льва и Зою, все же это было беззаконием. Первый магистр Стилианос Заутца умер уже через два года, а вслед за ним ушла от какой-то жуткой болезни и его дочь, августа Зоя. Она так и не подарила Льву наследника. Около двух лет Евфимий провел в монастыре Святого Диомида прежде, чем Лев приехал мириться с ним. Они долго говорили, и базилевс уверял, что советы старца очень ценны, и как все это время ему некому было излить душу. И только ему, Евфимию, нужно находиться одесную августа. Так он снова вернулся во дворец.

Старик вздохнул и горько усмехнулся. Ну разве не счастливчиком был базилевс? Любовь явно не оставалась к нему равнодушна и улыбнулась в третий раз. Незадолго до примирения с Евфимием Лев женился на Евдокии Ваяне, которую привезли из фема Опсикий. Радость нового брака омрачали лишь Заутцы. Лев не имел сил бороться с могущественным семейством, которое не желало терять своего влияния, хоть и ослабевшего после смерти Стилианоса и Зои. Однако вышло так, что вскоре случай помог императору расправиться со своими врагами. У Стилианоса в услужении находился евнух Самона. Говорили, будто происходил он из знатной армянской семьи из Мелитены, что в Малой Армении. Возможно, так и было, ибо отец его даже одно время находился послом при дворе Льва. Мальчиком Самона попал в плен к ромеям, и его оскопили, после чего он и поступил на службу к Заутце. Когда базилеопатор Стилианос и августа Зоя отошли в мир иной, он узнал, что остальные Заутцы устроили заговор против Льва. Евнух раскрыл базилевсу сие преступление. В наказание Лев выслал все семейство, лишив их богатств и титулов. В благодарность за такой подарок – одним махом избавиться от всех врагов разом – Лев даровал Самоне треть их состояния и назначил кубикуларием. Расправившись с заговором, август вздохнул свободнее. Однако судьба явно испытывала исполненного счастьем Льва на прочность. Вот когда улыбка Любви вдруг превратилась в издевательскую усмешку – на Пасху Евдокия родила мальчика, которого нарекли Василием. Женщина не вынесла тяжёлых родов и скончалась, а вслед за ней умер и новорождённый. Евфимий, понимая, как Льву тяжело переносить такие страдания. всячески поддерживал августа, потрясенного кончиной супруги и младенца.

Новопреставленных Евдокию и Василия нужно было похоронить. Лев сидел, опустив плечи и свесив бессильно перед собой руки. Наконец он проговорил:

– Это будут похороны, каких свет еще не видел.

Евфимий оторопел:

– Сын мой, негоже это.

Август изумленно уставился на него:

– Что негоже, отец мой?

Старик пояснил:

– Ты разве не знаешь, что в дни Святой Пасхи Христовой лучше это сделать скромно, без лишней пышности?

Император возмущённо вскричал:

– Да как же это, святой отец! Неужто не может базилевс ромеев схоронить почивших супругу и младенца с должными почестями?

Евфимий кротко ответил:

– Сын мой, не стоит светлый праздник Воскресения Христова омрачать трауром похорон.

Император тихо и зло поинтересовался:

– Мне что же, не хоронить их?

– Похорони, конечно, но пусть это будет скромно.

Лев вскочил на ноги:

– Счастье моё было столь мимолётно! Не успел я обрадоваться рождению наследника, как Господь забрал и жену и сына. И я не ропщу! Однако почему меня лишают возможности хотя бы почести им воздать?

Евфимий так же спокойно произнес:

– Сын мой, не должно роскошествовать в дни Христовой Пасхи. Небогоугодное дело мыслишь ты.

