Читать книгу: «Будущее с тобой, или Новая жизнь Мэрилин Монро», страница 3

– А ну, давай сюда руки. – прохрипел толстяк, заворачивая Фостеру за спину руки и длинный тут же надел на запястья Форстера наручники. Потом они запихали Гилберта Форстера в багажник, захлопнув дверцу над ним. Длинный суетливо подскочил к левой двери Форда и сел за руль. Толстяк пыхтя от утомительного для него запихивания клиента в багажник подбрёл к правой двери машины, сел рядом с длинным на переднее сиденье, ворота открылись и Форд выехал в вечернюю темноту.

– А мужик то этот похоже здоровяк. – сказал Мануэль, внимательно вглядываясь в освещённую фарами дорогу. – Я бы с ним не канителился, а сразу, вместе с кубинцами на ливер разделал. Из него хороший ливер получиться, дорогой, я даже не сомневаюсь.

– Мы с тобой слишком мелкие сошки, Ману, чтобы рассуждать, что с кем делать. – ответил Себастьян. – Сеньор Марселло лучше знает, кого надо сразу на ливер пускать, а кого лучше сначала пощупать, что он за птица такая разэтакая. А уж потом решать, что с этой птицей дальше делать.

Форд выехал на вантовый мост. Ночная тьма давно окутала окружающее пространство, а освещение моста давало лишь немного света и мост казался висящим в воздухе. Несмотря на ночь, влажная духота наполняла воздух и даже ветер с реки не освежал. А в салоне Форда не было кондиционера и внутри автомобиля было ещё более душно и жарко, чем на улице. Себастьян достал банку пива из сумки лежащей на заднем сиденье, открыл её и с жадностью стал пить. При этом на его губах образовалась обильная пена, а внутри тела разливалась хоть и временная, но прохлада.. Мануэль с завистью поглядывал на него, ему тоже ужасно хотелось припасть губами к банке пива, но он боялся оторваться от руля, чтобы достать из сумки себе пиво. И попросить Себастьяна, чтобы тот достал ему пиво, он тоже боялся, так как знал по опыту, что любые для себя просьбы вводят Себастьяна в гнев. Себастьян был слишком озабочен своим статусом и считал для себя оскорбительным, если низший по рангу обращается к нему с пустяковой по его мнению просьбой.

– Да жарковато сегодня. – сказал Мануэль, в душе надеясь, что Себастьян сам поймёт, что Мануэлю тоже хочется пить и сам достанет для него пиво.

Но Себастьяну как всегда было наплевать на окружающих и он продолжал смаковать своё пиво, не обращая внимание на обливающегося потом Мануэля.

Мануэль безнадёжно вздохнул, с мукой в голосе пролепетав:

– Ладно, ничего, сеньор Себастьян, скоро будем на месте, там как следует охладимся. Я вот с большим удовольствием искупнусь под душем после этого пекла.

– Тебе то что жаловаться, худая вошь? – сердито процедил сквозь зубы Себастьян. – Ты тощий как сухой лист, а вот мне, при моей то обширной комплекции какого?

– Ничего, сеньор, скоро приедем на место, там охладимся. – сказал удручённо морщась Мануэль. Он понял, что от Себастьяна сочувствия не дождёшься и придётся терпеть жажду пока они не приедут на место.

Гилберт Форстер находясь в тесном багажнике страдал от ещё большей жары и духоты. Лёжа на левом боку свернувшись калачиком, он бился постоянно затылком в звонкое железо, а его подбородок о твёрдые колени. Завёрнутые за спину руки, сцепленные наручниками, затекли, ноя от нестерпимой боли. Казалось, что руки распухли до невероятных размеров и если машину в очередной раз резко встряхнёт, то руки лопнут от натуги, заляпав своими разорванными кусками, и кровью весь багажник. Форстер перевернулся на спину, притянул как можно ближе к себе согнутые в коленях ноги, а потом с неимоверным усилием просунул ноги между рук, превозмогая при этом адскую боль в руках и пояснице. В итоге его руки, скованные наручниками, оказались впереди туловища. Потом Гилберт Форстер растёр кисти рук, покрутил браслеты наручников на запястьях, пытаясь разогнать кровь и смягчить таким образом судорожную боль от затекания рук. Кожа на запястьях разодралась и потекшая от этого горячая кровь значительно ослабила судорожную боль, после чего Форстер почувствовал некоторое приятное ощущение в своих руках. Затем он зацепил кольца у перемычки на наручниках так, чтобы они были на излом и стал скручивать запястья, пытаясь порвать перемычку соединяющую браслеты наручников.

