Читать книгу: «Под небом Арктики», страница 6
Ну, дальше я должен вас разочаровать. Вы ждете описания, как не хватило кислорода, как все стали задыхаться, как в последнюю минуту нас спасли. Может быть, оно так и интереснее было бы слушать, но в действительности все произошло иначе. Кислорода хватило. Из пещеры выбрались самостоятельно. Но когда прошли несколько узлов, снова все упали от толчка. Неужто новая ледяная стена? Нет, железная. Мы столкнулись, к счастью, на малом ходу, с подлодкой, которая прибыла выручать нас. У нее был поврежден радиоаппарат, и поэтому она не могла предупредить нас о своем приходе. Этой лодкой был предупредительно захвачен большой запас кислородных баллонов. Мы умудрились получить их под водой. Обе лодки отстоялись, пока не прекратился шторм.
Вот и весь рассказ, – закончил Ершов.
– А как вас на ледяное поле выбросило? – спросил Костин.
– Это уж и совсем не интересное приключение! – ответил Ершов.
– А ты все-таки расскажи, – не унимался Костин.
– Ну, хорошо, расскажу. Шторм выбросил нас на ледяное поле. Льдины смерзлись, и наша подлодка осталась дрейфовать на льдине. До полярной станции было не очень далеко, пожалуй, пешком дошли бы; но как же подлодку бросить? Вызвали помощь. Прилетел аэроплан на лыжах. Взрывами полынью сделали. Подлодку ото льда оторвали, к аэроплану привязали и подтянули к краю полыньи. Потом я в подлодку вошел, а люди столкнули ее в воду. Я принял обратно груз, экипаж, опустился и продолжал плавание. Только и всего. А теперь до свидания.
– Ну, что? – обратившись к Джиму, этнографу и Игнату, спросил Костин. – Видели? Слышали? Довольны? Так и быть, покажу я вам еще одну картину, но только одним глазком.
На телевизоре появилось изображение глобуса, обращенного к зрителю Северным полушарием. От Лондона вдруг побежала черта на Париж, Берлин, Варшаву, Москву и дальше на восток, к Чукотскому полуострову, через Берингов пролив, на Фербенкс, Чикаго, Нью-Йорк… Глобус повернулся, открылась территория Северной Америки. Черная линия от Нью-Йорка пошла вниз, к южным штатам, до самого Кей-Веста на оконечности Флоридского полуострова.
– Что это? – встрепенулся Джим, увидав на глобусе знакомые места.
– А это вот что, – ответил Костин. И Джим увидел на экране огромный, странного вида электропоезд, который стремительно двигался по колее, превышавшей шириною обычную колею в два раза.
– Самый короткий транссибирский путь из Европы в Америку, – пояснил Костин.
– Как? И он уже существует? – воскликнул Джим и даже приподнялся на стуле.
– Все будете знать, скоро состаритесь, – сказал Костин. – На сегодня довольно. Надо же и для клуба что-нибудь оставить.
Экран погас, зажглась лампочка под потолком, а Джим все еще смотрел на белый прямоугольник экрана.
17. Приключение на ледяной дороге
В комнату постучались. Джим, игравший на гавайской гитаре грустную песенку, вскрикнул от неожиданности. На пороге стояла Вера Колосова, свежая и румяная как всегда.
– Я не помешала? – Девушка быстро сняла доху. Игнат помог ей стащить тяжелую шубу через голову. Теперь она стояла в шерстяной фуфайке и серой вязаной юбке. Затем сняла и валенки, поставив их в углу, – валенки были покрыты снегом, снег таял, и от них текло. В шерстяных чулках, по-домашнему, она подошла к столу и уселась на подставленный Джимом табурет. Джим снова начал наигрывать песенку – на этот раз более веселую. Некоторое время все молчали. – Вы не обманете меня этой песней, Джим, – наконец сказала девушка. – Вы тоскуете, я знаю. И вы хотите уехать. Ведь я слышала, как вы говорили об этом с Игнатом.
Джим молча кивнул головой, продолжая перебирать струны.
