Читать книгу: «Морозных степей дочь», страница 14
– …Так вы вместе? – спросил Амадей по пути. – Прости мои фамильярности, друг. Увидел девушку в беде и не смог пройти мимо! У тебя очень интересная спутница, – сказал он, неотрывно глядя на Сольвейг.
Та ответила признательной улыбкой:
– Не стоило платить этому сермяге, господин Амадей.
– Пожалуйста, оставь эти важности, я бессословный, просто стараюсь поддерживать внешний вид. Мы с Рэем одного непримечательного звания. Амадей – достаточно. И не переживай насчет денег, считай, что я заплатил ему за вашу приятную компанию на сегодняшний вечер.
– Ты нас очень выручил. Не представляю, как бы я оттуда выбралась, этот бугай такой страшный! – всё еще рисовалась Сольвейг, и это раздражало Рэя.
– Боже, ты такая прелесть, – уже вполне влюбленно говорил Амадей. – Но не бойся! Он к тебе более не посмеет подойти.
– Да просто нужно было уйти, как только выиграла маленькую сумму! – взревновав, вклинился Рэй. – Вот надо было тебе банковать на деньги, которых у тебя не было? – пробурчал он, трогая подбитую скулу.
– А ты-то, чурбан, на что в драку полез?! – тут же огрызнулась на него Сольвейг. – Я же сказала, прижмись и не встревай! Удивительно, как он из тебя душу не выбил, с такими-то кулачищами.
– То есть надо было тебя этому скотоводу отдать? В следующий раз так и сделаю.
– По́лно, по́лно, друзья, – посмеялся Амадей. – Идемте скорее. Давным-давно других героев не видел!
Они пересекли двор и вошли терем. Эта корчма действительно оказалась больше и богаче: ровный дощатый пол – удивительно чистый, цилиндрованные бревна в стенах, вместо колючих лавок настоящие стулья, но вот посетителей почему-то не было ни одного.
– Хозяин! – весело позвал герой. – Буди кухарку, ставьте нам ужин на троих! Да не скупитесь.
Внутри засуетились. К состоятельному герою подбежала девочка в белом сарафане. Подобрав подол, она присела на колени и бережно стянула яловые красные сапоги с его ног. Да-а, вообразите, на этом чинном дворе, было принято разуваться.
– И света нам дай, – кликнул Амадей удаляющегося корчмаря. – Вон, очаг растопи, что ли. Полночи будем болтать!
Девочка-служанка посмотрела снизу на Рэя, прося разрешения снять и его «обувь». Тот неловко отказался, распутывая завязку на единственном трухлявом лапте – второй, оказалось, слетел еще в момент удара.
Амадей пригласил Сольвейг к столу возле камина, растопкой которого уже занималась другая девица. Он отставил деревянный стул, предложив место, а та кивнула с видом высокородной дамы.
Очаг затрещал сухими, душистыми дровами, раздавая тепло и освещая залу. На столе появились кувшины с простоквашей и квасом, плошки с квашеной капустой, редькой, мочеными яблоками – последние сразу приметила Сольвейг. В центр стола, как того требовали традиции, поставили большой каравай – судя по цвету, ржано-ячменный.
– Рэй! – устроившись, вдохновенно обратился герой. – Не верится. Я-то думал, сразу встретимся, как из Башни выйдем. Сколь прошло, полгода? Уж я и не ждал. И как мы разминулись?
– Да, много всего приключилось, – с натянутой улыбкой ответил беглец.
Молодка в белом сарафане и с толстой эбеновой косой разлила всем квасу из потной крынки.
– За встречу?! – улыбнувшись красивой улыбкой, воззвал Амадей.
Сольвейг радостно треснула по его кружке, так что квас плеснулся и смешался. Холодный, сладковато-кислый, пряный и терпкий, напиток ударил по вкусовым рецепторам. Трахею закололо.
– На юге делают более сладкий, с изюмом, а здесь, в Северо-Восточном, кроме ржаных сухарей, любят добавлять терновник или травы: шалфей, эстрагон, и иногда солодку. Вкусно? Ты не стесняйся, пей во всё горло, в этой стране именно так принято!
Не успел Амадей окончить, как Сольвейг уже брякнула пустой кружкой по столу и стерла рукавом пенные усы:
– Вкуснотища!