– У-у-у! – завыл Гилберт Форстер, превозмогая боль в запястьях рук.

Перемычка на наручниках никак не поддавалась его усилиям, а боль в руках становилась всё более резкой. Тогда Гилберт Форстер засунул правую ногу между рук, вплотную прижав их к перемычке наручников и стал снова с усилием скручивать запястья, давя правой ногой на руки, помогая им разорвать перемычку на наручниках. Жгучая боль пронзала насквозь уже не только руки, но и затекшую правую ногу. Гилберт Форстер ещё больше вспотел, казалось из его тела вытекают сотни водопадов Ниагары.

Наконец перемычка на наручниках лопнула. Форстер размял кисти рук, покрутил на запястьях браслеты. Хотя перемычка на наручниках была порвана, но сами браслеты всё ещё давили на опухшие запястья и из под них струилась липкая кровь. Потом немного подумав, Гилберт Форстер стал с силой лупить левой ногой в крышку багажника. Изредка он добавлял удар в крышку и правой ногой. Однако правая нога всё ещё ныла и больше приходилось бить левой ногой. От этих ударов в салоне автомобиля раздавался оглушительный мерзкий грохот. От этого грохота у Себастьяна и Мануэля закладывало уши, звенело в мозгах, добавляя к давящей духоте дополнительных нестерпимых мук.

– Да что же этот идиот делает? – зло прошипел сквозь зубы Себастьян, а потом обернувшись в сторону багажника, закричал изо всех сил. – Эй ты, урод, прекрати стучать, мразь! А то мы тебе сейчас так настучим, что пожалеешь что родился, собака!

Стук из багажника стал ещё интенсивней, отчего Себастьян и Мануэль ощутили в своих ушах и мозгах ещё больший звон и более пронзительную острую боль.

– Да что же этот ублюдок творит?! – голос Себастьяна дрожал от гнева. – Ну подожди стервец, мы тебе сейчас устроим стукотню! А ну, Ману, останови-ка машину.

Мануэль остановил Форд, стук в багажнике сразу прекратился.

– Что затих?! Обосрался?! – повернувшись в сторону багажника зло прохрипел Себастьян. – Раньше надо было вести себя тихо, собака блохастая, а сейчас мы с тобой пошумим. – Себастьян повернулся истекающим потом лицом так же к взмыленному жарой Мануэлю. – Давай, Ману, – сказал Себастьян свирепо сверкая потными глазами, – выйдем на воздух, поучим этого барабанщика хорошим манерам.

Мануэль и Себастьян вышли из машины, обойдя Форд сзади Мануэль открыл крышку багажника и Себастьян с Мануэлем стали всматриваться в темноту багажника, капая потом на Форстера. Освещение моста и звёзды в небе частично позволяли разглядеть силуэт Форстера. Гилберт Форстер лежал теперь на правом боку, сжавшись калачиком и изобразив на лице испуг, руки он держал за спиной, словно они всё ещё были скованны наручниками.

– Что сдрейфил, гавнюк? – зловеще прошипел Себастьян. – А ну вылезай, мразь, давай вылезай, вылезай. Сейчас мы тебе объясним в деталях, что такое хорошие манеры и каким надо быть очень смирным, когда имеешь дело с такими как мы серьёзными людьми. – он повернулся к Мануэлю, вытирая платком обильный пот и сверкая довольным лицом от предвкушения предстоящего удовольствия, в процессе избиения клиента. – А ну, Ману, помоги-ка этому притихшему гавнюку выкарабкаться наружу. А то я вижу, он от страха уже полные штаны наложил. Сам уже не в состоянии поднять свою взмокшую от страха задницу.