– Так вот, – продолжала девушка. – Я говорила о вас с дедом и еще кое с кем из наших. Ваше настроение нас очень беспокоит. Я буду откровенна. То, что переживаете вы, пережил почти каждый из нас, по крайней мере, пока работа не захватила. Вы переживаете, быть может, острее других потому, что ваша родина – полная противоположность здешним местам. Вы больны ностальгией – тоской по родине. Это настоящая болезнь. И из нас многие не выдерживают. В особенности южане. Вчера уехал один украинец, третьего дня – товарищ с Кавказа. Сбежал даже один человек с Урала, хотя на Урале и не зреют мандарины. Словом, происходит то, что называется текучестью рабочей силы. А это вредно отражается на строительстве. У нас есть клуб, есть кино, товарищ Костин ставит большую телевизорную установку. Мы будем видеть спектакли столичных театров – оперы, драмы, балеты. У нас есть библиотека. Мы устраиваем полярный зоопарк. Но всего этого, видимо, мало.
– Пожалуй, от некоторых из этих развлечений получается даже обратное действие, – вставил Игнат. – Посмотрит человек оперу – и его еще больше потянет в Москву, Ленинград. Увидит на экране телевизора морской пляж в Коктебеле, а потом выйдет из театра – кругом ночь, пурга – и завоет волком. Придет домой и начнет чемоданы укладывать.
– Да, бывает и так, – согласилась Вера.
– Ну, что же ты придумала? – спросил Игнат.
– Нам необходимо…
– Устроить тропики за Полярным кругом? – спросил с улыбкой Игнат.
– Да, устроить тропики. Настоящие. Не призрачные тропики на экране, а с настоящей водой…
– И, быть может, даже с настоящим солнцем?
– Почти. Оно будет светить и греть не меньше и давать нам все свои живительные лучи, как и настоящее солнце… Хотите делать солнце, Джим? Хотите делать тропики? Эта работа как раз подходит к вам. Чем лучше вы будете работать, тем скорее вы и другие тоскующие получите уголок тропиков, где вы будете чувствовать себя почти как дома.
– Я не умею делать солнце, – сказал Джим и снова попытался улыбнуться.
– Мы научим, – ответила Вера.
– Погоди, довольно говорить загадками. Что ты затеяла? Устроить оранжерею? Ботанический сад под стеклом? – спросил Игнат.
– Только не под стеклом. Мы уже разработали проект, в плане он стоял на второй очереди. Теперь мы убедились, что это вопрос первоочередной важности, и решили начать работу, не откладывая. Мы будем строить подземный курорт. Курорт, в котором можно будет проводить все свободное время, купаться, валяться на пляже под яркими лучами «солнышка».
– Курорт под землей! Сколько же времени вы будете ковырять землю, чтобы ваш курорт был немножко больше кротовой норы? Не проще ли сделать оранжерею?
– Догадливый Игнат, а не догадался. Мы хотим использовать огромные подземные шахты, образовавшиеся после газификации угля.
– Кто же знал, что вы успели высосать из земли столько угля?
– Ну, Джим, возьмитесь за эту работу и доведите ее до конца. Если вы и после этого будете тосковать и рваться на юг, мы не будем удерживать вас. На эту работу мы как раз и решили направить всех меланхоликов вроде вас… Но предупреждаю, что сейчас это место – наши будущие тропики, – пожалуй, еще более угрюмое, чем зимняя тундра.
– И это неплохо. Когда ты выйдешь оттуда, тебе и тундра покажется краше, – заметил Игнат.
Джим все еще продолжал щипать струны.
– Едем сейчас со мной и Игнатом, – продолжала Колосова. – Прокатимся на аэросанях по ледяной дороге.
– Игнат встал и, ни слова не говоря, отнял у Джима гитару и нахлобучил ему шапку.
Затем он сам быстро начал одеваться.
– Ехать так ехать, как сказал попугай, когда его кошка тянула из клетки. Попадешься, Джим, в эти коготки – не вырвешься.
Джим рассмеялся, посмотрел на Колосову и тоже начал одеваться.
Через минуту они уже быстро шли по городу.
Вот и окраина. Ряд фонарей стоит ровным строем, как сторожевая охрана. За чертою города видны ледяные гаражи. Ярко светятся окна станции. От станции убегают вдаль, как две серебряные полосы, широкие ледяные дороги. Вблизи – несколько подъездных путей, соединенных с гаражами.
