Читать книгу: «Феникс», страница 2

2

Как и все дети, я учился в самой обычной школе. Пять дней в неделю я «со скрипом» корпел над учебниками, с трудом штудируя абзац за абзацем, разумеется, когда слишком настоятельно попросят. Не секрет, что всю эту образовательную тягомотину я на дух не переносил, впрочем, как и все школьники моего возраста. Ни черта не понимаешь, как ни старайся, толку ноль.

Школа ютилась в пяти кварталах от моего дома на холме Розентхилл. Славное место, ты бы видел… Особенно осенью, когда впадины и ямы набираются густым серебристым туманом. И ты – счастливый, идёшь по безлюдной улице: один, уже не успел на первое занятие; плевать, всё равно математичка уже позвонила родителям, но сейчас им тебя не достать… телефон выключен; в синей дымке отчетливо видны два школьных этажа, охваченные бледным пламенем окон. И ты проходишь мимо главных ворот, мимо крыльца, мимо сквера… и забираешься в школьный парк. Воздух, свежий и словно немного сладкий, оседает у тебя на языке, ты вертишь им во рту наслаждаясь вкусом жизни. Рукам холодно, нос течёт, как Ниагарский водопад, но ты сидишь на разрисованной, полусырой скамейке возле маленького пруда, вдавившись в тоненькую курточку, и улыбаешься. А что до выговора родителей, то мама всегда быстро остывает, а папа, может, лишит карманных денег – ради такой красоты это пустяк. Чудные были времена…

Весной же я предпочитал скорей вернуться в свою рощу, поэтому в школе я проводил мало времени. Мы с ребятами пересекались в столовой, коридорах и на занятиях, изредка прогуливались после уроков, не без вины моей вечной расторопности.

Утро после моего дня рождения оказалось солнечным. Тёплые лучи майского солнца согревали всеми ненавистный понедельник в золотых ладонях. Наш белый стол с выцарапанным словом «феникс» располагался на самом краю столовой за округлой колонной, облепленной жвачками и стикерами. В тот день, кстати, появился новый, либо мы просто не заметили его двумя днями ранее, – это был футбольный стикер с оскалившимся бешеным псом, с глазами блестящими сущим ужасом и ненавистью, псом который разорвал бы в клочья любого, кто посмеет преградить ему дорогу. На стикере красовалась надпись: «Розентхильские бульдоги».

Столовая была схожа с огромной копилкой шума, кругом – одно жужжание, словно кто-то засунул микрофон в пчелиный улей. Пахло омлетом и моющим средством, а я никак не мог понять, чем сильнее… Эти два запаха будто боролись за право запустить в ноздри школьников свои мягкие пальцы.

Я сидел и изучал инструкцию «Раптора», Томми и Джек вилками гоняли горошину по столу, соорудив ворота из распитых коробок молока. Майк ковырял пюре, подперев голову кулаком. Иногда он увлеченно следил за игрой, – это было заметно по его прикушенной нижней губе, – но, словно понимая, что за ним наблюдают, вновь делал безразличную физиономию. Он спросил меня:

– Ну как? Разобрался в устройстве?

– Да, вот решил в третий раз перечитать, чтобы не упустить чего-нибудь важного, – ответил я, не отводя глаз от текста.

– Да ты одержим, Хью! – усмехнулся Томми.

– Самый настоящий псих! Таких надо по рукам и ногам вязать да поскорее.

– Очень смешно, парни…

– Ой, да ладно тебе, чего там можно найти нового? Как правильно держать в руках? Лучше пойдём, постреляем после уроков!

– Прости, Майк, но у меня на сегодня были другие планы.

– Как знаешь.

– Джек всё равно не сможет, так что… – подметил Томми. Горошина, пятая по счету, упала на пол. – Проклятье!

– В смысле? – на секунду я был сбит с толку. – А, снова попался?

– Ага, всего-то одна маленькая шутка, а криков было… Да ещё отец подзатыльник дал. Больно… До сих пор колет в затылке, когда поворачиваю голову вот так, – Джек выкрутил голову так, что она заболела бы не то что у него – у любого, кто осмелился бы на подобное движение.

Я широко улыбнулся. Мы с Майком внимательно слушали, что же в этот раз вытворил Джек.