Мануэль наклонился над Гилбертом Форстером вцепившись в его бока и стал с усилием тащить Форстера из багажника. В ответ Форстер сжал всё тело, по прежнему свернувшись калачиком. Руки он держал за спиной, переплетя пальцы рук так, чтобы случайно не расцепить руки и не выдать то, что перемычка на наручниках у него порвана. Вытащить из багажника такого пассивного Форстера Мануэлю было особенно тяжело. Но Гилберт Форстер и не собирался помогать вытаскивать себя из багажника. А Мануэль изо всех сил напрягался выволакивая тяжеленного мужика скрючившегося в багажнике, проклиная при этом эту застрявшую в багажнике упрямую тварину, совершенно не желающую самостоятельно выбираться наружу. И мысленно несусветно матеря заносчивого Себастьяна, не делающего даже намёка на то, что он хоть как то собирается помогать Мануэлю, а лишь смачно опорожняющего уже пятую банку пива, и не дающему малейшей возможности освежиться пивом уже давно страдающему от жажды Мануэлю. Мануэль зло шипел, таща Форстера наружу:

– Вылезай, гад, вылезай! Что притих, зараза?! Раньше надо было тишину блюсти. А сейчас мы будем тебя сильно, сильно учить, как надо правильно себя вести с такими почтенными людьми, как мы.

Наконец Мануэль, напрягаясь изо всех сил выволок Форстера из багажника, сбросив его на бетонное покрытие моста. Ударившись левым боком Гилберт Форстер ощутил острую боль во всём теле и особенно левой руке, словно его долбануло током. В добавок Мануэль зло изо всех сил пнул Форстера в живот, но удар о бетон был столь сильным, что пинок Мануэля Форстер уже не ощутил. Мануэль зло шипя с пеной у рта пнул ещё раз.

– А ну вставай, гад! – завопил Мануэль, снова вцепившись в Форстера своими напрягшимися пальцами, пытаясь поставить его на ноги. Отдышавшись после удара о бетон Гилберт Форстер сам встал пошатываясь.

Себастьян подошёл к Форстеру с права, кривя с отвращением свой рот и прошипел брызгая слюной сквозь зубы:

– О наглая рожа! А ну получи для начала, гад!

Себастьян размахнулся нанося Форстеру удар в челюсть, но Форстер увернулся и схватив Мануэля за бока, подставил его под удар Себастьяна. Послышался сильный хлопок в голову Мануэля и тот упал под ноги Себастьяну словно мешок. А Форстер тут же вскочил на бок Мануэля, как на подставку и ударил Себастьяна браслетом от наручников на правой руке прямо в зубы. Себастьян отлетел к перилам моста, разбрызгивая в полёте свои зубы вместе с кровью. Выбитые зубы ударились в пилон моста и рикошетом отлетели назад, обстреляв лицо Себастьяна. Но тот сохранив сознание и зло скрежеща остатками зубов, поднялся цепляясь за перила моста и достал из ножен, закреплённых на правой голени, широкий нож. Лезвие ножа ярко засверкало в освещении моста. Кровь заливала лицо, бороду, рот Себастьяна и его зло оскалившийся анфас сверкал чудовищной маской в освещении моста, делала его лик особенно свирепым, он угрожающе направился в сторону Форстера, а рядом с Форстером зашевелился и потом тяжело дыша стал подниматься Мануэль, и когда Себастьян резко дёрнулся вперёд, целясь лезвием ножа в горло Форстера, Форстер пригнулся, и подхватив поднимающегося Мануэля, пихнул его в ноги Себастьяна, а сам отскочил к перилам моста. Мануэль и Себастьян свалились перемешавшись в клубок, мешая друг-другу подняться. Наконец более ловкий Мануэль смог подняться и тут же кинулся на Форстера, но Форстер пригнувшись, схватил Мануэля за ноги, закинул его себе на плечи, и тут же выпрямился, скинув таким образом Мануэля в реку. В ночной тьме послышался громкий всплеск разорванной телом Мануэля воды. Форстер взглянул краем глаза через правое плечо на реку, не упуская из виду так же и встающего Себастьяна. На водной поверхности расходились широкие круги, а слева к нему приближался, сверкая лезвием ножа Себастьян. Когда Себастьян резко кинулся к Форстеру, пытаясь прочертить по его лицу лезвием ножа, Форстер отскочил вправо от перил моста, успев ударить ногой Себастьяна в левое колено. Раздался треск в колене Себастьяна и тот взвыл от боли, но ещё крепче сжал рукоять ножа и придерживаясь свободной левой рукой за перила моста развернулся лицом к отскочившему от перил Форстеру и снова двинулся на своего врага, сверкая лезвием ножа. Форстер сложил кисти рук в замок и разбежавшись ударил Себастьяна в лоб браслетами от наручников. Раздался звон, будто ударили железом в железную же пустую бочку. Себастьян отлетел к перилам моста, ударившись поясницей так, что раздался хруст ломающихся позвонков. И тут же Себастьян перелетел через перила моста в ночную темноту, сверкнув напоследок в воздухе своими ногами. Освещённый огнями моста Себастьян с искажённым от страха и боли лицом понёсся на встречу речным волнам. В это время в реке бултыхался вынырнувший Мануэль, выплёвывая воду и жадно глотая воздух. И когда Мануэль в очередной раз раскрыл рот, чтобы глотнуть воздух, его в зубы ударила голова подлетевшего Себастьяна. Раздался звук словно от взорвавшейся бомбы. И оба скрылись в глубинах, разорвав воду двухметровым всплеском воды. Форстер держась за перила моста и тяжело дыша, посмотрел вниз на водные круги, оставленные телами утопленников. Когда водная гладь успокоилась и его дыхание стало более ровным, и спокойным, он подошёл к машине, захлопнув багажник. Потом сел за руль, достал из сумки на заднем сиденье банку пива и жадно осушил её. По телу растеклось прохладой блаженное облегчение. Он захлопнул дверь, развернул автомобиль в обратном направлении и помчался по мосту, а затем по обрамлённой кустарником дороге, выжимая из автомобиля предельную скорость.