– А это что за бугор? – спросил Игнат, указывая на возвышающийся за станцией холм мерзлой земли.
– Строим плотину из мерзлого грунта, – отвечала Колосова. – Запруживаем небольшую речку. Будет лишний резервуар воды. Я говорила, что с водой у нас плохо.
– А летом искусственными холодильниками будете оберегать вашу плотину от таяния?
– Нет, дешевле и проще, – ответила Колосова. – Тело плотины покрывается изоляционным слоем – торфом – сантиметров на двадцать. Сверху – напластования песка и валежника, чтобы защитить от доступа теплой летней воды. Вот в основном и все. Такая плотина обойдется дешевле бетонной…
– И вечная мерзлота может быть на что-нибудь полезна! – Игнат вдруг рассмеялся. Колосова с недоумением посмотрела на него. – Я вспомнил наш разговор с Джимом, – пояснил Игнат. – Нам надо вести с тобой, Верочка, разговоры на более теплые темы, чтобы совсем не заморозить нашего друга.
Вера ответила улыбкой. Вероятно, Игнат уже рассказал ей о недоумениях Джима.
– Ну, что же, будем говорить о горячем подземном курорте, где будут уютные уголки под цветущими олеандрами.
Когда подошли к станции, Игнат внимательно осмотрел путь. Он был на полметра выше почвы и имел вид лотка. На закруглениях края лотка сильно приподнимались, чтобы вследствие развивающейся центробежной силы аэросани не сходили с пути.
– Однако эта дорога недешево должна стоить, особенно если иметь в виду, что ее придется строить ежегодно.
– Разумеется, такую роскошь мы могли себе позволить только обладая достаточным запасом электроэнергии. Сейчас, пока еще не выстроены все предприятия, у нас оказывается даже некоторый избыток энергии.
– Эту энергию вы получаете за счет газификации угля, конечно. Но когда мы построим температурную станцию, энергии будет еще больше, – сказал Игнат.
– К тому времени будет окончена и линия электропередачи, соединяющая полярные станции с общей сетью. И все пойдет в общий котел. Тогда, конечно, мы не станем затрачивать энергию на эти местные ледяные дороги. К тому времени побережье Северного моря будет опоясано тройным поясом – воздушного, морского и земного транспорта. Первая электролиния уже прокладывается от Игарки. А что касается трудностей прокладки ледяной дороги, то они уже не так велики. Вот, посмотри на эту машину.
За крайним ангаром стоял огромный гусеничный трактор. С боков его прикреплены рычаги, оканчивающиеся загнутыми лопастями. Наверху ковш. Позади возвышалось сооружение, напоминающее небольшой тендер. Под тендером виднелись два яйцевидных вала.
– Вот машина, делающая ледяную дорогу. Она идет вперед, рычаги опускаются, лопасти на ходу захватывают снег и перебрасывают в ковш. Снег попадает в котел, где и растапливается электропечью. Аккумуляторы Буассье помещаются позади, в тендере. Вода вытекает вот здесь, за тендером. Таким образом, эта машина, двигаясь вперед со скоростью десяти-пятнадцати километров в час, оставляет за собой готовую ледяную дорогу. Впрочем, не совсем готовую. При первом проходе лоток оказывается еще не достаточной толщины и отсутствуют закраины. Толщину и закраины наращивают особые машины при вторичной и третьей прогонке, причем скорость машин каждый раз увеличивается. В общем, за сутки можно провести около ста километров пути.
Если снежный покров ровен и имеет достаточную толщину, то нет необходимости подгребать снег и обращать его в воду. Достаточно проехать на таком «танке» – и задние катки выдавят в снегу ледяной лоток. Две-три маршрутные поездки – и лотки делаются идеально гладкими. Сейчас на этой линии курсируют аэросани. Их лыжи поставлены под небольшим углом, соответственно кривизне поперечного сечения лотка.
Вдали показались подъезжающие аэросани. Их фары ярко сверкали. Уже за два километра шофер выключил мотор и остановил пропеллер. Аэросани шли по инерции, как буер, все убавляя ход. Путь заканчивался не тупиком, а менее гладким лотком, постепенно повышавшимся.