– Этот дурак, – Томми засмеялся, отчего нам стало ещё смешнее, – накормил своего младшего брата соусом васаби, заверив, что это яблочный джем, – приближаясь к кульминации, Том начал смеяться взахлёб, мы последовали за ним. Не весело было одному Джеку, он просто широко улыбался.

– И как Питер? – спросил я сквозь слёзы.

– Ну, он немного обжёг язык, а так всё в норме. Мама была сама не своя. Наверно зря я ему сказал, что из тюбика он вкуснее…

Пауза: мы – красные от нарастающего напряжения, подступающего к горлу хохота, держались изо всех сил. Но тщетно… Мы залились гоготом, который перебил шум всей столовой. Соседние столы в испуге подскочили.

– Зря ты так – ему же всего девять, – успокоился Майк.

– Может. Я уже обещал обдумать своё поведение, – Джек засовывал горошину в трубочку от молока, – так что будь спокойна, мам, – обратился он к Майку и плюнул горошиной через всю столовую прямо в колпак повара на раздаче. – Бинго! Птичка в гнезде!

– Пошёл ты! – Майк улыбнулся и показал Джеку средний палец, на что тот ответил воздушным поцелуем, вместо губ к ладони демонстративно приложив свою задницу.

Да… С этими оболтусами не соскучишься. Тут Томми неприятно ткнул меня локтем в бок. Я поморщился и поднял глаза. В столовую зашел Пинтч в сопровождении своих шестёрок: Льюиса Цагахлера и Боба Анкхора. Парни были, одним словом, ничего особенного, однако оба хорошо умели льстить, и «подлизывали» Пинтчу при любом удобном случае, отчего тот давал им свою защиту. Шум на мгновение стих, Пинтч о чём-то говорил с Бобом, а тот делал вид, что ему неимоверно приятно слушать речи этого жиртреста. Я отвёл взгляд и сильно сжал кулаки. Как же мы ненавидели друг друга… Но почти всегда держались на расстоянии. Пинтч был чуть ли не самым сильным из наших сверстников во всём городе, поэтому все боялись, отчасти и мы тоже. Я старался избегать встречи с ним, ибо тот был непредсказуем, а неприятности никому не нужны, особенно двенадцатилетнему ребенку.

Они прошли вглубь столовой, на противоположный от нас край, где сидели ребята из клуба робототехники и физики. Льюис подбежал к парню, с бледно-рыжими кудряшками и влепил ему ладонью в правое ухо. Подошёл Пинтч и что-то им сказал, отчего парни встали и поспешно удалились из столовой, оставив свои завтраки нетронутыми. Один вдогонку получил от Пинтча пинок под зад. Боб и Льюис завизжали, как маленькие девчонки и стали размахивать руками так, чтобы все видели какие они крутые.

– Скользкие черви… – сквозь зубы проговорил Том.

– Может, подкинуть им червей в ботинки после физкультуры? – прошептал Джек.

– Это будет самый страшный вид самоубийства в истории, – сказал Майк.

Мы продолжили завтрак. После появления гнусного трио в столовой чувствовалось напряжение. Все ели аккуратно, стараясь лишний раз не смотреть в сторону Пинтча. Мне кусок в горло лез с большим трудом, а вот Джек по-прежнему с той же легкостью уплетал пюре за обе щеки и широко улыбался.

– Пинтч допил молоко, – понизив голос, сообщил мне Томми.

Значит, ежедневная традиция вот-вот вступит в силу. Для своих лет Пинтч был слишком крупным, поэтому ходил слух, будто тренер футбольной команды обратил на него внимание и готов был выделить ему место в сборной школы со следующего года. Четырнадцатилетний подросток в «Розентхильских бульдогах», смешно! Его же там растопчут, как жалкого цыплёнка! Однако слух ходил, и Пинтч понимал, что все в курсе. В коридорах он толкал плечом прохожих, вминая их в шкафчики, а в столовой каждый завтрак кидал в кого-нибудь выпитую коробку молока. Чаще всего мишенью служил парень по прозвищу «Тихий»: он всегда сидел один, забившись в дальний угол столовой, никто не знал его имени, даже учителя иногда называли его по кличке. Одно время он даже перестал посещать столовую, но потом смирился и просто терпел козни Пинтча. Вообще – странный парень, но почему-то никто и никогда не интересовался им, словно он не был никому нужен. Тихий существовал отдельно от всех, обречённый на тотальное одиночество.