Вскоре Гилберт Форстер подъехал к мотелю, который они сняли вместе со Стефенсоном, он вышел пошатываясь из машины, открыл дверь мотеля, вошёл внутрь и тут же наткнулся на стоящий у двери шкаф. Шкаф упал набок, издав оглушительный грохот. Форстер зажёг свет. На кровати с права сидел взъерошенный Стефенсон, пытающийся разлепить слипающиеся от сна веки. А у второй кровати слева стояли очумевшие от неожиданности и совершенно голые Грессия и Доминга, жмурясь от яркого света.

– Что с вашим лицом, сэр? – спросила, очнувшись первой от неожиданности, Грессия.

Вид у Гилберта Форстера был действительно впечатляющий. Левая щека была разодрана в кровь и сильно опухла. Нижняя губа тоже вспухла в кровоподтёке. К тому же он был сильно забрызган кровью Себастьяна. На запястьях, вокруг браслетов от наручников тоже запеклась кровь и сами запястья сильно распухли, так что казалось, что кисти рук лишь прилеплены к запястьям, и в любую секунду могут отвалиться.

– Ох, какой ужас! – пролепетала, пришедшая в себя, следом за Грессией Доминга.

– Да уж, видок, так видок. – подытожил общее впечатление от увиденного, последним оправившись от шока Стефенсон. – Кто тебя так разукрасил, Гил, где ты был, что с тобой случилось?

– Всё отлично ребята! – сказал весело Гилберт Форстер. – Я только что провернул удачную операцию, лично познакомился с самим Марселло Скинвалксом, одним из главных помощников Гранита. Думаю на этот раз я смогу прижать этих бандюг к стенке. Торговля человеческими органами, это вам не торговля наркотой. Тут им не удастся надёжно спрятать следы преступлений.

– Брось это опасное дело, Гил. – сказал озабоченно Стефенсон. – Пусть этим полиция занимается. А ты найди себе что-нибудь безопасное и по престижней.

– Нет, Игги, у меня личные счёты с Гранитом, а теперь и с его ближайшим подручным тоже. Да и торговля человеческими органами, это такое преступление, которое нужно пресечь как можно быстрей. И я этих негодяев обязательно сделаю, Игги, и в ближайшее же время, будь уверен! Я их сделаю!