Базилевс, не сказав в ответ ни слова, устремился прочь. Он поступил по-своему и устроил торжественные похороны. Когда Евфимию сообщили об этом, он очень расстроился от такого непослушания. Омрачить светлый праздник трауром! Вне себя от обиды, в подавленном состоянии он отправился в Агафов монастырь. Возвращаться в Константинополь ему вообще не хотелось. И ведь не он один считал, что базилевсу не следовало так поступать. Едва траурная процессия достигла монастыря Святого Лазаря, где Лев хотел похоронить Евдокию, как из ворот показался игумен и объявил, что не примет тело усопшей августы в этот день! Униженный базилевс велел отнести Евдокию обратно во дворец. Даже ему, Евфимию, который знает императора много лет, сложно предположить, что чувствовал Лев в тот момент. Однако его предупреждали, а он как обычно не последовал совету…

Я все ещё смотрел на стонущего в келье старца, когда услышал стук деревянной кружки. Повернув голову, я увидел слепого, который, нащупав рукой дверь, со скрипом открыл её. В проёме виднелась зелень, и веяло прохладой. Я вышел наружу и оказался под высокими деревьями…

Несмотря на жару, в монастырском саду было хорошо. Старые развесистые деревья давали так много тени, что она покрывала почти все садовые тропинки. Немного окрепнув, Евфимий приходил сюда каждый день. Ему нравилось вот так посидеть немного на скамейке в тени и в тишине рассматривать синеву вод Босфора и зелёные леса на другом берегу. На тропинке послышались шаги, и тотчас появился инок Фома, которому игумен велел прислуживать Евфимию. Молодой монах приветливо улыбнулся:

– Святой отец, я воды вам принёс попить. Жарко.

Евфимий посмотрел на него:

– Благодарю, брат Фома.

Выпив воды, старик похлопал ладонью по скамье и пригласил инока:

– Посиди, брат Фома, отдохни немного.

Старик прикрыл глаза, прислушиваясь к легкому шуму ветра в листве. Инок негромко кашлянул. Обычно так он ненавязчиво спрашивал разрешения потревожить Евфимия. Старик, не открывая глаз, спросил:

– Что такое, брат Фома?

Инок сказал:

– Святой отец, вести пришли из Города.

– Что за вести?

Феодор грустно ответил:

– Патриарх Николай изверг из сана многих архиепископов и архиереев из тех, что вами рукоположены были.

Евфимий помолчал немного и разочарованно заметил:

– Что же… этого следовало ожидать. Если уж Мистик осла моего велел прогнать и не кормить… Хотя чем бедная животина виновата?

Инок спросил:

– Святой отец, простите мне моё любопытство! Можно ли мне спросить?

Старик печально ответил:

– Спроси, брат Фома, спроси.

Инок проговорил:

– Святой отец, как же звали того священника, который повенчал базилевса Льва и Зою Заутцану?

Евфимий удивленно открыл глаза и повернулся к нему:

– Брат Фома, а почему вдруг тебя это интересует?

Инок смущённо потупился и сидел, ни слова не говоря. Старик немного повысил голос:

– А ну говори!

Молодой человек не поднимал глаз и только громко сопел. Наконец он почти прошептал:

– Простите меня, святой отец. Мне не следовало этого делать.

Евфимий сказал:

– Что же сделал ты, брат?

Инок тихо ответил:

– Я все записал…

Старец, не понимая, переспросил:

– О чем ты говоришь, Фома?

Юноша покраснел. Казалось, ещё немного и он заплачет. Евфимий молча ждал, глядя на него. Фома тихо объяснил:

– Вы тогда в келье много говорили… о себе, о базилевсе Льве, о святой Феофано и о том, как был несправедлив к ней супруг…

Евфимий внимательно смотрел на парня, а потом спросил:

– О чем ещё я тебе говорил?

Инок замотал головой:

– Не мне, святой отец! Вы с собой разговаривали.

Старец снова спросил:

– Так о чем ещё я говорил?

Фома ответил:

– О Стилианосе Заутце и Николае Мистике. Ещё о том, как вы не захотели благословлять брак базилевса и…