Амадей тут же щелкнул пальцами, велев наполнить кружки.
– Расскажи, как ты, Рэй? – обеспокоенно обратился он. – Нездоровый у тебя вид. Да еще без шапки, неужто в неволю угодил?
– Да уж, помотало меня, – притянул он улыбку, поджимая пальцы на босых ногах, которые он поставил на постеленные онучи. – А как это ты узнал, что я невольник? И причем тут шапка?
– Так ведь мужчине с непокрытой головой, – важно развел руками Амадей, – никак невозможно! До́ма и в корчме – пусть. Но по улице только преступники и нищие без головного убора ходят, ну и смерды – самая несвободная категория населения, – он стукнул указательным пальцем по лбу, по которому шел расшитый тканый ободок, видимо, с деревянным обручем внутри. – Хотя бы такой ободок или ленточку, иначе за человека не сочтут. Можно и панаму, но это тоже для бедняков, по мне так с ободком оно авантажнее.
Рэй кивнул:
– Ну, ты прав, дела у меня совсем не авантажно. А у тебя, вижу, всё отлично?
– Удивительный мир, правда же?! – с восторгом вопросил Амадей. – Не устаю восхищаться! Столько невероятных вещей здесь происходит. Я бесконечно счастлив, что мне довелось сюда попасть. Какая здесь природа, волшебные животные, удивительные города, вкусная кухня и радушные люди, – он обернулся к Сольвейг и, ловко подмигнув, прибавил: – А какие в Княжестве девушки. О! – придумал он, подняв дополненную кружку объявил: – За, – и совсем шепотком: – Светлобая!
Рэя передернуло от упоминания этого имени, а Сольвейг, не вдаваясь, поддержала второй тост.
– Как же богиня? – спросил Рэй, придержав пока кружку. – Это ведь она нас призвала, а вовсе не кот.
– А-а, эта. Даже не знаю ее имени. Честно, я пытался узнать, но тут о ней никто не слышал. Скажу больше, – сбавил он голос, – я встречал героев, которые вместо юной девушки видели красивого юношу с теми же глазами рисунка звездного неба. Переменчивый образ? У меня вот сразу вызывает недоверие, – повел он плечом и сделал глоток. – Есть тут Мокошь – божество плодородия, семейного очага, деторождения и иже с ними, или, к примеру, Марена – суровая жена Чернобога, богиня северных ветров, полярной ночи и зимнего периода. Но их описание не имеет ничего общего с тем, что видели мы. На мой взгляд, господин Светл-О-Бай – куда более важный персонаж Правой Башни.
Рэй призадумался. Кивнул, с сомнением стукнул о кружку Амадея; всё же квас был бесподобным.
Амадей вновь поднял испытующий взгляд, против которого у Рэя не было противодействия. Скиталец в деталях рассказал историю своих злоключений, стоило ему явиться в мир, и как его сослали к черту на рога.
Растроганный Амадей вскорости забрал у Рэя кружку с квасом – слабоалкогольный напиток для таких историй не годился. Велел подать наперстки и вишневку. Шикнул на служанку и сам разлил густой вишневой наливки – сугубо ради легкости в сердце. И уж тут беглец, с сердцем, которое с первой же стопки и правда стало невозможно легким, поведал об арестантской жизни в порубе.
***
– И что потом?! – во все уши внимал Амадей. – Опять сокамерники поколотили?
– Да нет, чесноки – ребята неплохие, они сто раз меня выручали. Вот милые в тот раз меня неслабо по ребрам отходили. А на следующий день я не смог вовремя подняться на построение, так что сторожа отправили меня на штрафную работу.
Поникший товарищ водил пальцем по ободку пустого деревянного наперстка. Он поднял взгляд, проникновенно посмотрел.
– Ты прости меня, – искренне шепнул он и ненадолго сжал запястье. – Я и подумать не мог, как тяжко придется тому, кого не одарили талантом. Надеялся, Светл тебе что получше предложит. То-то ты на него в обиде!
– Да вовсе нет. В общем-то, я ведь сам виноват.
– Неправда! Это они, из Башни, нас призвали, им и отвечать! – от досады он стукнул он по столу. – Невезуха. Надо было поискать тебя сразу! Вот ведь как жребий пал.