Форстер положил свою правую руку на плечо сидящего на кровати Стефенсона, сильно сжав его.

– Хватит, Гил, прекрати, у меня опять от твоей клешни синяк выступит. – застонал Стефенсон, было странно смотреть на этого гиганта, хнычущего словно маленький ребёнок от стиснутого рукой Форстера плеча. – Хватит, Гил, хватит, если тебе нравиться ходить с синяками, ходи, а меня избавь от этих украшений.

– Ладно, Игги, не обижайся. – Форстер отпустил плечо Стефенсона, уже слегка похлопав его по обширной спине. – Прости, Игги, прости, а этих бандюг я всё таки сделаю, обещаю.

Однако нагрянувшая с обыском на скотобойню «Глория» полиция не смогла найти никаких следов преступлений. И Гилберт Форстер в очередной раз проиграл.

Глава 4

Крио-фирма «БУДУЩЕЕ с ТОБОЙ»

Вернувшись 30 мая 2017 года в город Лос-Анджелес, Гилберт Форстер в десять часов утра подъехал на своём Шевроле к площади «Равенства», остановившись перед парадным входом в крио-фирму «БУДУЩЕЕ с ТОБОЙ». Через переднее стекло автомобиля он просматривал площадь в мощный бинокль. Одет был Форстер в белый костюм, белую рубашку, чёрные ботинки и чёрный галстук.

В это время в центральный вход фирмы вошли двое посетителей. Это были супруги, Ирвин Смит, старичок 80 лет, среднего роста, лысый, слегка сутулый и полноватый. Одетый в синюю джинсовую куртку, синие джинсы и синие кроссовки. И Камила Смит, старушка 78 лет, сухонькая, среднего роста, с коротко стриженными седыми волосами. На ней была белая куртка, белые брюки и белые кроссовки. В холле фирмы их встретила медсестра Ньюман, женщина чуть ниже среднего роста, на вид лет 25. Одета медсестра Ньюман была как большинство работников крио-фирмы в синие брюки, белый халат поверх синей блузоны, на ней так же была синяя медицинская шапочка и чёрные ботинки. Ньюман провела супругов в зал для приёма посетителей. На стене зала был большой, в треть стены, телевизор. Ньюман взяла пульт от телевизора и включила его. На экране появился сосуд Дьюара, выглядевший как металлический цилиндр. Стальная крышка с передней стороны сосуда открылась и стало видно внутреннюю пустоту сосуда. Супруги Смит уставились на экран телевизора с выпученными от удивления глазами. А Ньюман лишь мило улыбнулась им, показывая пультом на экран.

– Вы удивленны, господа? – сказала медсестра Ньюман. – Но как мы уже информировали вас по электронной почте, тела наших замороженных клиентов хранятся в таких вот сосудах Дьюара.

– Это что, нас запихают после смерти в такую вот трубу? – озадаченно произнесла Камила Смит.

– Это не труба, миссис Смит, а совершеннейшее современное оборудование предназначенное для постоянного поддержания низкой температуры, чтобы человеческая плоть сохранялась без повреждений бесконечно долгое время. Своего рода стальная спальня, для так сказать временного усопшего пациента. Ведь наши клиенты только формально считаются мертвыми, но потенциально они лишь временно хранятся замороженными в таких вот своего рода саркофагах. А когда по контракту подойдёт время размораживать клиента, мы его разморозим и оживим в том возрасте, который клиент заказал. Ну конечно кроме детского. Возраст в котором человек ещё растёт можно воссоздать только в случаи клонирования. И хочу сказать главное, господа, наша фирма обладает наиболее передовыми на сегодняшний день технологиями по замораживанию и размораживанию биологических объектов. И самым передовым оборудованием. Так что вы, господа, сделали лучший выбор, обратившись за замораживанием именно в нашу крио-фирму. Более качественной услуги по замораживанию биологических объектов и на таких выгодных как у нас условиях, вам не найти.

– Однако, миссис Ньюман, для нас замораживание всего тела слишком дорого. – робко пролепетала Камила Смит. – Нам говорили, что можно получить почти такие же результаты и при замораживании только лишь мозга.

