Читать книгу: «Сказки», страница 2
Шхуна «Параундир»
Самым сложным оказался, конечно, третий пункт, на немедленном исполнении которого Маруся особенно настаивала. Шутка сказать – снарядить спасательную экспедицию на какой-то необитаемый остров!
Мореходство, особенно дальнее, не было развито в Панамке – из-за постоянной ураганной опасности. Так, гуляли вблизи берега мелкие яхты и рыболовные баркасы, хоронясь, чуть что, в бухточки и заливы. Но не отправишь же их в открытый океан, на дальние параллели и меридианы.
Правда, в порту стоял один старинный корабль – трёхмачтовая шхуна под звучным именем «Параундир». В названии слышалась военная выправка – и парад, и мундир! Однако на местном языке оно означало совершенно другое, нечто грустное и безысходное, буквально – идти ко дну, тонуть. Действительно, несчастную шхуну уже раз двенадцать поднимали со дна. Ещё хорошо, что тонула она сразу, вблизи берега, далеко не заплывая.
В последние годы на ней, накрепко пришвартованной к причалу, открыли ресторанчик. В таком кулинарном состоянии шхуна чувствовала себя куда как лучше.
Впрочем, других достойных и опытных кораблей в Панамке не имелось. Поэтому зашпаклевали и просмолили днище шхуны, изъяли кухню, занимавшую весь трюм, пошили из скатертей новые паруса в клеточку, и надраили кирпичами медные буквы «Параундир» на борту.
Команду же, недолго подумавши, набрали из официантов. А капитаном назначили шеф-повара Сковороду по прозвищу Гусиные Лапки, который знал шхуну, как свои четыре пальца. Пятый откусила гигантская креветка, когда он готовил салат. «Хороший повар двух капитанов стоит, – говорил Сковорода, плосконосый увалень в растоптанных домашних тапочках такого размера, что напоминали ласты с карманами. – „Капитан“ происходит от „питания“. Проще говоря, это тот, кто капитально кушает». – И повар извлёк из одного кармана на тапочке аккуратную котлетку, а из другого – булочку.
Маруся тоже хотела отправиться за Эле-Фантиком, но папа Белуга упёрся: «Дурная примета – девочка на шхуне!» «И на кухне девочка – дурная примета!» – поддакнул Сковорода.
– Как же так! Ведь «юнга», например, женского рода! – не унималась Маруся. – Послушайте – «юнга», она!
– Напрасны споры! – крякнул Сковорода. – Возможно, вы правы, и «юнга» женского рода, но ручаюсь – каждый из них мальчик по своей природе. «Шхуна», «сковорода» и даже сама «кухня» тоже, кажется, женского, однако по своей природе – мужского. Так уж заведено в этом мире! Поверьте на слово старому прибрежному капитану-шеф-повару.
Так Марусю и не взяли на борт. Ей было ужасно досадно, что почти всё вокруг мужского рода по своей природе. Даже её папа Белуга.
– Отчаливайте на рассвете! – распорядился градоначальник. – Найти слонёнка по имени Эле-Фантик – вот задача! По некоторым сведениям он сидит на необитаемом острове. Запишите координаты! То есть, чтобы понятнее, – адрес. А если угодно, – рецепт или меню…
«Эх, мен-ю-ю-ю», – вздыхали официанты. «Реце-е-е-пт!» – смахивал тайком слезу шеф-повар. От мирной ресторанной жизни на шхуне «Параундир» мало чего осталось. Господин Белуга присвоил всем новые звания – «матрофицанты», а Сковорода стал окончательно Гусиными Лапками – «кокпитаном первого ранга».
Только паруса в клеточку, на которых матрофицанты с утра до вечера резались в морской бой, напоминали о прежних счастливых днях. Да ещё огромная кухонная мясорубка – с её помощью младший кухарь Чумичка поднимал и опускал паруса. Уж так ему нравилось крутить ручку, наматывая и разматывая снасти! Ни на минуту не бросал этого занятия, и очень тревожил остальную команду и саму шхуну «Параундир».
– Что за винегрет?! – воскликнул, наконец, кокпитан. – Отставить это и всё остальное! Сидеть тихо! Ничего не трогать!
Гусиные Лапки, конечно, не слишком-то разбирался в кораблевождении, – в парусах, в шпангоутах и такелаже, в параллелях и меридианах, корму путал с носом, – зато полностью доверял своей шхуне. Она это чувствовала и неустанно прыгала с одной океанской волны на другую, разыскивая остров со слонёнком. Старалась изо всех сил, думая, как хорошо будет вернуться в Панамку, пришвартоваться, бросить якорь, и вести тихую жизнь с кухней в трюме. У каждого корабля свои мечты.
Смытая команда
Выйдя в район восьмидесятого градуса долготы и двадцатого широты, рассекая килем параллели и прижимаясь бортами к меридианам, шхуна «Параундир» рыскала, будто охотничий пёс среди высоких трав в поисках птицы. Однако нужный остров, словно нарочно прятался в волнах, как куропатка на лугу.
Кокпитан озирал окрестности через решето, а ночами сквозь дуршлаг, и в каждой дырочке видел по острову. Да всё не те! Так, дюжина кокосовых пальм средь белого песка, и ничего более! Но на каждый для проверки высаживались матрофицанты.
Высадятся пятеро, а вернутся четверо. Высадятся трое, а вернутся двое. Кокпитан не сразу это заметил – у него и без того забот хватало. Он обдумывал рецепт нового пирога без начинки под названием «Необитаемый остров». Когда на шхуне стало совсем пустынно, – только младший кухарь Чумичка со своей мясорубкой попадался на глаза – кокпитан Гусиные Лапки заинтересовался, где все.
– Куда попрятались? – бормотал, осматривая укромные уголки, заглядывая в сундуки, в рундуки и даже в карманы на своих тапочках. – Что за винегрет с капустой?!
Наткнувшись в который раз всё на того же кухаря Чумичку, прочищавшего мясорубку, как пушку, шомполом, кокпитан устало присел у руля, который называл по-свойски – рулетом.
– Давайте размышлять, – предложил он. – Урагана не было! Или был?
– Никак нет! – отвечал Чумичка.
– Значит, волной не могло смыть! Или могло?
Кухарь Чумичка живо согласился – Никак нет! – Видно было, что ему очень нравилось размышлять.
– Так чем же их смыло?! – рявкнул кокпитан, разворачивая рулет на сто восемьдесят градусов. – Или сами смылись?!
– Никак да! Смылись! Сами!
Из сбивчивой речи младшего кухаря выходило, что матрофицанты, изнывавшие от безделья, – сказано, сидеть тихо! ничего не трогать! – оставались на необитаемых островах. По одному на остров.
– Зачем?! Что там делать?! – не понимал Гусиные Лапки. – Все дезертиры?!
– Никак нет! Они собираются открыть свои собственные ресторанчики, – объяснил Чумичка. – Если поразмыслить, они – герои!
Кокпитан потихоньку завернул рулет обратно. «Моя школа, – думал он. – Такой командой можно гордиться!»
Банановая ночь
Как-то ранним утром шхуна проходила в миле от крохотного островка, последнего в этом районе океана. В дуршлаг можно было разглядеть заросли высоченных банановых трав.
Кокпитан Гусиные Лапки уже решил не обследовать остров, опасаясь лишиться младшего кухаря Чумички, как вдруг над океаном пронёсся трубный рёв. Пришлось спустить шлюпку – надо же выяснить, чего это такой маленький остров трубит, как здоровенный пароход.
– Не беспокойтесь, шеф, – говорил, отчаливая, Чумичка. – Я от мясорубки – никуда. Никак нет! Только осмотрюсь, и обратно!
Однако день угасал, солнце висело в двух пальцах от океана, а Чумичка не возвращался.
Наступила субтропическая ночь, когда только по звёздам можно различить две бездны – небесную и океанскую. Да и в океане, впрочем, вспыхивали неясные созвездия и целые млечные пути. Все звуки вроде ушли куда-то. Разве что волна беспокойно и гулко похлёстывала в борт.
Наконец Гусиные Лапки различил плеск вёсел. Шлюпка прижалась к шхуне, и кокпитан отпрянул – впотьмах сверкнули громадные, жёлтые, саблезубые клыки, нацелившиеся откусить голову.
– Шеф, это я – младший кухарь! – послышался голос. – Принимайте фрукты! Чуть не затонул от перегруза.
Чумичка стоял в шлюпке с банановой гроздью на голове, будто индейский вождь в пышном плюмаже.
– Провернём через мясорубку – наделаем банановых лепёшек!
– И это все новости? – строго спросил кокпитан. – Доложите обстановку на острове в целом!
– В целом – нормальная, – отвечал Чумичка, поднимаясь на шхуну.– Правда, тесновато!
Много песка, пальм, бананов. А также целое семейство колибри в составе Куки, Паки, Фуки, Маки и ушастого Гнезда, которое смахивает на слона.
– Что?! Сильно смахивает? – насторожился кокпитан. – Не слыхал я о слонах из семейства колибри.
– Да он клялся и божился, что Куки с Паки его родня! – стрекотал Чумичка, перетаскивая бананы в трюм и перескакивая с пятое на десятое. – Засолим в бочках! Я так прямо и спросил – как звать? Запечём в духовке! Не Эле-Фантик ли? Замаринуем и пожарим! Нет, говорит, сколько себя помнит, – Гнездо Колибри. Сварим кисель и варенье! В правом ухе живут Куки с Паки, в левом – Фуки с Маки. А из кожуры – банановую настойку!
Замороченный кокпитан Гусиные Лапки всё же рассудил, что следует побывать на острове. Если Гнездо Колибри хоть мало-мальски напоминает слона, непременно надо доставить его в Панамку, а там – пускай сами разбираются, Эле-Фантик это или кто другой.
Ночь прошла неспокойно. Снились бананы, похожие на слонов. Целые гроздья и табуны. Младший кухарь то и дело будил, гремя мясорубкой.
А ранним бирюзовым утром, когда луна была уже прозрачна, а солнце едва выглядывало из океана, примериваясь к дневному восхождению, кокпитан спустил шлюпку и погрёб к острову, оставив Чумичку на шхуне освежёвывать бананы.
Слон из птичьего семейства
Кокпитана Гусиные Лапки встретили на берегу Куки с Паки и тут же проводили к Гнезду Колибри, которое завтракало бананами. Несомненно, это был слон! Скорее, огромный слонище! Даже папа Ваня с мамой Толстушкой навряд ли признали в нём Эле-Фантика – так он возмужал, загорел и просолился, плавая вокруг острова.
– Любезный! – обратился кокпитан. – Я к вам с дружеским научным визитом. Обхожу ближайшие острова, проверяю аппетит и вкусы здешнего населения. Вот вы, к примеру, завтракаете, вижу, бананами, а что предпочитаете на обед?
– Бананы, – не задумываясь, ответил Эле-Фантик.
– А на ужин и полдник? – допытывался кокпитан.
– Да то же, простите, самое – бананы! – смутился Эле-Фантик. – Тут у нас не из чего выбирать.
– Вот как! – крякнул Гусиные Лапки. – Худо без выбора! Помню, целых три года питался одними гусиными яйцами на необитаемом острове, и поглядите, что вышло. Ступни лапчато-перепончатые – сапоги не подобрать. Нос – плосковатый, вроде клюва. И голос то крякает, то гогочет. Выбор всегда должен быть! И сейчас он прямо перед вами. Есть же рестораны, кафе, столовые и просто забегаловки с прекрасным выбором. Вы, любезный, уже в таких годах, когда надо на мир посмотреть и себя показать. Птички в ушах – прекрасно, благородно. Но это, поверьте, не вся жизнь.
Эле-Фантик задумался – вся или не вся?
– К тому же, – продолжил кокпитан, – вы быстро растёте! Скоро вам на этом островке не развернуться.
– Тогда он превратится в колибри! – выпорхнула откуда-то Куки. – Мы обо всём подумали. У меня есть сестрёнка, увидев которую, он непременно превратится в колибри – от любви и страсти. У нас вообще так принято.
– Охотно верю, – кивнул кокпитан Гусиные Лапки. – Но пока наш друг в облике слона, пускай посмотрит другие острова, другие города и страны, где тоже, между прочим, живут слоны. Ведь он в первую очередь слон, а уж потом – Гнездо Колибри.
Эти слова тронули Эле-Фантика. Особенно в «слоне» оказалось много знакомого, близкого и родного. Он почти вспомнил маму с метёлками и папу-пожарного.
– Хо-о-бо-от, – произнёс нараспев. – Это у меня не хвост и не клюв, не снобот… Это хо-бот!
– Очень приятно! – щебетнула Куки с некоторой обидой. – Все мы тут безумно рады, что это именно хобот! И что дальше? Выходит, если ты слон с хоботом, то мы тебе уже не родня?!
Эле-Фантику, конечно, хотелось бы поглядеть на мир, на других слонов, которые, оказывается, проживают где-то за морями, но как же Куки с Паки и крошки Фуки с Маки. Они лишатся гнезда, надёжного пристанища. Эле-Фантик ждал, что посоветуют колибри.
– А может, это пираты, – шепнул Паки. – Заманят на корабль, а потом продадут в рабство, чтобы работал с утра до ночи.
– Я уже осмотрела шхуну, – вздохнула Куки. – Ничего страшного, если не считать вчерашнего кухаря Чумичку, который солит и маринует наши бананы. И о гнезде не беспокойся – Паки почти закончил прекрасный теремок. Конечно, ты должен посмотреть мир, увидеть других слонов с хоботами. А если что не понравится, возвращайся со следующим ураганом.
«Хорошо сказано, – подумал кокпитан, – да только напрасно об урагане – его только помяни…»
– Мы будем ждать тебя, как самого близкого родственника, – чирикнул Паки не своим голосом. – И вообще ты мне понравился ещё больше, когда я узнал, что ты слон. Красиво звучит – слон! Не хуже колибри.
Они нежно распрощались. Было ясно, что расстаётся любящее птичье семейство. Куки с Паки проводили шлюпку до шхуны. А Фуки с Маки долго пищали с берега.
Кухарь Чумичка поднял паруса, а вместе с ними и бананы, чтобы вялились. И шхуна «Параундир» пошла прямым курсом к городу Панамка, к папе Ване, к маме Толстушке, наплакавшим целую мраморную ванну, к девочке Марусе, которая беспрестанно теребила ракушечное ожерелье – нету ли новостей?
Но в голове Эле-Фантика покуда, кроме хобота, ничего, как следует, не проявилось. Он стоял на носу шхуны, вспоминая, как некий Эле беседовал порой с каким-то Фантиком. Кто они такие?
За бортом бежали резвые белые барашки. Они быстро росли, превращаясь в круторогих баранов. Прыгали и бодались, как годовалые бычки.
Небо почернело и сомкнулось вдали с океаном. Именно оттуда выпирала лобастая иссиня-багровая голова, и выглядывал бешеный глаз урагана по имени Бык.
Тринадцатый прощёный
Завидев мрачную башку урагана Быка, шхуна «Параундир» ничуть не смутилась. Напротив, повеселела и раззадорилась. Как только она не обзывала ураган!
– Э-гей! Старая корова! Сколько ни дуйся, всё равно быком не станешь! Погоди-погоди, сейчас хвост накрутим!
И кокпитан Гусиные Лапки с Чумичкой тоже выкаблучивались, кто во что горазд:
– Эй, бык – с копыт брык! Бей быка, что не даёт молока!
К тому же младший кухарь строчил из мясорубки, как из пулемёта, банановой кожурой.
И всё это страшное глумление ураган Бык почему-то терпел. А дело-то было в том, что он топил шхуну «Параундир» ровно двенадцать раз. И тринадцатый – прощёный! Это известно любому никудышному ветерку, самой маленькой ничтожной волне. Таков закон мирового океана! И кто его не исполняет, тому беды не избежать, у того судьба пропащая.
Ураган Бык ужасно мучался – так хотелось расчихвостить эту жалкую посудину! Он пригляделся бешеным оком и вдруг заметил живого слона, необычайно лопоухого. Сначала-то ураган принял его за резное деревянное украшение, какие порой помещают на носу корабля, на форштевне. Однако теперь понял, что это тот самый слонёнок из города Панамка, в голове которого он так славно прогулялся года полтора назад и выбросил на необитаемый остров. Вот с ним-то, почему бы ни расправиться!? Никакой закон не запрещает! Нигде не записано, что нельзя топить слонов, – ни в одной газете.
Кстати, не так давно ураган Бык очень удачно посетил город Панамку – как раз во время трибунной речи градоначальника Белуги – и натворил такое безобразие, которому даже газета «Панамка набекрень» не подыскала подходящее имя. В смятении её выпустили под названием просто «Набекрень», и это полнее всего отражало положение в городе.
Ураган прилёг на океанские волны, прицеливаясь, как ловчее напасть. Надо бы дать шхуне по носу и утащить слонёнка в своё логово, где пригодятся его огромные уши. А саму посудину отогнать к ближайшим рифам и, соблюдая закон, просто посадить на мель.
Ураган подбирался крадучись, не обращая внимания на оскорбления и насмешки.
Эле-Фантик пока ни о чём не догадывался, стоял спокойно, растопырив уши и вытянув хобот по ветру. Это издали он казался всё таким же слонёнком, как при первой встрече. Увы, теперь это был изрядный переросток! Никак не меньше той слонихи с оскорбительной метёлкой. «Навряд ли удастся подхватить и уволочь, – размышлял ураган Бык. – Поступим проще. Смою за борт. Наверняка пойдёт на дно, как мешок с песком!»
До носа шхуны оставалось всего-то сотни три метров. Ураган ударил копытами, поднимая крутые плосколицые волны, которая одна за другой, набирая силу, гулко били в грудь шхуны, так что она удивлённо подскакивала, подпрыгивала каждую секунду, будто отплясывала быстрый предсмертный танец. Шпангоуты стонали, обшивка скрипела. Словом, шхуна «Параундир» привычно для себя собиралась пойти ко дну. Она терпеть не могла штормы, а тем более ураганы, и охотно, покорно тонула, иногда раньше времени – лишь бы кончилась вся эта свистопляска с ветром и волнами. С тоской вспоминала тихую ресторанную жизнь, уютную кухню в трюме. «Сейчас же затону, – думала шхуна, не ожидавшая такой запредельной наглости от урагана Быка. – Назло всем!»
Кокпитан Гусиные Лапки почувствовал эти печальные настроения и побежал было на нос предупредить Эле-Фантика. Но как раз в этот миг подобрался девятый вал и, подстёгиваемый ураганом, рухнул, как девятиэтажный дом, точно на слонёнка – ослепил, оглушил, закрутил в водовороте и снёс за борт, как большой мешок с сахарным песком. Среди пенистых серо-чёрных волн он тут же исчез, будто растворился без остатка.
Ураган Бык внимательно оглядел окрестные воды – ни намёка на слонёнка, – и почти счастливый, свистя, ревя и даже напевая какие-то дикие песни, поволок упирающуюся шхуну к одному секретному меридиану, близ которого располагалось его логово.
Замбулидор
Ни в коем случае нельзя забывать, что Эле-Фантик каждое утро совершал заплывы вокруг острова Колибри. Куки, Паки, а затем и Фуки с Маки оставались на берегу, глядя на своё водоплавающее гнездо и засекая время.
Слонёнок плавал очень быстро. У него был свой неповторимый стиль. Как известно, есть разные – брасс, баттерфляй, кроль, сажёнки, собачий и даже редкий коровий. На местном языке стиль Эле-Фантика назывался – «замбулидор». Звучало красиво, а выглядело ещё краше. Слонёнок стремительно нырял и плыл под водой, выставив наружу только хобот, как перископ подлодки. А грёб и ногами и ушами, развивая крейсерскую скорость.
Смытый девятым валом, Эле-Фантик пристроился в кильватере шхуны, то есть поплыл прямо по пенистому следу за кормой. Надо было, в конце-то концов, придерживаться какого-нибудь направления в безбрежном океане.
Минули сутки, и на исходе вторых слонёнок почувствовал дыхание берега. Веяло горячим песком, прохладными скалами, коралловыми рифами и водорослями. И тут Эле-Фантик едва не задохнулся – на хобот присел уставший пеликан.
– Далеко ли, братишка, до берега? – прогудел слонёнок.
И пеликан, услыхав подводный голос, чуть не лишился рассудка. Так среди тамошних пеликанов родилось поверье о Морском Брате – мол, на закате, подглядывая из волн, Он интересуется, соблюдают ли пеликаны законы равенства, братства и справедливости, данные в незапамятные времена их предком птеродактилем.
Замешкавшись с пеликаном, Эле-Фантик отстал от шхуны. И только вновь рванул «замбулидором», как к нему подкралась шайка тигровых акул. Они мелькали вокруг, точно осиный рой. Одна, самая наглая, норовила укусить за ухо. Слонёнок набрал воздуха и нырнул, очутившись под акулами. Состязаться с ними в скорости он, конечно, не мог. Зато первой же из приблизившихся так дал ножищей по морде, что зубы посыпались из открытой пасти, как тыквенные семечки из кулька.
Эле-Фантик и не подозревал за собой способности кулачного бойца. Четырёх акул он отправил в тяжёлый беззубый нокаут, а пятую придушил хоботом так, что у неё образовалась осиная, как говорится, талия. Кажется, акула жужжала, спасаясь бегством.
Пока Эле-Фантик дрался с акулами, опустился на самое дно. Воздуха ещё хватало, плыть надоело, и он побрёл пешком по рифлёному, как стиральная доска, песку. Вскоре поднял хобот и ощутил тёплый, влажный ветер. Увитый с ног до головы толстыми коричневыми водорослями, подобный грозному Левиафану, что правит суд и на земле, и в океане, Эле-Фантик вышел на берег.
Известно, Левиафан – мрачное чудище, сродни, говорят, гигантскому крокодилу. И берег, на котором очутился Эле-Фантик, сразу настораживал левиафанской неприветливостью. Чёрный песок, вроде изрытый огромными копытами. Пальмы с обломанными вершинами, напоминавшие бледные поганки. Да стаи розовошеих, будто только что неумело выбритых, стервятников, надменно-воровато бродивших у подножия отвесных скал.
Эле-Фантик присел, отдуваясь, на камень. Да, это место прямо намекало на близкие неприятности. Из песка, полузасыпанные, торчали остовы разбитых кораблей. Стена скал вкривь и вкось изрезана ущельями, из которых то веяло зимней стужей, то тропическим жаром. А небо над скалами было такого цвета, который только и можно определить как гнусный, никак иначе. И всё же следовало осмотреть этот остров или материк – этот потаённый тупичок нашего мира.