– Не вини себя. Едва ли ты смог бы отыскать хоть какие-то мои следы, учитывая, как скоро меня увезли на север этого края.
На стол поставили кипящий чугунок. Девочка подняла крышку, и комната наполнилась кучерявыми пара́ми лука и тушеного мяса. Она раскладывала ужин по глубоким тарелкам, но на последней Амадей вдруг прервал ее:
– Что ты, как скареда, одну труху накладываешь! Не видишь, человек у тебя за столом голодный? А ну, брысь!
Он выхватил черпак, погрозив девчонке, которая тут же юркнула прочь, и добавил в тарелку Рэя щедрый кусок разваристого мяса.
– Извините, ребята, понабрался я уже местных словечек, – неловко улыбнулся Амадей, затем отломил от каравая большой кусок и положил на другую тарелку, предложив ее новому другу.
Рэй, однако, убрал руки со стола.
– Спасибо. Но у нас и близко не хватит денег, чтобы заплатить за всё, – произнес он, при этом укоризненно взглянув на Сольвейг, которая уже уплетала горячее мясо за обе щеки.
– А! То-то вы с селянами в кости играть уселись. Отчаянно, ха-ха!
– Да фшё пыло пы ноумально! – не прожевав, пробубнила Сольвейг. – Ежели б этот чурбан не влез!
– Да за тебя же волновался, дуреха! Как тебе такое в голову пришло – себя поставить на кон?
– А вы, надо думать, уже давно знакомы, – хихикнул Амадей. – Ладно, вижу, что ты скромничаешь. Не думай о деньгах, Рэй, налетай. И вот что! Случившееся с тобой, оно страсть как несправедливо, поэтому, считай, что этот мир возвращает должок. А может, – заговорщически подмигнул он, – для того мир нас и столкнул с такой силой?
Томленое мясо вперемешку с луком и репой, да сдобренное травами, таяло на языке. Рэй держал себя в руках, стараясь не объедаться с непривычки, но изголодавшийся организм был сильнее воли. Квашеная капуста, моченая редька, соленые грибы и прочие вкусности превосходно дополняли мясное блюдо.
– Я вот ни с кем по-настоящему не подружился в этом мире, – досадно признался Амадей. – Разные мы с ними. А вы-то двое как сошлись?
Герой переглянулся с подругой, но в момент, когда собрался рассказать историю своего похищения из трудового поместья, та включилась, поведав уточненную версию. Оказалось, что Рэй сам, под покровом ночи, сбежал из неволи, а когда сторожевые собаки почти настигли, он встретил бродячую травницу, что спасла от погони. С ней он и продолжил путь.
– О-ох! – умильно выдохнул Амадей. От выпитого глаза его блестели, а щеки пылали нежными розами. – Встреча в миг опасности! Это очень красиво. Я так вам завидую!
– Чему ж тут?.. – прожевав, удивленно спросил Рэй.
– Так ведь не зря говорят: потерял я то время, что провел… без любви!
Сольвейг аж поперхнулась от такого заключения! А вот Рэй от души рассмеялся.
За разговором время шло быстро.
– …Хм-м, даже и не знаю, что тебе рассказать, – задумался Амадей, когда Рэй попросил того поведать о главном: героях и их миссии. – По правде, вот на этом поприще я ничего не добился. В Башне ведь никаких инструкций на этот счет не дали.
– Но ведь Светл-О-Бай рассказывал тебе о нашей миссии, – удивился Рэй.
– А вот и нет! – искренне вскинулся Амадей. – Я и сам понял, что ничего не понял, лишь когда оказался за пределами Башни. Котофей сказал, что герой должен изменить направление угасающей истории рода людского. Вот это, кстати, интересно, спасти не мир целиком, а именно людей, мол, под угрозой-то именно они. А потом это: Там, по воле богов было свершено призвание! Ты находишься в месте…
– Это помню.
– Я боялся, что с какими-то страшными демонами придется воевать, но нет, ничего подобного я не встретил. В этом мире, конечно, тьма всякой чертовщины, особенно за пределами деревень и городов, но не похоже, что она сильно мешает туземцам. Кто такие Великие Герои, что были тут до нас? Даже о Велимире, о котором целая повесть, вон, на главной площади изложена на скрижали, тут очень мало информации.
– Говорят, он мор одолел. Навью какую-то убил.
– Ага-а, – протянул Амадей. – Навьи – это собирательное имя для жителей потустороннего мира, но ты слышал эту историю? Заметил, сколь она пуста?
– По описанию течения болезни, что поразила деревню, очень похоже на известную нам чуму.
– А ты соображаешь! Чума – первая же мысль, что пришла мне, как медику по образованию, когда услышал этиологию болезни, описанную в предании.
Румянец от выпитого алкоголя алел на щеках всех троих. За столом Рэй рассказывал неприятные истории, что приключились с ним за время заключения, которых всё было мало Амадею. Тот, в свою очередь, поведал о путешествиях, которые он предпринял этой зимой в Гусляры и Воложбу – города на юге Северо-Восточного.
Рэй упивался чувством полного живота и, прогреваясь возле камина, даже осоловел от выпитого и съеденного. Его подмывало спросить про талант. Ярослава и Настю он в бою видел, потому очень любопытно было, чему Башня научила Амадея. Однако учитывая, сколь щепетильной тема геройских талантов была для тех двоих, пока воздержался от расспросов.
– Господин Амадей, – с почтением обратились худенькая девушка, из тех, что обслуживали стол. – Баня, как велели, натоплена.
– О, ну, на том и завершим, – уперев руки в стол, обратился он к гостям. – Айда париться и отсыпаться!
– Ты еще и баню нам приготовил? Век мне с тобой не расплатиться.
– Сказал, забудь об этом. Пойдем скорее, в бане помылся – заново родился, – произнес он, обходя героя со спины и укладывая ладони ему на плечи. – Утром проснешься новым человеком. Да не каторжником, а соловьем вольным! Сольвейг, ты не против, если мы в первый жар?
Та оторвалась от моченого яблока, которое усердно обгладывала последнюю минуту, выпрямилась, как-то застенчиво оправила волосы, собрав всю копну на одном плече. Возразила:
– Я пойду с Рэем.
– Оу-у, я понял, я понял, – с ухмылкой проговорил Амадей. – Что это я, право слово, извините мою бестактность!
Рэй удивленно посмотрел на Сольвейг: ее румяные щеки играли в свете горящего камина, а глаза были загадочны, как и всегда.
Молодая служанка провела их через хозяйский двор к низенькой бревенчатой бане. Звездная ночь сияла во всём великолепии, что вновь зацепило взгляд снежной лисы.
– Одежду вам тотчас же постирают, оставляйте в предбаннике. А покуда окончите, возьмете чистые платья – я вам сложила на полке. Господин Амадей велел подготовить вам светлицу на втором этаже, подле него. Просил передать, чтобы уважаемые гости заходили сразу, если что потребуется.
Рэй поблагодарил за внимательность и проследовал в широкий предбанник.
– И чего ты удумала? – спросил он, когда их оставили наедине.
Знакомый презрительный взгляд пронзил в ответ:
– Сгинь, бесишь, – она уселась на лавку возле входа и обратила взор на тёмное небо.
– Сама за мной в баню увязалась, что за игры?
– В противном случае мне бы отрядили в помощники одну из этих дурёх. Ибо негоже девушке мыться в бане одной, тем паче скоро полночь.
– Делов-то? За столом ты против ухаживаний не возражала.
– Тебе что? Ступай в парильню первый. Подожду.
Рэй скинул одежду и вошел в сухое, жаркое отделение. Большинство крестьянских бань топились по-черному – так мылись и в банный день в Бересте. Однако в этой стояла большая глиняная печь, так что внутренняя древесная отделка не была закопчена. Небольшая парильня освещалась несколькими масляными фитилями, что разгоняли темноту, делая обстановку вполне романтичной.
Герой присел на верхний поло́к и утонул в жарком роскошестве. Усталые мышцы постанывали. Вскоре защипало ссадины. Жар тек по венам, и беглец даже стал проваливаться в сладкий сон. Внезапно дверь в парильню отворилась – вошла Сольвейг: длинные, непокорные пряди скрывали лишь ее грудь. И без того красные щеки героя полыхнули еще сильнее.
– Жди своей очереди!
– Отвернись, – толкнула она его горячую щеку, отвернув голову.
– Сам могу помыться!
– Раны грязные, ты не достанешь.
Она провела горячим полотенцем по его спине, аккуратно обводя ссадины и ушибы.
– Не дергайся же! И расслабь спину.
– Что за п-привычка оголяться без предупреждения?!
– Прикажешь в парно́й в одежде находиться?
Рэй смолчал, претерпевая медицинскую процедуру.
– Соль, – обратился он вполголоса, – а ты заметила, как на Амадея смотрели в корчме? Гомзе, вепрю этому, сказал «уходи», а тот взял и вправду ушел.
– Амадей из твоего племени – тебе должно быть виднее, что это за человек.
Рэй сидел на нижнем полке́, прикрыв глаза и борясь с инстинктом. Отвлечься разговором не получилось. Девичьи прикосновения не оставляли шансов на состояние покоя, да еще лисица, сама горячая как уголек, будто нарочно, уселась почти вплотную.
Но скоро она окатила спину теплой водой, и Рэй не заметил, как девушка вновь оказалась в дверях.
– Дальше сам.
***
Соломенная кровать с толстыми чистыми простынями не шла ни в какое сравнение с тюремными нарами или вовсе голой землей, на которой Рэй провел последние ночи. Он рухнул, укутавшись в просторное банное платье и расслабился впервые за многие месяцы.
Дверь отворилась спустя время – Сольвейг, розовощекая, в такой же длинной сорочке, прошла внутрь. Амадей, настоящий друг, загодя побеспокоился, чтобы кровать у пары была только одна. Сольвейг присела на лавку, укрытую половиком. Сладко потянулась, поглядев в окно, из которого веяла юркая ночная прохлада.
– Хорошие у тебя друзья по ремеслу. Эх, знала б, что есть на свете такой достойный герой, как сударь Амадей, глядишь, не связалась бы с бездарем.
– Сочувствую, – буркнул Рэй в пуховую подушку.
Та ухмыльнулась, блеснув острыми зубками, но тут с удивлением взглянула на свою хламиду, что оказалась рядом на крючке. Еще совсем сырая, но Сольвейг торопливо поднялась и сняла ее.
– Увидел ее постиранную на улице, вот и забрал, – пояснил Рэй.
– Это… что? – непонимающе спросила она, касаясь пальцами костяной пуговки с тремя отверстиями, пришитой на широкий воротник. – Как?.. – повторила, отчего-то очень удивленная явлением пуговки.
– Подобрал ее еще в корчме, вместе с монетами, что ты выиграла, тут попросил у работниц иголку и нитки, пока ты была в бане – вся история. Можешь срезать, если не нравится, – проговорил он, не поднимая головы.
Та улыбнулась. Еще раз тронула пуговку и бережно повесила робу обратно.
Время давно ушло за полночь.
В светлице догорал масляный фитиль. Сольвейг, сидя лавке, орудовала сосновым гребешком, безуспешно пытаясь расчесать свои космы. Рэй уже засыпал, когда за стенкой впервые раздался смех. Потом что-то упало, зашуршало.
Поначалу он не обратил внимания, но вскоре смех перешел на вздохи, а потаенный шорох стал размеренным. Тонкие стены не дали возможности усомниться в существе действа по ту сторону.
– Служанка ведь сказала, что нас разместят по соседству со светлицей Амадея? – поднявшись над подушкой, спросил Рэй.
– Во всяком случае, других гостей я в этой корчме не видела. Хм, какой радушный у тебя друг, всё делит с гостями.
А время шло.
Таинство за стеной, затягивалось. Рэй в который раз перевернулся, на кровати. «Да сколько можно? Второй час», – не без зависти подумал он. Сольвейг вальяжно играла волосами, лежа на лавке. Будто услышав его мысли, сказала:
– Ох, животные этим хоть для дела занимаются, ваша же природа еще проще.
– Тоже мне, высшее существо, – ответил в тон Рэй. – Ты ведь сама наполовину человек.
– И на что ты так неуклюже намекаешь? – гордо хмыкнула она, накручивая прядь блестящих волос на палец. – Тебе сейчас не до того должно быть. Ох, невмоготу больше это слушать! Пойду погуляю. Наполовину-то я всё-таки лиса, а мы существа ночные.
Дверь хлопнула, а герой остался почти в одиночестве.
***
По дневнику Великого Героя Горицвета
До нашей с ней встречи
Северные Земли, подножие Голубых гор
Яркое, полное здоровья солнце вырвалось из-за горизонта этим морозным утром и быстро заняло высокую точку. Холодное и ясное небо обещало занятой день. Она накинула на плечи длинную шерстяную тальму, застегнув ее на костяную пуговку с тремя дырочками, и выпустила из-под воротника копну белоснежных волос.
Сладко зевнув, она оглядела крошечную, в дюжину лачуг, выселку на окраине карликовой степи, затем привычными движениями смела́ с крыши юрты напорошивший за ночь снег, поприветствовала соплеменников. А потом, почти скрывшейся из-за минувшего снегопада тропой, отправилась через степь на далекий еловый холм. Юный соплеменник увязался следом.
Два топорика тюкали по промерзшим стволам кривовато растущих деревьев. Не прошло часа, как мальчишка убежал на другую сторону холма, в более плотную часть степи. Вернулся с торбой ледяной воды из подземного ручья. Освежившись, они поработали еще, но вскоре помощник опять сбежал.
Свалив наконец сучковатую ель, что была только вдвое выше ее самой, девушка сдула с лица прядь и уже собиралась отругать бездельника за отлынивание от работы, но тут перед ней возник целый туес разноцветных ягод! Белобрысый мальчишка со сверкающей улыбкой стоял рядом.
– Ого, какие ароматные!
– А то! Нравится? – он отряхнул снег со своей накидки и собрал на затылке длинные, девчачьи волосы сверкающе-белого цвета.
Ягодки – кислые, сладкие, терпкие, словно леденцы. Каждая имела собственный вкус и послевкусие.
– Я еще вяленое мясо взял. Ты ведь опять ничего не взяла поесть?
– Эх, еще недавно ты только рожи корчил да снежками меня закидывал. А нынче не отходишь. Влюбился? – хихикнула она, взъерошивая его густые волосы.
– Размечталась! – отмахнулся он, недовольно снимая головную повязку, чтобы повторно распрямить волосы и уложить аккуратно за спиной. – Кабы тебе не начать за мною бегать! – бахвально указав на себя пальцем, ответил он. – Я стану лучшим лесорубом деревни, а там поставлю себе здоровенный дом в нашем урочище под горами, да не из шкур, а из бревен, на века!
– Ага, так тебе дед и разрешить строить из бревна целую избу, в наших-то краях, где деревьев так мало.
– А я сам стану старейшиной! И ничей совет мне не пригодится. Так что скоро это тебе станет за честь поднести мне воды из руч…
Ворох снега, внезапно рухнувший с пухлой ветви, оборвал хвастовство – это она расчетливо вмазала топором по соседнему стволу, вызвав обрушение. Секунду мальчишка стоял ошалевший от холода за воротником, затем, усыпанный снегом, совершил прыжок, по-звериному вытянувшись в длину:
– А-ах, ты!
Девчонка ловко скрылась за карликовой елкой, а выглянув, подразнила красным от ягод языком:
– Бе-бе-бе.
Догонялки длились, пока они не изрисовали следами весь восточный склон, залитый полуденным солнцем.
Повалившись в сверкающий снег, они выдыхали клубы пара, восстанавливая дыхание. Девушка поднялась, скинув серебряно-белую прядь с лица на затылок, а он глядел завороженно, как блестят на солнце ее нос и лоб.
– Ты водишь, – толкнув в плечо, измотанно сказал мальчишка.
Девушка смахнула снежок с его розовой щеки и возразила: следует закончить работу, они уже достаточно бездельничают.
Пара свалила еще три крепких дерева. Завтра с помощью веревок их оттащат к юртам на материал.
Оставив друга в деревне, она отправилась далеко на восток, за горный перевал, где располагалась маленькая березовая роща – такая же карликовая, как еловая неподалеку от деревни. Набрав коры с белых деревьев, необходимой для растопки, она зашагала обратно. Знобкое чувство закралось в грудь, когда она приметила струйку дыма на горизонте, где неприступными седыми пиками стояли Голубые горы. Великаны никогда не спускались с высот в их урочище и даже не забредали на южную сторону горной гряды. Она, вероятно, не видела ни одного уже лет тридцать.
Доставив в деревню полную корзину курчавой бересты, она отправилась на ручей. Стирка в ледяной воде никогда не была для проблемой – она собрала копну волос на затылке и принялась за дело. К вечеру, возвратившись в свое крохотное поселение, вместе с подругой сварила простой обед, после чего допоздна помогала родственникам на строительстве другой юрты.
Уже когда работы завершались, лыковая веревка, которой был перетянут стяг бревен, вдруг лопнула. И она только в последний миг успела одернуть из-под обвала белобрысую малявку, что беспечно бродила по стройке вместе со взрослыми. Попытка отчитать проказницу осталась безуспешной: счастливые, ясно-голубые глаза говорили, что та даже не испугалась.
– Дед! Хоть ты за ней смотри.
Долгоносый старичок улыбнулся. Он почесал белую бороду и вернулся к вырезанию деревянной фигурки из древесины волнистого земляничного оттенка.
Солнечный диск спустился за западный край Голубых гор. Войдя в свою хижину, она рухнула без сил, закутавшись сразу в несколько одеял.
***
Она не знает, сколько спала. Глаза открылись сами собой глубокой ночью, когда в долине опять разыгралась пурга. Снаружи послышался треск – столь тихий и страшный звук, ведь добрых его причин быть не могло. Несколько секунд она лежала, глядя в темноту юрты. Уверяла себя, что ей просто показалось, приснилось. В хижине стояло мерное посапывание малышни; вьюга гудела снаружи, то обманчиво затихая, то резко набираясь сил и стремясь сдуть хрупкие постройки, ютящиеся в этих снегах.
Надежды рухнули, когда снаружи раздался удар. Холод, гуляющий по лощине, внезапно проник в самое сердце. Облизнув обветренные губы, она поднялась. Снося озноб и укрываясь тяжелой тальмой, перешагнула маленькие ноги и прошла босиком к выходу. Осторожно откинула тряпичную занавеску… оцепенев от ужаса.
В слепой ночи, на фоне бледно-синих снегов высились размытые плотным снегопадом человекоподобные фигуры. Пусть лачуги поселения были малы, рост спустившихся с гор великанов превосходил их втрое. Один мог уничтожить домик, попросту наступив на него, вместе с обитателями внутри.
Старик, дрожа от страха и холода, сжимая ладонями жгучий снег, взирал на громаду, поднявшуюся над ним. Слезинка скользнула по жидким белым усам и исчезла в снегу. Рука великана, вооруженная массивным орудием, рухнула, сотрясши саму землю!
Звук этой смерти, что в тот же миг схватила и унесла вьюга, навсегда останется в ее памяти.
***
Юное лето: разноцвет месяц
Северо-Восточный край
– …И на престоле сейчас великий князь, Владыка семи краев Василий Дмитриевич, – уточнил Рэй, делая пометку в дневнике, на который сквозь окно корчмы падал золотистый утренний луч.
Увидев в Амадее человека интересующегося, Рэй принялся вытягивать из него информацию о всё еще новом для себя мире. А Амадей и не думал скупиться на знания, так что учеба шла полным ходом. Глаза у него тоже были умные и сочно-зеленые. Пожалуй, даже причудливого малахитового оттенка.
Амадей со значением кивнул:
– Отец сегодняшнего князя, Дмитрий Иванович, был личностью незаурядной. Прославился тем, что объединил земли Княжества и разбил армию восточных кочевников – Пламенную Орду, иго которой довлело над государством более ста лет, за что стал Освободителем.
Сольвейг сидела рядом: скучное лицо она придерживала ладонью. Всю ночь она слонялась по окрестностям по своим лисьим делам – умаялась, вернулась только на утро, так что сейчас от заумной болтовни героев веки так и тянуло вниз.
Амадей продолжал:
– История Дмитрия Ивановича закончилась восемь лет назад – умер от болезни. Покинутый пост занял его старший сын и сегодняшний великий князь Василий Дмитриевич. Пока что молодой князь имеет в народе вполне мирное прозвище Книгочей, в том числе за то, что в столице, Старецграде, построил первый в государстве книгопечатный цех.
– Достойно.
– Но пока там печатают только Святое Писание, да примитивным методом ксилографии. Так что скорее спорно, чем достойно.
Амадей потянулся, зевнул широко, закрывшись локтем, и разложился на столе.
– М-м, что еще? Престол находится в Старецграде, что в Западном крае. Это очень большой конгломерат, средоточие бюрократического аппарата Княжества, а также его культурный и духовный центр.
– Какая фракция сильнее, крестопоклонники или язычники?
– Ох, Рэй, такой вопрос можно было задавать лет двести назад. Староверы и последователи Белых Богов, как показывает наша Стягота, конечно, остались, но это исключение, подтверждающее правило. Сегодня в Княжестве единственная вера – в триединого Сущего. Язычники еще просто «не просветлели», но таких всё меньше. Доносились вести, что сегодня в Западном и Юго-Западном даже идут гонения оставшихся на староверов, – пальцы Амадея вдруг выбили по столу тревожный ритм. – Не знаю, правда или нет, но был слух, что на одной из площадей Старецграда, не далее как этой зимой, провели публичную казнь.
– В противостоянии религий следует ожидать подобного, – рассудил Рэй.
– Ты не дослушал, друг, – сжав кулак, ответил Амадей. – Соединяй точки. Мы, герои, считаемся посланниками старого пантеона. Все казненные, по слухам, как раз и были… героями.
В груди кольнуло. Рэй невольно обернулся на окно, откуда донесся звук спешно промчавшегося всадника.
– Не было печали, – отодвинул он кружку. – В момент, когда я попал в Бересту, судья как-то получил сведения, что я даже не являюсь, а всего лишь связан с героями, что стало причиной увеличения срока заключения. А я всё раздумывал, какое значение тому придать.
– Боюсь, самое прямое!
– Ну а что, если герои обвинялись вовсе не в своем происхождении, а в настоящем преступлении? – поспешил предложить объяснение Рэй. – Допускаю, что промотав подаренный Башней кошель, человек из нашего мира вполне способен на плохой поступок.
– Княжеского письма, которое бы объявляло героев врагом, конечно, не издавалось, – пожал плечами Амадей. – Но церковь, а следовательно, и все, кто желает добиться ее расположения, пристально следят за героями. В нашем мире царил информационный шум, за которым невозможно было узреть истину. Здесь мы в остром дефиците информации. В далекие деревни, вроде Стяготы, вести из стольного града могут идти месяцы. Нечего и говорить, как сильно искажается информация в пути. Газет тут нет, законы оглашают прямо на улице или в корчмах. Уверен, что и большинство тех, кто лично видел казнь в Старецгарде, не обратили внимания на юридические аспекты обвинения.
Герои затихли в раздумьях.
– Княжество велико?
– Территория Княжества обширна, – с силой кивнул Амадей. – От запада до востока, от жарких южных земель до великого севера. В нашей Стяготе живут скотоводы и кожемяки, Умира – вотчина хлебопашцев, Падуб – деревня охотников. Из знаменитых городов есть Окалень, она же Сварга, родина лучших кузнецов. Гусляры, как можно догадаться, предтеча мастеров по музыкальному инструменту. В Курул-Танах, что в Восточном крае, выводят лучших скакунов – таких нет даже на западе. Я, к примеру, мечтаю посетить Светлоград. Это самый просвещенный город, там построен первый в Княжестве университет, где изучают математику, астрономию и алхимию. Нерв экономической мощи Княжества находится в амбициозном Срединном крае, где цветут торговля и производство. Тут выделяется Храбродар Белокаменный – малопрестольная столица Княжества.
– Об экономике. Вчера Сольвейг играла на деньги. Сколько мы получили?
– Хочешь ликбез по нумизматике? – с интересом спросил Амадей и высыпал на стол пригоршню разноцветных кругляшей. – Вообще, монет в обороте много. На деле неважно, какой царевич-королевич на них выдавлен, важен вес металла. Ходят динары Великого Халифата – империи на юге, золотые и серебряные бизанты Царьграда – столицы могучей юго-западной страны, а уж из Стран Объединенного Духовенства вовсе прорва: куруши, экю, гроши, пфенниги. Все эти монеты не очень ходовые, но знающие купцы и лавочники с большой охотой принимают заграничное золото.