– Да конечно, миссис Смит. – скривила в ответ недовольно свой рот Ньюман. Она нажала кнопку на пульте и на экране телевизора появился стальной бочонок. – Вот, господа, вы видите сейчас сосуд Дьюара для замораживания мозга. Я показала вам на экране сначала сосуд для замораживания всего тела только потому, что обычно большинство наших клиентов хотят быть замороженными целиком. Но вы правы, замораживать всё тело целиком для последующего восстановления всей человеческой сущности вовсе не обязательно. Достаточно заморозить только мозг и часть стволовых клеток, для клонирования остальных частей тела и эффект будет даже лучше. Ведь в этом случае можно воссоздать даже детский возраст. И стоит это к тому же намного дешевле. Наиболее умные люди так и поступают. Но большинство клиентов почему-то настаивают на замораживании всего их тела.

– Нет, нам не обязательно замораживать всё тело, ведь надо хотя бы что-нибудь похоронить ради обычая. – сказала удовлетворённо Камила Смит и повернувшись к мужу, произнеся вопрошающе. – Правда, Ирвин?

– Конечно, дорогая, – ответил ей Ирвин Смит, – нам главное чтобы оживлёнными быть через сто лет и главное чтобы одновременно. Но детский возраст нам не нужен. Нам надо чтобы взрослыми нас оживили. И по цене чтобы доступно было.

– Да конечно, – сморщила льстивую улыбку медсестра Ньюман, – наша крио-фирма заботиться и о клиентах с низкими доходами, и у нас предусмотрена возможность оплачивать заказ на заморозку в рассрочку на год, на пять лет и даже на десять лет. Конечно, чем больше разбивка платежа по годам, тем выше общая сумма. Поэтому выгодней всё же оплатить заказ сразу. Но каждый клиент разумеется решает сам, что для него выгодней. И конечно, чем на более длительный срок клиент хочет отсрочить свою разморозку и оживление, тем дороже. Ведь постоянное поддержание низкой температуры в сосуде Дьюара довольно затратно. Но в вашем случае замораживание двух мозгов всего на сто лет, это доступно практически каждому пенсионеру.

– Это всё хорошо, миссис Ньюман, а как насчёт возраста, – спросила взволнованно Камила Смит, – в каком возрасте нас оживят? Не хотелось бы оживать слишком старыми. Как заказанный возраст влияет на цену?

– Возраст при оживлении можно заказать любой, миссис Смит. И на цену это ни сколько не влияет.

– Действительно любой возраст, миссис Ньюман? – воскликнула, расплывшись в довольной улыбке Камила Смит. – Это замечательно! Правда, Ирвин? Нам бы тогда хотелось, чтобы Ирвина оживили в двадцать шесть лет, а меня в двадцать четыре года. Ведь так, Ирвин, ты согласен? Ты же помнишь, дорогой, когда мы с тобой встретились, тебе было как раз двадцать шесть лет, а мне двадцать четыре годика? Какое замечательное было время! Тот день был таким тёплым и свежим, в небе так ласково светило солнышко, и так восхитительно пахли розы, которые ты мне тогда подарил. Помнишь, дорогой?

– Помню, дорогая, конечно помню. – лицо Ирвина Смита при этих словах засияло как то солнышко. – Ты замечательно это придумала, дорогая, конечно хорошо, если мы через сто лет снова оживём в том же возрасте, как тогда, при нашей первой встрече. И снова взявшись за руки пойдём по жизни прославляя милостивого Бога за каждый дарованный нам добрый день.

Ирвин Смит подошёл к Камиле Смит, нежно обнял её за плечи и они так, прижавшись друг к другу, стояли мечтательно глядя ввысь, нежно улыбаясь своему будущему счастью. Медсестра Ньюман нервно задёргалась теряя терпение. Тратить слишком много своего времени на этих нищебродов, решивших заключить договор лишь на крионизацию своих мозгов, ей не хотелось.

– Господа, господа, – нервно запричитала она, – если вы уже окончательно решили заключить с нашей фирмой контракт на замораживание ваших мозгов, так не будем зря терять время. Давай-те прямо сейчас подпишем документы.