– Нелегко было приловчиться подходить к станции, – объяснила Колосова, – и наши шоферы часто пролетали мимо. Пришлось на конечных пунктах устроить подъездные пути, заканчивающиеся возвышением.
– Но как же переходить на другой путь? Здесь стрелок не видно.
– Небольшой парусный руль и в помощь ему – руль-конек, как у буера. А вот выезжают и наши сани.
Двери гаража раскрылись, и оттуда медленно выехали большие аэросани с закрытой кабиной. В то же время подъехали и встречные аэросани, остановившись у самого края пути.
– Вот как наловчились! Не хуже гидросамолета, который точка-в-точку подходит к пристани-поплавку, – заметил Игнат.
Вера, Игнат и Джим поздоровались с шофером аэросаней и уселись в кабину. Мотор заворчал, и сани со все увеличивающейся скоростью двинулись в путь. Вдоль лотка фонарей не было, да в них не было и нужды: яркие фары саней освещали блестящий, ровный, гладкий, как отполированная сталь, путь. Кабина имела хорошо обтекаемую форму, и аэросани неслись, как стрела. Электрические печи отлично грели. Несмотря на трескучий мороз и бешеную скорость, путникам было тепло. Игнат даже жаловался на жару и оттягивал воротник своей якутской шубы. Вера погасила свет в кабине.
– Так эффектней, – сказала она.
И в самом деле, как только свет погас, путешественников окутала глубокая тьма. Только фары впереди саней вычерчивали серебряные линии на закраинах пути.
– Странное ощущение. Совершенно не чувствуешь трения, словно летишь на аэроплане. Этому достижению, пожалуй, и шарикоподшипник позавидовать может.
Когда глаза немного пригляделись, путники увидели звезды и бесконечную снежную равнину. Метеором промчались встречные сани. И снова ночь. Четверо людей пересекают снежную пустыню без края и предела… В этой сумасшедшей езде было своеобразное очарование. Даже Джим ожил и замурлыкал. Вера с улыбкой кивнула головой Игнату. Она следила за Джимом, как за настоящим больным.
Шофер резко затормозил. Сирена неистово загудела, заглушая даже рокот мотора.
– Что бы там могло быть? – спросила Колосова. – Тормозим мы только в самых исключительных случаях: стальные коньки-тормоза портят путь.
– Может быть, через дорогу перебирается стадо оленей? – сделал предположение Игнат.
– Слишком долго перебирается…
Сирена продолжала неистово реветь. Сани все замедляли ход.
– Что у вас случилось? – спросила Вера шофера по слуховой трубке.
– Белый медведь. Переходил путь, увидел огни фар и, дурак, начал убегать вперед по лотку. Никак не могу согнать его с дороги. От испуга, вероятно, сообразительность потерял. Да и выбраться ему трудно. Вот и бежит перед нами, – ответил шофер.
Вера со смехом передала сообщение спутникам.
– Револьвер при тебе? – спросил Игнат Джима.
Тот кивнул головой.
– Ну, то-то. Тут никогда не надо расставаться с оружием. Через год-два оно будет не нужно: медведи отойдут в область истории.
Сверкнули фары встречных аэросаней… Треск, звон разбитого стекла. Сани летят в сторону. Сердито ревет медведь где-то совсем над ухом. Мотор остановился. Все оглушены. Меховые одежды предохранили от удара. Но у Веры болит лоб, у Игната – плечо. Джим хватается за бок. Сани повалились. Джим копошится под Игнатом. Вера лежит сверху. Игнат выбирается из кучи и, открыв дверцу, которая теперь на потолке, вылезает из кабины. Следом за ним – Вера и Джим. Фары погасли. Шофера не видно. В лотке темнеет туша медведя. Он, видимо, еще жив и ревет. От морды поднимается белый пар. Не ушибся ли шофер о рулевое колесо?.. Игнат пытается открыть дверцу, но она не поддается. Вера вскрикнула. Игнат оборачивается и видит, что медведь уже поднялся. Он стоит над самой Верой на задних лапах, заносит переднюю, готовясь ударить, дышит паром в лицо. Игнат хватается за револьвер. Но револьвер под шубой… Игнат заслоняет собой Веру. Сбоку слышится короткий сухой выстрел. Зверь беззвучно и тяжело падает на снег.