Пинтч поднялся со стула, столовая вымерла. Он провёл глазами вдоль помещения, я уловил на себе тот же холодный взгляд, что и днём ранее, там – на поле. Внутри всё горело. Неужели сегодня этот кретин швырнёт эту вонючую коробку в меня на глазах у всей школы? Но Пинтч перевёл внимание на Тихого. Тихий сидел к нему спиной на другом краю столовой недалеко от нас и не делал ничего, разве что повыше застегнул свою кожаную куртку – он понимал, почему все умолкли.

Рука толстого негодяя запрокинулась назад, картон смялся в его пальцах. Короткое движение и белый кусок молочной упаковки крутится в воздухе, словно сверло. В одно мгновение он достиг своей цели. С приглушённым хлопком, сопровождаемым склизким всплеском остатков молока, коробка влетела в спину Тихого чуть ниже шеи. Белые капли молока десятком бледных бусин разлетелись по округе, часть добралась даже до нашего стола. Маленькие ручейки сбегали по спине Тихого, а он сидел и не подавал виду, он просто взял вилку и продолжил есть свой завтрак.

Столовая залилась овациями, первыми начали визжать, разумеется, Льюис и Боб. Наш столик молчал. Пинтч поднял кулак вверх, поставил ногу на скамейку, которая скрипнула настолько противно, что я до сих пор помню этот ужасный звук, и кратко выкрикнул что-то наподобие бульдожьего лая. Столовая воскликнула и затопала ещё громче, после чего Пинтч и его шестёрки удовлетворённо направились к выходу.

Я посмотрел на Тихого, покрытого остатками молока. Он плакал, отвернувшись к стене, плакал и продолжал медленно пережёвывать пюре. Странно, что я не замечал этого раньше. Кто-то, уподобившись ушедшим придуркам, запустил в Тихого смятой бумажкой, но та едва ли его коснулась. Гогот не прекращался. Я был зол на всех, и чтобы не видеть эти жалкие, хохочущие над чужим горем лица, я встал и вышел из столовой.

Мне хотелось вернуться и подойти к Тихому. Но что мне ему сказать? Как поддержать? Вряд ли я смог бы ему помочь. И за это я себя ненавидел. Настроение скатилось, особенно после того, как я увидел, как Тихий поспешно вытирает слёзы тыльной стороной ладони. Я быстро шёл по коридору мимо шкафчиков, брови наплыли на глаза, пальцы с болезненным напряжением сжались в кулаки.

Кто-то вылил в один из шкафчиков тухлое яйцо, вонь стояла жуткая. Какой-то парень налетел на меня, или я на него… Не помню. Помню, как я нарочно дёрнул плечом, выливая свою злость на него. Мы окинули друг друга недовольным взглядом, он хотел что-то мне сказать, но вовремя заметил, что я не в духе, поэтому он лишь слегка причмокнул ртом – противно было до жути. Я решил: на сегодня хватит с меня этого гиблого места. Двери уже были недалеко, осталось сделать пару шагов. Но сделать их я не успел – на плечо легла тяжёлая, тёплая рука.

– Собрались домой, мистер Росс? – голос бархатный, мелодичный, я узнал его. Это был учитель физики. Вся злость мигом пропала, в секунду нахлынуло отчаяние. Рука всё ещё грела плечо, мне было, честно говоря, не по себе. Хотелось вырваться и убежать.

– Нет, мистер Андерсон. Просто посидеть в парке, перерыв ещё не… – меня перебил звонок. Сухие, тонкие губы мистера Андерсона расплылись в умиротворённой улыбке. Взгляд его был добрым.

– Неужели? – металлический треск и топот сотен ног приглушили его голос.

– Простите, я плохо распределил время, я думал…

– С другой стороны, там такая чудная погода, а Вам как раз нездоровится… – он подмигнул мне. Я удивлённо улыбнулся.

– Мне кажется, это каблуки директора цокают по коридору, – добавил он, понизив голос.

– Спасибо, мистер Андерсон!

Он ничего мне не ответил, только пару раз похлопал по плечу. Через десять минут я был уже далеко.