– Да конечно, давай-те закончим начатое дело поскорей. – сказала смущённо улыбаясь Камила Смит. – Не будем, дорогой, зря отнимать у людей их драгоценное время. Нам то старикам уже спешить некуда, а у них дела не ждут.

– Разумеется, дорогая, не будем тянуть время. – ответил с деловым видом Ирвин Смит.

– Кстати, господа! – сказала оживившись медсестра Ньюман. – Многие наши клиенты поручают нам так же контролировать их денежные вклады, а если у них есть свой бизнес, то и его, пока они будут в сосудах Дьюара дожидаться своей разморозки и оживления. Это очень удобно, господа, в будущей жизни сразу после оживления получаешь свои сбережения вместе с набежавшими за прошедшие годы процентами, входишь в управление своим сохранённым бизнесом и можно продолжать по новой успешно жить.

– Нет, – ответила Камила Смит, – всё своё состояние мы хотим оставить детям. У нас их двое, ещё четверо внуков и трое правнуков. Надо всё оставить наследникам.

– А вы то сами как будете жить в будущей жизни? – возразила с озабоченным видом медсестра Ньюман. – Начинать новую жизнь совершенно без средств, это как-то уж очень беспечно.

– Да, дорогая, мы об этом как-то не подумали. – сказал с растерянным видом Ирвин Смит. – Надо подумать о своей финансовой состоятельности в будущей жизни, дорогая.

– Совершенно с тобой согласна, дорогой. – ответила смущённо Камила Смит. – Надо позаботиться обо всём в будущей жизни. Хорошо, тогда мы пожалуй поручим вашей фирме, миссис Ньюман, заботу о наших с Ирвином сбережениях, пока наши с ним мозги будут находиться в заморозке ожидая оживления. А то действительно, остаться в будущем совсем без средств, это плохая перспектива для человека. А дети, они уж сами как-нибудь о себе позаботятся.

– Это правильное решение, дорогая. – сказал с деловым видом Ирвин Смит. – О себе тоже надо думать. А то действительно, начинать жизнь через сто лет совсем без средств, это опасно и не разумно. Мало ли что там через сто лет будет. А дети, они и так сейчас хорошо устроенны.

– Это очень мудрое решение, господа. – сказала расплываясь в довольной улыбке медсестра Ньюман. – Так все разумные люди поступают. И так давайте, господа, уточним все пункты вашего с нами контракта и заключим уже наконец нашу сделку. Что зря тянуть время, господа, раз уж вы приняли окончательное решение по заморозке своих мозгов.

– Конечно, – сказала деловито Камила Смит, – закончим это дело поскорей, не будем тянуть раз уже всё решили.

В это время за происходящим в зале для приёма посетителей наблюдали из кабинета этажом выше. Это был кабинет профессора Покована, одного из ведущих специалистов этой крио-фирмы. В кабинете находился сам профессор Покован и старшая медсестра, ассистентка профессора Покована, миссис Скот. Покован был семидесяти трёхлетним мужчиной ниже среднего роста, очень худой, с трясущимися руками, казалось со стороны, что вот он сейчас тряхнёт своими костлявыми ручками и рассыпется в прах. Голова у него была как бы квадратная, угловатая, словно слепленная кое как неумелым скульптором. Большая часть головы была лысой, но в данный момент прикрыта синей медицинской шапочкой, лишь по краям черепа, из под шапочки, торчали жидкие седые волоски. Медсестра Скот внешне выглядела на фоне Покована огромной, но тоже нелепо слепленной глыбой. Было ей семьдесят лет, роста она была высокого, довольно толстая, особенно широко расширяясь в области бёдер. Так что походила миссис Скот на огромную, изрядно помятую, покорёженную грушу. Седые, но густые волосы были убраны на затылке в заплетённую косу, на которую была натянута сморщенная синяя медицинская шапочка.