– Тебя не царапнул медведь? – спрашивает Вера Игната.
И в этом вопросе, полном тревоги и любви, для Джима открывается многое. Игнат! Безоружный, он своим телом старался защитить девушку. Нет, их сердца не из вечной мерзлоты…
– Только разорвал мех на рукаве, – отвечает Игнат. – Однако нам надо скорее освободить шофера. Ты жив, Шумилов? – кричит он шоферу.
– Жив, хотя маленько пришибло, – слышится голос того. – Дверная рама погнулась, не открыть.
– Придется высадить стекло, – говорит Игнат. – Наклони голову, Шумилов, чтобы тебя стеклом не поранить.
Шофер вылезает.
– Лицо порезал, – говорит он, утирая кровь. – Ничего, до свадьбы заживет. Машину жалко… Большой ремонт. Лыжи сломаны, пропеллер сломан. Пострадала и кабина. Капитальный ремонт. Мотор цел.
– Но как же это произошло?
– Показались встречные сани. Медведь испугался шума и света фар и повернул назад. Это вышло так неожиданно, что я не успел затормозить и налетел на него…
– Или он на нас, – сказал Игнат. – Хорошо еще, что тихим ходом шли.
– Что же нам теперь делать? – спросила Вера, постукивая меховыми сапожками.
– Будем ждать попутных аэросаней, они нас довезут. Здесь часто ходят.
– А может быть, остановить встречные и отвезти вас в Челюскин? – заботливо спросила Вера шофера.
– Не стоит. Рана пустяшная. До станции ближе, чем назад. Там есть аптечка. Повязку сделаю – только и всего.
Все замолчали. И в этом молчании вдруг остро почувствовали, как, в сущности говоря, враждебна человеку окружающая природа и как он беспомощен, когда одинок… Джим почти с нежностью посмотрел на ледяную дорогу, которая связывала их с другими людьми.
– Давайте пока попробуем поставить аэросани на лыжи, – предложил шофер.
Все четверо взялись за верх кабины и кое-как повернули сани. Скоро показались огни аэросаней, приближавшихся со стороны Челюскина.
– Вот как только остановить? Может не заметить, – сказал шофер, – налетит на нас…
– Запалим коробку спичек, – предложил Игнат. – У кого есть?
– А если есть спички, то можно зажечь и газету. У меня есть. – И шофер вынул кипу газет.
Игнат зажег спичку. Ветра не было, и газеты запылали.
– Увидел! Тормозит! – сказал шофер.
Сани остановились, не доезжая трех метров. Шофер подъехавших саней вышел из своей кабины.
– Что случилось, товарищ? Шумилов машину свернул?
– Вот кто свернул, – сказала Вера, показывая на тушу медведя.
– Хорошая шкура. И цела. В ухо ухлопали. Непременно заберем с собой.
– А ты кого везешь, Пуркин?
– Двух девушек-геологов.
– С «Тайги», вездехода? – живо спросил Джим.
– Да.
– Это Анна Фокина и Зинаида Камнева? Мы тоже туда. Вот и отлично. Уместимся!
– Как-нибудь уместитесь, – ответил Пуркин.
– А с моей машиной что делать? – спросил Шумилов.
– На буксире дотянем. Только правую лыжу сменить надо. Сейчас я выну запасную.
Подъехали еще двое аэросаней прежде, чем поврежденные сани были поставлены на новые лыжи и прицеплены.
Остаток путешествия прошел весело. Джим начал петь негритянские песни, а все хором – и здоровые, и потерпевшие аварию – подтягивали ему. Сани шли с замедленной скоростью, таща на буксире разбитого собрата. Как бывает на трамвайных путях во время задержки движения, несколько саней нагнали и шли позади длинным поездом.
– Словно деревенская свадьба в старину, – смеясь сказала Зинаида Камнева.
Джим устроился рядом с Анной Фокиной. Он расспрашивал ее, будет ли она в Челюскине, где остановится, и очень обрадовался, когда узнал, что вездеход еще раз посетит Челюскин, быть может, весною, а быть может, и раньше.
– Я буду очень рад видеть вас, – застенчиво сказал Джим.
– И я также, – просто ответила девушка.
– Как они тут объясняются в любви? – подумал он. – Начинают с вечной мерзлоты, а кончают вечной любовью или наоборот?..
Наконец сани свернули с магистрали, пропустили весь поезд задержанных и остановились возле станции.
18. «Путешествие к центру земли»
Станция представляла собой четыре ледяных иглу, соединенных внутренним ходом. В одном иглу путники нашли большой запас лыж.
– До шахт километра два, нам придется пробежать их на лыжах, – сказала Колосова.
Пять человек в меховых одеждах, следуя друг за другом, заскользили по снегу навстречу одинокому огоньку. Бедный Джим! Он не умел ходить на лыжах и не поспевал за девушками.
В довольно большом каменном здании заброшенной газификационной станции светилось только одно окно.
Перед спуском в шахту произошел небольшой спор: Фокина и Камнева настаивали на том, чтобы спускаться как можно медленнее. Они хотели ознакомиться с вертикальным геологическим разрезом шахты.
– Быть может, мы обнаружим выход полезных ископаемых, – горячилась Камнева. – Ваши подземные курорты – очень хорошая вещь, но для курорта можно подыскать и другие шахты, если эти представляют какую-нибудь ценность для разработок.
– Да уж осматривали не раз, и не одна комиссия, – возразила Вера. – Ничего интересного. Суглинок со слоем мерзлоты на глубину двухсот метров. Эта часть пути закреплена уже камнями, цементом и железными обручами. Ниже небольшой слой базальта, а под ним угольный слой небольшой толщины, но большого протяжения. Снова прослойка базальта и снова небольшой пласт угля. Мы выбрали именно это место потому, что под пластами угля… вернее так: самый нижний его пласт лежал на огромном своде, под которым находились колоссальные пещеры. Эти пещеры мы и хотим использовать.
– Ты что-то путаешь, Вера. Ты не геологичка. Ну разве могло быть такое расположение пластов и пород? – продолжала Камнева, обращаясь к Фокиной, и они начали обсуждать геологические вопросы.
– Вот что. Мы спустимся «экспрессом» – я, Джим, Вера, а вы можете отправиться вторым рейсом с какой хотите скоростью. Встретимся внизу, если вы не слишком замешкаетесь, – сказал Игнат, которому не терпелось, как всегда. На том и порешили.
Подъемная машина работала уже на электричестве, подаваемом по подземному кабелю с Челюскина. Джим, Вера и Игнат быстро спустились в помещение, где когда-то стояли элементы. Часть громадных труб и огнеупорных резервуаров, где клокотала некогда расплавленная медь элемента, была уже разобрана. Два десятка рабочих возились над большим газгольдером. Их голоса глухо отдавались в этом мрачном месте. Здесь для Игната не было ничего нового: он уже видел подземную станцию газификации.
– Опускаемся дальше, – сказал он.
Кабина для спуска в угольные шахты была, как и все подъемное устройство, довольно примитивная – простая деревянная клеть с железными скрепами.
– Это – временное устройство, – объяснила Вера. – Ведь пока горел и не выгорел до конца весь уголь, сюда никто не спускался.
– Еще бы, – отозвался Игнат. – И горел он, наверно, несколько лет.
Они вышли из деревянной кабины. Было совершенно темно. Скоро сверху дали свет, и несколько лампочек вспыхнуло на черном бугристом своде. Эта шахта совсем не напоминала обычные угольные шахты. Здесь не было ни главного продольного штрека, или, как его зовут, «главной откаточной», ни других. Все пространство представляло собой как бы огромную двояковыпуклую линзу – пещеру с неправильными, словно изрытыми поверхностями, покрытыми черным слоем. Он почти совершенно поглощал лучи света, и казалось, что лампочки горят тускло, не освещая пространства вокруг себя. Здесь уже не было рабочих. Ни малейшего признака жизни. Мертвая тишина. Мрак, зловеще надвигавшийся со всех сторон, молчаливый, угрожающий.
– Да, в хорошенькое местечко завела ты нас, – сказал Игнат. – Самое подходящее для того, чтобы разгонять тоску Джима. В могиле веселей. Это даже не «пещера смерти», а «пещера небытия». Если бы тут было еще холодно – прямо ложись и помирай.
– Ниже еще теплей будет, – сказала Колосова. – На глубине пятнадцати-двадцати метров слои земли имеют уже постоянную температуру летом и зимой, соответствующую средней годовой данной местности.
– Ну, что ж, едем дальше – к центру земли.
– Дальше придется не ехать, а спускаться по веревочной лестнице, – сказала Колосова. Она прошла к крайней лампочке, и ее спутники увидели отверстие в земле. Рядом с провалом в два метра диаметром возвышался вкопанный в землю отрезок рельса. К нему была привязана лестница, уходящая в провал. Тут же стояли, прямо на земле, десять аккумуляторных ручных фонарей.
– Нам придется снять верхнюю одежду, – сказала Вера и первая начала стаскивать шубу.
– На какую глубину мы теперь провалимся? – спросил Джим, заглядывая в черную бездну.
– Подземные пещеры далеко еще не исследованы нами. Средняя глубина 760 метров.
– Значит, там должно быть градусов тридцать тепла?
– Да, – ответила Вера. – Не меньше тридцати. Ниже вечной мерзлоты – вечная теплота, какое бы время года и какая бы погода ни были на поверхности земли.
– Ты, я вижу, не хуже Камневой и Фокиной навострилась в геологии, – сказал Игнат, снимая шубу. – Эх вы, хоть бы табуретку какую принесли сюда. И шубу положить некуда. Весь измажешься, как трубочист, – ворчал он, бросая шубу на черную землю. И вдруг дернул клок своих рыжих волос.
– Слушай, Bepa. У меня есть идея. Вот мы строим в полярных областях температурные станции, двигатели, которые должны работать, используя разницу температуры морской воды и воздуха. Температура морской воды даже зимой, подо льдом, около нуля, а воздуха – тридцать-сорок и больше холода. Так? Ну, а в этой самой пещере, куда мы собираемся лезть, говоришь, побольше тридцати. Разница с внешним холодным воздухом чуть не в сто градусов. Ведь тут такой температурный двигатель можно построить…
– Верно! – неожиданно заявил Джим. – Станция нужнее, чем курорт. Стройте станцию, а я поеду в Гурьев, консервы делать. – И он даже натянул рукава своего полушубка, словно собираясь немедленно отправиться в Гурьев.
– Остановись, дезертир труда, и снимай свою шубу! – рявкнул на него Игнат. Все рассмеялись. – Сначала побывай в аду, а потом будем рассуждать.
– Твоя идея неплоха, Игнат. Поговори об этом с Пелькиным. Я думаю, для ее осуществления не надо даже отказываться от курорта. Наоборот: курорт получит собственную станцию, если не для отепления – тропическое тепло здесь и так обеспечено, – то для освещения, вентиляции, водоснабжения, «соляризации» и прочего. Курорту потребуется довольно большое количество энергии. Ведь это должен быть вполне благоустроенный, электрифицированный курорт. А уезжать вы, Джим, подождите. Посмотрите, что мы тут с вашей помощью устроим. Если вам внутреннего жара земли будет недостаточно, наставим столько мощных ламп, что хоть купайся в свете и тепле.
– Кто первым полезет? Давай – я, – предложил Игнат.
– Нет, уж лучше я, – возразила Вера. – Я спускалась не раз. Берите фонари.
Все пристегнули фонари. Вера начала быстро спускаться вниз. Игнат и Джим следили за тем, как огонек ее фонаря постепенно погружался в глубину.
– Кошка, прямо кошка! – подумал Джим.
Хотя веревочная лестница была новая, но из осторожности Игнат подождал, пока Колосова не спустилась и не дернула лестницу.
– Теперь спускайся ты, а то еще сбежишь без меня, – приказал Игнат.
Джим повиновался. Следом за ним стал спускаться и Игнат. Вера уже поджидала их внизу.
– А это что такое? – удивился Игнат: возле места спуска стояли кровать, два шкафа, стол, стулья. На столе – телефон. – Мебель в аду! Оригинально. Тут кто-нибудь живет?
– Пока никто. Но мы поставили это на всякий случай. Наши «следопыты» изучают пещеру и… мало ли что может случиться! Здесь имеется запас пищи, воды, аптечка и телефон. Представь, что лестница оборвалась. И сиди, пока наверху не обеспокоятся и не спустятся узнать, в чем дело. Телефонная связь везде необходима.
Игнат осмотрел пещеру. Совсем не велика.
– Это – только начало, – сказала Вера. – Идем за мной.
Пещера имела в высоту не более десяти метров и тянулась, как коридор. Сверху кое-где нависли буро-серые массы. По бокам неровные, серые стены. Камни, рытвины под ногами.
– Как будто известняк, – сказал Игнат. – А потолок на нас не обрушится?
– Потолок выдерживал верхние пласты угля, – ответила Колосова. – Теперь этой массивной, тяжелой нагрузки не существует. Конечно, мы укрепим весь свод…
– Представляю, как нарядно будут выглядеть электрические солнца на этом буром бугристом небе.
– Не смейся, Игнат. – Мы устроим такое небо, что не уступит и флоридскому.
Пещера становилась все уже, потолок нависал над головой. Передовой фонарь Веры осветил вход в другую пещеру. Джим и Игнат вскрикнули, пройдя вслед за Верой узкую щель. Перед ними была огромная пещера, напоминавшая внутренность готического собора. Сверху спускались великолепные сталактиты, им навстречу с земли поднимались причудливые наплывы сталагмитов. Некоторые из них напоминали троны, иные поднимались в виде островерхих готических церквей, иные были похожи на грандиозные кровати с пологом над ними; в глубине, на белом холмике, возвышалось подобие часовни, окруженной звероподобными лежащими фигурами. Там перекинулся мост с перилами и столбами, будто обледеневшими от боры… Местами сталактиты и сталагмиты соединялись, образуя колонны с широкими основаниями и капителями. Несколько широких и высоких дверей виднелось в стенах этого грандиозного зала.
Игнат и Джим стояли несколько минут молча, подавленные величием необычайной архитектуры и фантастичностью отделки. Какой гениальный, но безумный художник воплотил здесь свой величественный бред? Десятки мыслей, ассоциаций невольно возникали в мозгу Игната. То ему казалось, что он видит величайшее произведение искусства, погребенное какой-то катастрофой… Вулкан пролил лаву и окутал толстой пеленой изумительные по красоте колонны, столы, кресла, кровати, беседки. То он воображал себя на иной планете, где иные каноны искусства, иная, своеобразная архитектура. То его мысль переносилась в Академический театр, где шел балет, декорации изображали фантастические, сказочные владения короля гор… Мозг южанина Джима был поражен еще более, почти потрясен. С трудом оторвав глаза от зала, Джим молча посмотрел на Игната и Веру, словно спрашивая их, не бредит ли он.
– У тебя сильный голос, Игнат. Стань на это возвышение и крикни отрывисто, – сказала Вера.
– Хо! – крикнул Игнат своим мощным басом. И словно разбудил спящих духов этого волшебного царства. «Хо-хо-хо…» – начало отражаться многократное эхо… Пауза – и снова где-то вдали: «Хо-хо-хо…» Снова пауза – и снова едва слышное эхо. Джим встрепенулся. А потом вдруг начал, как безумный, кричать и смеяться. Игнат и Вера также закричали, потом, по знаку Игната, замолкли.
Можно было подумать, что в пещере поднялся шабаш ведьм. Смех, шум, крик, вой, лай – все звуки отражались от стен, преломлялись, создавали новые созвучия, новые тембры голосов… И этот неистовый концерт не умолкал, звуки только все больше удалялись, как будто невидимые певцы и крикуны, сплетаясь воздушным хороводом, улетали в глубину подземелья.
Игнат дернул себя за вихор.
– Черт возьми, – сказал он, – мы крепкие безбожники, а и то жутко слушать. Что же должен был вообразить и подумать обо всем этом пещерный человек, дикарь? Вот откуда вера в духов, богов, чертей и всякую нечисть.