Родители на работе. Чтобы пройти незамеченным, в запасе до обеда у меня было примерно два часа, но я всё же не задержался в доме больше десяти минут. За это время я успел схватить «Раптор» и выпить стакан воды, казалось, жадные глотки слышали даже соседи. Мои ноги оживлённо затопали по бульвару в сторону «моего» леса.

С оружием в руках маршрут оказался непростым, особенно у небольшого оврага, куда я чуть не покатился кубарем. Однако это принесло мне даже больше удовольствия. Я громко выкрикивал боевые команды и сам же их выполнял, целился, стрелял по стволам деревьев, будоражил влажный воздух ударами пластикового приклада, в общем – был как никогда счастлив.

У «крепости» я расставил уцелевшие бутылки, сосуды игриво переливались изумрудным сиянием, отчего мне было просто разглядеть их из здания. Я перебегал от окна к окну, занимая позиции к бою, и сбивал бутылки одну за другой. Некоторые, не особо прочные, рассыпались от падения в мелкую малахитовую мозаику, попадая на камень или весьма крепкий корень. Я восхищённо вскрикивал. Так продолжалось долго, ещё дольше я тренировал строевой шаг и жесты командира, и, в конце концов, я заметил, как солнце бронзовым диском утонуло в рыжих стволах деревьев. Славный вышел денёк, если не считать утренний инцидент в школе. О нём я вспомнил, когда сидел на втором этаже «крепости» и палил из автомата по старой секвойе, приняв за центр мишени маленькое дупло, что чернело в четырёх метрах над землёй прямо в центре огромного, корявого ствола, почерневшего от прожитых лет.

С каждым звонким щелчком спускового механизма мне становилось всё обиднее за тех, кто стал жертвой этого болвана Пинтча, и за то, что я ничего не могу с этим поделать. Вот если бы нас было несколько… Отряд из мальчишек, с которыми мы могли бы поставить Пинтча и его прихвостней на место. Да. Я бы мог взять командование! Обучить их военному делу, разработать стратегию!

Я загорелся, – так бывает, когда ненависть тесно переплетается с сильным пристрастием. Одна короткая мысль – и ты её пленник, мгновенно и бесповоротно. Как много душ увядает из-за этого… В тот день мною было принято решение, которому удалось перевернуть мою жизнь с ног на голову.

3

– Вот так он тебя и отпустил? Бред какой-то! Этот Андерсон странный тип, но не настолько.

– Не хочешь, не верь, Майк.

Джек хлопнул в ладоши, так иногда делают, когда расстраиваются.

– И почему я не пошёл с тобой! Чувствую себя болваном…

– Да ты и так болван, Джек, – подхватил Майк.

– Это совсем не то, о чём я хотел с вами поговорить.

– Ты нашёл у своего отца журнал с голыми бабами? Наконец-то я увижу, ну, эти, эти самые…

Мы засмеялись, сквозь смех я подметил, что хоть догадка Джека и хороша, разговор должен был пойти совсем не о том.

– Значит, после уроков в парке? – закрепил Томми.

– Да, раз Джек наказан до пятницы, обсудим всё там.

– Договорились.

Тучи наплыли на город – такое явление могло держаться здесь неделями, а то и больше. Мы уже не замечали этот пласт густого и мрачного одеяла, что бурлило серыми переливами над нашими головами. Я сидел на скамейке вместе с Томми. Джек и Майк опаздывали. По слухам они пропадали в кабинете директора за очередной профилактической беседой, ибо Джек снова после физкультуры связал шнурки у одного из мальчишек своего класса, пока тот натягивал футболку, грохот пролетел аж до женской раздевалки. Майк был рядом, когда их поймал дежурный.

– Так что ты хотел нам сказать? – Томми начал разговор, не дожидаясь остальных.

– Есть идея. Это связано с Пинтчем, – сказал я, не отводя глаз от затылка Томми.

– У-у, чёрт подери! Что ты задумал?

Я рассказал им всё о лесе, о «крепости», о моём увлечении и о том, что задумал. Парни слушали молча, лица их выражали абсолютную сосредоточенность.

– Вы не обязаны соглашаться, я… я просто устал от вечных издевок над всеми нами. Возможно, отряд испугает их. Если мы будем вместе бороться с этой проблемой…

– Так… Либо мы надерем задницу Пинтчу, либо он надерет её нам… Обожаю рулетку! – воскликнул Джек.

– Не может этот придурок совать свой нос в передрягу без меня! – Майк хлопнул Джека по плечу.

– Возьмемся, Хью, – заключил Томми и протянул руку вперёд. Мы взгромоздили ладони одна на другую и уверенно качнули их, как слаженная команда.

– Когда приступаем? – спросил Джек.

– В пятницу, через час после занятий жду вас в конце моей улицы. Возьмите оружие и пули, начнём тренировки.

– У нас будут маски и крутые имена, как у черепашек ниндзя? Хотя Майку больше подошло что-то вроде «Покахонтас». Да… враг был бы в ужасе! – Джек сильно увлекся, прежде чем заметил наши неодобрительные взгляды. – Что? Убойный был бы номер!

– Не опаздывайте, – добавил я.

Неделя тянулась медленно. Я не мог усидеть на месте, в голове строились схемы, которые я поспешно заносил в тетрадь по биологии. Распорядок тренировки, расположение мишеней, набор экипировки бойцов, я даже выпросил у старика Уокера старое соломенное чучело, перетянутое жёлтой от птичьего помёта простынёй. За это я целый день стриг газон перед его домом, а он подначивал меня делать всё аккуратней, смеясь и попивая холодное пиво из скользкой белой банки.

Джек за всё это время не вытворил ничего из ряда вон выходящего, что стало для нас великим потрясением – учителя даже шептались, что, мол, не заболел ли он. Пинтча мы видели редко, пересекались с ним максимум в столовой. Правда, один раз он всё же пристал к Томми рядом со школой, когда мы все разошлись. Томми получил удар под рёбра и лишился карманных денег, и всё из-за того, что не дал Пинтчу закурить. Тот знал, что Томми не курит, но какой-то предлог был нужен.

Я узнал это от Бэтти Снаплс по кличке «Трещотка», она училась в параллельном классе и носила ужасные пластинки на зубах, нос её был весь в бледных веснушках и совался, куда ни попадя; маленькое, острое лицо напоминало мордочку крысы. У неё не было настоящих друзей, ибо она доносила на каждого ученика и учителя нашей школы, её рот без устали раскрывал секрет за секретом, а мозг не знал слова «тайна». Никто её не любил, но если и нужно было узнать что-то сокровенное или пустить лживый слух, все подходили именно к ней. Трещотка никогда не проверяла информацию и наседала на ухо каждому, кто проходил достаточно близко. Хотя нет, вру, был человек, который её любил до поры до времени! Это был директор. Она ходила к нему даже почаще Джека. Но однажды Бэтти рассказала родителям всё о распределении школьного бюджета, тогда-то и директор стал относиться к ней с опаской.

Пятница. Вот-вот свершится первая тайная встреча нашего отряда. От Бэтти мы держались максимально далеко, на что её интерес к нам возрос в несколько раз. Мы решили избавиться от её преследования, пустив ложный слух, будто мы готовимся к важной контрольной для колледжа. Трещотка проглотила это с превеликим удовольствием, но все понимали, что это ложь и не обращали на девчонку внимания.

Мы были в курсе, что скоро она снова положит на нас свой колкий глаз и разрабатывали новый, более продуктивный план, о котором чуть позже. Главное, что от одной занозы в заднице мы ненадолго, да избавились. В столовой всё по-прежнему, рёв сотен ртов разрывает нагретый солнцем воздух. Мы с ребятами заканчивали обедать.

– Пинтч допил молоко.

В этот раз я поднялся со своего места и направился к Тихому. Коробка уже летела в него, когда я схватил её. Получилось весьма удачно, мне удалось остановить коробку в воздухе одной правой рукой, почти не расплескал остатки молока. Гробовая тишина, кто-то в ужасе ахнул. Ох, и видел бы ты лицо Пинтча, когда я поставил молоко на соседний столик и изобразил собачий лай вместо него. Пинтч просто налился кровью, он быстро пошёл в мою сторону, Тихий обернулся, его лицо замерло в слабом удивлении. За Пинтчем бросились его псы. Я стоял на месте и грозно смотрел на то, как ко мне подходит расправа. Внутри всё горело, страх выжигал моё сердце, но я стоял на месте. Ещё пару секунд и началась бы драка, будь уверен, Томми уже встал из-за стола и приготовился, как вдруг на всю столовую, кто-то поправил голос. Пинтч остановился, я повернул голову – в проходе столовой стоял мистер Андерсон, лицо его выражало недовольство.

– Пинтч, Хьюго – пройдёмте со мной.

Мы неохотно повиновались.

В его кабинете пахло порохом и дешёвой древесиной, из которой изготавливают лучшие в мире шкафы. Он сидел за столом, держа перед собой пустой листок бумаги. В правой руке мистер Андерсон держал ручку. На вид, казалось, она весит не один килограмм, он выстукивал ей простой ритм о полированную гладь стола (раз-два-три, раз-два-три).

– Мне придётся написать об этом инциденте директору, – через какое-то время сказал он.

– Я не сделал ничего плохого. Мой отец… – Пинтч сидел на стуле слишком свободно, как будто находился у себя дома.

– Но сделали бы, мистер Джексон, не так ли?

Я заметил, как Пинтч сжал кулаки.

– А от Вас, мистер Росс, я такого не ожидал. Вам есть что сказать? – мистер Андерсон всмотрелся в мои глаза. А я терпеть не мог встречаться взглядом с учителями: они всегда сумеют раздавить тебя им, как сапог —таракана.

Я молчал. Ладони вспотели, я с трудом поднял глаза. Сухие, тонкие губы лежали ровно.

– Вы можете быть свободны, мистер Джексон. А Вас, мистер Росс, я попрошу задержаться.

Пинтч поднялся и медленно вышел из кабинета, хлопнув дверью, не слишком сильно, чтобы не выбить стекло и не огрести новых проблем. Мистер Андерсон встал и подошёл к окну. Во дворе школы на железных стойках турников и рукоходов ползали дети.

– Всегда переживаю, что кто-нибудь из них сорвётся… Дети не боятся ничего, потому что не могут продумать последствия и взвесить ситуацию, как следует. – Он смотрел в окно, сцепив руки за спиной. – Не так ли, Хьюго? – повернув голову, добавил он.

– Понимаю, мистер Андерсон, этого больше не повторится.

– К сожалению, и ты, и я понимаем, что это неправда.

На минуту мы замолчали, стрелка часов убаюкивающе цокала. Я заметил, что на листе мистер Андерсон так ничего и не написал. Мне стало не по себе.

– Вы сообщите родителям?

– Хм, – он повернулся, – разумеется, нет. Пинтч был прав, вы оба не успели сделать ничего такого. Но запугать его стоило, может, осядет на пару дней. – Тонкие губы искривились в ровную, упругую улыбку.

Я выдохнул громче, чем хотел, отчего мистер Андерсон рассмеялся своим бархатным голосом.

– Но впредь, Хьюго, тебе стоит быть осторожнее. Иногда разумней отойти в сторону.

– Вы не видели всей ситуации…

– И поэтому я сказал «иногда». Однако прежде надо хорошенько подумать дважды, – он подмигнул мне. – Ты очень способный мальчик, но я не видел, чтобы ты выбрал дополнительный предмет для занятий. Приходи-ка на кружок физики – набор в новую группу со следующего года, но для тебя мы сделаем исключение: походишь остаток мая и раз в неделю в июне… – он поймал мой огорчённый взгляд. – Не переживай, занятия заканчиваются не позднее шестого урока. У нас интересно. Где ж ещё тебе дадут взорвать дом из конструктора, или, ну, например, собрать телескоп?

– Это очень интересно, но…

– Вот и славно, – физик слабо ударил по столу, – тогда жду тебя в четверг на шестом уроке, будешь освобожден от лекции о вреде курения.

– Хорошо, мистер Андерсон.

– Ты можешь быть свободен, Хьюго.

Я подошёл к двери, мистер Андерсон сказал мне вслед:

– Иногда разумней?..

– Отойти в сторону, мистер Андерсон.

– Вот и чудно, ступай.

До конца занятий я старался избегать Пинтча и его свору. На каждом углу я собирал косые взгляды. Кто-то смотрел осуждающе, а кто-то с изрядным восхищением. «Трещотка…» – догадался я, хотя это было не точно, ведь инцидент случившийся часом ранее происходил на глазах половины школы. Разносчиков новости могло быть много да и мне, честно говоря, было плевать. Пусть обсуждают! В тот момент я был озадачен совершенно другим – надо было найти Тихого.

Он сидел в парке и читал университетское пособие по химии. Книжка была голубого цвета, вся затёртая и изломанная рядом с корешком. Он читал настороженно, время от времени поглядывая по сторонам, моё приближение он заметил, разумеется, но с места не сдвинулся.

– Привет! – я начал чересчур дружелюбно, аж противно стало. Тихий молчал и будто бы не замечал моё присутствие. Я продолжал:

– Серьёзную литературу читаешь… – я наклонил голову, чтобы разглядеть оглавление. – Уг-ле-водо-род-ные соединения, ух, язык бы не сломать!

Тихий поднял глаза и, не тратя времени на приветствие, заявил:

– Что тебе от меня надо? Что я тебе сделал? Зачем ты остановил коробку?

– Что? А разве не надо было? Я хотел помочь… – его слова меня порядком ошарашили.

– От такой помощи Пинтч теперь на мне живого места не оставит! – голос Тихого дрогнул. Мне почему-то стало жаль его.

– Так… – я сел рядом с ним, положив руки на колени. Запах сырости перебил сильный аромат мятного геля для душа. Мы оба смотрели на восточное крыло школы, вблизи которого копошились десятки школьников. – Если у тебя теперь проблемы, то уж что мне придётся… – я осёкся на мгновение, ибо я пришёл к нему не за тем, чтобы жаловаться, – пора перестать быть тенью, понимаешь. Пинтч не прав, и кто-то должен ему это доступно объяснить.

– Не думаю, что у тебя и твоих друзей это получится, Хью.

– Знаешь моё имя?

– Удивлен? Не вижу в этом ничего удивительного, много кто знает вашу четверку.

– Ну, раз ты знаешь, как меня зовут – назовись сам.

– А то ты не знаешь… Тихий, – он шаркнул ногой о гравий и неартистично развёл руки.

– Нет, я бы хотел узнать твоё настоящее имя. – Я чувствовал, что разговор клеится с трудом. Вместо связной беседы получался какой-то бред, от этого я чувствовал себя скверно, хотелось встать и уйти.

– А оно того стоит?

И тут у меня лопнуло терпение.

– Слушай, я не знаю, что ты там себе накрутил, но я считаю, что там, в столовой, я поступил правильно! И если хочешь, можешь подставить свою рожу Пинтчу собственнолично и получить то, чего, как я вижу, жаждешь. А потом снова забиться в свой угол и позволять всякому сброду глумиться над собой. Я всё сказал! – Я встал и пошёл в сторону школы.

– Аарон, – сказал он мне вслед. – Моё имя – Аарон.

– Рад знакомству, Аарон. Бывай! – я снова направился в сторону школы, но не успел сделать и шага, как Аарон окликнул меня вновь:

– Хьюго! Я… я хотел сказать… спасибо.

– Если я могу тебе доверять, приходи к воротам на поле старика Уокера. Сегодня. В четыре часа.

– Приду.

Я улыбнулся и поднял большой палец вверх. Аарон пусть и кратко, но тоже сверкнул улыбкой и вернулся к чтению.

Занятия закончились около трёх часов, и толпа детей выплеснулась на улицу из главных дверей школы. Я с трудом протискивался через людей. Ветер порывами ударял в лицо, создавая прелюдию к дождю. Меньше всего в тот день мне хотелось дождя. Да и вообще, какому мальчишке, который всё свободное время проводит на улице, по вкусу дождь и унылая хлюпающая слякоть? Друзей я в толпе не встретил, стало быть, они были уже на полпути к дому. Мне тоже не хотелось медлить. Да вот судьба подкинула мне проблем…

– Эй, Росс! – за моей спиной раздался ужасно скрипучий голос. – Чего, оглох? – кричал Пинтч.

Сердце ушло в пятки. Господи, пожалуйста, не сейчас! За что? Я негодовал, ноги предательски подкашивались – чувствовали, быть чему-то недоброму. Боб и Льюис преградили мне путь.

– Постой-ка, Хью!

– Надо поговорить, Хью!

Сильный толчок в спину. Я налетел на шестёрку Пинтча, кто-то из них выставил ладонь мне навстречу и я больно влетел в неё носом. Сразу запахло кровью. Прохожие стали понимать, в чём тут дело, и начали образовывать круг, но школа была относительно далеко и рассчитывать на помощь учителей было глупо.

Я сделал испуганное лицо, никак не мог с собой совладать, а ведь понимал, что надо собраться. В мыслях я часто надирал Пинтчу задницу, почти всеми возможными способами, но когда дело дошло до реальности… Я посыпался, страх взял своё, и от этого мне было вдвойне обидно.

– Оу, бедный Хью-Хью – маленькая трусливая свинка! Что же ты будешь делать без своего шизика Андерсона? – он разминал кулак.

– Пинтч… – начал я, но в горле предательски пересохло, каждый глоток, словно укол в горло.

– Что «Пинтч?» Как говорить забыл, недомерок? Посмотрите, люди, как бравый Хьюго Росс трясётся и чуть ли не мочится в штаны!

Смех кругом, я – весь красный от обиды и стыда, начинаю потихоньку привыкать к ситуации. Хотя сказать «смиряться» было бы правильней.

– Не здесь и не сейчас нам стоит разбираться, Пинтч.

– Что ты сказал, урод? А я хочу здесь и сейчас!

Я молча пошёл мимо него, за что сразу отхватил пощёчину. Хлопка я не слышал, до меня дошло только болезненное покалывание. От неожиданности по щеке побежала слеза, я быстро вытер её, но Пинтч всё успел заметить.

– У-у, наш Хью-Хью заплакал… Вы посмотрите!

– Пошёл ты! – выкрикнул я, отчего Пинтч тут же переменился в лице.

– Врежь ему, Пинтч!

– Да, ударь по его убогой роже, Пинтч!

Льюис и Боб скандировали, точно чирлидеры. Пинтч сделал шаг, я приготовился к драке. В этот момент в круг вбежал Томми и толкнул Льюиса в Боба. Оба они так смешно покатились на землю, с глазами полными жалобного прошения пощады.

Запах пота ярким букетом ударил мне по носу. Сердце с трудом перекачивало загустевшую кровь. Руки и ноги – один сплошной кусок ваты. Сперва я даже не понял, что Томми встал со мной рядом, и резко мотнул головой, парируя удар, которого и не было.

– Что, Гриндельман, мало тебе было?

– Ну как, легко втроём избивать одного, Пинтч? – твердо сказал Том. – На сегодня мы закончили. Или, клянусь Богом, ты не уйдешь отсюда без сломанного носа, Джексон!

Пинтч начал ходить из стороны в сторону. Он не отрывал взгляда от нас с Томми. Льюис и Боб спрятались за спину жиртреста.

– Нос, говоришь… ну попробуй, недомерок!

Едва Пинтч договорил, со стороны дороги раздался рёв клаксона. Льюис и Боб вздрогнули от неожиданности. Протяжное, воющее эхо пронеслось по близлежащим дворам, заглянув в каждую арку, в каждый детский игрушечный домик с яркой пластиковой оградой. Круг разорвался и в промежутке между людьми мы увидели чёрно-белый полицейский форд, за рулём, насупившись, сидел отец Пинтча. Он просигналил ещё раз.

– Слышишь, Пинтч, пора домой, – сказал Томми.

Трудно передать, что творилось на лице у Джексона, настолько сильно он разозлился.

– Мы с вами ещё поговорим! – проскрипел Пинтч.

– Беги, мамочка зовёт, – сказал Томми ему вслед, на что Пинтч ещё сильней стиснул кулаки. Он был красный, словно неделю пролежал под калифорнийским солнцем.

Тяжёлый, металлический хлопок двери послужил точкой к постыдному для меня эпизоду. Льюис и Боб сразу куда-то делись. И что бы я делал без Томми – вот, кто настоящий лидер, а не я…

– Как ты? – серьёзно спросил Том, положив руку мне на плечо.

– В порядке, – у меня зверски горела левая щека, – спасибо, Томми.

– Ты поступил бы так же. Времени до встречи осталось мало, так что давай, до скорого. – Он хлопнул меня по плечу и быстро пошёл к автобусу.