Сам кабинет профессора Покована представлял из себя просторное помещение, с одной стороны которого всё пространство занимала прозрачная стеклянная стена, через которую хорошо просматривалась площадь «Равенства». На против этой стеклянной стены была входная дверь, с двух сторон которой были стенды с графиками. Справа от двери вся стена была усеяна двадцатью мониторами, по которым можно было наблюдать за всем происходящим внутри крио-фирмы и на сто метров вокруг основного здания фирмы. Слева от двери стена была закрыта шкафами почти до самого потолка, в которых хранились документы. А перед стеной с мониторами, стоял рабочий стол профессора. На столе было ещё два монитора. В этот момент профессор Покован наблюдал по монитору стоящему на столе справа за происходящим в зале для приёма посетителей. На мониторе слева просматривалось помещение холла фирмы.

– Второй месяц одни нищие к нам наведываются. – промямлил трясущимися губами профессор Покован. – Опять лишь крионизацию мозгов заказали. Если так дальше пойдёт, мы банкроты.

– Но, мистер Покован, они нам ещё и свои вклады отдают. – сказала, выпячивая толстые губы медсестра Скот.

– Да уж вклады. – промямлил в ответ недовольно морщась профессор Покован. – Небось какая-нибудь мелочь, так что порядочному человеку даже один раз поужинать как следует не хватит.

Покован недовольно смотрит как медсестра Ньюман подписывает контракт с семьёй Смитов, а потом провожает их к выходу. Покован морщась смотрит в монитор слева от себя, в нём видно, как Смиты выходят из лифта и идут через холл к выходу.

– Ах, дорогой. – говорит Камила Смит, нежно прижимаясь к правой щеке супруга своей левой щекой. – Только представь себе, дорогой, мы через сто лет снова будем такими же молодыми, как в ту нашу первую встречу и держась за руки будем идти рядом, такие же счастливые, как тогда, ах! – и Камила Смит нежно сжимает своей левой рукой правую руку мужа.

– Да, дорогая, так и будет! – восторженно произносит, сияя счастливыми глазами Ирвин Смит, нежно прижимаясь своей правой щекой к левой щеке жены. – Через сто лет начнём новую счастливую жизнь. И проживём её праведно и здраво, молясь Богу, живя в любви между собой, и даря любовь всем добрым людям.

Смиты выходят на улицу, а в холл фирмы входит очень важный, высокий и полный мужчина в дорогом коричневым костюме, на фоне белой накрахмаленной рубашки сверкает усеянный мелкими бриллиантами серебристо-серый галстук. У мужчины чёрные курчавые волосы на голове, а под орлиным носом закрученные вверх пышные чёрные усы. При виде этого господина у Покована засверкали хищным блеском маленькие карие глазки.

– Миссис Скот, удача кажется на нашей стороне. – воскликнул, радостно потирая вспотевшие ладони профессор Покован. – На этот раз к нам пожаловал денежный мешок, сто процентов, печёнкой чую. И лопушок стопроцентный, как пить дать. Надо его основательно раскрутить по полной. Встретьте его и разогрейте хорошенько. А я присоединюсь к вам минут через пятнадцать. И я буду не я, если мы не на варимся на этом субъекте как следует.

– Хорошо, мистер Покован, можете быть спокойны, я никогда не подвожу. – ответила медсестра Скот, и чётко чеканя шаг, пошла охмурять дорогого гостя.

Гилберт Форстер наблюдая за площадью «Равенства» так же заметил вышедшего из чёрного Кадиллака Эскалэйд того же важного господина в коричневом костюме, которым заинтересовался профессор Покован. У Форстера при виде этого господина так же вспыхнул огонь воинственного азарта в глазах и Форстер выскочив из машины проследовал за важным господином в крио-фирму «БУДУЩЕЕ с ТОБОЙ». В руках у Форстера был шестой Айфон серебристого цвета, по которому он просматривал помещение холла, прежде чем туда войти. Как всегда перед такими операциями Гилберт Форстер заранее посетил крио-фирму и установил там скрытые видеокамеры, поэтому мог на дисплее своего Айфона просматривать почти все помещения фирмы. Следуя на невидимом расстоянии от важного посетителя, Гилберт Форстер наблюдал за ним через Айфон. А профессор Покован наблюдал за тем же посетителем через монитор, сидя в своём кабинете. В это время медсестра Скот встретилась с важным господином в холле крио-фирмы, приветствуя его: